Хэллоу Китти

      — Спасибо за внимание! Был рад увидеться с каждым из вас.       Перед тем, как покинуть огромный зал, наполненный множеством бушующих и взволнованных после автограф-сессии с любимым автором людей, Сонхун благодарит всех поклоном и наконец позволяет сделать себе несколько до боли важных шагов в сторону выхода с душного помещения.       Его новый детектив, где говорится о серийном убийстве женщин лёгкого поведения, стал бестселлером на книжных полках не только Америки, но и других стран, потому что сарафанное радио — действительно полезная вещь, однако Сонхун во имя себя любимого, наоборот, проклинает это.       Он уже которую неделю разъезжает по всевозможным штатам только ради того, чтобы рассказывать одно и то же на интервью и побеседовать с чокнутыми фанатами, которые его читают. Вот что-что, а к каждой своей книге Сонхун то и дело чувствует какой-то негатив, с каждым разом находит всё больше ошибок, какой-то нелогичности и злится. Он любит писать, любит процесс, но результат его постоянно злит, ведь может лучше. Однажды Пак в очередном порыве ярости заливает почти законченную рукопись бокалом красного вина и даже ничуть не жалеет. За весь путь писателя Сонхун так и не научился сдерживать себя и ценить то, чем он занимается.       Однако, хоть и надоедливые из-за свей частоты, встречи с читателями приносят Паку колоссальное удовольствие и вдохновение, он позволяет на время забыть о ненависти к собственному творчеству и полностью отдаётся тому, кто им восхищается.       «Ваши персонажи помогли мне разобраться в себе», «Ваша история настолько захватывающая дух, что я смог прочитать её за один присест», — лесть, которую Сонхун, возможно, заслуживает.       На ближайшие пару недель забитого расписания Пак останавливается в одном из пентхаусов Нью-Йорка. Тёмный интерьер, панорамный вид на центр, а самое приятное — полностью забитый дорогим алкоголем мини-бар. Это самый лучший его вечер за всю карьеру, как хорошо, что именно в самый сложный период он оказывается в Нью-Йорке, в огромном чёрном пентхаусе с алкоголем.       Но жаль только, что один.       Писатель любит потратить деньги, особенно на парней и девушек, что способны скрасить досуг, правда, не разговорами или какими-нибудь играми, если не считать ролевые, конечно. Поэтому, сидя на огромном кожаном диване и вдыхая резкий аромат красного вина, по которому уже ноет язык, Сонхун набирает ранее найденный номер одного из самых дорогих борделей.       Сегодня хочется кошачьей ласки. Когда аккуратные пальчики царапают широкую спину коготками, пытаются ухватиться хоть за что-то, закатывая глаза в порыве наслаждения, что они получают с надбавкой в пару тысяч долларов. Пак сам же стонет от мыслей, молясь побыстрее испытать удовольствие, которое он жаждет испытать уже сколько дней.       Какой-то час ожидания проходит неимоверно долго. Сонхун мечется по всему пентхаусу, пытаясь занять себя хоть чем-то, но постоянно оказывается с вновь пустым бокалом для вина около барной стойки на кухне. Бутылка уже пуста, последние капли писатель вылил буквально десять минут назад, однако новую открывать у него времени нет, потому что из прихожей почти на все помещение разносится дверной звонок.       Мужчина открывает дверь и видит юношу, лицом похожего на того, кто едва ли достиг совершеннолетия, но сразу думает: чушь, потому что в этой грязной индустрии подросткам не место. Он в сером длинном пальто, на улице глубокая осень — пора, во время коей застудиться можно даже забыв одеть носки. Его волосы, словно спелый персик — последствия смывания когда-то ярко-красной краски, — спадают, прикрывая глаза редкими прядями; пальцы — тонкие, изящные, украшенные длинным маникюром — сжимают сумку, перекинутую через плечо. То, что любит Сонхун.       