Welcome to the Internet

— Блять, я заебался… Какого хуя их так много зимой заходит? — Семестр начался только, все пока не очень беспокоятся… — Бля, ты вообще видел, сколько из них тупо приходят со своими ноутами и нахуй сидят часами? Мы бы столько бабла заработать могли с тех, кто реально хавать пришёл, а там все места эти хипстеры сраные заняли. — Меня тоже такие раздражают, Мик. Но они так или иначе приходить будут. Ладно… — Йен стал снимать с себя розовую футболку и глубоко зевнул. — У нас твоя эта штука заканчивается. — Какая? — Тональник. — А, бля… Ну мне лень в Сефору переться и опять этот марафет наводить, пусть привыкают, что я ебанутый. Я это сводить не буду. — Они — часть тебя? — Ага. Как это там по-крутому называется? Личный бренд? — Вот это ты термины неожиданные выучил, — Йен потянулся и тут же продрог: даже с закрытым окном было холодно. До конца зимы словно оставалась вечность. — Брр, ужас. — Ага, начальница постоянно всякую хуйню говорит, а я не могу не слушать, — Микки, как только снял рабочую футболку, тут же переоделся в тёплый свитер, ещё и майку успел надеть под это всё. — Пиздец, нам нужен радиатор, мы так сдохнем. У тебя же завтра практика эта? Не забудь про своего шизика, он соскучился уже. Волнуешься? — Очень, — Йен потёр плечи и достал из шкафа аж две пары носков. — Но сомневаюсь, что он кусается. — Что ты про него узнал вообще? — Сталкер-нарцисс, который любит драматизировать. — И эту херню растянули на 6 сраных страниц? — Говорю же, любит драматизировать. Про всё врачам рассказывал, а те и записывали, им-то не важно. Там всех лечат одинаково. — А чё, ты был там? — Да, и это самые отвратительные три дня, которые только можно себе представить. — Тебя не взъебет от того, что тебе придётся, ну… туда вернуться? — Нет. Я буду знать, что меня не прижмёт к стенке охранник, когда я захочу уйти, и этого достаточно. Так что все нормально. — Ты, это… Позвони, когда закончишь, ладно? Чтоб я хоть знал, что ты в порядке. Ну и пиши, когда сможешь. — Переживаешь за меня? — Йен улыбнулся уголком губ и завалился на постель: сразу же сдвинулся ближе к стене, чтобы освободить место, и похлопал рукой по матрасу. — Спрашивает он ещё, — Микки недовольно закатил глаза и лёг на кровать. Даже позволил Йену себя поцеловать. А потом ещё. Ещё. И ещё… *** — Так, 1, 2, 3-4, 5… Отлично, все 10 здесь! Ваши старшие товарищи присоединятся к нам позже, а с вами мы должны провести инструктаж. А теперь дружно пойдём на вокзал! Профессор Маллиган всегда был энергичным. Даже сейчас, когда ещё не взошло солнце. Йен топтался на месте и старался закрыться от летящего в лицо снега. Кожа на руках грубела, даже трескалась до крови. А что до одногруппников? Близнецы, Тео и Винсент, как всегда одетые в одинаковое и отличающиеся только проборами в прическах, что-то увлечённо обсуждали и показывали друг другу в телефонах. Иногда Йен жалел, что у него не было близнеца: так было бы в разы веселее. Но поладили бы они? Интересный вопрос. Филиппа и Женевьева тоже были вместе: болтали о чём-то своём. Рядом — Кэссиди и Хлоя. Их Йен плохо знал, особо ничего не мог сказать о них, даже если спросят. Элайджа и Мэйсон тоже были где-то неподалёку. Йен понимал с каждым днём, насколько одиноким он был без Микки рядом. Будто бы отобрали что-то важное. А он наверняка сейчас там, в комнате, десятый сон видит после того, как попрощался с Йеном. Почему его просто нельзя забрать с собой… Чтобы всегда был рядом. Йен слишком привязался. И никогда не сможет отпустить. Наверное, сейчас самое время. @gingerisnotonfire, 07:34: open your eyes look up to the skies and see Несколько дней назад Йен сделал фотографии неба. Оно впервые за долгое время было голубым и не слепящим глаза. Удивительно, но некоторые из его подписчиков сразу же заметили пост. Либо такие же студенты, либо не спят до утра. А в чем может быть