Welcome to the Internet

— Блять, да что такое, я до тебя дозв- Микки впервые в жизни потерял дар речи. Казалось, что он словно забыл, как надо дышать, а сердце на мгновение перестало биться. Сам Микки словно… застыл. И время вокруг застыло. Последнее, что он помнил — парамедики, которые помогали спуститься по лестнице. Собственные руки, испачканные в крови, красные пятна на светлой одежде, неразборчивые голоса вокруг. Микки помнил, как крепко сжимал холодную руку, пытался согреть, но ничего не получалось. Он прижимал чужую руку к своей щеке, пачкался в крови только сильнее, случайно размазывал её по собственному лицу, когда слёзы, которые нарочно не хотели катиться вниз, продолжали жечь глаза. И боялся. Очень сильно. Он пытался достучаться до тех, до кого только мог. Даже Лип был здесь, в общежитии. Он сидел рядом, смотрел на брата и разочарованно качал головой. Для Микки не существовало больше ничего, кроме него и Йена. Все остальное — обычный белый шум. «Всё хорошо». «Я рядом». «Пожалуйста, не засыпай». «Смотри на меня». Всё это повторялось вслух раз за разом, словно мантра. Было больно слышать в ответ хрипы и всхлипы. *** — Что будет, ну… Что будет теперь? — Ему просто перебинтуют руки и переведут в психбольницу. И я сомневаюсь, что это продлится только три дня. — Блять, и это всё? Там он чуть ли не в луже крови лежал, это пиздец. — Я знаю, Микки, я знаю. Видимо, он просто перестал хотеть лечиться. Уж почему — не знаю. Можешь знать ты. — Да не знаю я нихуя, у нас всё было нормально. Он просто с нихуя стал приходить домой ещё бледнее, чем обычно, или вообще не вставал никуда. Я пытался с ним поговорить, он нихуя не сказал или просто «я устал, все нормально». — Тогда почему ты не позвонил? Я думал, мы договорились об этом. Микки промолчал. Видимо, в какой-то момент его накрыла слишком уж большая уверенность в себе и в том, что он сможет помочь. Не смог, видимо. Он считал Йена взрослым, вот и пустил все на самотёк. Йен как-то сказал ему, что его раздражает, когда семья им командует и заставляет пить лекарства. «Я и сам могу», «я помню» и много всего другого. И Микки решил стать лучше них. Зачем — сам не знает. Микки не привык признавать, что был неправ. Чёрт, да он это ненавидел. Ещё и перед Липом. — Извини, — Микки вздохнул и откинулся на спинку кушетки. Какой же неприятный и холодный свет в больницах. Всё это стоило принять в качестве данности: он взял на себя ответственность за человека с серьёзными проблемами и не справился с тем, чтобы ему помочь. Просто не справился. Это уже случилось. Лип же все свои эмоции закрывал где-то внутри. Он не видел Йена в моменте, но представлял всё слишком ярко: Моника, День благодарения, праздничный ужин. Никто в семье не забыл, вот и опекали Йена, как могли. А теперь… — Зря мы доверили его тебе. В секунду у Микки разбилось сердце. Вот, как это ощущается… Даже боль настоящая. Для него это было сродни получить пулю прямо в грудь. Сначала словно ничего и не было: шок, потеря равновесия, а потом — падение и неминуемая, но такая мучительная и медленная смерть. Его все ненавидели. И он тоже ненавидел себя. Хотелось поступить, как последняя сука: взять, забрать свои вещи и уйти. Может быть, Йен и правда заслуживает лучшего человека. Понимающего. Такого, который будет знать, как с ним обращаться. Микки считал себя таким поначалу. Кажется, что он лишь обманывал себя. И Йен его обманывал. И все остальные тоже. Это было ошибкой. — …я всё ещё могу к нему зайти? — Оставайся, если хочешь, — Лип пожал плечами и выдохнул. Он и сам уже устал сидеть и ждать. И, может быть, правда перегнул