(Без)духовные практики

— Блядский твой рот, Андрей, — прошипел Балу сквозь зубы, надавив на спину Князева, буквально втолкнув его внутрь гримерки. Влетевший следом Миша запнулся о свои же ноги, отчего на пьяную голову почти потерял равновесие. Шура цыкнул и обернулся к плотной двери, покрытой слоем глянцевой бугристой краски, подергал за щеколду, один раз защемил себе ей пальцы, громко матерясь, пока сам виновник происходящего нагло улыбался, ладонью стирая пот с лица и шеи. Горшок, не выдержав, пытался помочь Балу, но был грубо отпихнут в сторону с негласным «Если хочется помочь – отойди и не мешай», а оттого просто упёрся обеими руками в пустой стол, накрытый клеëнкой, выдохнув. Ещё с середины концерта стояло так, что можно было орехи колоть. А всё из-за одной светлой башки. Ладно просто петь в два микрофона... Но разве это не должно быть запрещено Верховным Судом – так по-блядски улыбаться в краткие перерывы, трахать глазами зал, а затем смотреть вызывающе, мол, и что вы мне сделаете? Ничего. — А чего вы какие заведëнные, я не пойму? — хмыкнул Князь подняв полупустой стакан с пивом, мерзко нагревшимся до комнатной температуры. Но кто он такой, чтобы отказываться от пива? Тем более, что трезвости в глазах уже не было ни на грамм. Щеколда поддалась, и, услышав щелчок, Горшок первый забрал стаканчик из чужих рук, слушая возмущëнное мычание по этому поводу. Миха тут же заткнул парня поцелуем, нетерпеливо пытаясь грызться обломками передних зубов, что вызвало лишь насмешку у Князева, – он опустил ладонь к чужим кожаным штанам, обтягивающим чужой член так крепко, будто латексом. В журнале видел. Балу мириться не хотел. Подойдя к партнёрам, он потянул Андрея на себя, разрывая их жадный поцелуй с Горшком, сам впился в Князя с запалом и напором, но без укусов. Андрей улыбнулся в поцелуй, провёл языком меж губ, скользнул им внутрь, вглубь тёплого и влажного рта, как вдруг вспомнил, что руки́ у него, вообще-то, две. Дразнящими ласками он перешёл и на пах Балунова, чуть сжав Мишин, чтобы не расслаблялся, отчего тот проскулил, прижался ближе, как голодная собака, потерся о чужое бедро, с силой проехавшись, простонал на низких частотах так, как умеет только он. Балу подумал о том, что готов от этих звуков кончить прямо сейчас. Если честно, даже не смутился бы. Слишком располагала ситуация. — Сраные микрофоны, Андрюх... — теперь прошипел Горшенёв, потянув Андрея к себе за плечо, сжимая то с силой, заставляя отстраниться или хотя бы обратить внимание на то, что круговых движений и поглаживающих пальцев сквозь кожу было явно недостаточно. Шура его целиком поддерживал. — А может это была репетиция? — дерзко и пьяно ответил Князев в губы Балу, но скосив взгляд на Горшка. Сам же переминался с ноги на ногу от возбуждения. Манипулятор. — Какая нахуй репетиция? — не въехал Миха, а Балу захотелось отвесить ему подзатыльник, чтобы включал свою думалку. Такая громкая реакция лишь насмешила Андрея, который освободил одну руку и сжал подбородок Гаврилы, потянув на себя и одарив звонким чмоком в губы. — Значит, с тебя и начнём. Балу всё понял, против не был – достал сигарету, закурил. Футболки на нём не было, лишняя ткань не мешала сходить с ума от жара их секса, он был готов и просто понаблюдать, пока Князь опускался на колени прямо из положения стоя, подцепив пальцами широкий ремень Горшенёва, расстегивая тот заплетающимися пальцами, потянув на себя, а затем начав снимать кожаные штаны вместе с нижним бельём. Получалось со скрипом, в прямом смысле слова – Миша вспотел, кожа липла к коже, так что терпения Князя хватило лишь до середины бедра, после чего он обхватил чужой член всей пятерней, начав надрачивать. Горшок зашипел от удовольствия, откинул голову и ладонью упёрся в диван, пошатнувшись. — Блять.... Как же охуенно, Андрюх... Шура хмыкнул, выпуская из лёгких дым. Ложь. Это пока просто "хорошо". Охуенно будет, когда Князев оближет свои блядские покрасневшие от поцелуев губы, а затем придвинется ближе и обхватит головку, словно самый сладкий леденец. Что собственно, Князев и сделал, не прекращая смотреть на лицо Горшенёва. Тот второй рукой закрыл себе рот, звучно простонав в ладонь. Шура недовольно поджал губы и хлëстко шлëпнул его по запястью, заставляя убрать – опять Михины загоны, а на шум им всем всё равно сейчас было плевать. Андрей на концерте целый час издевался. Балунов уже оттянул джинсы