Искушение состраданием.

      Ответ на то, почему из всех регионов Тайвата Тарталью пихнули именно в Мондштат, выдался не из приятных.              — Взять его!              Телепорт тихо пикнул и стало ясно: назад пути по нему нет. Куда бы не бросился Тарталья, цепные псы поспешили бы за ним.              Никто не шевельнулся. Даже ветер, так усердно воспеваемый местными бардами, замолчал. Потребовалось меньше минуты, чтобы окружающий мир смолк, ожидая бурю.              Уставший, злой и голодный Тарталья зло сощурился. Он не был в настроении для шуток, но дерзкий новичок этого либо не понимал, либо не шутил вовсе. Другие застрельщики, опытные и знающие на что способен Тарталья, не спешили говорить. Они, как испуганные котята, старались скрыться за спиной наглеца. Точно Тарталья их не увидел бы.              Нагорье Мондштата продолжало безмолвствовать. Где-то на траве проскочила журавлиная тень, но на этом движение мира ограничилось. Тарталье показалось, что кто-то его засадил в бутылку, где время остановилось. Собственные мысли возникали с такой мучительной долготой, что забывались, едва обретая форму.              — Оглохли?! Я же сказал: взять его! — Новичок зло запыхтел. — Или вы хотите идти против приказа Царицы?              Страх перед архонтом сбросил оцепенение. Несмело несколько десятков ружей поднялись в воздух и оказались направлены на Тарталью. Не было такой части тела, куда бы не смотрело огнестрельное оружие. Почти кожей Тарталья чувствовал холод и жар, направленный на него. О гео-стрелках думать вовсе не хотелось. В один момент бывшие подчиненные преобразились. Они, ранее казавшиеся нелепыми щенками с опасными побрякушками, нагнали что-то очень близкое к страху.              Тарталья явственно почувствовал ледяную каплю пота, которая медленно сползла с виска. Жизнь в Фатуи должна была приучить к мысли об ежедневной смертельной опасности, но Тарталья старался не позволять себе думать в этом ключе. Если смерть и протискивалась в голову, то она была другой. Благородной, в поединке с могущественным врагом. Например, с Путешественником. Тарталья никогда не думал, что на него нападут свои. И не просто нападут, но и застрелят, как бездомную собаку.              — За что?              Всё негодование быстро оказалось задавленным. Вопрос, который вполне мог оказаться последним в жизни, прозвучал до невозможности жалко. Но Тарталья о нём не пожалел.              — Как за что? — Даже за шумом генератора новичку не удалось скрыть истинного удивления. — А разве вы забыли, командир? За содействие вражеской стороне.              — Когда?              Раздались щелчки. Немногие «мирные» рекруты тоже направили оружие.              Ярость заклокотала в крови. Мондштатское нагорье кишело предателями, но Тарталья был единственным, кто никогда к ним не относился. Лица прятались под масками, и Тарталья не мог сказать, что чувствовали те или иные рекруты. Наверняка среди этих агентов было два-три человека, которых Тарталья учил сражаться. Быть может, его подопечных здесь было куда больше, чем Тарталья думал изначально. Один из агентов Фатуи перехватил клинки так, как Тарталья когда-то советовал новобранцам.              Никто не любил предателей. Тарталья в том числе, но нечто подобное с ним произошло впервые. Спина почти ощутимо заболела под гнётом невидимых ножей.              — Здесь какая-то ошибка.              По отдельности, даже в таком паршивом состоянии, Тарталья мог их перебить. Его лука было достаточно, чтобы проломить броню и всадить стрелу куда-нибудь в шею. Но сейчас этих людей было слишком много, а Тарталья не был уверен, что повторное использование глаза порчи сможет его спасти. В голове громко и четко прозвучал голос Пьерро: «Недооценивай силу слова. Иногда оно куда лучшее оружие, чем наставленный клинок».              Новичок склонил голову в бок. Из-за маски не было ничего видно, но Тарталья был готов поклясться — этот мальчишка внимательно его разглядывает. Другие рекруты продолжали стоять с направленным оружием. В любой другой момент эти промедления могли стоить им жизни.              — Не думаю, капитан. — Ответил новичок после недолгого молчания. — У нас даже есть приказ.              Один из застрельщиков тенью скользнул к новичку и вынул из кармана сложенный лист бумаги. Тарталья сглотнул. На такой бумаге присылали самые срочные и важные приказания. Сделанная так, чтобы её нельзя было подделать, бумага слабо просвечивалась на солнечном свете. Тарталья сделал шаг вперед и робкие рекруты шагнули навстречу, не выпуская оружия.              Новичок хмыкнул, но отходить не стал. Тарталья сделал ещё несколько шагов вперёд. Очень быстро непонятные буквы обрели четкость, а вместе с ней и смысл. Ужас загорелся внизу живота.              Его действительно обвиняли в предательстве.              