палку… Или просто сказал то, о чем уже давно думал. — И потом возвращайся домой. К себе домой, Микки, — Лип посмотрел на сидящего рядом Микки, который изо всех сил сжимал руки в кулаки. — Не к нам. *** Дни были такими же медленными. Пустыми. Казалось, что прошла уже неделя, но наступал лишь вечер первого дня. Йен уже успел забыть правила игры в шахматы, но в шашках относительно преуспел. Его даже пригласили на «турнир», придуманный самими пациентами. Настолько здесь было скучно. — А где…? — Где кто, Йен? — Микки. Глаза Йена снова стали стеклянными. Даже не уставшими. В них просто не было… ничего. Лип только и думал, как Йен похож на Монику, но тут же себя одергивал: это ведь его младший брат, а не их ненавистная мать. Брата по-настоящему жаль. Монику — уже давно нет. — Может быть, в другой раз. Ты хотел что-то передать ему? — Лип подвинулся к брату поближе и даже почувствовал себя немного виноватым перед ним. Но он всё равно был уверен, что это было правильным решением. — Да, — Йен кивнул сам себе пару раз и вздохнул. Удивительно, как с течением времени седативные препараты уже не оказывали на него такой сильный эффект. Хотя бы он мог нормально говорить и не отвлекался на каждый случайный звук вокруг. — Я хотел сказать, что люблю его… И спасибо, что помог мне, — Йен опустил взгляд на перевязанные руки, бинты на которых доходили чуть ли не до локтей. — И что это не его вина. — Понятно… — Лип отвёл взгляд и погладил Йена по колену. — Я ему передам. Ты точно хочешь, чтобы он, ну… Приезжал к тебе? — Да… да, — Йен вытер щеку тыльной стороной ладони. — Хочу. *** Дома не было лучше. Так же холодно. Только свет нигде не мерцал. Было очень холодно. Весной такого никогда не было. Даже одеяло не грело. Руки иногда грели сигареты, да и те закончились. Пепельница уже была настолько переполнена, что окурки просто лежали вокруг, уже даже не в ней. В ушах звенела тишина. Это так странно. Она ведь даже не была чем-то живым. Но казалось, что будто бы именно из-за неё глаза жгло всё сильнее и сильнее. Микки уже не мог находиться дома. Пусть в «его мире» и было тихо, но в остальных комнатах кипела жизнь. Все были… счастливы. И Микки им завидовал. Мэнди оказалась права уже в который раз: Микки был слабаком, когда дело касалось разрешения личных проблем, а не тех, с которыми можно справиться жестоким насилием. Он просто боялся. Боялся оступиться. И в этот раз именно это он и сделал. Микки заставил себя думать о том, что даже личную проблему можно решить насилием. Сейчас он уже был в заброшенном высотном здании, где часто упражнялся в стрельбе. Брал себе какие-нибудь случайные вещи, вроде игрушек, или рисовал на картоне каких-нибудь ненавистных ему людей, а потом стрелял так, что почти ничего от вещи и не оставалось. В этот раз он нарисовал кого-то, отдаленно похожего на Липа. Микки ужасно злился на него уже долгое время, но произошедший инцидент окончательно его добил. «Зря доверили», конечно… Теперь Микки злился уже не на себя. Злился на других. Что ему оставалось делать? Если Йен не заговорил с ним, то не сказал бы ничего и другим. Черт, это все было слишком уж противоречиво… Слишком много того, над чем надо думать, что обдумывать, а потом принять, что всё было не так, и передумывать снова. С собой у Микки было несколько бутылок пива. Когда в картонку стрелять уже надоело, он стал простреливать и их. Наконец-то, это было то, чего он хотел: звук. Звук бьющегося стекла, падения осколков на грунт… Приятно. И даже успокаивающе. Может быть, насилие — правда ответ ко всему. Стоит ли пойти к Йену самому? Блять, да конечно! Плевать, что