Hunting

В подъезде разрушенного дома эхом отдаются шаги. Аякс осторожно обходит обломки потолка и небольшие лужи, осматриваясь и решая, в какую сторону пойти. На пару секунд он задерживает дыхание, прислушиваясь — вокруг абсолютная тишина. Только капли воды бьются о пол в каком-то своем замысловатом ритме, а за выбитыми окнами листья шелестят от резких порывов ветра. Вряд ли разумный человек устроил бы свое убежище на первом этаже. Аякс делает шаг в сторону лестницы. Битое стекло под тяжелыми сапогами скрипит и трескается. Парень недовольно морщится, начиная относиться к каждому новому шагу более избирательно и поднимаясь медленнее. В темноте не разобрать, что к чему. Но к фонарику Аякс не тянется — слишком рискованно. Между вторым и третьим этажами окно забито досками, лунный свет проникает внутрь лишь мелкими тусклыми полосками, совершенно не помогая разглядеть пространство вокруг себя. Аякс касается пальцами перил и решает осторожно двигаться на ощупь. Но в какой-то момент по шее пробегают мурашки, а на затылке волосы встают дыбом. Что это? — Сука… — вырывается из него шепот вместе с ухмылкой, пока сердце восторженно-предвкушающе делает несколько кульбитов в груди. Аякс выдыхает на счет три и отталкивается от перил к стене, буквально отпрыгивая в сторону. Около уха со свистом что-то пролетает, врезаясь в стену позади. И лишь спустя пару мгновений щеку обжигает болью. Аякс касается ее пальцами, чувствуя стекающую кровь и не прекращая улыбаться. Восхитительно. Замерев в окружающей тишине и темноте, он проводит еще пару минут, убеждаясь в том, что на шум никто не пришел. И только после этого все-таки достает фонарик, включая его на самой минимальной яркости. Под ногой действительно оказывается протянута какая-то нитка. Аякс провожает ее взглядом и осторожно следует по ступеням вверх. Пара щитков и коробки на них. А внутри что-то похожее на арбалет. Ахуеть. Это даже лучше, чем он мог себе представить. Это даже больше того, на что он только мог рассчитывать. Выше он поднимается не спеша, еще более осторожно, и освещая тусклым светом фонарика каждую ступень. Ближе к третьему этажу на него накатывает настолько сладкое чувство предвкушения, что Аякс чуть не пропускает очередную ловушку, хитро выстроенную по лестнице, ведущей к следующему этажу. На каждой ступени по небольшому участку с протянутой леской, которые связаны между собой и ведут к одному шнуру с хитрой системой, больше похожей на устройство ксилофона. Коснешься лески — она натянется, и подвязанный груз приблизится к клавише. Наверное, это достаточно громкий и тонкий звук. Первая линия оповещения об опасности? Очаровательно. Свет ему больше не нужен — глаза привыкают к темноте спустя время, нет нужды лишний раз тратить батарейки попусту. Их нынче днем с огнем не сыщешь. Ценный ресурс. Но не ценнее экземпляра, за которым Аякс наблюдал последние пару дней. Жаль, что слишком многое ему мешало найти это сокровище раньше. То уродцы ходячие собьются в стайку и загородят путь, то алый огонек волос исчезнет из поля зрения, то просто времени на слежку совсем не найдется — долг зовет, работать надо. Но сегодня все иначе. Аякс уверен, что он по адресу. Это точно здесь. А несколько успешно пройденных ловушек тому подтверждение. Аякс останавливается на пролете между третьим и четвертым этажами, чтобы разглядеть очередную хитровыдуманную западню. В целом по конструкции очень похожую на прошлую, но с единственным важным отличием — в конце веревки висит колокольчик, прямо между двумя дверьми на четвертом этаже. В груди тут же разливается довольство — вот оно, сюда ему и нужно. Аякс присаживается на корточки между дверей и проводит пальцами по полу под каждой из них. У правой слой пыли и мелкие куски штукатурки. У левой пыли