Ритм внутри

      Умирать, должно быть, это так грустно. Юре иногда думал об этом, но это были не печальные мысли. Он по-настоящему не ощущал никакого чувства потери в жизни, для этого ведь нужно было иметь близких людей. Его мама была жива, и Боян тоже. Он был уверен, что и другие продолжают жить, хотя это его особенно не заботило. Было бы грустно, если бы умерла Шарлотта или кто-то из её котят. Умереть самому — точно было бы не весело. Хотя теперь Юре прибавил бы к этому, что умирать — это довольно приятно. Он чувствовал такую легкость. Тело не болело, на душе было так светло. Он думал о Бояне, и о том, что может, он бы немного поплакал о нем, плывя в молочном тумане, когда вдруг снова услышал его. Ритм. Пока издалека и совсем тихо, но это был он, точно. А потом он почувствовал собственные пальцы, отбивающие его, как и сотни, тысячи раз до этого. Он так сильно радовался, что даже нарастающая боль в груди не пугала. Боль, оказывается, была вызвана тем, что он снова дышал. Трубка во рту мешала, но он дышал. Сквозь вату он услышал собственный стон.       — Юре! Юрчек. Всё, хорошо, малыш. Давай, дыши.       Чей это голос? Такой родной, красивый. Его затошнило из-за движения трубки в горле, а потом получилось вдохнуть. Так больно. Кажется, он всё-таки не умер, раз было так больно. Он вложил все свои силы в то, чтобы справиться со слипшимися веками. Мир состоял из размытых огней, которые понемногу складывались во все более отчетливую картину.       — Боян. — он попытался позвать, но горло так саднило, и вместо звука вышел какой-то бульк.       — Тише. Не говори ничего. Все в порядке, правда. — Голос Бояна дрожал, и сердце от этого таяло. Он здесь. Он волновался о нем. Его Боян. — Не пугайся ничего. Мы не дома. Но это к лучшему. Я боялся, что мы потеряем тебя.       Юре плохо понимал о чем говорит друг. Его белая рубашка измялась, будто он спал прямо в ней, не раздеваясь. Еще он заметил щетину, и круги под глазами. Он почувствовал столько счастья, что Боян выглядит так из-за него. Значит, он все еще кому-то нужен здесь.       — Тебе нужно еще немного отдохнуть, а потом мы поговорим, хорошо? Мне нужно рассказать тебе, как все будет дальше. Но ты для начала наберись сил.       Прежде чем снова смежить веки, он увидел, что за спиной Бояна был тот парень с прической-горшком. Красивый. Нужно будет спросить как его зовут.       ***        Когда он проснулся в следующий раз, он обнаружил себя в комнате. На нем была его одежда, из руки исчез катетер, и вообще вокруг не было ничего медицинского, будто бы он просто отдохнул. Может, ничего и не было? Юре медленно сел на постели и прислушался к дому. Он не был уверен, дом ли это, или, может, гостиница? Юре никогда не был в гостиницах, но такая мысль пришла ему, потому что на тапочках, возле его кровати, были одинаковые красивые надписи «Grand». Из книги Артура Хейли, он знал, что в гостиницах бывают такие штуки. Он надел тапочки и встал с постели. Идти было непривычно, будто ноги сильно затекли, но оставаться здесь было также бессмысленно. Нужно было найти Бояна.       Через небольшой коридор он прошел в зал. Тот оказался пустым. Если верить книге, то гостиничные номера не должны быть такими большими, но у этого было не менее пяти разных комнат, или по крайней мере — дверей. За одной оказалась ванная. Юре осмотрел её, и заметил, что ей недавно пользовались — на дверке душевой кабины были капли, а полотенце было мокрым. Значит, Боян был где-то здесь. Юре пошел искать дальше. В конце коридора он, наконец услышал звуки, которые не были звуками города или шумом ветра. Это были голоса. Похоже на плачь или всхлипы. Юре застучал пальцами по ноге, решаясь открыть дверь. Он повернул ручку, и голоса усилились. О нет, это был совсем не плачь, но Юре уже не мог остановиться, чтобы не заглянуть. Эти звуки он знал из роликов, которые Боян показывал ему в библиотеке. Может быть, не совсем такие, но очень похожие. Он замер, не в силах оторвать взгляд: на широкой, с мятым белым бельем, постели был Боян и тот, второй мужчина. Второй лежал на спине, широко разведя ноги, а Боян лежал сверху, и его обнаженные ягодицы ритмично двигались, от чего комната наполнялась тихими шлепками. Мужчины шептали друг другу что-то, когда их губы были не заняты поцелуями, а пальцы второго были погружены в волосы Бояна.       