там говорит Лип, он же не знал, как всё происходило и… А если это Йен не захотел видеть Микки? Самое грустное, что он имел право так поступить. И Микки это прекрасно знал. *** На второй день наступало смирение. Йен все ждал, ждал и ждал, но никто не приходил. Совсем. В шашках он не выиграл: где-то ближе к «финалу» голову заняли плохие мысли, сосредоточиться на игре уже просто не получалось. Время для посещений уже подходило к концу, а Йен продолжал ждать. Там, напротив двери, через которую обычно приходят посетители. А что ему делать с учебой? В прошлый раз из-за такого самочувствия он потерял минимум месяц обычной жизни. Даже связаться ни с кем не мог. Как только дверь начала открываться, у Йена тут же забилось сердце, он в ожидании поджал плечи и стал ждать, но пришли не к нему, а к девушке, которая сидела рядом. Йен наблюдал за ними: они подарили друг другу маленькие поцелуи. Такие же, как и сам Йен дарил Микки, а тот поначалу только морщился, а потом принимал свою судьбу и улыбался. Видимо, это правда был конец. Может быть, Микки просто не выдержал ответственности. Они ведь толком не обговаривали это, Йен не рассказывал ничего в подробностях, чтобы не делать заболевание частью своей личности. Его должны были знать в качестве человека, а не пары строчек на больничной выписке. Наверное, это было ошибкой. Дверь снова приоткрылась. Наконец-то. Хотя бы кто-то. — Эй, чё как? — Карл улыбнулся и сел рядом с Йеном. Как-то так сложилось, что они всегда отбивали друг другу кулачки. Этот раз не был исключением. — Привет, — Йен мягко улыбнулся и вздохнул. Видимо, Карл наконец стал достаточно взрослым, чтобы его сюда пускали. Или кто-то просто ходил с поддельной идентификационной карточкой. — Чуть не стал чемпионом по шашкам. — Круть, ну ты даёшь. Они тебе дают таблетки, чтобы ты стал мегамозгом? — Можно и так сказать, но им больше нравится, когда я сплю. — Дрыхни, пока можешь. Дома кошмар какой-то, — Карл вздохнул и откинулся на стул. Преувеличивал, конечно. — Что такое? — Все орут друг на друга, ээ… Почти всегда. Знаешь, как у Липа вот здесь, — Карл показал на часть лба, которая находилась ближе к виску. — Выступает такая вена, когда он орет? Вот теперь она там постоянно. Это ужас. — Думаешь, когда я вернусь, всё так и продолжится? — Йен сложил руки на груди и вздохнул. Наверное, это все из-за него. — Я не знаю. Я даже не знаю, почему они ругаются. Ну, в смысле не знаю, я их слышу, ну ты понял, короче. Эй, к тебе приходил Микки? Он писал мне сегодня ночью по поводу вас двоих. — Нет, ты единственный, кто сегодня пришёл, — как же больно было это говорить. Видимо, все и правда начинали отдаляться друг от друга с возрастом. — О чём вы говорили? — Он, эээ… Злится. Не на тебя, если что, но злится. Мне продолжать? Тетка на входе сказала, чтобы разговоры были тип весёлыми, я не знаю, хочешь ли ты это слушать всё. — Нет, продолжай, — Йен нахмурился и осмотрел Карла. Йен никогда ещё не видел брата настолько… зажатым, что ли. — Лип ему сказанул какую-то хрень, когда тебе ещё руки перевязывали, ну а ты знаешь Липа. Он если собирается оскорбить, то делает это типа оч метко. Что конкретно сказал — не знаю, Мик не говорит. Я спрашивал его, честно. — Я почему-то так и думал… Он рассказывал что-то ещё? — Ну, да… Он постоянно мечется, приходить или нет, потому что думает, что ты не хочешь его видеть. Лип что-то в этом плане сказал, видимо. Пиздец, в общем… Так что я поэтому один пришёл, хотел это как-то рассказать, чтобы остальные не узнали. Если хочешь, чтобы я чёт передал кому-нибудь, то я запишу себе. Тебе ж нельзя мобильник