меньше, а еще мокрые следы с крупицами грязи. Не так давно был дождь, не так давно здесь прошел кое-кто, кого Аякс выслеживал весь день, пытаясь вычислить точное место его базы. И пусть это заняло так много времени, пусть уже была глубокая ночь, ликование внутри подавить больше никак не получается. Простите за поздний визит — Аякс заходит внутрь. В квартире не горит свет, не слышно звуков разговоров, будто бы снова ошибка, очередной провал — продолжим поиски завтра. Но на коврике у порога стоят сапоги, высокие, с ремешками, те самые, в которых его замечательный незнакомец так ловко бегал по улицам, искрами загораясь то тут, то там. Аякс улыбается и тихо скидывает собственную обувь, бесшумно шагая из коридора в зал, от стены по ковру, от центра комнаты к дивану, где в тусклом свете луны из выбитого окна горят алым волосы на белой подушке. Аякс замирает над своим наконец найденным сокровищем, рассматривая его лицо во всех деталях, что не мог разглядеть раньше из-за большой дистанции слежки. Красивый. Даже слишком. В животе все предвкушающе сжимается, а руки сами тянутся к ничего не подозревающему парню. Аякс облизывается, невесомо проводя пальцами по шее к плечам, по предплечьям ниже к локтям, по талии вверх к груди и снова вниз к тазовым косточкам — восхищению нет предела. Кажется, от этого пальцы на чужих ребрах сжимаются чуть сильнее нужного. Тело в его руках дергается. Дилюк едва ли не подпрыгивает на кровати, в темноте ничего не видно, а сердце за секунду разгоняется до бешеного стука в ушах. Страшно настолько же, насколько быстро в уме мелькают варианты того, что ему делать дальше. Не медлить. Не сомневаться. Дилюк скорее тянется под подушку, к пистолету, но его руки перехватывают быстрее, сжимая запястья одной ладонью, а другой придерживая ноги. Не пошевелиться. Не закричать. Дилюк давит в глотке вскрик, когда понимает, что он в ловушке. Ему не выбраться, пока человек над ним не позволит этого сделать. Тело пробирает животной дрожью, напряжение стягивает каждую мышцу в теле. Но Дилюк не дергается. Вряд ли он способен вырваться лишь благодаря грубой силе. — Испугался, принцесса? Чужой тихий голос доводит до такого же тихого ужаса, первобытно накрывающего с головой. Настолько сильно, что на мгновение все остальные звуки просто не долетают до ушей. Дилюк даже не понимает, что его руки отпустили, но машинально тянется к подушке, хватая пистолет окаменевшими пальцами, которые толком и не сгибаются. Дрожат. Но он все равно направляет пистолет на грудь незнакомца. Направляет его впервые на живого человека. — Ха, — только по смеху Дилюк понимает, что к нему пробрался довольно молодой парень. Бандит? Кто-то из военной группировки? Что ему надо? — Какой… теплый прием. Но, знаешь, я был готов и к этому… Незнакомец ведет ладонью по руке Дилюка, касаясь пистолета и словно проверяя что-то. Дилюк понимает, что не может нажать на курок. — Ты не снял его с предохранителя, солнышко, — посмеивается парень и ведет рукой обратно к щеке Дилюка. — Не умеешь обращаться с этой деткой, да? Ничего. Все приходит с опытом… — Кто, — голос першит до боли в горле, а все тело, натянутое в тонкую струну, сводит спазмами, — ты… От этого вопроса незнакомец замирает, словно задумываясь. Дилюк сглатывает слюну, слыша собственное сердце в ушах оглушающе громко. Секунды тянутся вечность, пока парень не отмирает, растягивая губы в улыбке, а пальцами снова касаясь лица Дилюка и заправляя длинную прядь волос за ухо. — Оу, я… — Люк? Только не это. Господь, если ты есть, только не это. — Люк… все хорошо? Тут темно… я слышал что-то… Кэйя стоит в дверном проеме, сжимая плюшевую игрушку и прижимая ее к груди, словно она поможет ему в чрезвычайной ситуации. Он звучит напугано — наверняка услышал чужой голос или просто