разница? @amazingzayn ответил на ваш твит, 07:36: Красота! :) Мне кажется, это я. К комментарию был приложен очень приближённый кусочек самой фотографии с обведённым человеком. Видимо, Йен что-то пропустил: людей он обычно стирал. @gingerisnotonfire ответил @amazingzayn, 07:38: Ой, тогда рад был повстречаться, если это можно назвать встречей. :) Новый подписчик: @whiteboycarl. @whiteboycarl ответил на ваш твит, 07:40: ЙОООООУ БРО ЭТО ЕБЕЙШЕ!!!!! @gingerisnotonfire ответил @whiteboycarl, 07:42: Как ты меня нашёл? @whiteboycarl ответил @gingerisnotonfire, 07:43: а я промолчу @gingerisnotonfire ответил @whiteboycarl, 07:45: Ладно, храни свои секреты. И передай Микки, чтоб спал, а не болтал. @whiteboycarl ответил @gingerisnotonfire, 07:46: ебать ты умный 😦😦😦 @gingerisnotonfire отправил личное сообщение, 07:47: Вы сдружились, я смотрю. :) @whiteboycarl, 07:49: даааа давай его оставим пж он классный очень @gingerisnotonfire, 07:50: Передай ему, что я согласен. @whiteboycarl, 07:50: да сэрррр :))))) @whiteboycarl, 07:51: че делаешь @gingerisnotonfire, 07:51: Мерзну. [Фотография] На снимке едва было видно спрятанное под капюшоном лицо Йена. Фотография была сделана быстро, практически на ходу, но показать своё и без того жалкое состояние слишком уж хотелось. @whiteboycarl, 07:52: жесть чоооо как так………. @gingerisnotonfire, 07:53: Так надо. :( @gingerisnotonfire, 07:54: Заболею и умру. @whiteboycarl, 07:54: F 🫡 @whiteboycarl, 07:54: а если серьезно @gingerisnotonfire, 07:55: Я на практику еду, но домой заглянуть не успею, скорее всего. :( @whiteboycarl, 07:55: блиииннн мы тебя уже с нового года не видели :((( фрэнни уже в колледж пойдёт когда ты приедешь @gingerisnotonfire, 07:56: Все равно передавай всем привет от нас с Миком, и Фрэнни — особенно. @gingerisnotonfire, 07:57: Я пойду у меня руки отмерзли @whiteboycarl, 07:57: пока броу ✌️ — Никого не потеряли по пути? — профессор поднялся на носочки, чтобы ещё раз пересчитать макушки студентов. — Отлично, все здесь. Холодно так, ужас. В Чикаго, наверное, ещё хуже. Все тепло одеты? *** — Я вас помню, мистер Галлагер. Приятно видеть вас не в качестве пациента. Йен тоже прекрасно помнил эту женщину, пусть в то время пришёл в невероятно сонном состоянии от седативных. Именно она терпеливо провела его в палату, даже отчасти спать уложила. — Да, здравствуйте, я и сам рад, — Йен кивнул и улыбнулся. Как только он получил свой бейджик, то прикрепил к нагрудному карману рубашки: сегодня он постарался выглядеть особенно хорошо. — Так, вы у нас… Понятно. Он вот там. Йена уже напрягло то, что пациента не назвали по имени. То ли его настолько не любят, то ли он всех запугал. С последними Йен встречался лицом к лицу. Йен делает глубокий вдох и с решительностью идёт к указанному человеку. Таинственный мистер «Д», как Йен уже привык называть его в своей голове, уже и не казался чем-то страшным: обычный человек, вон, в окно смотрит, вполне бодро выглядит. Крайне бледный, конечно, но здесь такими были практически все. — Эм, здравствуйте, вы…? Странно, даже очень. На фотографии он выглядел по-настоящему пугающим, а на деле… Да и волосы у него даже не чёрные, а так, темно-рыжие, почти русые. Взгляд был не леденящим, а скорее совсем не заинтересованным. Или, может, за это время что-то успело случиться? Неужели хоть одному человеку лечение здесь помогло? — Да, наверное, вы ко мне, — пациент кивнул и сел поудобнее (насколько это было возможно сделать на скамейках без спинок). — Вам, видимо, дали мои бумаги… Не обращайте на них внимания, хорошо, мистер… Галлагер? И пожалуйста, прошу называть меня Джереми. Эти бумаги, они, знаете… Все ведь могут привирать так или иначе? — Эм… Но разве не вы все это диктовали? Про вас очень много информации, я теперь даже не знаю, что- — Мистер Галлагер, вы разговариваете с настоящим человеком сейчас. Я прошёл через