даже в руки брать? — Ненадолго можно. Я мог бы взять сейчас, но у меня почти мозг не работает, я не знаю, как я вообще могу с тобой нормально говорить. — Добро пожаловать в мою жизнь, — Карл усмехнулся и крепко сжал плечо Йена, потрепав его. — Ладно, тогда вот. Специально у тебя отрыл где-то, — он протянул Йену старый блокнот, в котором большинство страниц были пустыми, а на тех, которые всё же были использованы, были просто расписаны результаты тренировок. Йену понадобилось время, чтобы привыкнуть к бумаге. Он пытался хотя бы что-то начать писать, но руки совсем не слушались. Их словно парализовало, хотя голос в голове так и орал о том, что нужно написать. — Чёрт, я- — Сорян, не подумал как-то. Давай сюда, — Карл забрал блокнот обратно и посмотрел на оставленную закорючку. Это было откровенно грустно. Он даже не стал её зачеркивать. — Диктуй. — Передай Микки, чтобы пришёл, что я скучаю и очень хочу его увидеть. Я не могу это всё как-то красиво расписать сейчас, извини. — Все норм, я всё равно красивые слова нормально не напишу. Ещё? — И для Липа: пусть прекратит думать за меня, когда я не в самом хорошем положении, и не мешает моей личной жизни, как и я не мешаю его. — Ага, есть. — И ещё всем остальным, что я их люблю и скучаю. Это всё, наверное… — Эй, мы тебя тоже любим и скучаем. Без тебя одиноко пиздец. — Серьёзно? Меня не было больше полугода практически. — Не, тип… Тебя не было по хорошей причине, ты мог уехать-приехать. А сейчас ты, ну, здесь. Это странно ощущается. — Давно таким умным стал? Говоришь, как Лип. — Не, я всё так же нихера не знаю. В стрессняке как-то думается лучше. — Ты переживаешь? — Ну, ёпт, конечно. Ты единственный, кто на меня не забил. — В смысле? — Ну тип… У Дебби нет времени из-за Фрэнни, хотя она особо и не старается. Лип больше занят тем, что он жопа последняя ко всем. Не особо даже разговаривать с ним хочу. — Похоже на него. А Лиам? — Ну, чувак, Лиам — это Лиам. Ему вообще по барабану. Но! Но. Он начал болтать больше. Поздно, канеш, но пусть вливается уже, а то его будто нет. Ему там обучение в какой-то ебейший школе готовы оплатить, забыл, как называется. — Грант? — Да, чёт такое. Тебя тогда не было, но Фрэнка раскрыли, так что он вернулся к тому, чтобы быть обычным собой. Я впервые рад, что это случилось. Это ебануто? — Да, вполне… Но я скоро выйду отсюда. Хорошо? И правда, очень прошу, попроси Микки прийти завтра, ладно? И чтобы он принёс кое-что… — Ну-ка, чё принести? — Карл вернулся к блокноту и открыл его на новой странице. — Хлопья, которые фруктовые колечки. — И всё? — Да. Без молока. — Тоже любишь хрустеть? — Так это я тебя и научил, — Йен улыбнулся уголком губ и потрепал Карла по голове. — Тебе было года 3, может быть. Я их в комнату приносил ночью, а ты не спал, и мы вместе их ели вот так. Не помнишь? — Не, но звучит афигенно, — Карл ещё раз с улыбкой посмотрел в свои записи, а потом на часы на стене. — Кажись, меня выгонят скоро. — Да, наверное… скоро ужин уже. — Ты опять похудел совсем. Дерьмом кормят, да? — Уж получше, чем в школе или армии. Но всё равно просто есть не хочется. Когда выберусь и раскачаюсь, постараюсь в зал пойти… — А уник? — …не знаю. Совсем не знаю. *** Всратыш, 21:29: ты живой? хахаль генерала, 21:34: если ты просто побазарить, то нет, я сдох Всратыш, 21:35: вчера ты был вежливее 💀 Всратыш, 21:35: короче Всратыш, 21:35: я сходил к йену Всратыш, 21:35: достаточно важно? хахаль генерала, 21:36: продолжай Всратыш, 21:38: не погоди. ты говорил вчера с липом? или когда там вы говорили хахаль генерала, 21:39: эээ, этот уебок позвонил и сказал, что