Rich don’t cry

Утром в субботу Намджун просыпается в шесть утра и больше не может заставить себя заснуть. Волнение о предстоящей встрече берёт своё, и Намджун чувствует, насколько ледяные у него руки, хотя он лежит под теплым одеялом. Вчера вечером ему удалось быстро заснуть, ведь он понимал, что нужно выглядеть максимально свежим и отдохнувшим, когда отец его увидит. Он расскажет только о самых позитивных моментах в новой школе: как интересно ему на уроках и как он заводит новых друзей. И совершенно не соврет при этом. Вчерашний урок с Чимином был довольно успешным. Хочется надеяться, что занятия действительно помогут Чимину, в ином случае Намджун вернет все деньги до копейки. Он спрятал конверт в укромное место в шкафу и пустит содержимое на дело. Например, оплатит коммуналку или внесет аванс по аренде. В такой ситуации последнее, о чем он может думать — это то, что бы ему прикупить для себя. Этих денег бы вполне хватило на пару дизайнерских вещичек, чтобы соответствовать новому коллективу, но в списке приоритетов Намджуна шмотки всегда были на последнем месте. Чимин вчера уговорил его остаться на ужин, и они вместе ели безумно вкусное рагу, приготовленное домработницей. Это был отличный шанс узнать Чимина получше, потому что болтал он без умолку. Рассказывал о том, как завидует всем, кто решил, чем хочет заниматься по жизни, как решил взяться за ум, и что пример Намджуна его вдохновляет. — Я просто не представляю, как можно быть умным абсолютно во всём, — со вздохом сказал он и закинул в рот кусочек картошки. Намджун всегда был убеждён, что знания далеко не главный критерий успеха. Ему просто всегда нравилось учиться. Его отец очень начитанный человек, и Намджун всегда хотел быть похожим на него. Из всего, о чём успел рассказать Чимин за короткий промежуток времени, Намджун сделал вывод, что он очень одинок, несмотря на большую компанию друзей рядом. Оказывается, они редко бывают друг у друга в гостях, а их вечера и выходные, как правило, заняты дополнительными занятиями или вылазками на мероприятия с родителями. И это так грустно — не иметь настоящих друзей рядом. Буквально вчера вечером, когда Намджун вернулся домой, он созванивался со своим австралийским другом Тайлером. Они периодически переписывались весь этот месяц, когда Намджуну пришлось вернуться обратно в Корею. Тайлер знает о том, что произошло с его отцом, и искренне сожалеет. Он был рядом, когда на Намджуна, как гром среди ясного неба, обрушилась эта новость. Он был рядом, когда Намджун собирал чемоданы в доме, который они снимали вместе — семья Тайлера живет в Мельбурне, а школа находилась в Сиднее. Он был на связи, когда Намджун готовился к первому дню в новой школе. И был на связи вчера, когда Намджун размышлял, стоит ли рассказать отцу об уроках английского, которые он сейчас дает однокласснику, на их самой первой встрече. У Тайлера уже закончились слова сожаления, и Намджун его в этом не винит. Возможно, он сразу понимал, что его отъезд положил начало концу их дружбы. Но только вчера вечером, болтая с ним по FaceTime, Намджун почувствовал себя действительно одиноким. И должно быть паршиво так ощущать себя круглый год, без перерыва на хоть какое-нибудь просветление. По крайней мере вчера во взгляде Чимина хорошо читалась эта грусть, с которой он ничего не может поделать. Намджун встал с кровати и пошел умываться. Чимин нравится ему. Хотя бы потому что он искренний и не боится говорить о том, что его тревожит. Намджун и сам бы хотел набраться смелости, чтобы поговорить о том, что его так беспокоит, но он сомневается, что хоть одна живая душа способна понять его. Из всего, что он слышал до этого момента, становится понятно, что они все ненавидят своих родителей. И это даже несмотря на очевидные преимущества их привилегированного положения. Намджуну этого не понять, но он уже научился не судить людей по себе. Тем более, не все родители и дети ладят в принципе. Не зависимо от статуса. Намджун закрывает дверь в комнату мамы, чтобы не разбудить её, пока он греет чайник. На завтрак сегодня он решил съесть обыкновенный бутерброд с сыром. Он снова так переживает, что кусок в горло не лезет. После того ужаса, который он испытал, узнав, что отца несправедливо осудили, и всей последующей бумажной волокитой, судебными разбирательствами, при которых Намджун не присутствовал, ему страшно снова встретиться с отцом. От него всё скрывалось до последнего. Уже после финального приговора мама сказала, что Намджуну необходимо вернуться в Корею. Это был удар, хотя Намджун и подозревал, что что-то не так, раз отец ему совсем не звонил. — Ты уже встал? — сонная мама заходит на кухню и жмурится от яркого света. — Не спится, — кивает Намджун. — Ты точно в порядке? — Да, не переживай. Надеюсь успеть поделать домашку. Много задали. Мама уходит обратно к себе в спальню. Они только вчера обсуждали, о чем можно