многое, поверьте. Со мной всегда всё было в порядке. Единственная проблема, которую я смог признать только позже — мой алкоголизм. Но что ещё делать, когда закрываешься от внешнего мира на почти 6 лет и общаешься только с одним человеком? Только творить и пить, к сожалению. Так вот, почему файл делал такой акцент на пропущенном времени. Наверное, остальные знали и без Йена, что в эти года случилось, но он всё же решил записать такое. Хотя бы для себя. — Тогда, раз все записи могут меня обмануть, расскажите о себе самостоятельно, пожалуйста. — Что ж, это долгая история… Я родился в очень бедном месте, можно сказать, что и вовсе был бездомным. У меня был старший на несколько минут брат-близнец, он, знаете, как бы так сказать… Не совсем нормальный. Всегда был таким. Он таким родился. Плохим. Неправильным. Понимаете, о чем я? Вы можете сказать, что близнецы всегда выглядят одинаково, однако его внутреннее уродство делало его уродливым и снаружи. И- — Извините, что перебью вас, но я хотел бы поговорить конкретно о вас, а не о вашем брате. Он кратко был упомянут здесь, я видел, и мне жаль, что с ним случилось то, что случилось, — Йен нахмурился и через плечо обернулся на Женевьеву и ее пациента. Этот некий Джон Доу оказался очень жизнерадостным человеком, в красках рассказывал обо всем, а вот подопечный Йена скорее вгонит его в тоску. — Посмотрите на него, мистер Галлагер. Я ему завидую. Интересно. — Завидуете? Почему? — Йен несколько раз ткнул карандашом в свой блокнот, который держал под столом. Пусть Йен и не перебил пациента, но записи до этого всё равно делал. Более того, у него даже работал диктофон. — Это — счастливый человек. Вы когда-нибудь были счастливы, мистер Галлагер? Ведь даже если и были, то ни одно плохое воспоминание из прошлого от этого не исчезнет. А он… он ничего не помнит. Даже своё имя. Разве не прекрасно? Знаете, когда меня приняла новая семья, ради моей же безопасности мне поменяли имя. Мир никогда не узнает о Джереми, он будет помнить только Ксандра. — Вы хотите, чтобы о вас помнили? — А кто не хотел бы? Думаю, вы можете быть оторваны от новостей в Нью-Йорке, но мой брат постарался там на славу. Его помнили и будут помнить. Боялись и будут бояться. Мир запоминает только дураков. Не тех, кто ему по-настоящему нужен. Я мог бы сделать гораздо больше, чем кто-либо еще. Я создал кое-что… интересное. — Расскажете? — Конечно, иначе зачем мне это упоминать, правда? Тогда я был заперт только в рамках собственного разума и «дома». Я был инженером. Проектировщиком. Архитектором. Работал даже в изоляции. Не поймите меня неправильно, у меня никогда не было злых умыслов. Но что-то случилось, когда я сделал достаточно мощный генератор электричества. Настолько мощный, что одна штука могла бы питать светом всю эту больницу. Он светился голубым, был разделён на уровни. Казалось бы, что здесь сложного: остановиться, когда следующая отметка мощности уже будет опасной. Вот только я не остановился. Йен не успевал записывать, но с каждым разом убеждался в том, что бумаги ему всё же совсем не наврали. Перед ним сейчас сидел не несчастный юный учёный, а человек, который знает слишком много. — Я все продолжал и продолжал исследовать мощности, играть с ними. Наращивал, наращивал и наращивал. Однажды голубой превратился в красный. Знаете, я не жил в квартире или даже в доме, это было бы просто опасно. Тогда меня ведь всегда можно было найти. У меня была своя лаборатория в крайне отдаленном месте. Даже если что-то пойдёт не так, никто не узнает. Не услышит, не почувствует. И вот… Что ж, мой прототип взорвался. Обычного человека такое бы напугало, но во мне словно что-то проснулось. Я продолжил делать их такими, делал мощнее. Мне хотелось, чтобы взрывы были ярче и сильнее. — Извините, но почему вам бы такого хотелось? Это же… неприемлемо, как минимум. — Неприемлемо для