Мысли в голове забурлили с невиданной скоростью. Дальше первых трёх строчек Тарталья уже не читал. И без того всё становилось ясно — его подставили. Кто именно? Мыслей на этот счёт оказалось слишком много. Его недолюбливали другие предвестники, его ненавидели рекруты. Некоторые вовсе спали и видели тот момент, как забирают его место.              Отпираться и пытаться доказывать свою правоту слишком поздно.              Кто-то говорил, что перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. С Тартальей этого не произошло. Наоборот, он не смог подумать ни о чём другом. Не сумел припомнить голос Твекра, не нарисовал в воображении лицо Тони, но не смог призвать в мыслях всю остальную семью. Внутри стало пусто и грустно. На память не пришли даже поверженные соперники.              — Меня подставили. — Тарталья внимательно посмотрел на каждого из рекрутов.              Жить в Снежной — это то же самое, что впитать преданность с молоком матери. Если здесь и были люди, которые начинали под его началом, то им стоило дать о себе знать. Небольшая смута ещё могла перетянуть чашу весов на правильную, честную сторону.              — И это может произойти с каждым из вас.              Ружье одного из застрельщиков дёрнулось. Правильно брошенные слова посеяли первые семена сомнений.              — Так говорит каждый предатель. — Новичок ткнул пальцем в Тарталью. — А теперь: пли!              Застрельщики не успели дать огонь в тот же момент. Повинуясь диким инстинктам, Тарталья рухнул в траву и быстро начал перекатываться. Лук немного треснул, когда левая рука слишком сильно оттянула тетеву. Тарталья прикрыл один глаз.              Со стороны это выглядело смешно: лук против разработок Фатуи, но Тарталье показалось, что лучше такая смерть, тем покорное умирание на коленях. Земля под ногами начала взрываться. Чужие снаряды падали слишком быстро и в какой-то момент Тарталье показалось, что ещё немного у него оторвёт пальцы на ногах. Времени и места для прицела не было. Пришлось стрелять так, как позволяла ситуация.              Всё гремело. Почти искусственная тишина мгновенно лопнула под гнётом залпов, взрывов и приказов. Как заведённый, новичок командовал:              — Пли! Пли! Пли!              Почва дрожала, извивалась и взрывалась, окрашивая воздух в противный коричневый цвет. Воздух у уха задрожал. Тарталья резко подался назад. Со свистом лезвие агента Фатуи пронеслась перед лицом. В это мгновение Тарталья увидел в стали своё отражение: растерянное и сбитое с толка. За его спиной простилалось бесконечное голубое мондштатское небо, когда впереди не было видно ничего хорошего.              Фантастическая удача кончилась быстро. Гео-заряд пришёлся в плечо, а гидро-залп снёс Тарталью с ног. Острая боль пронзила затылок. Силуэты звезд проступили на внутренних сторонах век. Позднее теплая и липкая жидкость стекла к шее. На грани сознания Тарталья понял — это кровь. Не чужая. Его. Лежа лицом во вскопанной земле, Тарталья не мог пошевелиться. Как бы он не пытался дотянуться пальцами до глаза порчи, мышцы его не подчинялись мысленному указанию. Ничего уже не подчинялось. Краем сознания Тарталья слышал и чувствовал, но на этом всё заканчивалось.              — Как-то это быстро. — Сказал один из рекрутов. — Он точно один из предвестников?              — Точно-точно. — Довольно проворчал новичок. Рядом послышались шаги. Тарталья мелко дернулся, когда холодные пальцы скользнули к его шее. — Он ещё живой!              Послышался восхищенный шепоток.              — Добиваем? — Спросил один из застрельщиков.              Теперь всё. Даже сражаться было глупо.              — Нет. Для предателя это слишком просто. Эй, ты, ты и ты. Взять его.              Свет мерк. Едва ли Тарталья мог что-либо различить. На его глаза точно натянули плёнку, которая смывала все детали. Собственная грудь, мондштатское небо и бесконечная зелень местных полей утратили разницу. Несколько пар рук схватили Тарталью и потащили того к краю склона.               — А если он выживет? — Тихо спросил кто-то из застрельщиков.              — Ему хуже. — Новичок негромко хохотнул, пока остальные продолжали молчать. — Бросьте, парни. Какое «выживет»? Ему повезет, если местные кабаны начнут его жрать с головы. Он будет идеальным примером того, что нельзя делать, будучи в Фатуи. Ну же! Раз! Два! Три!              Ветер заиграл в волосах. Руки исчезли, земля испарилась. Несколько секунд Тарталья плескался в пустоте, пока в один миг гравитация не взяла своё. Новая порция боли оказалась незамеченной. Разбитая голова, пробитая нога и вывихнутая рука полностью забрали внимание себе. Где-то сверху раздавались отголоски чужих голосов.              Время прекратило существовать. Один на один со всей болью, Тарталья валялся у подножья горы. Ему было странно, что высота его не убила. Трава зашуршала. Край угасшего сознания выловил тень.              Всё-таки были правы те люди, которые говорили о явлении родственников перед гибелью. Тарталья постарался улыбнуться.              — Мне… жаль… Тоня…              «Я был очень плохим старшим братом».