День фестиваля.
Ло’ак вот уже несколько лет хранил верность своей прическе, но при этом ненавидел брить залысины вокруг ушей! Еще ни разу ему не удалось закончить процесс без порезов. Джейк много раз показывал сыну, как именно проводить по коже бритвой, чтобы кроме волос с кожи не снимались лишние куски. Говорят, что мастерство бритья приходит с опытом, но у Ло’ака с опытом приходили лишь новые травмы. Поняв, что сын и бритва - две несовместимые вещи, Джейк был вынужден либо сам брить парню виски, либо ходить на вызовы из школы и объяснять, что кровавые следы на голове сына никак не связаны с жестоким отношением к собственному отпрыску. Посему утром в пятницу, пытаясь досмотреть остатки сладкого сна перед последним на неделе служебным днем, Джейк проснулся от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит. Открыв глаза, он обнаружил у кровати младшего сына, который держал в руках бритву и жалобно смотрел на отца. — Да сколько можно, Ло’ак?! Либо научись бриться сам, либо смени уже ради Эйвы прическу! Я же не буду тебе до старости помогать! — пробурчал Джейк, но выбрался из кровати и поплелся вслед за ним в санблок, понимая желание сына на школьном празднике выглядеть на все сто. Нейтири с улыбкой проводила эту печальную процессию, готовя завтрак для всей семьи. Она с утра подготовила традиционную, клановую одежду на праздник для детей и собрала всем троим тормозки, зная, что кухня школы сегодня весь день будет готовить еду для фестиваля. Спустя десять минут из санблока вышел довольный Ло’ак, сверкая влажными от лосьона после бритья лысыми висками. Мать помогла сыну застегнуть сзади плетеный боевой пояс, принадлежащий когда-то ее погибшему отцу. Ло’ак подтянул завязки праздничной набедренной повязки, нацепил маску наездника и, чмокнув маму в щеку, схватил свою дорожную сумку и выскочил за дверь. Сегодня в школу он летел на своем банши, а завтрак решил пропустить, зная, что это даст ему пусть и небольшое, но преимущество на конкурсе поедания хот-догов. В день проведения Фестиваля все уроки отменялись. Лишь старый историк Ралтау, лично принимавший участие в легендарной битве, нацепив все свои регалии, проводил общее собрание всех классов под открытым небом, напевая по песенной нити свои мемуары, посвященные делам минувших дней. С каждым годом учитель старался подобрать к своей песне новый мотив, и в этот раз он решил плыть по течению школьной моды и попытался зачитать текст в ритме рэпа. Первый десять минут ученики еще старались сдерживаться, однако нелепость получившегося произведения вкупе с абсолютным отсутствием слуха у историка, заставлял тела детей буквально дергаться от сдерживаемого хохота. Под самый финал все сидели с абсолютно малиновыми лицами, а некоторые даже прикусывали собственный хвост в последних попытках сдержать смех. И как только финальный камешек нити, под четкий бит барабанов из гигантских колонок, был озвучен, аудитория взорвалась как аплодисментами, так и повальным хохотом. Благо, Ралтау принял и первое и второе в качестве восторженной оценки его выступления и, поклонившись публике, пожелал всем веселого праздника. Школьники разбрелись по своим стендам и корпусам, внося финальные черты в свои задумки к старту фестиваля. Тарсем, носящийся от одного корпуса к другому, старался держать руку на пульсе, подгоняя особо медлительных и успевая раздавать похвалы тем, кто уже все подготовил. Он с утра нарядился в свой клановый костюм вождя Оматикайя, стряхнув с него годовую пыль, и с удовольствием ловил восхищенные взгляды женской половины, ибо фигура у директора, несмотря на десятилетний стаж канцелярской работы, смотрелась фантастически сексуально. Однако его сердце ждало одобрения только от одного конкретного взгляда. От невысокой, но чертовски стройной человеческой учительницы межвидового права, которая