cinnamon

Они не могли похвастаться большим домом: апартаментами, усеянными дорогой утварью — но всегда с любовью относились к теплице. Миорин обожала её, к тому же на Земле, без всяких сомнений, растения уживались лучше. Им не приходилось каждый раз бороться с искусственно созданной гравитацией, которую давали космические базы. Они росли медленно, но гордо, не хвастаясь об этом собратьям свыше. — Это же Карамель? — Сулетта вскинет голову, поправляя запутавшиеся волосы. Жара была подобно бестии, заставляющей снимать с себя всю лишнюю одежду, а после этого отпускать не планировала. Меркурианке, правда, страшно не было, а потому та бродила из стороны в сторону в одной лишь майке, которая, будучи на несколько размеров больше обычного, постоянно спадала в плечах. Приходилось её поправлять. — Да, это они, — Миорин улыбнётся, взгляд на вошедшую переведя. Минус теплиц на Земле заключался в том, что за ними приходилось пристально следить. Чего уж говорить, когда в Космосе, браво, всё поливалось само за себя благодаря приходам наёмных рабочих, а плоды всегда вырастали такими же прекрасными, как улыбка Рембран, на которой глаза Сулетты могли задерживаться до беспамятства. — Ты можешь попробовать, — Миорин ведёт плечом, зевая и делая небольшой шаг в сторону. Меркурианка не мешкает — думать ей совсем не нужно. Перед глазами возникают мериады кустов: в каких-то местах всё ещё лукаво подмигивают зелёные плоды, но то место, куда стрелял взгляд Рембран, было алым. — Вода с Земли точно превращает их в гигантов, — усмехнётся Сулетта, наклоняясь, в ладонь плод забирая и откусывая добрую половину. — В ней много полезных минералов. Вкусно? — спокойно произнесёт Миорин, точно от «критика» перед собой ожидая вердикта. — Безумно! Сладкие и сочные помидоры — вещь великолепная, но она ни в какое сравнение не идёт с губами Меркури, которые от влаги искрились, бликовали, с диким отрывом выигрывая у солнца. Миорин заглядывается, да так, что взгляд, читавший до этого одни лишь документы, приковывается намёртво. В ответ Сулетта лишь хихикает, жмурится и в ладони крепче сжимает плод. В голове Рембран что-то щёлкает, скрежетом шестерёнок отдаваясь в ушах и вылетая из уст тихим вздохом. Её рука тянется вперёд, пальцами касается плеча и заставляет меркурианку неловко развернуться, взглянуть в ответ и вскинуть брови — типичный жест, к которому Миорин давно привыкла. Когда Сулетта так делала, это значило, что она терялась, а Рембран, делающая вещи чётко по плану, не понимала, что той было неясно. — Что-то не так? — и Меркури слегка наклонит голову, вопрошая. «Всё так» — захочется ответить Миорин, но та, вместо слов, лишь кивнёт девушке на алый плод в руке, попросив тем самым его либо съесть, что физически было невозможно за несколько укусов, либо убрать на столик неподалёку. Сулетта послушается сразу же, отложив помидор на указанное место, но при этом ладони с плеча не убрав. Теперь они были скованы одной цепью. Которая моментально сокращалась. Точно по щёлчку пальцев, Рембран поддаётся вперёд, жмурит глаза, и, привставая на носочки, целует Сулетту, промахиваясь и не попадая по губам — местом атаки оказывается скула, которая сразу же поджималась в ответ. На лице Меркури расцветала улыбка. — Хэй, тише, — ладони девушки обхватывают плечи Рембран, скользнув выше, — Ты же так меня носом клюнешь. Как птичка. — Ну и что? — обиженно прозвучит в ответ, — Стояла бы ты ровно, не ёрзала бы, то… И Сулетта в ответ на такие выпады смешок издаст, плечи Миорин сжимая крепче, а сама, не мешкая, целует в ответ уже точно в цель. Стадию стеснений-извинений эти двое прошли давно, но смятение присутствовало