мне лучше не стоит приезжать к Йену Всратыш, 21:39: мда заебись канеш Всратыш, 21:40: я щас перед тем как передам тебе то что йен сказал хочу просто сказать ЧТО Всратыш, 21:42: короче у нас обычная хуйня что лип орёт на кого нибудь потому что он злится не только на конкретного человека но и на себя 💀 Всратыш, 21:42: так что ПЖ не воспринимай херь которую он мог наговорить всерьёз особенно в этой ситуации Всратыш, 21:43: так ладно моя мозговая клетка снова отказала Всратыш, 21:43: КОРОЧЕ вот чё йен передаёт Всратыш, 21:45: [Фотография] хахаль генерала, 21:48: я нихера не понимаю, чё здесь написано, мужик Всратыш, 21:49: ланнннн:/ Всратыш, 21:50: я люблю тебя я по тебе скучаю я хочу чтобы ты пришёл Всратыш, 21:50: и ещё кое что Всратыш, 21:51: фруктовые колечки без молока хахаль генерала, 21:52: пиздец хахаль генерала, 21:53: так, передай своему ёбаному брату больше никогда не пиздеть мне, особенно, если это касается Йена Всратыш, 21:53: ахахахаха йен передал ему то же самое но мне всё равно передать от тебя тоже? хахаль генерала, 21:54: конечно, хули нет. пусть место своё знает хахаль генерала, 21:54: Йен говорил что-нибудь про меня? Всратыш, 21:55: нет но он скорее спрашивал о тебе но я не мог особенное чёт рассказать так что сможешь сам ему завтра рассказать всё ок? Всратыш, 21:55: только если там какой нибудь пиздец будет то уточняй если он сможет такое слушать а то там это типа запрещено…………. хахаль генерала, 21:56: это чё значит? Всратыш, 21:56: ну тип это обычное правило в психушках чтоб разговоры были легкими вся фигня тип чтобы если челик и так депрессивный чтобы ему не стало хуже Всратыш, 21:56: но йен мне кажется в адеквате относительном………….но лучше спроси хахаль генерала, 21:57: хорошо, понятно хахаль генерала, 21:57: спасибо что ли хахаль генерала, 21:58: я этого не говорил, лан? Всратыш, 21:59: да без проблем броу ✊ хахаль генерала, 22:00: не рано меня в братья записывать? Всратыш, 22:00: ты нравишься почти всем нашим так что не рано броу 😎 хахаль генерала, 22:01: даже мелкой? Всратыш, 22:01: да мужик ты гонишь она от тебя в восторге Всратыш, 22:01: я по приколу глянул че дети в 4 месяца делают тип ей щас столько Всратыш, 22:02: и типа они уже челов могут различать и если кто то левый они ревут сразу Всратыш, 22:02: на тебя она не ревет потому что ты часто у нас тусил и она тебя помнит Всратыш, 22:03: так что фрэнни будет твоей группой поддержки лол хахаль генерала, 22:03: честно, мужик, у меня был максимально херовый день, но ты мне пиздец как поднял настроение хахаль генерала, 22:04: так что теперь реально спасибо Всратыш, 22:04: ахахаха без проблем броу ты классный и йен скоро выйдет из психушки и все будет заебись Микки наконец отвлёкся от телефона и посмотрел на прикроватную тумбу с недопитой бутылкой пива. Теперь даже рука к ней не потянулась. Это на сегодня ему просто не было нужно. *** Микки не мог дождаться утра. Потом — дня. В любой момент ему хотелось сорваться с места, сесть уже в сраную машину и поехать в больницу. Дни обычно пролетали очень быстро, но только не этот. Даже делать было нечего. Хлопья для Йена он купил, не забыл. Разделят вместе. Странная идея для свидания, но большего они оба сейчас позволить себе не могли. Ни по обстоятельствам, ни по деньгам. Им обоим пришлось уволиться ещё в середине марта, когда Йен и начал сдавать позиции. Микки снова вернулся на криминальную тропу: студенты и правда были хорошими клиентами. Последний раз, когда Микки старался выглядеть так же презентабельно, был на праздновании Рождества. Наверное, это было слишком, но он соскучился и хотел