поговорить с папой, что передать и как не показать свою грусть, потому что это явно расстроит его. Мама сказала, что он ощущает вину за то, что семья за него переживает. Намджун продолжает завтракать и листает чат в телефоне. Видимо, вчера много чьи родители были на этом элитном приёме, поскольку в чате безумное количество фоток парней из параллели с алкоголем, кальянами и, кажется, наркотиками. На мгновение Намджуну стало интересно, а как обычно Чимин проводит свои вот такие вечера? Вчера он сказал, что родители часто отсутствуют дома. Почему-то Намджуну хочется думать, что он не такой как все остальные богатые дети, хотя, учитывая статус его отца, надежды практически сводятся к нулю. И вообще Намджун должен думать совсем не об этом сегодня. Отложив телефон в сторону, он допивает чай и моет за собой посуду. Добраться до пункта заключения было не такой уж и простой задачей. Его отец отбывает срок в тюрьме города Ильчон, а значит Намджуну предстояло проехать практически полстраны на автобусе. Все это время он в наушниках слушал R&B, которое полюбил за годы жизни в Австралии. Эта музыка связана с счастливыми временами, когда он учился с классными ребятами, подтягивал свой английский. Родители прилетали к нему каждые пару месяцев на выходные. И тогда Намджун был по-настоящему счастлив. А сейчас так страшно подумать, что всё изменилось за пару месяцев, но Намджун изо всех сил старается адаптироваться к новой жизни. С междугороднего автобуса он пересаживается на обычный рейсовый, который за полчаса довозит его до нужной остановки. Затем ещё двадцать минут он идёт пешком. Сюда можно было бы добраться на такси, и заняло бы это минут двадцать пять, но стоило бы в десять раз дороже. И хоть теперь у Намджуна есть заначка на чёрный день, тратить её на такие глупости как комфортный проезд на такси, совершенно не хочется. Намджун подходит к высокому серому металлическому забору, на котором сверху витиеватыми узелками расположена колючая проволока. У больших ворот стоят люди в форме, а над ними несколько камер видеонаблюдения. Намджун, выдохнув, подходит к ним и протягивает свой паспорт. Он заранее записывался на посещение, поэтому всё должно пройти гладко, однако мелкая дрожь не отпускает. Охранник с хмурым видом листает страницы паспорта, убеждаясь в его подлинности, а затем переводит взгляд на Намджуна, сверяя его лицо с фотографией. Он кивает другому охраннику, и тот открывает дверь ворот. Намджун проходит во внутренний двор, где видит ещё больше людей в форме и с оружием. Его отводят в небольшую будку для прохождения досмотра. Прямо у дверей у него грубо отбирают рюкзак и вываливают на стол всё содержимое, а самого Намджуна подталкивают к проверяющему с металлоискателем. Прибор пищит, когда оказывается в районе кармана брюк. — Это мой телефон, — тихо отвечает Намджун и достаёт его из кармана. Проверяющий раздражённо выхватывает его из рук и кладёт на стол рядом с собой, а затем продолжает проверку. Эта ситуация ощущается такой тревожной, что Намджун нервно сглатывает. Ему тяжелее от мыслей, что с отцом в тюрьме обращаются ещё хуже. К нему подходит ещё один охранник и начинает ощупывать руки, ноги и тело, как будто бы и так не видно, что под обтягивающей водолазкой и брюками ничего нет. Намджун стойко терпит грубые похлопывания по частям тела, понимая, что это обязательная процедура. Тем временем вещи из его рюкзака рассматриваются чуть ли не под лупой. Хотя кроме ключей от дома, кошелька и книжки, которую он собирался читать по дороге там ничего и нет. — Это что? — охранник поднимает вверх серебристый блок с торчащим оттуда проводом. — Портативная зарядка. Это… для телефона, — мямлит Намджун. — Заберёшь на выходе. Его павербанк и ключи летят в коробку с вещами, которые недопустимы к проносу на территорию тюрьмы. Ему возвращают полупустой рюкзак и выписывают пропуск, который ни в коем случае нельзя потерять, а то «присядет вместе с отцом». От этой шутки Намджун побледнел. Неужели такие вещи действительно можно считать смешными. Один из вооруженных охранников выходит с ним из будки и ведёт ко входу в само здание тюрьмы. От этого места веет холодом и безысходностью. Серые стены, которые отдают зеленоватым оттенком внутри здания. У Намджуна проверяют его пропуск и пропускают через турникет. В этом месте гробовая тишина. Слышно только звуки шагов и клацание оружия, которое наглаживает в своих руках охрана. Намджуна проводят по узкому коридору к очередным металлическим дверям, которые оборудованы электронным замком. Двери разъезжаются в стороны, когда один из полицейских вводит код. Это помещение без окон с темными стенами. Комната маленькая, в ней помещаются только два стула. Пол весь в пыли, которая местами собирается в комки грязи. Намджун вздыхает и проходит вперед. Воздух здесь стёртый и очень влажный, пахнет плесенью. Он садится на стул и ставит рюкзак к