кого, конкретно? — Для людей вокруг. Обычных людей, которые просто живут и существуют. — Мне нет до них дела. Я не знаю их. Мне не было бы жаль, если я бы им навредил. Обычно такие мысли скрывают, но мне кажется, что моё мнение имеет место быть, как и любое другое, верно? — Что ж, эм… Да, наверное. Как думаете, вы могли когда-нибудь любить? — О, конечно, я любил. Очень любил. В моей жизни не было большого количества близких людей, если вы ещё не поняли, но жизнь свела меня с прекраснейшей девушкой. Делает всё, что я говорю, но и гордости не теряет. Я люблю её. Очень. Она меня часто навещает, почти каждый день. Раньше, когда я был практически бесхребетным человеком, она меня защищала. Я люблю, когда мне уделяют то внимание, которое я заслужил. — Она была единственной? — Нет, что вы, конечно же нет. Когда мне было 20, я случайно познакомился с очень интересным юношей. Мне не было важно, что он был богатым, известным. Он был человеком из, скажем так, внешнего мира. Мои изобретения привели его в восторг, он приходил, приходил и приходил. Если бы вы знали, как у нас двоих загорались глаза, когда что-то получалось. Вот только он был слишком юным. Неопытным. Он не знал, что такое обычная жизнь. И я бы так хотел дать ему ответы на все его вопросы. Без меня он — просто пустышка. — И он тоже вас навещает? — К сожалению, нет. Возможно, его оттолкнуло то, кем я являюсь на самом деле. Мне хотелось бы найти его. Заставить его пройти через ту же боль, которую он причинил мне своим исчезновением. Я хочу, чтобы он боялся меня. Это ведь… это ведь потрясающе, правда? — он даже не смог сдержать пусть и крайне вежливого, но все же смеха. Йена такое уже начало пугать: с таким не соскучишься. Йен явно ошибался на его счёт. — Однажды он поймёт. Просто… просто не сейчас. А потом может быть уже слишком поздно. — Понятно… Эм… — Йен быстро пролистал бумаги с подчеркнутыми строчками, но теперь даже и не знал, о чем мог спросить. И правда, поболтать этот «Джереми» любит. — Чёрт, я даже не знаю, о чём вас ещё спросить, вы и сами всё отлично рассказываете. — Может быть, это лучше вы расскажете о себе? Чем вы занимаетесь помимо того, что лезете в головы больным людям? — Я и сам не совсем здоровый человек, так что «лезу», в первую очередь, в свою голову, а потом — к остальным. Это эгоистично, наверное, но всё же… — Ну что же вы? Эгоизм — здоровое явление для любого человека. А вы, как мне кажется, не такой уж и эгоистичный человек, раз нашли время поговорить с людьми здесь, даже если вас заставили это сделать. Надеюсь, что люди вокруг вас ценят. И я тоже это ценю. — Но вы меня знаете всего полчаса… — Да, но этого достаточно. К тому же, это не первый раз, когда мы встретимся. И сделайте мне одолжение в следующий раз, когда вы придёте, хорошо? Подготовьте интересные вопросы, — Джереми как-то фальшиво улыбнулся, но через секунду такая улыбка уже стала ухмылкой. Наглой такой, неприятной. — Да, я постараюсь. Есть какие-то вещи, о которых вам бы не хотелось говорить? — Давайте посмотрим… Таких вещей нет. По крайней мере, я не могу припомнить ничего такого сейчас. У нас с вами ещё много времени. У нас будет, о чем поговорить. — Тогда, может, расскажете побольше про того «юношу», с которым вы подружились? — Что ж, он был по-настоящему выдающимся человеком. Хотя почему же был, он и сейчас есть. Он меня понимал. Разделял мои печали и радости. Добрый, очень добрый человек. Мы много времени проводили вместе, очень много, и никогда не уставали от общества друг друга. Мне жаль, что мы разошлись так рано. — У вас было что-то, скажем, больше, чем дружба?.. Я понимаю, что у вас есть девушка, но- — Может быть, да. Может — нет. Я любил его, действительно любил. Даже не знаю, в каком смысле. И в то же время, я спрашиваю себя: а могу ли я любить вообще? Или я просто хочу сделать его «своим»? — У вас нет таких же чувств к вашей