запала в его душу сразу же, как переступила порог его кабинета. Рия Ангелинова, облаченная в уменьшенную копию традиционной юбки на’ви и пончо псевдо тсахик, с заплетенными в длинную косу темно-рыжими волосами, вызывала у Тарсема жгучее желание схватить девушку и не выпускать это хрупкое чудо из объятий до конца своей жизни. Как один из кураторов праздника в этом году, в данный момент учительница инспектировала уличные стенды учеников, периодически размахивая руками, отчего ее пончо задиралось, открывая чудесные виды на ее кремовую пятую точку. Тарсем полюбовался манящей картинкой и был вынужден отвлечь Рию от дел. — Мисс Рия, заказанная вами статуя правосудия прибыла, и ее разгрузили у ворот. Не забудьте забрать ее до наступления праздника! А то наши ученики сделают из нее Венеру Милоскую. — сказал Тарсем юной учительнице и стал ждать просьб о помощи. Но та, на удивление, ответила «Спасибо, сэр» и пошла в сторону спортивной площадки. — Мистер Куоритч, можно мне двух крепких парней? — Конечно, мисс Ангелинова, вам, наверно, что-то тяжелое надо перенести? — Да уж не одиночество, это точно! — Я могу вам помочь! — вызвался догнавший ее тут же директор, — И со статуей и с одиночеством! — Но мне для этого нужны двое. — сухо ответила та. — Нет проблем. Эта парочка красавчиков всегда со мной, и они будут счастливы Вам помочь. — ответил Тарсем, указывая кивком головы на свои бицепсы на обеих руках, поигрывая синими мышцами. Наконец-то на лице под кислородной маской появилась тень улыбки, и Рия, внимательно оглядев предлагаемых помощников, сама не заметила, как ее взгляд стремительно оценил и остальные мышечные прелести своего начальника. Можно было, конечно, поспорить с самой с собой, но картинка эта создавала весьма приятные ощущения в разуме молодой женщины. — Ну хорошо, если Вы считаете, что справитесь один, пойдемте! — сказала она и, развернувшись, добавила про себя, — Слабый пол сильнее сильного в силу слабости сильного пола к слабому. Учительница быстро пошагала в сторону ворот, а Куоритч показал Тарсему большой палец, поднятый вверх, кивком головы посоветовав не тормозить и ловить эту бесхвостую удачу за хвост. Ло’ак водил Цирею от павильона к павильону, но избавиться от непрерывной слежки «большого брата» не удавалось. Из-за этого приходилось держать себя в руках. В прямом смысле, держать друг друга за ручки и не провоцировать лишний раз «хранителя целомудренности» на ссору. Са’ра всеми силами пыталась отвлечь огонь на себя, заманивая Аонунга опробовать многочисленные развлечения, но тот, наученный горьким опытом, уже не доверял девушке и не позволял увести себя с линии визуального контроля. Ло’ак практически в каждом месте развлечений демонстрировал своей девушке свою крутость. Стрельба из лука, сбивание мячами банок, уничтожение шариков дротиками, ловля небольших рыбок бумажными сачками… Из каждого конкурса он выходил победителем, а в руках Циреи возникал очередной мягкий приз. Два плющевых икрана, меховая фигурка стурмбиста и огромная пузатая игрушка непонятного зверя под названием мед’ведь затрудняли передвижение девушки. Добравшись до «Пещеры Ужасов», устроенной в корпусе восьмого класса, рифовая упросила брата отнести призы на площадку для банши, и пара быстро погрузилась в мир пугающих, виртуальных образов хищников джунглей Пандоры. Специальные проекторы, размещенные в углах прямоугольного здания, создавали в затененном помещении объемные образы зубастых созданий настолько реалистично, что казалось, что ньюна’ви путешествуют по настоящему лесу. При каждом появлении очередного хищника Цирея испугано охала и все сильнее прижималась к телу Ло’ака, заставляя того буквально млеть от близости нежного создания. Он прижимал к себе вздрагивающую девушку, ласково обвив своим хвостом ее лазурную ножку, и с удовольствием вдыхал запах