возню. Испугался. Разволновался. И даже почти ничего не видя пришел к нему… — Иди в комнату, — хрипит Дилюк намного более грубо, чем планировал, — я скоро приду к тебе. Все хорошо, слышишь меня? — Д-да… Я подожду… Дилюк позволяет себе на мгновение выдохнуть, когда Кэйя уходит, прикрывая за собой дверь — так он не услышит ничего из того, что не стоит слышать детям его возраста. Но в следующую секунду Дилюка вдавливают в диван сильнее прежнего — ребра ожидаемо простреливает болью. — Так ты не один в этом гнездышке, птенчик, — улыбается парень, — это очень хорошо… — Что тебе надо? — вопрос срывается с губ быстрее, чем Дилюк успевает напомнить себе, что сначала стоит умолять сохранить себе жизнь, а точнее сохранить жизнь хотя бы Кэйе. — Ну, знаешь, — прокашливается парень, стараясь говорить тише, чем раньше, — Тиндера больше нет, вот… Хожу по улицам, высматриваю кого-нибудь живого и красивого… Что. Что? Он врет, издевается или он сумасшедший? Серьезный тон, с которым этот парень совершил свое признание, никак не делает ситуацию проще. Неужели перед ним безумец? Может, он просто под чем-то? — Поэтому… ты прокрался ночью ко мне домой? — По-твоему, я тороплю события, да? — удивленно шепчет парень. — Понимаешь, днем тебя на улицах не застать, а вот ночью дома у тебя точно будет время для разговора. Вот я и подумал, ну, понимаешь… Все равно конец света. Почему бы не попробовать подкатить как-нибудь нестандартно? Как-нибудь нестандартно. Нестандартно, блять. Подкатить. К Дилюку. — Что тебе надо от меня? — шепчет он одними губами, осторожно пытаясь нащупать на пистолете тот самый предохранитель. Кажется, отец говорил, что это рычажок. Его надо как-то отщелкнуть, да? Прострелить этому безумцу голову, схватить Кэйю и бежать со всех ног хоть куда-нибудь, пока на звук не сбежались мертвецы. У Дилюка не получается. Даже представить себе это. — Говорю же: поз-на-ко-ми-ться! — улыбается парень и посмеивается, чем-то опасно шурша. Дилюк напрягается за секунду, дрожащими руками пытаясь побыстрее нащупать предохранитель. Опасно. Сердце в груди на огромной скорости норовит вот-вот остановиться. Дилюку нужно защитить себя и Кэйю, который наверняка от страха спрятался в шкафу в соседней комнате. Кэйя не должен видеть ничего, что может его испугать, Господи, ему всего восемь. Дилюк старше в два раза. Он тот, кто должен заботиться о своем младшем брате. Он обещал отцу сделать это. Он должен. Но сможет ли он? Дилюк не сразу понимает, что в полутьме протягивает ему незнакомец, но довольно скоро он узнает очертания собственной дорожной сумки, которую потерял вчера. Хотя «потерял» слишком громко сказано. Чтобы налегке добежать до дома и оторваться от стаи гнилых на своем хвосте, Дилюк спрятал сумку в надежное место — бросил между двух мусорных баков в подворотне. Бежать надо было быстро и тихо — мимо аптеки, в которую он ходил последний месяц и из которой уже вынес абсолютно все, что могло пригодиться. Но этого было мало, это было по-настоящему ничтожно. Ради лекарств для Кэйи уже приходилось обыскивать аптеки в концах других районов. Но даже там не было почти ничего. И вот Дилюку повезло буквально вчера — в пустую уже неделю сумку получилось положить несколько средств и препаратов. Только обрести и тут же бросить. Из-за тупых снующих по всему городу мертвецов. Раньше гнилые в этом районе встречались редко. Видимо, перебрались с моста, который был неподалеку. Дилюк знал этот спальный район, в нем всегда было тихо. Даже когда начался конец света. Даже когда люди начали разлагаться на глазах, жрать друг друга и вся жизнь Дилюка стала похожа на не смешной ужастик про зомби. — Это ты… Ты ее украл! Разумеется, Дилюк возвращался за сумкой. Сегодня ее уже не было на том месте, где он ее оставлял. Он