смотреться хорошо. Хотя бы приемлемо. В таком, наверное, сейчас будет жарко. Жару Микки любил. У него была припасена целая куча футболок и самодельных маек, которые раньше тоже были футболками. А ещё сильнее он любил лето. Было что-то особенное в летних вечерах: гонять на машине с распахнутыми окнами и вдыхать мягкий и тёплый воздух, сидеть по ночам на лестнице у дома и курить под звёздами, просто быть свободным… За эти несколько дней, пока они не виделись, Микки всегда смотрел на закат и думал, а как бы Йен подписал такую фотографию? Как сделал бы её… лучше? Микки и сам попробовал сделать пару снимков на полароид, пленка для которого уже почти кончилась. Получилось не так уж и плохо. Никаких подписей он на них не оставил: хотелось показать Йену, прежде чем хоть что-то с ними делать. Будильник наконец-то прозвенел, можно было выходить. Куртку Микки всё равно взял, мало ли. Как же он переживал… Так волновался, словно идёт встречать Йена впервые, будто бы все полгода, что они пробыли вместе, никогда не существовали. Приходилось останавливать себя, убеждать, что всё нормально, но состояние только становилось хуже. А потом Микки вспоминал, как они с Йеном разговаривали, держали друг друга за руки, вместе смотрели на звёзды, бродили по ночам выходных дней по Эванстону и Чикаго… Микки ни за что такое не упустил бы. Он и не упустит. Впервые Микки наслаждался природой. Это слишком странно. Обычные люди так же чувствуют себя, когда приходит тепло? Может быть… В машине начинает играть какая-то музыка. Спокойная. Такую, которую играют на маленьких гитарках. Их название Микки никогда запомнить не мог, пусть и слышал много раз. Спокойствие слишком быстро закончилось, уже началась новая песня. «I was looking for a job, and then I found a job, And heaven knows I’m miserable now» — Понимаю, мужик. «Two lovers entwined pass me by, And heaven knows I’m miserable now» — Пиздец. «I was happy in the haze of a drunken hour, And heaven knows I’m miserable now» — Блять… *** — Кем вы приходитесь пациенту? Вот оно. — Парнем. Микки всегда видел в незнакомых людях угрозу. Даже в Йене её видел. Взглядом он чуть ли не прожигал эту женщину в регистратуре, так и ожидая, что она выскажет что-то неприятное… Но ничего не последовало. Микки просто услышал слова о «легких разговорах», получил бейджик и забрал обратно свою идентификационную карточку. Может, не все незнакомцы такие уж и плохие. В коридоре Микки был не один, и это радовало. Здорово, что семьи навещают своих родных, партнёры приходят к своим половинкам, а дети — к своим родителям. Кажется, вот и эта дверь, которая вела в общую комнату. Микки сделал глубокий вдох и зашёл внутрь. Йен особо за дверью не следил, но внутри все равно ждал и надеялся. Он все был на своём привычном месте: неподалёку было окно, из которого дул приятный ветерок. Йен был с головой погружён в одну из книг, которые Микки подарил ему ещё на Рождество. Эту книгу успел привезти Лип ещё в первый день, с того времени Йен понемногу и читал. Сейчас он это делал, чтобы уменьшить свою тревогу, но как только он услышал всего один такой знакомый и слегка тяжеловатой шаг, то от книги тут же отвлёкся. Он знал. Йен тут же отложил книгу на столик перед ним и неспешно поднялся. Взгляда с Микки он не сводил, не хотел ни секунды терять. Уже мгновение — и он оказывается в чужих и таких родных руках. Наконец-то… Йен крепко прижался к шее Микки и ткнулся носом. Как же он соскучился. Прошло ведь не так много времени, как их разлучили, но без постоянного общения, пусть и в переписках, было тяжело. — Я соскучился… — Йен крепче сжал