пониже, зажав сигарету меж губами, но Князь, не отрываясь от своего занятия, словно пытаясь выдоить Мишу себе в рот, потянул за замочек, расстëгивая молнию, а затем и легко расцепив пуговицу. Всё ещё.... Блядский его рот. В качестве лубриканта Андрей использовал собственную слюну и вязкую смазку с члена Горшка, прежде чем обхватить ладонью и его орган, начав уверенно ласкать, словно делал так уже тысячу раз. Ну, в жизни может и не тысячу, но на пятый десяток точно шло. Особенно он уделял внимание головке, размазывал по той смазку, ласкал круговыми движениями большого пальца, обводя, заставляя плыть и за что-то держаться. Плечо Миши для этого отлично подошло. Самого Горшенёва уже совсем размазало, было видно, что его едва держали ноги, но от следующего опуса Балу показалось, что сейчас упадёт и он. Андрей отстранился от Миши, приблизился вплотную к животу Шуры, оставив засос прямо на лобке, а затем пару раз, почти играюче, лизнул его головку, помогая себе рукой, направляя. Выдохнув, убрал руки, чтобы заставить парней встать вплотную друг к другу. Свёл вместе члены и начал вылизывать их уже вдвоём, ничуть не смущаясь, словно каждый день у них такое было, вместо "Доброе утро". А хорошо бы... Но для этого надо жить вместе. Балу сам весь чувствовал, что горит, плечи и грудь пошли пятнами. Горшенев же положил ладонь поверх его руки, слегка царапая. Видно, Гаврилу совсем накрыло эмоциями, – тот повернул голову и, заскулив, поддался вперёд, поцеловав, несдержанно, до стука зубами о зубы. Балунов и не был против, зарылся пальцами в короткие волосы, притянул к себе ещё ближе, жадно вылизывая его рот, не стесняясь даже капли слюны, потекшей по подбородку вниз. И услышал смешок снизу. Как и почувствовал увеличившееся давление. Князь перестал дрочить, с горящими глазами наблюдал за их поцелуем, а затем, ëб его мать, взял в рот обе головки, пропуская их глубже, отчего щеки сильно оттягивались. Саше показалось, что ещё немного, и он точно не выдержит этой сладкой пытки, отзывающейся томной негой внизу живота и звонкой пульсацией всей нижней части тела. Андрей не останавливался. Напротив, старался двигать головой, вбирать глубже, как мог, вытащил язык, освобождая больше места, и только от одной картины стояло так, что Шуре казалось, что ещё немного и яйца попросту взорвутся. — Ускорься. — хрипло попросил он, вновь затягиваясь, сместив руку теперь на затылок Князева, сжимая пальцы и ощутив, как от напряжения Горшок царапал его руку, цепляясь угловатыми пальцами, не сдерживая достаточно громкие стоны, вторящие его вздохам и хрипам. Сам Андрей, сволочь, ничуть не улучшал положение – мычал и хлюпал слюной, ускоряться не спешил, но втянул щеки, как мог в этом положении, сжал плотнее губы, отчего прижатые члены начали тереться друг о друга ещё сильнее в разном, из-за разницы в размерах, темпе. Первым сорвался Миша. Он вдруг наклонился вперёд, неестественно изогнувшись (хотя, для кого-то неестественно, а кто-то Горшок), вцепился в спинку дивана по правую руку и громко замычал, зажмурившись – такое зрелище Саша пропустить не мог, обожая наблюдать за своими партнёрами в пике острого наслаждения, а оно, видимо, нехило сковало Миху, тот весь затрясся, покраснел лицом, а Андрей снизу закашлялся, видимо, подавившись. Не позволяя Горшенёву быть эгоистом, Саша аккуратно пихнул его, заставив выйти изо рта Андрея и облокотиться о спинку дивана полностью, теперь натянув светлые волосы сильнее, желая стереть эту самодовольную ухмылку с чужого лица и заставить насмешливые глаза наполниться слезами. Потянул на себя, почти без труда вошёл до конца, встретившись с протестом и царапающими бедра пальцами, а затем хмыкнул. Выдохнув последний раз дым и щелчком выкинув дотлевший до фильтра окурок, начал натурально трахать Андрея в рот, отчего у того даже стопы подпрыгивали, как бы тот не старался сидеть расслабленно – с силой сжатые пальцы на бёдрах выдавали с головой. И пусть он охрипнет от глубокого горлового – всё равно недавно сидел на коленях, не успел отвыкнуть, а кончить Балу хотел глубоко заполнив чужое горло. Что он и сделал, громко и облегченно простонав, когда паутина удовольствия стянула его тело, а звёздочки перед глазами заблестели ярче, чем во время прихода. Уже впоследствии Князев откашливался, вытирая сперму, смазку и слюну с губ и подбородка. Усмехались лишь Балу с Мишей. — Блядский твой рот, Андрей...