ее волос, когда она от страха прятала лицо на его груди. Жаль, что этот аттракцион был не вечен, и следующая пара настойчиво потребовала уступить место для очередного зрителя. Следующим на очереди был аттракцион «Молотоглавый титанотерий», где испытуемый должен был удержаться на механическом муляже огромного травоядного, который вращался и подскакивал во все стороны. У агрегата было пять настроек: «Слабак», «Стандарт», «Воин», «Герой» и «Торнадо». Первой на полированное седло механического зверя запрыгнула Са’ра и, продержавшись сорок четыре секунды в режиме «Воин», вылетела с него, весело хохоча. Ло’ак попросил включить режим «Героя» и под восторженным взором Циреи смог продержатся минуту и двадцать три секунды! Аонунг не сдержался под взглядом хвастливо задранной головы лесного и попросил оператора включить режим «Торнадо». — Может, не надо, Нунг? — испуганно спросила его сестра. Но тот молча уселся на агрегат и дал знак, что готов. Среди школьников ходили слухи, что Тсу’тей однажды смог просидеть в этом режиме рекордные двадцать три секунды. Спустя ровно шесть секунд бессознательное тело рифового, вылетевшего за границы мягких барьеров и врезавшегося головой в дерево, Ло’ак и Са’ра тащили в школьный медпункт. И если Цирея жалобно причитала над непутевым героем, то пара друзей высказывала тому в его закрытые очи все, что думала об уровне его умственного интеллекта. Пока ковбоя приводила в себя медсестра, Са’ра и Ло’ак успокаивали расстроенную Цирею. Взглянув на часы, парень был вынужден оставить девчонок в медпункте, ибо у него подгорал очередной план. С Пауком они обговорили свои действия заранее, и Ло’ака беспокоило то, что его Бро в назначенное время не присутствовал в условленном месте. Догадываясь, где мог быть сейчас этот засранец, парень быстро метнулся в сторону корпуса для десятого класса и убедился в том, что его подозрения были полностью оправданы. На последней парте, на скамейке сидела его сестра и делала то, о чем сам парень мечтал вот уже который день! Она страстно целовалась с Пауком, который сидел прямо на парте, нивелируя этим разницу в росте, и задрав свою дыхательную маску на лохматую черепушку! Ло’ак честно не понимал, чего Паук так стесняется размеров своего хозяйства, ибо флагшток, задирающий его повязку, был виден практически из коридора. И как бы он не любил эту парочку, по-братски, конечно же, но вмешаться все-таки пришлось, ибо на кону стояла судьба вечера! Парень осторожно покашлял, но видимо нервы у Паука были слегка на взводе, ибо он резко отпрянул от Кири и, естественно, грохнулся с крышки парты, задыхаясь как от боли, так и от пандорского воздуха. Кири и Ло’ак одновременно подскочили к несчастному, и пока ньюна’ви помогал Бро подняться, Кири натянула на его лицо дыхательную маску. Оба хмуро посмотрели на парня, потом на часы, висящие над доской, и сменили гнев на виноватую милость. Ибо оба поняли, что слегка увлеклись. Время зажигать клановый костер на стадионе практически наступило, и нужно было спешить. Пока народ еще не подтянулся, наслаждаясь весельем в павильонах, Паук выхватил из своей сумки пластиковую канистру и щедро окропил ее содержимым подготовленные дрова и ветки будущего кострища. Убедившись, что его никто не видел, он пробрался к кухонной зоне, где повара на огромных вертелах запекали огромные части стурмбиста, манящий запах жареного мяса которого растекался по округе, вызывая обильное слюноотделение, и подал Бро знак, что все готово. Альфа Центавра А практически полностью скрылась за Полифемом, погружая стадион в уютную полутьму, и повсюду загорелись цепочки огненных факелов, создавая атмосферу исконного праздника на’ви. Народ начал подтягиваться к основному месту празднования. Несмотря на то, что праздник был сугубо тематический, практически все разбились на парочки, и атмосфера «Дня Валентина» буквально плавала в воздухе. В рупорах стадиона раздался голос Рии Ангелиновой, начавшей обратный отсчет к зажиганию Пламени Свободы. Безалкогольная кава, которую заранее сварили на кухне в огромном глиняном котле, остывала под надзором директора школы. Тарсем прекрасно знал, что стоит ему отвернуться, как в емкость непременно начнут добавлять нежелательные ингредиенты. В прошлом году восьмиклассницы умудрились подлить в напиток экстракт приворотного зелья, сваренного ими по рецептам из человеческой сети, так половина учащихся всю следующую неделю чесались от жуткой сыпи, покрывшей их синие тела. А еще годом ранее в напиток добавили измельченные сухие грибы, подняв градус веселья на финальной дискотеке до такого уровня, что пришлось особо перепившим делать промывание желудков. Услышав голос Рии, отчитывающей цифры от десяти и обратно, он посмотрел в сторону будущего костра и чуть не ослеп, когда вместо привычного пламени в небо рванул столб огня, осветив стадион не хуже спрятавшегося светила. Бросившись к месту вспышки с целью убедиться, что никто не пострадал, директор не заметил, как к котлу подскочила длинноухая тень и что-то быстро вылила из бутылки в темный напиток. Эйва была просто в шоке! В очередной раз ее протеже показал, что фантазия у него не то что безгранична, но и порой совершенно не коррелирует со здравым смыслом! В последнюю секунду поняв замысел «великого мыслителя», она успела направить мощь пламени вверх. Благо, рядом с огнем никого из школьников не было, а Куоритч, поднесший зажигательный факел, благодаря армейской сноровке мгновенно откатился в сторону, лишь слегка опалив брови и кончик хвоста. Пусть и весьма непривычно, но старт к всеобщему веселью был дан. В динамиках на весь стадион зазвучала традиционная музыка, сочетающая в себе смесь духовых инструментов и ритм барабанного боя. Длинная цепочка подсвеченных гирляндами столов, вытянутая вдоль стометровой дорожки, была буквально завалена едой, и оголодавшие школьники кинулись заправлять свои растущие тела натуральными продуктами. Естественно, все это запивалось кавой с небольшим секретным ингредиентом, перелитой в высокие кувшины. Разгоряченная мисс Рия выпила уже не меньше трех чашей, и в ее голове гул барабанов создавал завораживающий ритм расслабления, вынуждая учительницу незаметно для себя покачивать бедрами в такт музыки. Тарсем не мог отвести взгляд от гипнотизирующей картины, а когда упревшая и окончательно раскрепостившаяся Рия сняла с себя пончо, оставшись в полупрозрачном топе на’ви, едва прикрывающем полную грудь, директор с ужасом понял, что придется прижиматься пахом к столу, дабы его ученики не заметили кардинальных удлинений под его повязкой. Странный привкус у кавы он уже совсем не ощущал, а желание найти устроителя фейерверка как-то само собой рассосалось под воздействием куда более сильных чувств и визуальных впечатлений. В это время на сцене зажглись прожекторы, и Рия Ангелинова, пошатываясь, пошла к микрофону объявлять главный конкурс вечера на скоростное поедание хот-догов. Среди участников на сцену поднялись Са’ра, Ло’ак, Аонунг и еще пара десятиклассников. Перед каждым участником высилась гора ароматных жареных сосисок в тесте, и свисток Куоритча дал старт чемпионату обжираловки. Раздался гул из поддержки участников, под который каждый спортсмен приступил к скоростной трапезе согласно собственной стратегии. Са’ра, с ее непревзойденным умением поглощать пищу, не пережевывая, принялась запихивать в себя хот-доги, запивая каждый щедрой порцией кавы. Ло’ак, посматривая на Аонунга, быстро сдавливал хлебный мякиш, бросал его в рот, а потом атаковал оставшуюся сосиску. Аонунг, не желая уступать лавры победителя, просто заглатывал все подряд, не задумываясь о последствиях. Его щеки распухли от напора, но он не терял ритм