девушке? — Полагаю, что нет. Она уже «моя». Управляю, как хочу, поступаю, как вздумается. Не поймите меня неправильно, я не хочу ей вредить, она очень близка мне. Ни дня не проходит, чтобы я не назвал ее «моя дорогая», и я говорю это искренне. Я люблю её и её преданность мне. Такую преданность, которая переходит все рамки вообразимого. Это невероятно, на что способен человек, когда он влюблён. *** — Йен? Ты какой-то помятый, всё хорошо? Как только практика закончилась, все студенты снова вернулись на мороз. Одна из девушек, Филиппа, с которой Йен успел сблизиться в последнее время, сразу заметила обособленного от группы Йена. Профессор к тому моменту уже оставил их одних: взрослые люди всё же, сами доберутся, куда им надо. Йен даже закурил. — А? Да, все в порядке, просто наш таинственный «мистер Д.» произвёл на меня впечатление и заставил задуматься над многими вещами. Но это правда опасный человек, очень опасный. — Расскажешь побольше? Мне попалась девочка моего возраста, мы здорово поболтали, я иногда даже и забывала, что вообще-то на практику сюда пришла. Йен едва хотел начать рассказывать, как только взгляд зацепился за заходящую в больницу девушку. Так вот, как выглядит та самая «его дорогая». — Ты когда-нибудь имела дело с нарциссами? — Эм, да… Я тебе рассказывала про своего парня с математического факультета. Он был нарциссом, мы наконец-то недавно расстались. — Ну вот, этот точно такой же. Только умножь это в пять раз. Он кажется абсолютно нормальным, может, драматичным немного, но его отношение к людям — что-то невероятное. Он крайне обособленный от общества, так что встречал не так уж и много людей, но тех, кого знает — идеализирует до невозможности, а потом- — А потом раскрывает себя настоящего, и если человек достаточно умный и уважает себя — то уходит сразу же, а если остаётся, даже когда видит истинное лицо, то продолжает промывать мозги. Знаю. — Ну, вот. Он интересный, очень. Но тяжёлый. Файл не помог вообще никак. Расскажешь про свою? — О, она очень веселая! Ругается частенько, но я понимаю, такое бывает. Мне файл тоже не особо помог. Человека невозможно описать словами на бумагах, их надо слышать, слушать, видеть. Если бы про тебя написали такой файл, что бы могло быть там написано? — Знаешь, у меня уже есть такой, на самом деле. Я был здесь пациентом один раз, так что они все про меня знают. Я думаю, если бы мой случай был интереснее и меня бы заперли не просто на «профилактику», вы бы могли меня сейчас опрашивать. — Оу, эм… Мне жаль, я не знала. — Всё в порядке. — Так, ну… Ты сейчас поедешь обратно? — Да, скорее всего. Запишу сразу всё в ноутбук, чтобы не забыть ничего. Да и я там Микки оставил, он уже на стенку лезет, наверное. — Кстати, про Микки! Совсем как-то забыла спросить, как у вас идёт работа? — Это кошмар, — Йел улыбнулся уголком губ и потушил сигарету, которую после выкинул в мусорный бак. — Людей куча всегда, я даже не знал, что там так забито. Мне кажется, что Микки справляется лучше, чем я, он так между людьми смешно лавирует, прям как мой брат младший. — Ого, не знала, что у тебя брат есть. У меня самой две сестры. — У меня всего три брата и две сестры. Нас много очень. Недавно ещё и племянница родилась, так что растём в геометрической прогрессии. Можно ещё считать Микки и его младшую сестру, они у нас часто ночуют достаточно. И наши родители, которые иногда про нас вспоминают… И куча всяких случайных людей, которые внезапно оказываются на нашей кухне. До бесконечности можно перечислять. — Так ты живешь в ситкоме? — Скорее в трагикомедии, но если бы я мог попасть в ситком, то выбрал бы «Малкольм в центре внимания». Знаешь такой? — Конечно! Мне кажется, его почти все дети смотрели, да и взрослые тоже. Это как спросить, знаю ли я Ханну Монтану или братьев Джонасов. Джо, Ник или Кевин? — Ммм… Фрэнки. — А ты ценитель. — Нельзя оставлять