Бонус-уровень

Сухо опаздывает на полтора часа. Администратор на стойке смотрит на него не дольше секунды, прежде чем выдать ключ-карту, и Сухо чертовски рад местной политике конфиденциальности для героев. На карте написано «3610», и это явно не номер, написанный Хаджином в сообщении, но не то чтобы Хаджин не любил перестраховываться даже в зашифрованных сообщениях. Сухо уверен, что сообщение с его браслета не пропадают исключительно из-за того, что Хаджин ему потакает. Лифт одновременно едет слишком быстро и слишком медленно. Сухо снимает пиджак и перекидывает его через руку. Дверной замок открывается с тихим щелчком. Сухо оттягивает галстук и расстёгивает пару верхних пуговиц. Туфли и пиджак остаются в прихожей, а сам Сухо успевает лишь сделать шаг в основную комнату, когда улавливает шум фена из-за одной из дверей. И, чёрт возьми, это немного стрёмно. Мало того, что номер не совпадал с тем, что отправил Хаджин, так ещё и самого Хаджина в зоне видимости не было. — Прекрати думать, Андерсон, ты понижаешь ай-кью всей улицы, — Сухо ловит полотенце прежде, чем оно коснётся его волос, и оборачивается на голос Хаджина. Герой-наёмник стоит в мешковатых спортивных штанах, и Сухо думает, что этого достаточно. Всё. Хватит. И не в том плане, что Сухо больше не хочет хотя бы переспать с Хаджином, а в том, что эти штаны — последнее, что держит Сухо в его собственных штанах. Хаджин выгибает бровь, и Сухо понимает, что пялится на грани приличия, хотя, казалось бы, какие к чёрту приличия, учитывая, что они собирались переспать. Как минимум. Вероятно. — Ты ударишь меня, если я тебя сейчас поцелую? — фраза вылетает случайно, Сухо вообще ничего говорить не хотел и уже готовился извиняться, когда сосредоточился на лице Хаджина, а не на каком-то отдельном элементе и– И. Вау. Сухо, кажется, только что исполнил своё давнее желание, потому что на лице Хаджина явно виден глубокий шок. — Le… — Сухо отчаянно хочет извиниться, потому что у Хаджина теперь есть полное право развернуться и уйти, и Сухо не скажет против ни слова, но Хаджин только шипит, выставляя руки ладонями вперёд, и Сухо послушно замолкает на середине слова. — Не извиняйся. Не нужно, — Хаджин говорит на выдохе, рублено. — Я просто… Скажи честно, ты мазохист? — Что? Нет! — Сухо чувствует, как его лицо и уши нагреваются от вопроса. — Тогда какого хрена?! — Хаджин взрывается резко, и Сухо отшатывается на полшага из-за такого резкого перехода от спокойствия к злости. — Когда я поцеловал тебя в прошлый раз, ты меня ударил. — Ты укусил меня! Что… справедливо. — Значит ты не будешь против, если я поцелую тебя? Хаджин вздыхает, и Сухо на мгновение задумывается, сколько ещё подобных вопросов ему сойдёт с рук, прежде чем Хаджин решит, что с него хватит. А потом Хаджин подходит к нему, тянет за галстук и целует. Это целомудренно и быстро, Хаджин отстраняется раньше, чем Сухо успевает сделать хоть что-то в ответ. — Тебе нужен душ, — Хаджин говорит это со вновь обретённым спокойствием, и Сухо с улыбкой поднимает руку с полотенцем: — Как раз собирался туда пойти. Сухо думает украсть у Хаджина ещё один поцелуй, но решает просто пройти мимо и не испытывать судьбу. В душе Сухо совсем не торопится: последние восемь часов он провёл на публике, и теперь ему хочется смыть с себя эту светскую жизнь и немного расслабиться. После возникает проблема с одеждой. Вернее с её отсутствием. Сухо со вздохом хватает второе полотенце, чтобы прикрыть бёдра. Душ помог ему успокоиться, но от этого только сильнее захотелось вжаться в Хаджина. Хаджин ждёт его на диване с бутылкой какого-то вина. Сухо не особо разбирается в алкоголе, но, когда выхватывает бутылку и отпивает сам, понимает, что вино явно креплёное и достаточно терпкое, чтобы поморщиться. Хаджин от этой картины только коротко смеётся, забирая бутылку обратно и делая большой глоток. Сухо заворожен румянцем на бледных щеках, который противоречит абсолютно трезвому, оценивающему взгляду серых глаз. Не серых, нет, они вновь загораются этим дьявольским синим огнём. Сухо шумно сглатывает, пытаясь поймать ускользающую сквозь возбуждение связь. У него встаёт, потому что Хаджин выглядит прекрасно, особенно когда