Микки в руках и прижал его за затылок ближе к своему плечу. — Чего ты шмыгаешь там? — Микки похлопал Йена по спине и, когда тот отстранился, взял его за плечи. Он и сам был не лучше: глаза совсем раскраснелись. Йен вздохнул, но улыбнулся уголком губ и сел обратно. Они с Микки всё не прекращали смотреть друг на друга, ни на секунду. Так, словно больше никогда друг друга не увидят. Микки протянул к Йену руку и прошёлся тыльной стороной ладони по его щеке. — Все в порядке. Я здесь, — Микки мягко улыбнулся и провёл пальцами дальше, чтобы уже зарыться ими в пушистых волосах. Пришлось немного приподняться и опереться на подлокотники, но Микки всё же смог дотянуться и поцеловать Йена в лоб. Теперь уж точно поздоровались. — И у меня для тебя кое-что есть. Мелкий засранец нашептал. У Йена загорелись глаза, как только он увидел упаковку любимых хлопьев. Микки показалось, что щеки Йена даже порозовели. «Я так хочу заботиться о тебе, если бы ты только знал». — Спасибо, — Йен кивнул пару раз и притянул к себе Микки, оставив поцелуй на его виске. — Люблю тебя, Мик. Спасибо. — Аж дважды «спасибо»… Что я сделал? — Ну, во-первых, я впервые поем то, от чего меня не вырвет. А во-вторых, ну… ты сам понимаешь, — Йен показал запястья с новыми бинтами. Удивительно, что его не закрыли сюда на несколько недель, а всего лишь на «профилактику». — Наверное, твоё лицо я и хотел бы видеть в самый последний момент… — Чё? В смысле «последний момент»? — У тебя бывало такое, что с тобой что-то происходит, твой организм уже будто перестаёт сопротивляться, а единственная мысль — «ну всё, сейчас я умру»? Кажется, Микки теперь не нужно было уточнять, хочет ли Йен слышать «тяжелые» темы. Он сам их прекрасно заводил. И, что самое интересное, всё продолжал хрустеть хлопьями, будто бы ничего и не было. Внутри сразу закрался страх. Сначала Микки думал, что Йен просто хотел сделать себе больно, но перестарался, а он… Чёрт. Микки крепко взял свободную руку Йена в свои две и стал гладить. Было просто трудно такое слышать. И больно. — И если бы я зашёл всего на минуту позже…? — Может быть… Я очень об этом жалею. — Йен, пожалуйста, я не могу тебя потерять просто вот так. — Ты не потеряешь. Правда. — Я должен был- — Нет, Мик, не должен был, — Йен погладил большим пальцем руку Микки и поджал губы. Он слишком сильно винил себя за то, что сделал, но остальных совсем не обвинял. — Ты сделал всё, что от тебя зависит. Хорошо? Это не твоя вина. — Ладно, хорошо, — Микки вздохнул и сполз вниз по стулу. Перед глазами всё стояло то кровавое месиво, а забинтованные руки Йена только о нём и напоминали. Но не всегда же о нем теперь думать? Стоило бы лучше научиться, как правильно делать эти самые перевязки. — Блять… — Микки провёл рукой по глазам и зажмурился. Ему было больно признавать собственную беспомощность. Лип, наверное, прав: зря доверили. — Всё в порядке. Я выйду завтра. Мне нужно будет немного времени, чтобы подумать, что делать с остальным всем… Комнату не хочется терять. — Ты думал отчисляться? — Да, но я не знаю, что делать. Если уйду, то вернуться с такими же льготами не смогу. Ты что думаешь? — Бля, Йен, я не знаю. Я радуюсь твоему каждому успеху там, комната тоже ахуенная, но я теперь понятия не имею, стоит ли оно того. Раз оно тебя так доводит. — Нам надо подумать над этим. — «Нам»? — Микки печально усмехнулся и опустил взгляд. — Меня не надо слушать, мне нормальное будущее точно не светит. Нет, не так, — он сел поудобнее на стуле и закинул ногу на ногу. — Оно не светит, если я буду один. Если ты будешь рядом, живой и в порядке, мне уже не будет так