каждый раз на каком-то инстинктивном уровне. Как будто бы так было правильно. Губы Меркури теплые, спелые, припухлые — идеальные, которые не шли ни в какое сравнение с той тонкой линией, что была на лице Рембран. Они целовали бодро, даже смело, обхватывали верхнюю губу и заставляли прикрывать глаза от удовольствия. Миорин уже не помнила, как руками успела коснуться талии Сулетты, но думать об этом не собиралась, за тонкую ткань майки берясь и натягивая её. Пряная, как корица, Меркури манила к себе сильнее, чем все чёртовые планы, которые были поставлены перед их компанией. Рембран могла целовать ту вечно, отрываясь редко лишь для того, чтобы вздохнуть — втянуть в работающие на сотни процентов лёгкие кипящий воздух. Ладони Сулетты оглаживали прохладные и небольшие плечи возлюбленной, скользили нежно, будто боясь ранить — горькая правда, с которой они всё ещё не могли смириться. Прошлое острым кинжалом впивалось в их кожу каждую ночь, заставляя обнимать друг друга крепче. Миорин не выдерживает — углубляет поцелуй под тихий вздох девушки, после чего мгновенно остраняется. Сулетта не любила резких движений. Боялась их, как огня, так как те эхом отдавались в ушах и всегда превращались в нечто страшное. — Прости, — неловко улыбнувшись, Рембран отводит взгляд и прячется за чёлкой. — Всё в порядке, Мио. В доказательство своих слов Меркури сделает шаг назад, утаскивая за собой замешкавшуюся девушку, туда, где меж растущих кустов они обустроили небольшое пространство, снарядив его столом, стулом, компьютером и мягким диваном — это было воспоминанием о разрушенной теплице в космосе. А ещё Сулетта иногда спала здесь до того момента, пока Миорин не приходила и не утаскивала её обратно в дом. — Мы можем отдохнуть здесь. Вся работа на сегодня закончена, ты знаешь об этом? — Меркури плюхнется на диван, пока Рембран, не раздумывая, усядется прямиком на её колени. — Мне нужно разобрать ещё несколько стопок документов. Протезы находятся в стадии разработки, — пожав плечами, ответит та, — Я совсем не устала. Там всего несколько дурацких бумажек, кажется. Или не несколько. — Угу, поэтому вместо того, чтобы уйти в дом, ты решила остаться здесь? — оглаживая спину девушки, Сулетта усмехнётся. Она стала куда смелее. Настолько, что не боялась трогать Миорин везде, куда её руки дотягивались, а та была вовсе не против. Меркури — теплейшая из всех прогнозов, пуще жары могла заставить тело потеть. Рядом с ней было сложно находиться, но эта тяжесть разливалась по горлу спиртовой настойкой и доходила до самого сердца буквально за секунду. Утыкаясь носом куда-то в щёки Сулетты, девушка прочерчивает линию до её губ: опять, снова, не стесняясь клычков в челюсти, которые наровили укусить ту точно в самый лучший плод в этой теплице — чтобы коснуться их и на сей раз напора не сдержать. Рембран протягивает руки вперёд, весом заставляя Меркури облокотиться о спинку дивана, а сама укладывает их на плечи возлюбленной. Миорин приоткрывает один глаз — знает, что играет не по правилам, за что мгновенно платит трижды: лицо Сулетты выражало такое умиротворение, что щёки невольно багровели. Пальцы на плечах меркурианки сжимаются сильнее, а Рембран ощущает, как на её талии щёлкает крепкий замок из хватки смуглых рук. Красивая и удивительная, Сулетта разводила Миорин на действия случайно, позволяя той укусить себя за губу совсем легонько, точно мысленно о чём-то прося. Меркури не была против, отвечая возлюбленной и приоткрывая уста, при этом выдыхая на Рембран воздух. Руки Миорин скользят по плечам, пока она, не сдерживаясь, вжимается ближе, ёрзает на этих коленях и касается ладонями щёк — так близкий