пытался найти ее слишком долго, из-за чего пропустил прием таблеток для Кэйи, которых оставалось слишком мало. Совсем недавно Дилюк выдрал брата из рук мертвеца, который почти вгрызся Кэйе в шею — обошлось без укусов, зато с раной в правом глазу. Чудом было то, что в нее не попала кровь этого зомби. Но глаз все равно воспалился. Инфекция быстро развивалась, и вот Кэйя уже почти ничего не видел больным глазом. Из-за Дилюка. Именно из-за того, что он взял маленького брата на вылазку за продуктами. И теперь Кэйя страдает от сильной боли, зуда и покраснения в слизистой, не может толком спать и каждый день молится Богу о том, чтобы Дилюк вернулся живым. Вернулся домой с лекарствами. Дилюк почти рычит, хватая сумку и прижимая к себе — она оказывается больше, чем он помнит. Сейчас она явно забита до краев чем-то еще. — Я не крал, а подобрал, — хмыкает парень, — и немного добавил всякого. Ты же такой крошечный, ты бы столько и не утащил, а мне не жалко… — Зачем? — Ну, познакомиться, я же говорил… Да и тебе, кажется, была нужна эта сумка. Раз ты за ней возвращался. Даже если этот больной ублюдок следил за ним, он все равно был прав. Дилюку нужны эти лекарства. Очень. И он медлит, но опускает пистолет — вряд ли убийство так долго оттягивали бы — откладывает его в сторону и осторожно раскрывает молнию сумки, выхватывая несколько пачек из нее и наклоняясь, чтобы рассмотреть названия. Потом еще несколько, и еще… Азитромицин, Амоксициллин, Цефтриаксон… Он точно не клал в нее и половины из этих антибиотиков. Но все они подходят идеально. Следующей Дилюк вытаскивает пачку обезболивающих, бинтов и медицинского спирта. Почему этот парень доложил столько всего? В сумке как минимум пол аптеки. И, очевидно, совсем не той, в которой за все это время мог побывать сам Дилюк. Сердце стучит уже не так оглушающе, но руки все еще дрожат, а по телу пробегает озноб. От парня веет опасностью и бесконтрольностью. Со смерти отца Дилюк не вступал с другими выжившими в контакт, а среди тех, с кем общался Крепус, не было даже близко сверстников Дилюка. Парень перед ним точно чуть постарше и точно опаснее большинства взрослых. Один шаг не в ту сторону — и ты труп. — Для человека, который хочет познакомиться, ты слишком мало о себе рассказываешь, — выдыхает в итоге Дилюк, прикусывая щеку нервно. — Кто ты, откуда ты, что ты на самом деле хочешь? — А, я не представился? Дерьмо. Да, так точно не знакомятся… Меня зовут Аякс! А вот сказать, откуда я, я не могу. Или придется сразу тебя убить… Волосы на загривке встают дыбом. Дилюк не готов к этому бесконечному эмоциональному потрясению. Но парень тут же смеется и залезает на диван совсем рядом, снова нависая и смотря сверху вниз совсем близко. Хочется вновь потянуться за пистолетом, но под рукой шелестит только сумка с таблетками. Сумка с кучей таблеток, без которых Кэйя может просто не выжить. Таблеток, принесенных этим парнем. Аяксом. Дилюк жмурится, когда снова чувствует его ладони на своих щеках. — Не трогай меня, — шепчет он, надеясь, что Кэйя не услышит, а парень просто послушается. — Ты не назвал свое имя, — ухмыляется Аякс, проводя большим пальцем под нижней губой Дилюка. В свете луны глаза Аякса выглядят еще более пугающе и опасно. Бликов в них почти не видно — бездонно темные, поглощающие, пожирающие. По телу все еще разбегаются мурашки. Дилюк просто не знает, что делать. Но глаза напротив продолжают прожигать насквозь, нетерпеливо ожидая ответа. — Дилюк, — шепчет одними губами и прикрывает глаза, надеясь, что все это скорее кончится, словно и не начиналось, главное — это безопасность Кэйи. — Вау, очень красивое. Рад знакомству, Люки. И больше ничего не происходит. Чужие руки пропадают с лица и тела, и облегченный вздох тут же пробирается в легкие. Аякс