(Без)духовные практики

— Хорош хихикать. Че ты тут? Андрей укоряющим взглядом мазнул по светлому лицу, по смеющимся глазам и поджатым губам, старающимся не растянуться в улыбке. Получалось скверно, хотя бы потому, что плечи Альберта сотрясались от беззвучного хохота. Молодой мужчина примирительно поднял руки вверх, блеснув на свету экраном телефона. Князев поцыкал языком, будто бы недовольный поведением своего гитариста, но и сам еле держался, чтобы не улыбнуться. Из трубки в его руке раздался очень конкретный недовольный голос, правда, распознать слов Князь не смог. — Ты по громкой связи, что ли? — вскинул он брови, после чего засунул ложку от йогурта обратно в рот, уже заходя в комнату, вместо того, чтобы просто стоять в проёме – до этого убирал влажные салфетки в ванную. Визенберг хмыкнул. — Нет, по видео, — И, чуть "помигал" телефоном на свету, ловя блик. Когда тот сошёл с глянца, Андрей Сергеевич со ступором обнаружил заросшую физиономию Михаила, впрочем, тоже с усмешкой на лице, смотрящего на него с экрана, — Как раз складывали сказ о героически порванных штанах. Новая песня будет? — Андрюх, привет! — отозвался насмешливый голос из телефона, а Князев невольно почувствовал себя едва, всего едва, смущëнным. Всё же, так как он не видел смысла переодеваться в номере в другие уличные штаны, а домашних при себе не имел, рассекал он в одной футболке, трусах и тапочках, ещё и с ложкой во рту, да с баночкой бананового йогурта в руке. Но сам рассмеялся от своего вида и осознания, что Миша видел, как грациозно он выплыл из небольшого коридора номера, чтобы разузнать причину смеха. Да и в каком ещё виде они не наблюдали друг друга за эти тридцать лет? — Миха, вечерочка тебе, родимый! — отсалютовал экрану Князь, наконец поставив и ложку, и йогурт, на столик близ телевизора. Затем подошел к Альберту, и, выхватив трубку у того из рук, глянул на сонное лицо Горшенёва, — Как вы там без нас? — Да че за несколько дней случиться могло, ëмаë? — фыркнул Миша, чуть не уронив телефон себе на грудь, видимо, от возмущения. Ну, или потому, что кто-то опять со своим театром возился до полуночи, пользуясь тем, что Леша тоже уехал на фестиваль, а Балу слишком полагался на его сознательность и не имел проблем с тем, чтобы уснуть без чужой туши под боком. Тем временем, Миша ехидно добавил, — Че это у вас за разминка такая была, что аж задница треснула? Андрей хмыкнул, и в тон ему ответил, погрозив пальцем: — Ай-ай-ай, Михал Юрич, и после этого вы удивляетесь ребятишкам в комментариях? — усмехнувшись, и, не дожидаясь ответа, передал телефон Альберту, — На-ка, Альбертик, забирай его от меня. И возмущён Княже был почти что взаправду – нет бы спросил как выступление или устал ли он, всё туда же. Почти как «Тайна Третьей Планеты» только «Тайна Порванных Штанов». Князев завалился на кровать, вытянувшись и, наконец, расслабленно выдохнул. Визенберг тут же положил горячую ладонь на голое колено. — Вот так вот, Мишенька. Не любит нас Андрюшка, не играется с нами. — издал он наигранный вздох, поблëскивая серыми глазами, а затем откинулся назад, спиной прямо на ноги, потянулся. Андрей подпнул его, из вредности, но с улыбкой, а затем уткнулся в свой смартфон. Залез в Инстаграм, читать новые комментарии, время от времени качая головой. Разговор своих мужчин он слушал вполуха. Кажется, Миша опять пытался начать о чём-то спорить из бытового, но ведь с Альбертом всё, как о стенку горох, – он либо согласится, либо молча выслушает и затянет что-то вроде «Думай, что хочешь, а я...», поэтому их диалоги и нельзя было слушать никак иначе, кроме как с улыбкой. Ну, или не слушать вообще. Из мира социальных сетей Князева вырвало то, как гитарист завозился и начал забираться на кровать целиком, свесив ноги с противоположной стороны, а голову положил на низ живота Андрея. Тот вскинул бровь и отодвинул экран от лица, глядя на то, как Визенберг вытянул руку с телефоном, а заодно свободной приобнял его за бедро, прижимая к своей щеке. — Вот они, самые могучие бёдра, — издал он смешок, повернув голову в бок, и оставив, шутя, звонкий поцелуй на коже, чуть царапая ту подобием начавшей отрастать бороды, — И всё у нашего Андрюшки. — Бля, не дразни, я ж завидовать