Пак любезно жестом приглашает гостя внутрь, на что тот легонько встряхивает головой, и, когда волосы разбредаются, взору, наконец достаётся возможность взглянуть на кошачий разрез глаз. Этот юноша начинает ещё больше нравиться Сонхуну.       — Зовите меня Хэллоу Китти, — юноша подаёт хриповатый голос, чуть крепче хватаясь за лямку, — и мне нужна комната, в которой я смогу приготовиться.       — Да, конечно, — мужчина слишком долго рассматривает юношу, который порядком начинает раздражаться, что видно по малейшим подрагиваниям лица. — Прошу, проходите.       Огромная ванная, такая же чёрная, как и весь интерьер пентхауса. На стене перед входом висит длинное зеркало, подсвеченное жёлтым цветом, под ним широкая раковина, где парень кладёт сумку, на которой висит бирка с вышитым розовыми нитками «кот Ян Чонвон».       Пальто, по просьбе Сонхуна, юноша оставляет в прихожей и отправляется в комнату в рубашке и брюках, что сливаются с интерьером и безбожно, по мнению Пака, облегают задницу.       Из сумки Чонвон достаёт розовый латексный костюм, мягкие ушки, баночку со смазкой и анальную пробку, украшенную розовым камнем в виде кошачьей лапки. Смотря на это всё, он пытается подавить рвотные позывы и лишь показывает омерзительную гримасу. Он уже ненавидит этот костюм и всё связанное с котами, достало.       На пол летит рубашка, оголяя торс юноши, которую заменяет приторное бюстье со шнуром, соединяющем воедино передние половинки, но он их немного распускает, чтобы сидело удобно и между просветов видеть его декольте. Чонвон поднимает взгляд и любуется собой в зеркале, ведь понимает, что в этом блядском костюме, который он ненавидит всей душой, он смотрится чертовски горячо и привлекательно — признаёт.       Следом летят брюки, а затем и боксеры, и рука наконец хватает баночку смазки. Раздвигая ноги чуть пошире, другой рукой опираясь о раковину, Ян зачерпывает вещество, напоминающую мазь, и не испачканными пальцами помогает себе раздвинуть ягодицы. Указательный размазывает смазку по кольцу мышц и, подождав несколько секунд, входит, как обычно, легко. Привык уже. Следом средний палец также оказывается в нутре, уже сильнее подготавливая отверстие, а когда и они спокойно входят и выходят, к ним добавляется безымянный. И только после того, как Чонвон вытаскивает все три пальца, он еле слышно выдыхает. Парень размазывает немного смазки по пробке и аккуратно, немного шипя, вставляет её в себя.       Смыв всё лишнее с ладоней, Ян ждёт и привыкает к отнюдь не непривычной наполненности, затем натягивает розовые трусы, что из-за украшения даётся не так легко, и прибирает за собой весь беспорядок, который он навёл, всего лишь переодеваясь. Затем достаёт такую же безобразную палетку теней с такими же вызывающими цветами, в целом, как и весь образ, и приводит лицо в порядок, кистью тушуя тени на веках, а затем подчёркивая и так кошачий разрез стрелками.       Его учили: главное — удовлетворить клиента и забыть о себе, чтобы работа далась легче. Чонвон принимал на себя разные роли, работал со старыми извращенцами, молодыми парнями с простыми запросами. На его опыте множество случаев, когда ему было противно, и единождые случаи, когда было хорошо.       Сейчас он не уверен, что ощутит хотя бы толику удовольствия от извращенца, заказавшего его. Пак Сонхун — на языке смакуется знакомо, но память подводит. Может быть, слышал, но не углублялся. Из-за работы Чонвон не видит внешнего мира, только дряхлые члены, вагины и собственное неудовлетворение. Вскоре поплатится сниженным здоровьем, но пока ему платят огромные бабки, он готов терпеть.       