встает с дивана и обходит комнату несколько раз, оглядывая и будто примеряясь. Но ничего примечательного в ней нет: пара шкафов с мешками вещей, стол, диван и дыра в стене вместо вставленного окна. Больше всего Аякса заинтересовывает именно она. Над пятым этажом, на крыше, проросла какая-то лоза, что свисала вниз на несколько метров и по ночам приятно шелестела листьями. А в проеме окна, прямо из щели в бетоне, росло несколько цветов. Иван-чай. Дилюк их не сажал. Просто неделю назад заметил, как пара сорняков внезапно зацвела. На четвертом этаже полуразрушенного дома, прямо из бетона. В тот момент — всего на секунду — захотелось поверить в чудеса. И в то, что безумной волей к жизни обладает не только он сам. — Прикольненький декорчик. Только без окошка дует, наверное? А ливни? А зимой как? — задает Аякс кучу вопросов, крутясь на месте и хихикая себе под нос, как только не выпадает из этой дыры на улицу. — Это временное убежище, — нехотя признается Дилюк и ежится, любое вранье сейчас будет слишком заметно. — М-м… — одобрительно мычит Аякс и срывает один листик лозы, задумчиво вертя между пальцев. — Надеюсь, не очень временное. Не хочу искать тебя снова. Дилюк молчит, не сдвигаясь с места и стараясь все равно незаметно подтянуть к себе пистолет. Это страшно. Это просто ужасно. Дилюк обустраивал это место больше месяца. Зачищал, ставил ловушки, тащил сюда одеяла, посуду, мебель. Но теперь… придется бежать в неизвестность снова. Каким бы относительно хорошим этот Аякс сейчас ни казался, Дилюк не мог надеяться на его добросовестность в будущем. От мысли, что в следующий раз сюда придет еще куча мужчин с оружием, дрожат даже колени. Сам Дилюк наверняка смог бы вынести многое, но если на его глазах сделают что-то с Кэйей… — Я так сильно напугал тебя? Дилюк вздрагивает, упираясь взглядом в темные глаза напротив, он даже не заметил, как Аякс так быстро приблизился и снова присел рядом. Хочется закричать. Схватиться за оружие и остановить все то, что в его мыслях происходит уже прямо сейчас. Только не это. Боже, пожалуйста. — Ты весь дрожишь. Мне уйти? Конечно. Конечно. И никогда не возвращайся. Забудь о нас, сотри себе память, исчезни. Исчезни навсегда, будто тебя и не было. Оставь нас в покое. Просто позволь жить дальше, как прежде. Но как прежде уже не будет. Это настолько же ясно, как белый день. Как то, что у Дилюка нет никаких ресурсов сейчас бежать куда-то еще с больным ребенком на руках, с одним пистолетом, из которого он не умеет стрелять. Абсолютно ни с чем. — Мне незачем убивать тебя, — вздыхает Аякс и берет руку Дилюка в свою, как-то нежно поглаживая и сплетая их пальцы. — Я же видел и вижу, что у вас ничего нет. Поэтому я и принес лекарства, поэтому я пришел без оружия. Только сейчас Дилюк замечает это. Аякс одет в тонкую рубашку и такие же тонкие брюки. На поясе нет никаких кожухов, ремней с подвязками, у него даже нет рюкзака. Как он может ходить так по городу? Или он оставил все вещи в подъезде? Наверное, так. Но… в любом случае. Насколько этот парень был самоуверенным, раз заходил в чужое убежище с голыми руками? — Я не сделаю вам ничего плохого. Клянусь, Люки. Не переживай, сюда больше никто не придет. Поэтому займись лечением братишки, это сейчас точно важнее. Хорошо, солнышко? — Аякс наклоняет голову вбок и улыбается, точно самый добрый человек на земле, жалко, Дилюк в это не верит. Все действуют исходя лишь из личных мотивов. И пусть сейчас Дилюк не мог точно понять, что именно хотел от него этот парень, но это значило лишь одно — он узнает позже, возможно, очень скоро. И остается надеяться, что не с оружием у горла. Но пока Дилюк кивает, смиряется с ладонью на щеке и поцелуем в макушку. А после хлопка входной двери остается сидеть в тишине и темноте комнаты. Он