Станцуй мне на барной стойке.

В центральном клубе Амаянами фонари зажигались лишь под вечер, когда в мрак обращалось солнце и по всем тусовочным проспектам крутили диски с отвратительной попсовой музыкой. У прилавка били бокалы, сетовали на непростую судьбу и играли в настолки вроде карт или камисадо, потягивая хатимицусю, а на танцполе неизвестные двигались в такт однотипным припевам и замирали во время главенства бриджа. Ламповый неон рассеивал в дымке веселящуюся толпу и внимал чужеродному беспокойству медиан эфемерных углов. Взгляд, который раз двигающийся в симметрии с танцем охмурённой незнакомки, осел на мерцающий паркет во время смены диска и исступился где-то в отражении мрачного нуара. Песня сменилась. Таймуфуро следил исподтишка за её произвольными изгибами, активной жестикуляцией и плавной сальсой, покачиваясь на волнах инструментала, но подойти не мог ни то из-за раскаченной донельзя разнузданности, ни то из-за нежелания прерывать столь пленящий грудную клетку танец. “Это больше, чем просто любовь, это больше, чем просто секс. Я один–и это больше, чем быть с тобой Эта песня даже больше, чем просто текст.” Её растрёпанные, флоксовые хвосты при ультрафиолете переливались ярким сапфиром, колыхаясь при каждом рванном движении вместе с белой плиссированной мини-юбкой. Голые плечи чарующей девушки прикрывала длинная, льняная рубашка в крупную, тёмно-аметистовую клетку, доходящую ей до самых колен, кажется, до этого принадлежащую какому-то парню. От этой мысли стало малость не по себе. “Вечеринка–что-то большее, чем бомонд, её блеск–-это больше, чем просто лоск. Поклонение–что-то большее, чем поклон, И глоток вина больше, чем просто тост.” Казалось, все взгляды были направлены на её преломляющие свет украшения, на обнажённые ноги, дразняще прикрытые короткими чулочками и миниатюрную, в сравнении со многими “звёздами танцпола”, грудь. На ногах сияли, в расцветку накидки, странноватого вида ботасы, на шее болтался кварцевый кулон анемоновой бабочки. “Я один–и это самое грустное техно, тусовка без пауз уже пару лет, Потерять себя точно никак не грех, Но так манит шагнуть через парапет.” Парень делает глоток коктейля и затягивается дешёвой электронкой. Задерживает дым во рту на несколько секунд, смакуя специфический вкус, мешающийся с горечью алкоголя, и в пару мгновений выпускает его восвояси, оставляя плавать по воздуху клубной атмосферы. Образовавшийся пар испаряется в гоготе пьяной толпы, а синий цвет быстро гаснет, уведомляя о выключении. “И я помню, есть сотни причин остаться, и сотни причин, зачем начал петь. Но я помню всегда о той, самой главной, Делать всё, только лишь бы не очерстветь.” С незнакомки сползает разноцветный лён, и она спускает рукава до локтей, давая Таймуфуро в полной мере разглядеть элементы белоснежного топа и даже заметить за ним маленькую родинку на левом плече, заострить внимание на тонких, изрезанных гематомных руках. Какой-то парень касается талии танцовщицы и он злится, вдыхает уже настолько долго, что едва сохраняет целостность ритуала, не прерывая его внезапным кашлем. “Я кричу всем: “Это больше, чем просто хобби, это чтобы цветок расцвёл”. И дабы не дать поселиться внутри меня злобе Вовсю сотрясать танцпол.” Она не поддаётся ласке, но полностью стягивает рубашку, завязывая ту слабым узлом на пояснице, становясь абсолютно беззастенчивой. Только сейчас Таймуфуро заметил недлинные палые перчатки, идущие вниз от среднего пальца, что полностью облегали девичьи запястья. Она прикрыла глаза, остановившись пред экватором трека и, кажется, учуяла дынный аромат его электронных сигарет. "На моей вечеринке все пьют в одиночестве, но зачем мы тогда собрались? Но просто Тут самые сильные диски Длинные треки и грустное диско”. Когда начался припев–незнакомка не оттанцевала и половины, столкнувшись с огнём пристального наблюдения и стреляющим из взгляда пеплом. Замерла, растворяясь в сладковатом привкусе дыма и рассеяла его своей лёгкой походкой, оказавшись рядом со своим барным сталкером. Всё это время он только смотрел. — Ты так ослеплён моим великолепием, или подойти боишься? — она присела рядом, нарочито невинно положив голову на его плечо и предприняла попытку нахально отобрать чужой вейп. Парень, купившийся на сладость речей, но не потерявший самообладания, перехватил ладонь девушки, разворачивая миленький профиль, и оказался прямо перед её лицом, нисколько не смутившись. — А ты всегда такая своенравная, или только под алкоголем? — Самоценная раззадорилась и прикусила его губу, вкушая смерд, слегка напоминающий еë любимую жвачку. Поморщилась. — Нагацуки. — имя говорило о косвенном доверии и, с другой стороны, крайне обезнадëживало. — Многие ко мне обращаются, как к Сейко, но тебе я позволю звать себя по имени. — Интересно... — уже откровенно флиртуя, Таймуфуро развязывает свой плащ, укрывая им новую подругу, как тенью кольцеобразного месяца в антураже сплошной ночи. Еë игривая заинтересованнось плавно развязывает руки, полностью освобождает от оков, заставляет неловко цëматься между отголосками битов и вынуждает сердцебиение сбиваться с унисона перкуссий. "Это больше, чем просто чувства, это больше, чем просто боль. И цветочек в стволе автомата Почти что завял, пока длилась война с собой." Нагацуки ртом ловит клубни пара, произвольные кольца, пока он не пускает одно из них ей в лицо, вынуждая прищуриться и постараться справиться с неизбежно поступающим в нос никотином. Парень нагло посмеивается. — Так жалко? — заместо ответа он пропускает в лёгкие очередную порцию и потягивается к чужим губам, придерживая за подбородок. Дым между ними быстро струиться, но не исчезает, девушка успевает вдохнуть от него малую часть и пустить по ветру, в направлении одинокой барной стойки, когда сама без труда запрыгивает на отполированную поверхность, ножками еле обвивая трепещущие чресла. — Таймуфуро. — представляется “сталкер” шёпотом, придерживая её за поясницу. — Красивый ты, небось и немалый опыт с девушками имеешь. — намёк не остался проигнорированным, но явно его не заинтересовал, как это бывает обычно. Не сказать, что она кардинально отличалась чем-то от таких же клубных тусовщиц, но сексуально, увы, никак не привлекала, цепляя чем-то иным. Хотя может, сегодня Таймуфуро просто не в настроении. “Всё сужается в дикой пляске, чтобы ближе быть–встаньте в круг, И сегодня ушёл навсегда от тебя один, А завтра не станет двух,” — Хочешь, что пожелаешь исполню. — наклонилась Сейко, обращаясь пошёпоту. — от простых пируэтов, до оральных ласк. — Он хмыкнул, в полной мере осознавая контроль над чужими намерениями, и задумался. “Всё, что пожелаешь” – слишком растяжимо, это понятие, которое поддаётся приказу и внимает похоти. В его относительности нет баланса и взаимоценности, регулирующих форму синтетических желаний, очерчивая грани дозволенного,но этим оно и привлекает. Раздумья внезапно ударяются о конец куплета, обращаясь к переходу и перенимая рефренистость. “И зла нет в моих мыслях больше, но и также добра нисколько (нисколько). Мне не надо любви твоей, просто…” — Станцуй мне на барной стойке.