Дети революции

Паровоз, выпуская клубы дыма, прибыл на вокзал. Студент Сашка Скворцов лихо соскочил на перрон и пошёл к выходу с вокзала. Он только что ездил по делам партии в другой город. Мать знала, что он член РСДРП(б) и скрепя сердце хранила его тайну. А вот если бы об этом узнал отец, помещик Скворцов-старший, владеющий заводом и обширными землями… Всем баринам барин короче. Они с сыном всегда были абсолютно разные, но до поры до времени не конфликтовали. Впервые они поругались, когда Саше было 10 лет. Он очень сдружился с деревенскими ребятишками, бедняками — близнецами Колей и Катей. Отец, узнав об этом, разразился гневной тирадой, суть которой сводилась к тому, что общаться с «этими оборванцами» — позор всему их роду и «гусь свинье не товарищ». Жгучая обида, которую маленький Саша испытал тогда да и в целом вся эта несправедливость вокруг их дома, возможно, и толкнули его в партию. **** — Лови, Крош!.. Эх ты, растяпа! Давай, лезь в крапиву. Светловолосый мальчик, вздохнув, полез за мячом. Откуда взялось прозвище Крош мало кто помнил, первыми вроде бы начали так уменьшительно-ласкательно называть родители. Когда он наконец-то выудил мяч из крапивы, ребята продолжили играть. Их было человек десять, одинаково босоногих, с выгореащими волосами. Один из них — Леша Ежов или просто Ёжик. Его родители умерли когда он был совсем маленький и родители Кроша усыновили его. Двое мальчишек были ровесниками. Как-то незаметно наступило время обеда, и ребята разбежались по избам подкрепиться. Мало у кого днём матери были дома, но дети уже давно научились «самообслуживанию». Крош и Ёжик на улицу пока не торопись. Им вдруг вспомнилось, что родители поручили им вымыть окна и пол. Хором вздохнув, они принялись за работу. — Крош, где старые газеты? Давай я окна буду мыть. — Должны быть за печкой. Какое-то время ребята работали молча. Крош мёл пол, Ёжик тер стёкла. Одна из газет была почему-то другого стиля, и Ёжик из любопытства развернул её. Она была старая, 1905 года. «..Вооруженный разгон мирного шествия останется в истории как «Кровавое воскресенье». Гибель невинных детей, женщин, стариков, направлявшихся к царю и верящих в его гуманность, привела к яростному революционному взрыву. После событий 9 января по стране прокатилась волна забастовок. Рабочие устраивали стачки, бастовали рабочие на железных дорогах, студенты устраивали политические забастовки. Забастовка иваново-вознесенских текстильщиков продлилась больше двух месяцев и собрала более 70 тысяч рабочих..» Папа Кроша умел читать и не так давно научил и мальчиков. — Крош, ты знал, что в пятом году была ре-во-лю-ция? — произнёс он по слогам незнакомое слово. — Не-ка, не знал. Они прочитали весь номер, но о том, чем всё закончилось история умалчивала. — А дальше? — Крош мигом перерыл весь ворох газет. Бумаги разлетелись по всей комнате — Ну ёлки иголки, нету. — Давай спросим у родителей. Они должны знать. — Нет, они поздно придут. Давай спросим… у кого-нибудь. Пошли в город! Прямо сейчас! — И у кого ты там спрашивать собрался? — Ладно, можем не спрашивать, просто пошли в город! Мы там уже неделю не были! Время до вечера пройдёт быстрее. — Ну ладно — согласился Ёжик. Он уже давно привык, что его друг постоянно горит какими-то идеями и не успокоится если не добьётся своего. Дела они доделали довольно быстро. Вот грунтовая дорога, вот лесок, а вон там вдалеке уже виднеются трубы завода — город близко. В городе особо нечего было делать кроме как рассматривать витрины домов и снующих по улицам людей. Через полчаса прогулки Крош вдруг увидел знакомое лицо. Это был сын помещика, на которого работала вся их деревня. Однако Скворцов-младший по мнению детей был довольно неплохим человеком, потому как отдал деревенским ребятам многие из своих старых игрушек. — Давай спросим у него про пятый год! — сказал Крош, который ненавидел долго что-то ждать и находиться в неведении. Ежик не успел и слова сказать, как его друг уже убежал. Александр Скворцов отнёсся к вопросу как к чему-то самому обыкновенному и принялся рассказывать. В ларьке по пути он купил три беляша и дал по одному мальчишкам. Они втроём медленно шли по улице в сторону деревни и барского каменного дома. С деревьев слетала уже жёлтая листва. Шёл сентябрь 1916 года.