Костюм жмёт, а в мыслях: «конченый извращенец». Чонвон знает, как произвести феерическое представление на других, — принять на себя названную роль. Кошечка так кошечка. Опустившись на колени и приняв невинный вид, Чонвон толкает ладонью дверь и аккуратно, кошачьей походкой, выбирается в свет.       Для него не унижение — ползти на коленях к очередному мужику и крутить перед ним хвостом. Чонвон добирается до гостиной, видя мужчину, сидящего на чёрном кожаном диване. Он издаёт подобие мурлыканья, обращая на себя внимание.       Взгляд клиента так же знаком; Чонвон выгибается в спине и неприлично присматривается. Родинка на носу… Он встряхивает головой и ползёт ближе, сдерживаясь и не морщась от соприкосновения коленей с ламинатом.       — Господин, перед тем, как приласкать меня, вам нужно принять правила моей игры с вами, — Чонвон садится на колени между длинных ног и смотрит, лаковыми глазными бусинами рассматривая Пак Сонхуна.       — Я слушаю, моя милая Китти, — его улыбка приторная, Чонвон может только убедиться, что Сонхун — очередной извращенец.       — Первое: нельзя касаться моего лица, — мурлычет Чонвон, точнее, выдавливает, напрягая связки. — Второе… хм, стоп-слово — розовый, вы поняли меня, господин? Если вы нарушите хоть одно правило, ваш кошелёк будет плакать от пустоты, как и неудовлетворённое сердечко, — печально сообщает, пальцем коснувшись рубашки на левой стороне грудины.       — Как скажешь, — и Чонвону достаточно.       Он касается ладонями дивана и взбирается на него, находясь всё так же на четвереньках. Ему хочется поскорее закончить ещё не начатое, но он знает: время будет тянуться беспечно долго и мучительно.       От Сонхуна попахивает вином, а каким — Чонвон не знает, он ещё не дошёл до того, чтобы расслаблять себя выпивкой. Ему хватает нахождения в доме после тяжёлых и неприятных рабочих дней. Касания мужчины обжигают: сначала мерзко, а дальше всё равно. Пусть он хоть сразу всадит и будет вдалбливаться, лишь бы остался доволен и заплатил с чаевыми.       Чонвон забирается поверх крупного тела, устраиваясь на крепких бёдрах тощей задницей. Одно движение — и он морщится от минимальной смены положения пробки в нём. Но Чонвон плюёт на себя, ведь главное — клиент. Его тонкие пальцы с островатыми ноготками касаются ширинки классических брюк, Чонвон расстёгивает бегунок и вытаскивает крупный, стоящий колом член. Вязкая смазка сочится из уретры, и Чонвон слизывает её языком, как кот парное молоко. У него нет выбора, а минет — лучший способ расслабить любого типичного представителя мужского пола, особенно холостого и богатого.       Текут слюни, пачкают подбородок и член, зудящий от возбуждения и ноющий от удовольствия. Чонвон поднимает глаза на мужчину и пытается улыбнуться, заглатывая глубже. Его рвотный рефлекс просто существует, но не функционирует, давно не чувствует подходящего к горлу неприятного комка.       Из ссохшихся уст Сонхуна вылетают тихие стоны, и Чонвон двигается быстрее, обхватив чужую ладонь и притянув к себе на задницу. А мужчина не противится, сжимает мягкую кожу и бьёт до лёгкой красноты. Его пальцы ведут по промежности, зацепляя за холодный кристаллик пробки, и дёргают.       — Кошечке нравится, когда хозяин играет с её дырочкой? — Сонхун усмехается, толкая палец рядом с металлическим концом.       — Да… да, хозяин, мне так нравится, когда вы играете со мной, — хрипит Чонвон, он уверен, что его голос звучал бы для других ужасно, но не для Сонхуна, открыто сходящего с ума. — Хозяин, вы же отымеете меня в мою дырочку и заставите царапать ноготками диван от удовольствия?       — Конечно, Китти, конечно… я сделаю это, — Сонхун едва стонет, толкаясь в тёплый рот.       