младших без внимания. — Хмм… Тимберлейк или Левин? — Тимберлейк, конечно. У меня был блог про него на Тамблере. Использовал компьютер своего начальника, чтобы туда заходить, потому что у меня был кнопочный телефон и не было практически никакого интернета. — Ооо, я вела такой по Ван Дирекшн. Ты слушал Ван Дирекшн? — Только «That What Makes You Beautiful», дальше как-то и не лез. Не знаю, мне не очень понравилось, но эта песня хорошая. — Да, могу понять, но меня это захлестнуло в своё время. Да и хотелось стать частью истории, что ли. — Приятно знать, что я не был единственным помешанным подростком в этом месте. — Не, ты что, нас таких много. Я так с парой девочек познакомились, мы дружили долго. Потом разъехались как-то. Ну, такие дружбы не длятся вечно. — Поэтому я и держался обособленно ото всех. Когда они узнали, что я парень, то их это стало интересовать больше, чем сам блог. — Да, к мальчикам почему-то больше внимания всегда. Необычным это считают, что ли. А как вы с Микки познакомились? — Не поверишь, но по интернету. Ну, это если уже близко. А так мы как-то всегда незаметно друг для друга пересекались. Мы живём в одном районе, очень близко друг к другу, и я с его сестрой долго дружил, так что это её рук дело. — И она не прогадала, как я поняла. — Абсолютно. Мне кажется, она это все спланировала, а мы и не против, — Йен пропустил девушку вперёд, чтобы та зашла в поезд, а потом зашёл и сам. Время ехать домой. *** — Ёпт, ты чё такой? — Микки обернулся через плечо, как только услышал, что дверь позади открылась. Йен выглядел так себе. Даже хуже, чем обычно, а это уже о многом говорило. — Заебал тебя этот? — И тебе привет, — Йен быстро подошёл к Микки и запрокинул его голову назад, чтобы поцеловать. — Сейчас всё расскажу, дай мне минутку. — Блять, у тебя руки холодные, пиздец. Давай сюда, — Микки протянул Йену свои ладони, когда тот сел напротив, а Йен повторил жест. Микки крепко сжал чужие руки своими и сцепил пальцы «в замочки». — Давай, вещай. — Если вкратце: сначала показался очень скучным. Потом стал интереснее, рассказывал про свои отношения, все такое. — Отношения типа…? — Одни — точно любовные, насчёт вторых не совсем уверен. Что-то на грани с очень крепкой дружбой и одержимостью с его стороны… Психопаты так себя не ведут обычно, не знаю, почему это вообще в предположениях. — Ааага… А чё ты такой какой-то никакой? — Микки отпустил одну руку и прижал тыльную сторону ладони к щеке Йена. — Страшно было все эти вещи слушать. Я понимаю, что буду сталкиваться с таким, даже с чем-то хуже, но всё равно… Я всё записывал на диктофон, это так уже, для себя. Надо будет отчёт по этому всему написать, хочу сегодня сделать, а то потом уже как-то не до этого будет… — Отдохни хоть, выспись. А чё со сменами решил? — Я думаю, что не смогу послезавтра выйти, извини. Сможешь три дня поработать без меня? Я со второго дня присоединюсь, там уже синхронизируемся. Хорошо? — Да давай, хули. — Ты по итогу поспал, когда я ушёл? — Не, мужик, ты и так знаешь, почему. Но оно того стоило. Карл угарный, мне нравится с ним болтать. — Тогда ты согласен, чтобы мы тебя оставили? — Бля, да конечно, я это уже кучу раз говорил. Никуда не денусь, не переживай, — Микки растрепал рыжие волосы Йена и притянул его к себе за затылок поближе, чтобы поцеловать в лоб. — Я купил твои хлопья любимые. И молоко, прикинь? Ниче не забыл. — Да ты умничка. Хорошо меня знаешь. — Ага, и про твою родинку на жопе тоже прекрасно знаю. — Да пошёл ты, — Йен посмеялся и довольно улыбнулся — перенял это у Микки. — Ладно, давай, мне надо работать. Примерно часик займёт, хорошо? Заодно послушаешь, как я там неловко что-то болтаю. — Нихера себе, ты умеешь быть неуверенным в себе? Пиздишь. — Да я сам охренел, если честно… Йен поменялся местами с Микки и достал из кармана телефон с нужной записью. Пальцы уже приготовились