дает себе пару долгих минут, прежде чем побежать в спальню, поймать в руки почти рыдающего брата и обнимать его, что есть силы, успокаивая одновременно и его, и себя. С той ночи Дилюк начинает замечать Аякса повсюду. На противоположных сторонах улицы, где Дилюк пробегает от магазина к магазину, на крышах подъездов и ларьков на пути к дому, где-то за своей спиной во время очередных вылазок. Это значит, что надо бежать. Собирать вещи и уноситься со всех ног, когда этого парня нет поблизости. Но вопреки всему, опасности от него совершенно не исходит, даже наоборот… под его присмотром становится словно немного спокойнее. Кэйе уже через пару дней становится заметно лучше, на щеки возвращается здоровый румянец, а в здоровый глаз этот задорный детский блеск. Дилюк не может прекратить улыбаться и радоваться этому, наверное, поэтому в тот день он оказывается настолько рассеянным. После поисков чего-нибудь съестного в магазине неподалеку он радостно выбегает на улицу с сумкой, наполненной несколькими еще не пропавшими упаковками вяленого мяса и круп. И совсем не замечает двоих мертвецов, подошедших со спины. Дилюк тут же дергается в сторону, услышав хрип позади себя. Но один из них вцепляется грязными пальцами в руку, а второй тут же рычит и спешит в их сторону, перебирая поломанными кривыми ногами. Дилюк хочет выхватить отцовское мачете из ножен на бедре, но мертвец слишком решительно двигается на него, и ничего не остается, кроме как упереться свободной рукой в гнилую грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя. Челюсти щелкают в паре сантиметров от лица Дилюка, а сердце в безысходности бьется оглушительно громко. И, наверное, поэтому Дилюк пропускает звук первого выстрела. А после звучит второй. Оба мертвеца падают вниз, прямо к его ботинкам, пачкая лицо Дилюка и асфальт черной кровью. Главное, что понимает Дилюк в тот момент, — жизнь перед глазами совсем не проносится. Зато вдалеке проносятся знакомые сапоги и рыжая макушка. Аякс замирает на другом конце улицы, разглядывая его сейчас, а после поднимает вверх большой палец, очевидно, спрашивая этим, все ли в порядке. Дилюк так и стоит, как вкопанный, мысли кружатся в голове осиным роем, но совсем не помогают понять происходящего. Только через пару долгих секунд Дилюк спешно оглядывает свои руки и себя целиком на наличие укусов и ран, но ничего не находит. Переводит на Аякса взгляд и кивает, на что тот поднимает уже два больших пальца вверх и уходит куда-то промеж домов на другую улицу. Ладно. Спасибо? Допустим, так. Следующий раз происходит уже через два дня. Аякс приходит не ночью, но поздним вечером. Холодным настолько, что ветер порой пробирает до костей, а Дилюк едва не роняет небольшой молоток, которым осторожно забивал теплое одеяло по контуру окна в спальне. Аякс заходит в комнату, слабо освещенную ночником, словно к себе домой, и довольно улыбается, только завидев Дилюка. А ведь он перевесил арбалет. Добавил новые ловушки. Но этот вертлявый гад все равно нашел способ обойти систему обнаружения, которую не заметил бы ни один нормальный человек. К сожалению, Дилюк уже понял, что Аякс и «нормально» — антонимы. — Привет, Икорка моя сладкая, — мурлычет парень, — я с гостинцами! — Я сейчас кину молоток прямо в твою голову, — предупреждает Дилюк и правда замахивается. Со всей искренностью. — А-н нет, стой, не надо! Я принес антисептик и сладости для твоего брата. Для тебя тоже, но, знаешь, ты не сильно похож на сладкоежку. Я, конечно, тоже не пироженка, но… — Просто избавь меня от этого, — мычит Дилюк устало и убирает молоток в надежное место, подальше от рук и глаз Аякса. — Ну как же так, Икорка… опять отвергаешь меня… — Что за идиотское прозвище? — Эй-эй! Я думал над ним три дня! — И что оно значит? — Значит, что