поглощения ни на секунду. Таймер над головами участников отсчитывал обратное время и, когда на ярком дисплее высветились четыре ноля, Рия в микрофон объявила финал соревнования. Подсчеты показали, что абсолютным победителем стал рифовый. Тот подозрительно посмотрел в сторону главного соперника, который одолел как минимум в два раза меньше сосисок. Ло’ак, главной целью которого была не победа, а избавление от контроля брата Циреи, поднял большие пальцы вверх и, ехидно улыбаясь, с удовлетворением поздравил бордового от переедания Аонунга. Едва сцену освободили, а победитель с трудом спустился со сцены, дрожащими руками поддерживая кубок в виде металлического хот-дога, Тарсем вышел к микрофону и произнес пылкую речь, бросая голодные взгляды на раскрепощенную мисс Рию. Он еще раз поздравил учеников с праздником, напомнил, что следующая неделя в школе традиционно — каникулы, и пожелал всем хорошего отдыха. По традиции настало время объявить имена Оло’эйктан и Оло’эйкте вечера. Первым он назвал имя Ло’ака и, под бурные аплодисменты женской половины учащихся, мисс Рия, излишне тесно прижимаясь грудью к телу юноши, водрузила на его голову символическую корону. Потом прозвучало имя Циреи, и парень от восторга забыл обо всем на свете! Ибо по тем же традициям, Король и Королева бала открывали танцевальный вечер, и появлялся хороший шанс на получение первого поцелуя от любимой. Под бурные возгласы группы поддержки пара спустилась со сцены, и из динамиков зазвучала медленная музыка. Ло’ак, прижав к себе смущенную пристальным вниманием к своей персоне девушку, принялся медленно вести ее в танце, наслаждаясь законной близостью к горячему телу рифовой. Тарсем не выдержал и, протянув руку мисс Рие, присоединился с ней к танцующей паре. Вслед за ним в центр танцпола потянулись остальные парочки. При последних аккордах медляка Ло’ак, разглядывая смущенное личико Циреи, только наклонился, дабы получить заслуженный поцелуй, как жуткий звук рвоты испортил все романтическое настроение. Несчастный Аонунг, согнувшись в три погибели, извергал из себя все, что поглотил во время соревнований. Цирея тут же бросилась к брату, и практически в том же составе, что и пару часов назад, компания учеников вновь «обрадовала» своим присутствием школьную медсестру. За окном школы уже давно наступил закат, а в пустом корпусе девятого класса уныло сидела за своей партой сгорбленная фигура Короля вечера, он же Оло’эйктан фестиваля. Ло’ак вслушивался в затихающий праздник, отголоски которого со стадиона проникали в окна без стекол, и хандрил. Несмотря на все его планы и невероятные усилия, он так и не смог добиться самого желанного для себя финала вечера — поцелуя рифовой принцессы. А ведь он даже написал для нее песню! И пускай Са’ра, которая послужила подопытным кроликом для его творчества, кривилась, вслушиваясь в скрипучий баритон голоса парня, она была приятно поражена словами песни и оценила его старания фразой «Если бы Нетейам написал бы для меня такое, мои трусики уже болтались бы на его соблазнительной моське». Постукивая пальцами по видавшей виды деревянной поверхности парты, изрисованной и исцарапанной легендарной у многого поколения учеников темой "если ты не голубой, нарисуй вагон другой", парень начал тихо напевать слова своей песни, с удивлением понимая, что его голос вполне сносен, если не слишком повышать голос:Стальное тело пассажирского удава, Открыло двери и в проеме вот она, Улыбка скромная и все, меня не стало, Сердечко тут же поняло, что все хана! На сто процентов зацепив мое внимание, Глазами яркими сверкая как заря, Ты счастье бирюзового создание. Цирея, как же я люблю тебя!