его глаза — снова! — горят синим. Чем больше Сухо восхищается Хаджином, тем чаще он замечает свет в его глазах. О! О-о-о. — Den Hellige Skaper, Хаджин, — Сухо смеётся, опираясь на спинку дивана так, чтобы нависнуть над стрелком. — Я понял, почему горят твои глаза. Сухо целует Хаджина, не давая ответить, склоняясь к нему всем телом, прижимая к опоре. Он целует настойчиво и не закрывает глаза. Он думает о Хаджине, обо всём в нём, пока не доходит в своих мыслях до прекрасного «я люблю» и смотрит на огонь в глазах напротив. — Я люблю тебя, — отстранившись на миллиметры шепчет Сухо, шепчет Эрен. Сухо заворожен, но не пропускает напряжения тела Хаджина. Мечник быстр. Быстрее стрелка, и потому ему удаётся подмять Хаджина под себя, уронив журнальный столик и бутылку вина в процессе. Хаджин шипит и дёргается, пытаясь вырваться, Сухо прижимает его лишь сильнее с каждым рывком. В этом есть адреналин, и Сухо сложнее быть тем Сухо, которого знает этот мир. Хаджин дёргается всем телом, и Сухо не думает, просто кусает его за плечо, наваливаясь всем весом. Хаджин обмякает как-то слишком резко, но Сухо сжимает челюсти ещё несколько секунд, прежде чем отпустить. Во рту остаётся привкус крови, и Сухо хочет ещё. — Я не ошибка, Хаджин. В моём поведении нет сбоев, — Сухо уверен, что если бы был зверем, то зарычал бы. — Это моё искреннее желание, это мои чувства. Ты не можешь меня контролировать в этом. Сухо делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. — В общем, иди на хуй, Хаджин. Хаджин поворачивает голову набок и ухмыляется: — Таков был план. Сухо протяжно стонет, убирая руки с захвата предплечий стрелка к его бёдрам. Хаджин пользуется моментом и со змеиной грацией переворачивается на спину. Его пальцы дразняще проходят по коже Сухо, прежде чем сцепиться в замок на его затылке, и Сухо дёргает его на себя, параллельно вставая с дивана. Полотенце, героически державшееся до этого момента, падает, полностью обнажая Сухо. Хаджин усмехается, когда чувствует член Сухо через штаны. Его ноги скрещиваются у Сухо за спиной. Сухо со стоном сцеловывает эту охуительную ухмылку и прижимает Хаджина ближе. Мир вокруг как-то резко смещается, и Сухо проходит в себя от того, что врезается спиной в стену и что язык Хаджина у него во рту. Последующий поцелуй ещё более грязный, громкий и мокрый. Хаджин странно напористый, и Сухо интересно, чем был вызван этот энтузиазм. И всё же Сухо не поддаётся Хаджину, притягивая его к себе за шею и используя их всё ещё сохраняющуюся разницу в росте, чтобы нависнуть над ним и попытаться придушить Хаджина своим языком. Руки Хаджина скользят ниже, невесомо, но как-то возбуждающе-обжигающе задевая кожу. А потом прохладная ладонь сжимается вокруг его члена, и Сухо стонет, рефлекторно откидывая голову и ударяясь о стену. Удар вызывает у него шипение, на которое Хаджин отвечает смешком, а потом, о боже, рука на его члене шевелится. Это немного неуклюже из-за позы (на миллисекунду Сухо задаётся вопросом, человеческие ли у Хаджина суставы в руках), но всё равно приятнее, чем Сухо сделал бы сам. Хаджин кусает его за шею, и Сухо теряется на следующие минуты. Не каждое движение согревшейся кожи приятное, но Хаджин учится достаточно быстро, поэтому Сухо не жалуется. Сухо готов поклясться, что отдаст свой член на отсечение, если пожалуется на Хаджина в отношении секса. Хаджин дёргает его за волосы и целует как раз перед тем, как Сухо кончает. Эйфория длится какие-то секунды, но после это просто мокро и неприятно, пока Хаджин не прошепчет что-то явно магическое, чтобы убрать сперму. А потом Хаджин поднимает руку и разводит пальцы в стороны, чтобы показать Сухо, что его семя исчезло в заклинании не до конца. Хаджин облизывает липкие пальцы, и Сухо внезапно нависает над ним, развалившимся на кровати. Это странно, что Сухо не помнит, как он до неё добрался, но Хаджин снова обхватывает его уже вставший (так быстро? Сухо не знал, что это возможно) член рукой, прижимает к своему (Сухо не может не удивиться отсутствием штанов), и Сухо, блять, перестаёт думать, сосредотачиваясь на том, чтобы просто не кончить так быстро снова, потому что он ещё на грани перевозбуждения, и это немного