начну. — поддержал шутку Михаил, хотя говорил вполне серьёзно, даже как-то обиженно, почесав висок, украшенный сединой. Князь фыркнул и поднял ноги, согнув их в коленях, чтобы расслабленная голова Альберта оказалась меж ними, после чего, полушутя, сжал. — Засранцы, дайте отдохнуть спокойно, а. И отпустил, чувствуя кожей чужую улыбку. Ожидаемой реакции не последовало. Напротив, в экране телефона Визенберга он увидел, как до этого расслабленно валяющийся на кровати Миша чуть приподнялся на локте, словно думал, что смог бы попасть к ним через тонкое стекло, только руку протяни. Альберт тоже молчал, поглаживая его по икре, массирующими движениями проходясь пальцами. — Андрюх, — раздался неожиданно просевший голос Горшенёва, спустя пару секунд, — Можешь сделать так ещё раз? Визенберг вскинул брови, мол, а ничего, что это его тут буквально пытаются расколоть, как арбуз резинками в тех роликах на ютубе? Мол, Мишенька, а тебе ничего не жмёт? Ну, даже если пока не жмёт, то скоро точно будет. Князь это понял ещё когда увидел как тот приподнялся. Вот был же у Горшка фетиш на бёдра. Нет, глядя на его брата, Андрей прекрасно понимал этот порыв души, но одно дело смотреть со стороны, а совсем другое, когда ты сам являешься объектом такого пристального внимания. Телефон Альберт держал все ещё на вытянутой руке, пусть та и уставала. Даже хрустнуло запястье, когда гитарист чуть дёрнул им. Князев тяжело вздохнул, как бы говоря, что его все достали, а затем вновь свёл ноги, зажимая между ляжками чужую голову. Поглаживания прекратились, а через несколько секунд сильные пальцы сжались на самом бедре. Андрей держал, с садистским удовольствием наблюдая, пока не услышал умоляющее мычание. Альберт раскраснелся, точно погулял пару часов на солнце, тяжело, но тихо, дышал, а вот Миша в телефоне откинулся на подушку, что-то прошипев. — Андрюш, задушишь ведь совсем, — тихо пробормотал Визенберг, подняв к ему голову, а Князев прямо удивился, если говорить цензурно. Лежит поверх его члена, между ног, шутит всячески, а ещё и возмущается? — Мужики, я щас это... Давайте, наверное... — попытался улизнуть Миша, уже щурясь, чтобы найти кнопку сброса вызова, но теперь была очередь Андрея издеваться. — Не, Мих, куда? Я ещё не наобщался. Чего, говоришь, ещё хочешь? Ухмыльнувшись, Князь приподнялся на локтях, ногами приобняв Альберта. Дотянувшись одной рукой, всё-таки забрал мобильный из его пальцев, самодовольно глядя пару секунд на немного растерянного Горшенëва, а затем переключил камеру на заднюю. Подпихнул гитариста носком в бок, заставив того перевернуться на живот. Тот тупо посмотрел в выставленную камеру, и Андрей вновь смог лицезреть так любимое его состояние, когда Альберт на глазах начинал краснеть до самых корней. — Ты же не будешь меня снимать– — Мих, так что, говоришь, сжать? —усмехнулся Князев и, пользуясь тем, что чужие руки находятся на матрасе, вновь сдавил чужую голову ляжками, заставив Визенберга уткнуться ему в пах носом, отчего мужчина, кажется, покраснел ещё сильнее, хотя, куда уж дальше... Горшенев сипло простонал в динамике, наблюдая за этой картиной, а в частности за тем, как сильные натренированные пальцы сжали бедра. Андрей почувствовал, что Альберт сглотнул, а ещё, как горячий жар собрался в паху, медленно закручиваясь клубком. И кто знает, от влажного редкого дыхания прямо на яйцах сквозь ткань нижнего белья, или от ощущения этой вседозволенности. Визенберг жмурился, наверняка ему было стыдно под чужими взглядами оказаться в таком положении. — Андрюх, блять, ты– — Мих, ты меня не отвлекай. Так что? Михаил выругался, послышался скрип кровати под его телом, а затем Андрей увидел, как тот закрыл половину лица ладонью. — Пока не скажешь, я буду держать так. Альберт протестующе замычал — ему уже не хватало воздуха, короткими ногтями он впился в кожу ног, но не дергался, зная, что так воздух кончится ещё быстрее. Знает, потому что.... Потому что из них всех только Альберт может добровольно подставлять шею под широкий хват ладони. И Миша это тоже знал, а потому, едва начав что-то говорить, осёкся. Внимательно наблюдал, вмиг сделавшись достаточно серьёзным. Следил. Когда Визенберг непроизвольно начал дёргаться, мыча и пытаясь выбраться из