На его плечи легли две нежные ладошки, и нос тут же учуял тонкую смесь ароматов фруктов и морского бриза, сводящие его с ума. Улыбка непроизвольно осветила хмурое лицо, а в желтых глазах загорелись звездочки узнавания. В его подрагивающем ушке послышался самый желанный голос на свете, прошептавший: — Это было великолепно Ло! И я тоже тебя люблю! Цирея переползла на коленки своего парня и, обхватив его щеки ладонями, уставилась в манящую желтизну его глаз. Не в последнюю очередь благодаря выпитой каве, она совершенно не испытывала привычного смущения, поглаживая большими пальцами гладко выбритые виски. Ло’ак облизнул свои пересохшие губы, не мигая разглядывая манящие пухлые губы подруги. Из его груди раздалось тихое урчание, непривычное даже для него самого. Он подался вперед, и рифовая тут же припала к нему в сладком поцелуе. Сознание паренька тут же утонуло в фейерверках невероятных ощущений от вкуса ее губ. Ведь один поцелуй с любовью гораздо дороже, чем тысячу поцелуев без любви. Счастью ушастика не было предела. С трудом оторвавшись от поцелуя, он с удивлением обнаружил собственный ладони на упругой попке Циреи, которая явно наслаждалась его ласками. — Слушай, Рея, а что ты сегодня вечером делаешь? Ты не подумай плохого! А если подумаешь: как тебе идея? — спросил Ло’ак Цирею и уткнулся носом в изгиб нежной шеи, вдыхая сводящий с ума аромат девушки. — Ло. Милый. Ты же понимаешь, что мой брат скорее всего уже очухался, а мать ему строго-настрого велела блюсти мою девичью честь! Вряд ли у нас получится уединиться. — Да уж… — пробормотал парень, покрывая нежными поцелуйчиками бирюзовую шею. — Нужно будет попросить Са’ру подобрать твоему брату подружку. Тогда он наверняка ослабит контроль! У него же в клане невесты нет? Или не дай Эйва жениха?! Цирея тихо засмеялась, напоминая своим смехом звон колокольчиков, раскачивающихся на ветру. — Нет, шутник! Ни невесты, ни жениха у моего брата нет! Он будущий вождь клана и не спешит с выстраиванием отношений. Тем более без одобрения подходящей кандидатуры нашей матерью. Вряд ли ему предоставят свободу выбора! — Да уж, мама у тебя на’ви со стальными яйцами! — пробормотал Ло’ак, — Я даже не уверен, подойдет ли ей моя кандидатура в качестве твоего парня. — ЦИРЕЯ!!! Цирея, ты где?! Нам пора домой! — раздался истошный вопль Аонунга снаружи. Ло’ак, пока еще позволяло время, вновь припал к пухлым от поцелуя губам девушки и постарался запомнить каждый миг этого сводящего с ума поцелуя. Именно воспоминание о своих ощущениях позволило ему молча стерпеть поток обвинений со стороны рифового и даже отвезти его домой на своем икране, пока Цирея добиралась на банши с Са’рой. В доме уже все спали, и он, пробравшись в свою комнату, скинул с себя облачения и завалился в кровать, все так же мечтательно разглядывая кусочек звездного неба, видимый из открытого окна. Практически все сегодня прошло по его плану, и он продолжал смаковать полученный поцелуй и вспоминать нежность ее кожи под своими пальцами. Таким счастливым он еще не засыпал ни разу в жизни. Эйва с удовольствием рассматривала довольную спящую моську, радуясь, что хотя бы сегодня, пусть и с небольшими огрехами, но паренек получил то, что заслуживал. Ей очень нравилась эта парочка, и она была уверена, что эти двое просто созданы друг для друга. И пока все вокруг отдыхали, она проследила, чтобы в ближайшие дни жаркая погода накрыла Ньюна’ви Сити, ибо ей было важно, чтобы ушастик в ближайшие дни оказался в аквапарке, выстроенном неподалеку от Города-Плацдарма. Потом она перенеслась в школу, дабы удостовериться, что огонь в костре затушили и он ненароком не перекинулся на учебные корпуса. Заглянув в кабинет директора, она с умилением разглядывала картину того, как на храпящем теле пьяного Тарсема, валяющемся на огромном, кожаном диване посапывает маленькая фигурка молодой девушки, рука которой что-то крепко сжимала под набедренной повязкой директора. Этой паре предстояло весьма забавное пробуждение! Впрочем, как и ее протеже!»