Его желание — ласкать сладкого парня, даже естеством напоминающего кота. Сонхун впервые так восхищается красотой и умением дорогой проститутки, вызванной на дом, хотя юношу даже назвать так нельзя… Он выше, прекраснее и статнее, выглядит так, как душа всегда желает.       Сонхун не хочет кончать от одного только рта, он тихо говорит парню перестать и двигает его ближе к себе, впиваясь пальцами в мягкие ягодицы. Присмотревшись, Сонхун видит в юноше знакомые черты… словно те, коих он когда-то касался.       Строки перед глазами, метафоры и четкое описание. Неужели парень из книг, вызывающих восторг у читателей… Сонхун трясёт головой и смотрит в тёмные глаза — в них таится кромешная пустота.       — Садись ко мне на лицо, Китти, — неожиданно просит Сонхун, а Чонвон хлопает длинными ресницами и тупит… он правда пребывает в неверии.       Но Сонхун всегда резок и прямолинеен в своих извращенных желаниях. Ему нравится смотреть на искреннее удовольствие, а не на то, что выдавливают из себя обычно. Чонвон отмирает и упирается ладонями в широкую грудь, пытаясь найти, за что ухватиться. Сонхун помогает ему: берёт за бёдра и сначала аккуратно вытягивает пробку, кинув её в ноги. Он видит, как анус юноши сжимается вокруг пустоты, и усмехается, подтягивая к себе ближе.       — Вы уверены, хозяин? — вот Чонвон — нет, его потрясывает. Сонхун только хмыкает в ответ, обжигая нежную кожу дыханием.       Язык внутри — Чонвон чувствует подобное впервые… Он вздрагивает и цепляется пальцами за спинку дивана, прикусив губу. Сонхун толкается в него резко и чересчур мокро, оттого и голова идёт кругом. Чонвон покляться готов: у него смешанные чувства насчёт ощущений.       Несколько пальцев пробираются внутрь, толкаются намного глубже, чем язык. Чонвон приметил, что у Сонхуна крупные и аккуратные ладони. Втянув побольше воздуха в легкие, Чонвон задерживает дыхание — он боится сделать лишнего телодвижения. Ему хорошо, а вроде бы и плохо…       Сонхун замедляется, чередуя пальцы и язык, а потом вовсе накрывает стоящий член и поглаживает через ткань. Чонвон стонет, нет, он мурлычит от непривычки и прогибается в спине.       — Хозяин, мне так… так хорошо, — выдыхает он, прикрыв глаза. Не врёт, хотя хотелось бы…       — Моя Китти заслуживает получить удовольствие, ты хочешь кончить, детка? — Сонхун отстраняется, он горячо дышит и поглаживает бёдра.       — Если позволите… то я очень этого хочу, — Чонвон будет корить себя до конца жизни за свой девичий писк.       И Сонхун, конечно же, позволяет. Он набирает темпа в движениях и давит на влажную головку члена, уже выглядывающего из-под лёгкой ткани. Чонвон правда на грани, он царапает дорогой диван коготками, не задумываясь о его цене — не волнует.       Ещё Чонвон знает: когда ему позволено кончать, он должен стонать так громко и так похабно, как в самых обычных порно-роликах. Опять же, главное — удовольствие клиента. Впервые оргазм бьёт по нему с силой и приятной негой.       — Хозяин… это так прекрасно, да… мне так понравилось, — а Сонхунконвертом фальш, но слабо улыбается. Что-то у него да и удалось.       — Не против оседлать меня и показать то, на что ты способна, Китти? — у Чонвона нет выбора — он всегда готов.       Нижнее бельё слетает с худых бёдер с небольшим представлением для клиента — Сонхуна удовлетворяет. Чонвон приспускает дорогие классические брюки с мужчины и залезает сверху, садясь на пах так, чтобы член оказался меж ягодиц. У него нет желания принимать в себя, у него есть желание получить деньги и сбежать. Минутное удовольствие — и хватит.       Он насаживается на член не церемонясь, чувствует его в себе и громко и тонко выдыхает, прикусив нижнюю губу. От повышенной температуры тела даже плюшевые уши взмокли. Чонвон протягивает ладони к мужчине и умоляюще — для него же жалко — смотрит в тёмные глаза. Сонхун приподнимается и целует в костяшки. Ему хорошо, а значит Чонвон делает всё верно.       