контакт ощущался куда лучше — он был в тысячу раз интимнее, будто заливая защелнувшийся замок цементом. Запрокидывая голову, Меркури тихонько стонет, позволяя девушке делать с собой всё, что ей захочется. А ей хотелось многого. Забрать всю Сулетту себе, предварительно спросив разрешения, а после, крепко прижав, никому не отдавать. Порыв этот — благой рывок, не пытался лишить Меркури свободы, скорее наоборот: Миорин сделала бы всё, лишь бы расширить границы этой абстракции и стать её частью. Кусочком мира, где не было бы гандамов и бумажной волокиты, в голове ползающей тараканами и лапками соскребающей все мысли, сейчас направленные на расслабленную Сулетту. Та продолжала тихонько вздыхать, пальцами забираясь под ткань майки Миорин и скользя по рёбрам. — Ты в порядке? — тихонько поинтересуется Рембран, оглаживая щёки возлюбленной и щуря глаза. — Д-да? — издав смешок, меркурианка отведёт глаза в сторону, — Всё хорошо, правда, Мио. — Ты вся дрожишь, — оставляя поцелуй на лбу Сулетты, девушка вздохнёт. Какой бы смелой Меркури не казалась, она всё ещё переживала. Боялась реакции Рембран, почему-то считая себя странной — всего лишь подобием человека. Так было всегда, особенно после ночных объятий, когда Сулетта с мольбой утыкалась носом в грудь Миорин и тихонько всхлипывала. Нескольких правдивых слов хватало, чтобы унять дрожь. Это был самый настоящий ритуал. — Я люблю тебя, ты знаешь это? — и одной фразы хватало, чтобы дыхание Меркури успокаивалось. Рембран опускается ниже, горбится, чтобы коснуться губами шеи Сулетты и оставить там розовые следы помады — меркурианка была уже вся зацелована. Тихонько завывая, она запрокидывает голову ещё дальше, точно до невозможности используя все мыщцы. Кожа на шее натягивается, оголяя всё самое чувствительное, которым Миорин пользуется: продолжает целовать, посасывать и нежно покусывать, грани не переходя. — Жарко же, — всхлипнет Меркури, одну из рук вытаскивая из-под одеяний возлюбленной и укладывая той на волосы, — Я вся потная, грязная… — Ты вкусно пахнешь. Я люблю твой запах, — в доказательство своих слов Миорин уткнётся носом в ключицы Сулетты и показательно громко шмыгнет носом, — Коричный. Мягкий такой, как кофе. А я люблю кофе. Меркурианка вздрогнет — по её коже пробежит рой мурашек. Она вряд-ли может назвать себя похожей на этот популярный в земных краях напиток, но спорить не будет, пропуская через пальцы светлые волосы. Наверное, это чертовски правдивая правда? Миорин отстраняется, улыбается добро и клонит голову в сторону. В её глазах танцует пламя — отраженный блеск восхищения во взгляде Сулетты. — Ты не против, если я слезу с твоих коленей? В ответ Меркури неуверенно кивает. Оказываясь на полу, Рембран прислоняется щекой к бедру возлюбленной — та уже давно предоставила ей такое нужное пространство, позволив оказаться меж двух ног и сотворить шалость: взглянуть в глаза Сулетты так искренне, что та не успевает даже вздохнуть. Всё, что ей остаётся — покорно посмотреть в ответ и в удивлении приоткрыть уста. Отбивая пальцами по штанам меркурианки незамысловатую мелодию, Миорин проскальзывает к застёжке, которая сейчас играла роль естественной преграды. Никто не был против. Съезжая по дивану, Меркури помогает избавить себя от лишней одежды, откидывая её куда-то в сторону, при этом прицелившись так, чтобы случайно не повредить один из кустов. Неловко улыбнувшись, Сулетта вновь вскидывает бёдрами, делая собственное положение более комфортным — ехидный взгляд Рембран вторил ей в ответ о том, что эти действия были правильными. — Как ты думаешь, Мио, — обращаясь к возлюбленной, меркурианка осторожно приподнимает края своей