печатать заключение по сегодняшнему дню, составленное из записей в блокноте и самого диалога. — Пиздец у него голос монотонный, — Микки наклонился поближе к телефону и опустил голову, хмурясь и стараясь слушать, что же там происходит. Запись, видимо, была не совсем «законной», оттого и была тихой. — Он просто стеснялся в начале, потом даже чуть не расхохотался, — Йен вздохнул и потянулся перед экраном. — Ну, попробуем… Хорошо, что это только профессор почитает, а то мне было бы очень стыдно. — Харе себя недооценивать уже. Ты английский эксп… ээ… экспертом…? — Экстерном? — Да. Ты его этим самым словом, которое ты щас сказал, сдал, уж красиво написать сможешь. А остальное уже поебать, из-за ебейших слов додумает, что ему там нужно. — Ты в чём-то прав… Ладно, посмотрим. *** — И… всё, — Йен кивнул сам себе, когда нажал на кнопку сохранения. Вместе с этим закончилась и запись на диктофоне. Получилось написать около пяти страниц, а совет Микки и правда помог. Йен стал увереннее в себе и в том, что делает. — Ещё он попросил, чтобы я задал ему хорошие вопросы. Что у него можно спросить? — Я чёт даже как-то не ебу… Почему он в психушке, а не в тюрьме вообще? Он буквально бомбы делает, ещё и показывает всем. Ебанутый. Его сюда выслали, видимо, чтоб новых башен-близнецов не случилось. Микки за это время уже успел обойти всю комнату много раз, посидеть на всем, на чём было только можно, полежал на обеих кроватях, поел, да что угодно. Для него время тянулось невероятно медленно. Вот теперь ему наконец захотелось спать. — Ладно, подумаю над этим. Но хороший вопрос, я тоже им задавался несколько раз. Пиздец… — Хочешь в стрелялки? — Микки зевнул чуть ли не на ухо Йену и потянулся. Теперь он свалился уже на их общую кровать. — На что играем? — Ну, блять… Не знаю. На раздевание? — Серьезно? — Хули нет? — Давай. Сегодня я выиграю, так что готовься мерзнуть. — Мечтай, Галлагер. *** Дни прошли быстро. Последнее «до свидания» Йен произносил даже с горечью: он успел привязаться к этому практически незнакомцу, который только и делал, что говорил о себе. Были мысли о том, что стоило бы навещать его так же, как это делает его девушка… Но, может быть, в этом и был смысл? Этот человек сделал Йена «своим», причём так быстро. Он был старше, умнее Йена, осознавал свои проблемы и использовал их в свою пользу. Многим было тяжело прощаться со своими пациентами. Кого-то даже обняли на прощание. Особенно тот самый мистер Доу, который заобнимал Женевьеву чуть ли не до смерти, а та только и была рада. А что до Джереми? «Не говорите «до свидания», мистер Галлагер. Вы можете просто сказать мне «пока». Свою практику Йен сдал. Чем-то особенным не выделился среди талантливых одногруппников, но сам своей работой был более чем доволен. Если время позволит, Йен обязательно вернётся к этому же человеку и на следующих курсах. А что теперь? Учеба, работа, снова учеба, снова работа. Зима проходила, снег таял. Весна вступала в свои права. Становилось светлее. Малышка Фрэнни росла с каждым днём, и когда Йен приезжал, то обязательно уделял ей достаточно времени: ну нравилось ему сидеть с ней, играть. И Микки всегда был рядом. Без ссор не обходилось, но все они быстро заканчивались и больше никогда не повторялись. …вот только Йену не становилось лучше. Он получал ещё больше вопросов о том, было ли все хорошо, почему он так плохо выглядит и бесконечное множество других. То, о чем он догадывался, всё же случилось. Но далеко не так, как ему хотелось бы думать. «У тебя просто всего много происходит, вот и всё». «У тебя налаживается жизнь, мужик, это ж круто». Вокруг больше не было уютной комнаты, которую они с Микки начали украшать. Был длинный и белый коридор. Сверху мерцал холодный свет. Йену нравилось носить розовое. Так ходили все официанты. И Йен был одним из них. В розовом. Йен больше не был в розовом. Он был в жёлтом.