себе на колени. — Заключенного приведут через пять минут, — сообщает охрана, и дверь в комнату закрывается с грохотом. Вместе с Намджуном остается два полицейских с автоматами. Они молчат и смотрят вперед в стену. Намджун съеживается. Конечно, он и не предполагал, что тюрьма это курорт, но в то же время и не думал, что даже в комнате для посещения будет такая угнетающая атмосфера. Намджун осматривает помещение, старая сильно не крутить головой и не привлекать внимание полицейских. На потолке две лампочки, которые скудно освещают пространство, но света от них достаточно, чтобы понять, в каком гадком месте находишься. По ощущениям прошло гораздо больше пяти минут, но, возможно, это из-за напряжения, которое не отпускает Намджуна со вчерашнего вечера, и наконец слышится звук открывающейся двери. Отца заводят внутрь с опущенной головой и наручниками на руках. — К стене, — командуют ему, и он послушно разворачивается. Офицер снимает с него наручники и кладёт ключ к себе в карман. — У вас пятнадцать минут. Отец поворачивается к Намджуну. Он сильно похудел, щеки впали, а тюремная униформа висит на нём, как на вешалке. Его кожа стала бледнее и приобрела зеленоватый оттенок. Его когда-то красивая, всегда уложенная прическа теперь сбритые под ёжик волосы. Намджун вскакивает с места и бросает на грязный пол свой рюкзак. Он делает несколько шагов вперед и крепко обнимает отца. Чувствуется, как сильно ослабли его мышцы за время нахождения здесь — он едва ли может удержать руки на спине сына. От него пахнет сыростью, видимо одежда, короткие волосы и даже кожа уже успели пропитаться здесь противным запахом. Намджун сдерживает эмоции. У них есть всего лишь пятнадцать минут, и это ничтожно мало. — Я скучал по тебе, — шепчет отец и отстраняется. Он берет в руки лицо сына и целует его в лоб. — Почему вы ничего не говорили мне раньше? Я бы приехал сразу. — У меня еще была надежда, что всё будет по-другому. — Но ты же не виноват? — Ты знаешь, что нет. Отца немного пошатывает. Он, конечно, тоже эмоционально готовился к этой встрече, но видеть отчаяние в глазах единственного сына оказалось сложнее, чем он предполагал. Намджун кивает на стулья, и они садятся друг напротив друга. Намджун подбирает с пола свой рюкзак и вешает на спинку стула. — Как школа? — Хорошо. Меня очень тепло приняли. Ребята все отличные, и сильные учителя. Я думаю, смогу хорошо закончить. — Главное, чтобы тебе всё нравилось, — отец тепло улыбается. Конечно, и родителям Намджуна были всегда важны оценки, но в текущей ситуации это все отходит на второй план. Намджун знает, что это важно для его будущего, поэтому не будет забрасывать учёбу, пускай больше ему никто не напоминает о необходимости высшего образования. Родители и так постарались сделать для него всё, чтобы он мог комфортно учиться и развиваться в том, что ему нравится. Три года в Австралии были замечательными, и он всегда будет благодарен маме и папе за такой подарок. Намджун рассказывает о тренировках по баскетболу и особенно увлеченно об уроках математики. Это всегда был его самый любимый предмет, поэтому и сейчас он не может нарадоваться, что новый учитель такой же замечательный, как тот, что был в Австралии. Отец смотрит на него глубоким печальным взглядом — ему так хочется быть рядом в такой важный период сына как окончание школы. Намджун будет двигаться в свою взрослую жизнь, начнет работать, возможно, быстро обзаведётся семьёй и будет счастлив. Обидно пропускать всё это, сидя в четырёх стенах абсолютно незаслуженно. Пятнадцать минут пролетают за мгновение. Намджун даже толком не успевает расспросить о том, каких условиях живёт отец, с кем, как его кормят, а офицер уже гремит наручниками и командует подойти к нему. Намджун только и успевает в последний раз перед его уходом крепко обнять его. — Я обязательно приду ещё раз, — говорит он, отпуская отца. Слёзы стоят в его глазах, когда он смотрит на то, как грубо его разворачивают к стене и снова надевают наручники. Отец с парой охранников уходят, и дверь за ними закрывается. Намджуну говорят подождать несколько минут, пока заключённого не доведут до камеры. Он кивает и садится на стул, совершенно не имея сил стоять на ногах. Снова пройдя все процедуры осмотра, Намджун подходит к воротам. Ему вернули все его вещи, ранее конфискованные, но потяжелевший грязный рюкзак теперь только давит на плечи неприятным грузом. Выйдя с территории тюрьмы, Намджун переходит через дорогу и оказывается в совершенно пустом парке. Там, рядом с полуразрушенной детской площадкой, он садится на лавочку и даёт волю своим эмоциям. Он плачет, закрыв руками лицо. На улице уже начинает темнеть, пора уже возвращаться домой, тем более дорога неблизкая, и мама будет волноваться, но Намджун никак не может успокоиться. Образ отца, заключённого в железные оковы стоит у него перед глазами, заставляя рыдать ещё сильнее и громче.