майки, закатывая её, — Мы успеем посадить цветы до того, как похолодает? — Обязательно. Ты уже нашла те, что тебе нравятся? — не прекращая оставлять на коже бёдер розовые следы, Рембран отвечает мгновенно. — Маки. Они очень красивые, — завороженно прошепчет Сулетта. — Тогда мы купим их завтра и обязательно посадим, хорошо? Меркури кивает — в какой раз она делает это? В их любви не было разногласий, она была плавной, как течение реки в безветренное утро. Была спокойной, как лёгкий бриз, обдувающий лица глубоким вечером. Она была живой. Внутренняя часть левого бедра Сулетты горела, обретая цвета багровые точно такие же, что обосновались на щеках. Миорин постаралась сделать всё, чтобы меркурианка не ушла отсюда без её внимания, которое, по мнению Рембран, заслуживала только она. Точно по щёлчку пальцев Сулетта оказывается без белья, а оно, снятое также резко, улетает куда-то к штанам в тёмный уголок, в этот момент решивший взять на себя обязательства защитника их любви. Там, во мраке, все одеяния будут служить воспоминанием о былом, но здесь, в специально созданном уголке теплицы, ничего подобного не будет. Меркури под взглядом довольных глаз прикрывает свои, не в силах смотреть на эту картину, лишь ладонь опуская на волосы Миорин, которые давно потеряли в себе всю зализанность — сейчас они были расстрепанны и пушны. Такая Рембран могла быть только в двух состояниях: когда пребывала в печали (рядом с Сулеттой это случалось всё реже и реже) и когда оказывалась наедине с прекрасной девушкой, позвольте, женой. Блестящее на пальце кольцо сталкивается с кожей на животе возлюбленной, даря контраст в виде холода и оповещая о начале действий. Миорин полностью опускается к Меркури, не стесняясь тех молящих стонов, которые посыпались из этих уст точно в тот момент, когда её губы прикоснулись к самой чувствительной точке — месту, где стальной замок, залитый цементом, попросту разламывался. Воздух сотрясается, озаряя комнату немного неприличными вибрациями — самыми различными звуками, в которых главенство определенно занимали просьбы Сулетты быть быстрее. Рембран не могла отказать той, собственную руку поднимая выше и укладывая её где-то на солнечном сплетении меркурианки. Танцуя, язык девушки не пытался уколоть очередного чиновника за глупые расчёты, наоборот, он совершал действия плавные и размеренные — те самые, когда нёбо сотрясается в словах обожания. Миорин безумно нравилось это, а потому она старалась, принося удовольствие единственному в мире человеку, который заслуживал этого больше, чем все остальные. И когда всхлипы стали громче, а рука на волосах Рембран сжалась крепче, то девушка отстранилась, чтобы наконец встать с пола и лбом столкнуться со лбом Сулетты — действие, сделанное для удобства, позволяло свободной ладони скользнуть вниз, продолжив напор. — Мио, я-я сейчас… — открывая глаза, меркурианка прикусывает собственные губы, в ответ сталкиваясь со сосредоточенным взглядом Миорин, говорящим сам за себя. Она ускоряет движения ладонью, позволяя Меркури в последний раз резко дернуться, при этом не забыв схватить возлюбленную за ткань майки. Сулетта громко выдыхает, запрокидывает голову и в ответ получает очередной поцелуй — на этот раз Рембран не промахивается, губами захватывая тяжелые потоки воздуха, что из уст меркурианки вылетали с невероятной силой. — Всё хорошо? — отстраняясь, Миорин позволяет возлюбленной отдышаться. На лице Меркури расцветает улыбка — та самая, которая покорила девушку в первый день их встречи: неловкая, добрая, опаленная детской наивностью. Такая, что вмещала в себе нотки любимой ими корицы. Она была прекрасна. — А ты как думаешь?