Юре задрожал. Они были такими красивыми. Гораздо лучше, чем пары их тех роликов. Но с каждым толчком бедер Бояна, он вспоминал. Он медленно попятился назад. Ночь в его комнате. Наце. Его порванная пижама, путы. Боль-боль-боль. Он выпустил дверную ручку, и от легкого сквозняка она захлопнулась. Слишком оглушительно. Юре бросился бежать. Он чувствовал как слезы начинают душить его, и в груди было снова так больно. Двери ванной. Дернуть, войти, спрятаться. Закрыться на замок. Он забился в угол и заплакал, закрывая голову руками. Ощущения не были свежими. Они не чувствовались даже чем-то настоящим, будто всё то был просто слишком реалистичный сон.       — Юре! — Боян постучал в дверь. Слишком настойчиво. Юре сжался сильнее. — Юрчек, открой, я прошу. Это я. Все хорошо.       Он пытался справиться с дрожью, сосредотачиваясь на ритме в своей голове. Он был здесь, это было хорошо. Наце сделал с ним это или нет? Как ему это узнать? Он медленно отвел свои руки от головы, боясь и желая увидеть их.       — Юрчек! — Боян звал его все отчаяннее, но перестал стучать. А потом он перешел на английский. — Черт, Йере, помоги мне!       Его руки. На запястьях были неглубокие шрамы, как от содранной кожи. Некоторые ногти были обломаны, под парой имелись гематомы, полученные будто давно, уже ставшие желтыми, заживающие. Значит, все это было на самом деле? Сколько времени прошло?       Дверь открылась и Боян ввалился в ванную, в одних только домашних штанах. Он упал на колени перед Юре и прижал его к груди, до хруста сжимая ребра. Парень охнул.       — Господи, Юре. Не делай так больше, ладно? Я так испугался. — Он отстранился, в карих глазах была тревога. — Прости. Я просто… — Не находя слов, он встряхнул волосами. Они были спутанными, но такими же красивыми, как и всегда. Юре осторожно прикоснулся к ним. Боян вздрогнул, понял его мысли. — Ты видел нас, да? Я должен был это предвидеть.       Парень ничего не ответил. Он перестал дрожать, приходя в себя. Когда рядом был Боян, ему на самом деле было не страшно. Тот второй мужчина тоже был здесь. Он стоял в дверном проеме, наблюдая за ними. На нем была кислотно-зеленая футболка и темные штаны.       ***       — Это Йере, познакомься. Я, конечно, думал, что вы познакомитесь как-то иначе. — Боян сказал по-английски и налил чай для них троих в небольшой кухне, когда они собрались за столом. Они с Йере уже поужинали, а Юре сказал, что не чувствует голод. Неловкость еще была в воздухе, но понемногу она растворялась. Юре протянул руку новому знакомому и тот некрепко её пожал. — Втроем, и вы между собой будете говорить по-английски. Йере из Финляндии. Он не понимает словенский.       — Ладно. — Юре взял свою чашку и продолжил его рассматривать. — Вы встречаетесь?       — Да. — сказал финн.       — Нет. — одновременно с ним сказал Боян и вспыхнул. Они обменялись взглядами. Он поправился. — Не постоянно. Это не важно. Сейчас важно только то, что Йере приглашает нас в Финляндию.       — У нас будет тур? — Юре широко улыбнулся. Они обсуждали это, что после международного конкурса они, возможно поедут в тур с их группой. Но вдруг он понял, что тут только он и Боян. — Ой, а Крис? Ян и… — он сказал более осторожно — Наце?       — Да, Юрчек. У нас будет тур. Мы в Ливерпуле сейчас. К сожалению, основное веселье ты пропустил, но дальше все будет хорошо.       — В Ливерпуле? — не веря, переспросил он.       — Да. Прилетели неделю назад. Вот, сняли здесь небольшую квартиру. А парни, ну… — Боян снова посмотрел на Йере. — Они просто уже уехали. Но мы обязательно встретимся в Хельсинки.       — Мы полетим на самолете? — с восторгом спросил Юре. Эта мысль перебила все другие, которые в один миг стали неважными.       — Полетим. Раз тебе лучше, то возьмем билеты прямо на завтра.       ***       Юре был так взволнован, заселяясь в свою новую комнату. Этот дом был гораздо красивее их прежнего, хотя Боян точно не говорил, насколько им придется остаться здесь. Его комната была на первом этаже. Никаких решеток не было, и теперь у него имелось собственное панорамное окно в сад. Ох, сад. Юре проторчал у окна до поздней ночи, пока можно было разглядеть красивые кроны деревьев в золотой листве. Осень была его любимым временем года, даже если смена сезонов вновь заставит его провести в постели какое-то время.       Из-за перелета и нервного возбуждения, Юре не мог спать, и просто ходил по своей комнате. На стенах был интересный рисунок, больше подходящий для ткани, чем для обоев. Кровать не имела никаких спинок. Ему даже нравилось. Если бы его вещи были здесь, он бы хотел послушать музыку, но Боян, кажется, ничего не забрал из его старой комнаты. Они поговорят об этом. Сейчас они с Йере, наверное, уже спят. Или не спят. Юре закусил губу, чувствуя смущение. Воспоминание об увиденном в спальне в Ливерпуле было слишком свежим.       — Привет. — Йере вошел к нему в комнату, приветствуя на английском. Юре не то, чтобы делал успехи в языке, но элементарные вещи понять мог.       — Привет. — Юре подвинулся на кровати.       — Как ты здесь устроился? — Йере принял его приглашение и сел рядом.       — Нормально.       — Можем мы немного поговорить?       — А Боян придет? — Юре глянул на дверь.       — Он отдыхает. Устал с самолета. — Йере вздохнул, и вдруг спросил. — Он очень дорог тебе?       — Он мой друг. — Юре опустил глаза. Йере подозревает его в ревности? Наверное, стоит сказать, что у них с Бояном просто хорошие отношения. От волнения он стал выбивать ритм заметнее.       — Друг, как Крис, Ян и Наце?       Юре вскинулся и чаще задышал.       — Все хорошо. — уточнил Йере. Он прикоснулся к его руке. Юре догадался, что это для его успокоения. — Не хочешь говорить о них?       — Крис хороший. — сказал Юре после паузы. Он сглотнул. — Хозяйственный такой. И вкусно готовит. Но мы не так дружим, как с Бояном.       — Я понял. Что на счет Яна и Наце?       — Ян — гитарист в нашей группе. — издалека начал Юре. Йере не отвечал, и он понял, что может говорить. Он… красивый. С ним хорошо. Он иногда называет меня альпакой. — тихий смешок. — И… он говорит, что в нашем доме не на кого подрочить.       — А второй?       — Второй. Наце. — Юре судорожно сглотнул. — Ну, он большой, высокий. И очень сильный. Очень…       — Он делал тебе больно?       Юре поджал плечи и кивнул. Ему не хотелось переживать свои эмоции в одиночестве. Он хотел поделиться. В носу засвербило от желания как следует поплакать.       — Ты можешь рассказать мне. — ласково сказал Йере. — Если ты не захочешь, Боян ничего не узнает.       И Юре рассказал. Все, что было в ту ночь с Наце. Рассказ прерывался, но слёзы не шли, хотя Юре казалось, что они стоят в глазах, но это было ложное ощущение. Он рассказывал, но не чувствовал себя тем, кто получил это все. Он специально переводил взгляд на пораненные руки, чтобы убедиться, что это все правда.       — Ты умеешь рисовать, Юре? — спросил Йере, когда у Юре закончились слова и силы. Парень пожал плечами. — А ты смог бы описать их, чтобы кто-то нарисовал?       — Наших парней? Зачем? — он чувствовал себя уставшим и желал только лечь спать. — Они приедут поиграть в студии, и я вас познакомлю.       — Обязательно. Но я бы просто хотел, чтобы мы сделали это.       Юре безразлично пожал плечами.       ***       Ни на следующий день, ни через день, парни из группы не приехали. Боян также не приходил. Йере познакомил его с художником, Хаарьей, это был забавный низкий парень в желтом костюме. Ему Юре максимально детально описал каждого члена группы, сокрушаясь, что мобильного телефона с камерой у него нет, и он не может просто показать Хаарье фото. Впрочем, портреты вышли весьма похожие. Ян задорно улыбался с карандашного рисунка, а рука Юре сама тянулась, чтобы заправить ему за ухо выбившуюся прядь. Получилось красиво. Крис получился очень скуластым, с губами, вытянутыми вперед, как для поцелуя. Его лицо выглядело на рисунке гораздо более точеным и совершенным, но Юре был доволен этой работой. Наце не был похож на того маньяка, которым рисовало его подсознание Юре. Хаарья нарисовал его исключительно радушным и даже приятным парнем. Юре даже удивился, держа в руках его портрет: может быть ему стоит узнать Наце получше? По просьбе парня, Хаарья также нарисовал Бояна, и его самого. Все пять портретов теперь были готовы, и ждали воссоединения группы. Они должны были стать украшением их студии. Йере попросил портреты ненадолго, пообещав вернуть их в целости.       ***       Юре с каждым днем чувствовал себя все лучше и лучше. Парни вернулись. Теперь у них были концерты, и довольно часто. Юре чувствовал столько счастья, находясь на сцене с ними. Боян обещал ему, что это будет лучше, чем конкурс, который он пропустил. Он слышал, как публика скандирует его имя. Лучшими были моменты, когда один из парней целовал его, прямо за барабанами. От этого было волнительно, и сладко. Даже поцелуи от Наце были приятными. Он больше не боялся его, хотя никакого разговора не было.       Днями можно было отсыпаться, читать или гулять в саду. Йере тоже не оставлял его без внимания. Они много разговаривали. Снова и снова тот просил рассказывать ему о Яне, о Наце. Крис и Боян, отчего-то были у него в меньшем интересе. Юре с удовольствием рассказывал. Потом, оставаясь наедине с собой, он чувствовал такое томление. Ян и Наце. Эти двое пахли страстью, будь они на сцене или просто рядом. Они выглядели как любовники. Как Боян и Йере вместе, но иначе. Будто им не хватало третьего. Им не хватало Юре.       От этих мыслей было так жарко. Юре ворочался в своей постели, не смея к себе прикоснуться. После плохих воспоминаний о контакте с кем-то прошло время, и раны его зажили, а тело вновь хотело. Нежности Яна. Грубости Наце. Всего сразу. Может быть, смешавшись, они могли бы быть такими гармоничными вдвоем. Втроем. Ему не было бы больно. Может, они бы согласились прийти вместе? Юре заныл в подушку.       Он почувствовал сильные руки на своей спине — массирующие, ласкающие. Чьи? Было слишком хорошо, чтобы обернуться и позволить им прекратить. Вторая пара рук взялась за его бедра, трогая более горячо и опасно. Он уже был так сильно возбужден.       — Наце… Ян… — задушенно позвал он.       — Мы здесь, Юрчек. — Голос Яна заставил его задрожать и вцепиться в постель. Он позволил одной паре рук стянуть его пижамные штаны. — Мы оба. Ты же так хотел?       Юре не понимал, откуда они узнали о его мечтах. Почему и как пришли. Это было не важно, в конце концов. Он позволил им всё: запретные поцелуи и жаркие пальцы внутри, страстные шлепки. То, в чем он нуждался. Наце поднял его, чтобы усадить на бедра, к себе лицом, а Ян прижался со спины. Юре застонал, принимая в себя Яна, плавясь под поцелуями Наце. Он обвил руками крепкую шею, гладил щетину и уши. Внутри него было влажно и горячо, распирающее ощущение сводило с ума, но и этого в какой-то момент ему показалось мало. Он отчаянно двигал бедрами, насаживаясь.       — Еще…        — Дааа, детка. — Наце приподнял его, заставив потерять опору, и Юре почувствовал, как второй член входит в него, болезненно, но так верно проникая под его собственным весом. Его затрясло, но оба мужчины остановились, давая ему время, лаская руками и осыпая поцелуями.       — Я… я люблю вас. — он плакал, не понимая, где теперь болит — в растянутом отверстии внизу или в разоренной душе. Он стал покачиваться, крепче хватаясь за обоих парней. Это было слишком остро, когда Наце взял его член в ладонь. Нутро горело огнем, и он стал выплескиваться, пачкая себя и партнеров. Сознание, на удивление, не оставило его с оргазмом. Внимательные мужчины перестали толкаться, медленно покинув его тело, но не оставляя опустошенным. Они по очереди целовали его губы, шею и уставший член, пока шептали в унисон ритму, который всё еще был в его голове:       — И мы любим тебя. любим тебя… любим тебя…