страшно. Так что я могу только подсказать, лан? Тебе надо все решить самому. — А если я решу уйти? Что будет? — Я тебя любым приму, раз ты меня принял. Хер знает, на складах и в магазах всегда работники нужны, уж поверь. — Я бы хотел продолжать помогать людям, если уж всё так случится. — Найдётся для тебя место, мать Тереза. Хер знает, может, я к тебе присоединюсь. Если найду в себе чёт доброе. — Ты добрый, Мик, ты просто- — Не, не начинай даже. Только к тебе, Мэнди, Карлу, Фр… Блять, я реально добрый? — Ага, — Йен уверенно улыбнулся и откинулся назад. — Просто не хочешь это признавать. Мне кажется, ты себя не ценишь совсем. — Хер знает, может быть. Бля, это сложно, потому что всю жизнь строить себе образ такой невъебенный, чтоб все вокруг срались, а потом находишь людей, которые не все вещи решают насилием, и начинаешь понимать, что чёт не так. Я говорил уже, я никому с первого раза не верю. Могу только вид сделать, если мне это пиздец как нужно. На работе прокатило. Но хорошо, что съебали. — Да, точно, — Йен усмехнулся и подвинулся ближе, чтобы положить голову на плечо Микки, но подлокотники даже не дали нагнуться. — Пиздец. Мне кажется, что рабочее место можно оценить по тому, как они относятся к тем, кто заболел. — Ага, принёс своих бацилл с пар, оба лежали и блевали. В богатстве и бедности пожили, в болезни с температурой 39 и здравии тоже, чё ещё? — Горе и радость. Тоже было. — Пиздец, ну поздравляю, целуйте жениха. — Пойдём туда, — Йен кивнул взглядом на освободившийся диванчик как раз для двоих. Милая и романтичная шутка по-настоящему грела обоим сердце. Йен и правда поцеловал Микки, но так, незаметно, чтобы никто не стал возмущаться. — Ээ, твоим кольцом будут хлопья эти. — Тогда ты мне предложение сегодня сделал? — Да пошёл ты, — Микки посмеялся и толкнул Йена в плечо, тут же отворачиваясь. Может быть, когда-нибудь. — Если вернуться к хуевым работам, у тебя было вообще хоть одно нормальное место? — Удивишься, но у Кэша. Это не из-за него, конечно, а из-за его жены. Строгая, но всё равно поблажки делала, когда я болел. Это странно, но я хотел бы туда вернуться. — Этот магаз ещё вообще существует? Я чёт не интересуюсь местами, где меня подстрелили. — Да, и он стал в разы лучше с того момента, когда я был там последний раз. Как думаешь, пустят? — Да тебя-то хули не пустить? А вот пустят ли меня — вопрос интереснее. — Ну, ты выглядишь хорошо. Для меня укладку делал? — Чё, нравится? — Ещё бы. — Бля, я не знаю, ты шутишь или нет, а я бы попробовал туда сходить. Типа, это не место для тех хипстеров, на которых я постоянно жаловался. — Тогда попробуем? — По приколу? — Практически. — Ебаться в кладовке? — Хотя бы раз надо. Линда будет в бешенстве от того, что магазин опять становится гей-клубом. Даже название немного подходит, если убрать каламбур. — Типа плати и бери за хуй или задницу своего коллегу? — Мм… Да, вроде того. — Класс. Тогда забились. Ляжешь? — Микки указал Йену на свои колени, а тот без раздумий кивнул пару раз и лёг поудобнее. Теперь диван казался ещё меньше: пришлось прижать к себе колени, чтобы на нем поместиться. — Как ты понял? — Йен перевернулся на спину и поднял взгляд на Микки, а его руку положил себе на грудь: так было спокойнее. — Да ты уже скоро сраных овец считать бы начал, — Микки улыбнулся уголком губ и погладил Йена через футболку. — Ты если сонный, то сразу пытаешься глаза открытыми держать. — Ты не злишься, что меня вырубит? — Ты чё, мужик? Нет, конечно. Это ж типа такая хуйня, что если в безопасности себя чувствуешь, то сразу спать можно. Так что отдыхай, я тебя разбужу потом.