больно, но это всё ещё приятно, и… Ох, кажется Сухо немного всё-таки мазохист. Ну и чёрт с ним. Сухо заменяет руку Хаджина своей, поражаясь влажности, двигаясь так, чтобы понять, как сделать Хаджину приятно. Хаджин тихий даже в постели, у него всего-лишь сбито дыхание, но иногда проскальзывают тихие поскуливания и долгие вздохи, во время которых губы Хаджина выглядят так соблазнительно, что Сухо хочет увидеть их на своём члене. Но Хаджин не кончает, даже когда Сухо переносит вес на ноги, чтобы освободить вторую руку и уделить внимание его груди. (Пометка на будущее: Хаджин не обладает чувствительной грудью, а книжки всё врут). Сухо не хочет кончать во второй раз, пока Хаджин не кончит хотя бы единожды, но… Сухо уже на грани, а Хаджин, по виду, ещё далёк. Хаджин хихикает, замечая разочарование на лице Сухо, и тянется за поцелуем. Его ноги на пояснице Сухо напрягаются, и вот уже Хаджин нависает над ним с усмешкой, которая могла бы посрамить самого Ødeleggeren. Хаджин приподнимается, чтобы устроиться поудобнее, и член Сухо трётся между ягодиц. Руки Сухо ложатся Хаджину на бёдра, сминая их от нетерпения, но сам Сухо не двигается. Хаджин снова роняет смешок, прежде чем наклоняется к уху Сухо, чтобы прошептать: — Я вылил себе половину тюбика смазки и кончил дважды, пока готовился для тебя в душе. — Хаджин еле слышно стонет, когда Сухо сильнее сжимает руки, прежде чем продолжить. — Трахни меня, ублюдок, пока я не связал тебя, чтобы использовать к качестве живой игрушки. Бёдра Сухо с силой дёргаются вверх, скользя по излишкам смазки. Хаджин помогает Сухо попасть внутрь себя, направляя его член рукой. Хаджин внутри обжигающе горячий, а потом он сжимается, и Сухо не может не кончить. Хаджин стонет, и Сухо почти пропускает этот звук, потерянный в эйфории. — Сухо, — Хаджин стонет его имя и двигается, не дожидаясь, пока у Сухо пройдёт рефрактерный период (хотя у него не должно больше вставать, и эта уверенность в обратном странная, почему Сухо не может об этом думать?!). — Сухо, ещё. Хаджин двигается всё быстрее, распаляясь с каждым движением, и Сухо больно от того, что это слишком приятно, пока эйфория не уйдёт полностью и его чувства не притупятся достаточно, чтобы возбуждение не причиняло боль. Хаджин упирается руками в грудь Сухо, чтобы поддержать себя, и смотрит так голодно, что у Сухо пробегают мурашки от интенсивности этого взгляда. Но потом эти мурашки больше не от страха, а от излишнего возбуждения, потому что у Сухо грудь оказывается куда более чувствительной, чем у Хаджина. От смеха у Хаджина внутри всё сжимается, и Сухо сам не замечает, что напрягает руки, сильнее врезаясь в Хаджина. В какой-то момент Хаджин вздрагивает, впивается пальцами в грудь Сухо и протяжно стонет. Через шесть толчков Хаджин кончает с беззвучным криком и крупной дрожью. Эта дрожь проходит через каждый дюйм его тела, заставляя внутренности пульсировать. Сухо задыхается от третьего оргазма за вечер, закрывая глаза от усталости. Его губы покалывает, скорее всего от недостатка поцелуев. — Сухо, — это звучит как шёпот на ухо, даже есть щекотка от дыхания. — Проснись, Сухо. Сухо не хочет просыпаться, ему мягко, тепло, и он устал. — Ким, блять, Сухо! — слова приходят с болью в щеке, и Сухо открывает глаза в полумраке больничной палаты. На периферии зрения двигается тёмный силуэт, в котором Сухо инстинктивно узнаёт Хаджина. — Наконец-то! — Какого хрена? — Сухо шепчет в ответ на шёпот Хаджина. — Что произошло? — Тебя отравили на званом вечере, придурок, — Хаджин фыркает, откидываясь на спинку стула. — Это был один из джиннов Лилит, чтоб ей пусто было. Сухо сдерживает горестный стон. Потому что, ну, его так наебали, и это обидно. — Чёрт, — Сухо ругается, закрывая глаза ладонью. — Чёрт, я трахнул даже не тебя. Нахуй Лилит. Когда Хаджин не отвечает, до Сухо доходит, что он сказал, но только он открывает рот, чтобы оправдаться, как Хаджин вздыхает, эффективно убивая всю сонную решимость Сухо. — Тебе чертовски повезло, что ты мне так сильно нравишься, Сухо. Хаджин исчезает прежде, чем Сухо успеет среагировать, но это в целом не так уж и важно, потому что Сухо может выдавить из себя лишь одно: — Какого хрена, Хаджин.