Крепкие ладони ложатся на ягодицы и сжимают, Чонвон отдаёт весь процесс мужчине и только внутреннее морщится от того, как Сонхун тихо постанывает.       — Китти, я хочу тебя поцеловать, позволь мне, — ещё по приходе Чонвон приметил: Сонхун очень богат, а сейчас понимает, что и известен. Он заплатит любую сумму.       — Целуйте, хозяин, — сладко тянет парень, самостоятельно наклоняясь вперёд.       Ему нужно будет почистить зубы.       Поцелуй получается смазанным, приятным для Сонхуна и отвратным для Чонвона, но ему повезло, что его временный хозяин не требует большего. Только толчки ускоряются, и Чонвон позволяет себе устало улечься на чужую грудь. На его опыте много поз, к коим он уже привык, а тело — тем более. Сонхун насаживает его сильнее, применяя лёгкую грубость — ни что по сравнению с тем, что Чонвон испытывал раньше. Но он стонет, пытается выдавать из себя что-то впечатляющее.       Ещё чуть-чуть — и его должны отпустить.       Но Сонхун вновь неожиданно берётся за него и обхватывает полустоящий член, надрачивая в такт толчкам. Чонвон испытывает смесь, растекающуюся по его телу. Рот непроизвольно раскрывается от подходящего оргазма. Ему хорошо… непривычно хорошо. Он пачкает чужие пальцы семенем и ловит панику, но спокойный взгляд мужчины успокаивает. Последние толчки Сонхун делает медленно, не кончая внутрь, он выходит и изливается на ягодицы, размазывая капли по коже.       — Вам стоит принять душ, — обессиленный Сонхун играет со своим же семенем на ягодицах Чонвона, смотря ласково, будто восхищаясь телом, пока сам Ян находится в недоумении.       Один раз — всё, на что хватает этого мужчину? Парень никогда не поверит в это, ожидает какой-то подвох, однако соглашается на предложение.       — Да, пожалуй, надо, — Чонвон встряхивает головой, чтобы влажные от пота пряди не мешали глазам, почти роняя ушки. — Вы мне хотите составить компанию, хозяин? — мурчит, шагая пальчиками с маникюром по накаченной груди и ловит себя на мысли о том, что было бы интересно взглянуть на него без чёрной рубашки, облегающей подтянутый торс.       — Не стоит, оставим на потом, — мужчина помогает подняться и поначалу слегка придерживает Яна за локоть, потому что ноги затекли и потрясываются после недавнего оргазма.       Надо же, Чонвону отказывают во втором разе. Так любезно с его стороны — предлагать ещё один акт незабываемого, по его мнению, секса клиенту, даже несмотря на то, что всех их он недолюбливает. Обычно его берут без спроса, работа же, а тут какой-то известный богатый мужчина мало того, что вылизал его впервые, так ещё и воспротивился продолжить. Ну разве не прелесть для Яна? Однако сердечко немного колит. Неужели не понравилось? Ему урежут гонорар?       Даже двадцати минут не проходит, и на пороге ванной выходит чистый, но совсем не душой юноша. Он маневрирует среди множеств коридоров пентхауса и останавливается у выхода.       — Прошу прощения?       — Да, иду, — Сонхун выходит из зала, вертя белый конверт, вероятно, с деньгами, в своих тонких и аккуратных пальцах. — Тысяча долларов, — отдаёт его, едва соприкоснувшись чужими руками. — Не без чаевых, конечно.       Наконец-то они прощаются, и, стоя у лифта, который медленно поднимается на тридцать первый этаж, Ян позволяет себе заглянуть в конверт, где насчитывает двадцать купюр по сто долларов, из которых вылетает небольшая записка.       «Пак Сонхун», а на обратной стороне — номер телефона.       Парень хмыкает, больше удивившись гонорару, нежели визитке, ведь получает такие после каждого клиента, однако эту не выбрасывает, а бережно кладёт в карман сумки вместе с белым конвертом.