крепкого капкана, Горшенев словно отпустил курок чётким: — Всë. И Андрей отпустил. Их светлый гитарист тут же поднял голову начав тяжело и шумно дышать, облизнув губы. Ни в камеру, ни в глаза Князя не смотрел, но и рук не отпускал. — Андрей Сергеевич... Можно? — Блять.... Шумный нецензурный вздох уже вырвался у Миши, на что Андрей лишь хмыкнул. — Тут ведь оно как, Альбертик, — разведя ноги чуть шире, скинув чужие ладони, демонстрируя вставший и оттягивающий ткань нижнего белья член не столько для него, сколько для ещё одного наблюдателя, закованного в экран, — Смотря что. И это не у меня спрашивать нужно, верно? — Можно. — тут же несдержанно выпалил Горшенев, приоткрыв один глаз. Он тяжело дышал, его широкая грудная клетка то вздымалась, то опадала, пока он, вернее, они оба, наблюдали за тем, как Визенберг, выпрямившись на коленях, судорожно расстегивает свои узкие чёрные джинсы. По мокрому пятну смазки на белоснежных трусах можно было понять, что тот очень рад его видеть. — Да ебана... Миша сегодня был прямо поэт, вы посмотрите-ка. Красноречие из него так и перло, над чем Князев непременно пошутит после, но пока было слишком интересно на что эти двое невербально договорились. И даже почти удивился, когда Альберт свёл его колени вместе, так и не опустившись из своего положения обратно. Но наклонился, заставил обхватить мягкими и упругими бёдрами его член, с напором толкнулся вперёд, проехавшись ещё и по члену самого Андрея. Тот не сдержал тихого стона. И хотел бы поступить, как Миша, откинуться просто на подушки, но, черт, за этим было слишком приятно наблюдать. И чувствовать тоже. Альберт был до безумия красивым. Даже с этой щёткой, которую он называл бородкой. Тем не менее, его руки можно было считать искусством, не говоря уже о том, с каким жаром в глазах он плавно раскачивался, сначала медленно, а затем уверенно толкаясь меж бёдер, не забывая и про Князева, скользя своим членом по его, пачкая в смазке чужое нижнее бельё. Между бёдер очень быстро стало влажно и скользко, но это было только на руку, ведь теперь Визенберг смог прижать их ещё плотнее друг к другу, обеспечив достаточное давление. Постанывая, Андрей старался не выронить телефон из рук и не знал куда ему смотреть – на картину меж своих ног, или на возбуждённое и уже точно не сонное лицо Миши, который не знал куда себя деть, потому как не был уверен, что, начав дрочить, не уронит мобильник на себя. Или что сможет кончить с ним в руках. А вот Альберта телефон совсем перестал смущать. Он прикрыл глаза, шумно дышал через каждые пару движений вперед, выталкивал стоны из своей грудной клетки через силу. В конце концов ускорился ещё, бился своими бёдрами о бёдра Князя, создавая восхитительные в своей звонкости шлепки кожи о кожу, пока вдруг не содрогнулся и не отпустил чужие ноги, ладонью уперевшись в живот Князева. Шумно простонал, пачкая ткань чужих трусов своей спермой, а затем опустил голову, подрагивая всем телом. Князь неудовлетворенно промычал и обхватил свой член ладонью, приспустив наконец жутко раздражающую резинку. Подступавший до этого оргазм от фрикций, вновь начал заполнять его изнутри, словно в графин наливали дорогое вино, так же неторопливо и мягко, пусть Андрей сейчас и был достаточно требователен к себе – кончить и уже лечь спать наконец. И только сейчас он в полной мере ощутил то, от чего так сильно краснел Визенберг до этого, – теперь за ним наблюдали две пары помутневших глаз. Взгляд Михи он чувствовал даже через экран и казалось, что он смотрит ему в глаза, хотя сам понимал, что тот видит совсем иную картину. Альберт провёл короткими ногтями по колену, а мужчина сорвался в оргазм, пятками заскользив по простыне, сгибая одну ногу вновь, откидываясь всем телом назад, а телефон, всё же, упал на торс, так и оставшись лежать на футболке. Тяжело и жадно дыша, Князев поймал в объятия Визенберга, оба пытались отдышаться, прийти себя после такого спонтанного и быстрого секса, ещё и с изысками. — Ладно, Миш, доброй ночи... — выдохнул Альберт, отключая звонок на перегревшемся мобильнике. Они полежали ещё немного в тишине, нарушаемой лишь их дыханием. — А может штаны треснули, потому что ты случайно взял джинсы Балу?... — .... Думаешь, он заметит?