тебя может получить только самый лучший. Какой же он подхалим. Дилюк смеряет парня взглядом пару долгих секунд, но тот только улыбается, щурясь и разглядывая в ответ. В этот раз у Аякса перебинтованы руки. Он часто ранится? Перед глазами пролетают все эти воспоминания последних дней и два мертвеца, что наверняка не оставили бы от Дилюка ни косточки. Даже от мысли об этом привычно неприятно скручивается в животе. Кэйя сейчас в спальне делает задачи из учебника по математике — ради него две недели назад пришлось залезть в школу и насмотреться на ходячие трупы детей — одно из самых ужасных зрелищ. Но Кэйя всегда так восхитительно радовался и прибегал к Дилюку хвастаться правильными ответами. Он был очень умным для своих лет. Только учить Кэйю выживанию, а не естественным и точным наукам было все еще страшно. Дилюк вздыхает и поджимает губы, но отводит от парня взгляд, решая не бояться. Аякс точно не хочет его убить, да и настроен, кажется, даже чрезмерно положительно. Аякс спас его и брата. Может быть, ему можно немного довериться. Дилюк поворачивается обратно к окну, проверяя, насколько плотно прибил одеяло и не порвал ли его в каком-нибудь месте. Судя по всему, конец августа в этом году будет довольно холодным. Кэйя уже чихал и часто шмыгал носом — дети очень хрупки и легко болеют. Скорее всего, придется походить по квартирам в округе еще, чтобы набрать побольше теплых вещей. Дилюк убеждается в надежности вбитых гвоздей, но не успевает развернуться, как сзади к нему прижимается Аякс, чуть ли не вдавливая в одеяло. Дилюк прикусывает щеку, удерживая в себе вскрик от неожиданности и замирая, задерживает дыхание. Аякс выше и сейчас, видимо, наклоняет голову, потому что его дыхание чувствуется на щеке и шее. Оттуда по всей коже разбегаются мурашки, и все тело чуть дрожит, когда чужие руки сжимают талию, а после оглаживают все, до куда могут дотянуться. Теплое одеяло точно не может настолько хорошо защитить комнату от холода, но почему-то Дилюку становится теплее. Жар расползается по щекам к груди и греет там что-то по-юношески пылкое и нежное, а после ползет вниз, прямо как горячие руки Аякса. Дилюк поддается этому чувству всего на мгновение — выгибается, прижимаясь поближе сам, — и, разумеется, это не остается без внимания. Как и без поощрения. Поцелуй в шею тоже горячий. Такой же, как и дыхание Аякса, ставшее за несколько секунд раскаленным рядом с ним. Глупо отрицать — Дилюку очень нравится. А через мгновение сильные руки совсем легко его переворачивают, чтобы покрепче обнять, и Дилюк задирает голову, чтобы нос к носу смотреть парню в глаза. В полутьме совсем черные, а не голубые, какими Дилюк их запомнил. И черты лица оказываются вдруг мягче. Они изучают друг друга внимательными взглядами несколько долгих секунд, а потом Аякс чуть наклоняет голову, глупо улыбаясь. — Сколько тебе лет, Икорка, м-м?.. — Восемнадцать. — Ха. Так странно. Ведь мне тоже, — хмыкает Аякс и утыкается носом Дилюку в изгиб плеча, пока в его тоне слышится улыбка. — И у тебя уже кто-то был? Дилюк прикусывает губы и совершенно не знает, стоит ли теперь соврать или нет. Мысли вихрем кружатся в голове, и на каждую находятся как плюсы, так и минусы. Да только вряд ли это уже что-то поменяет. Хотя Дилюк не представляет, в чем вообще разница для Аякса. Но огрызаться, что это не его дело, сейчас почему-то не хочется, кажется, будто это просто не получится. Сердце в груди слегка испуганно стучит — нерешительность, смущение и волнение. И все-таки он тихо выдыхает «нет», жмуря глаза и чуть сильнее сжимая футболку Аякса пальцами. — Повезло, — так же тихо мурлыкают ему в ответ. Повезло, но только в чем? Что у Дилюка не было нормального отрочества? Что, в отличие от других подростков, он в свои годы не искал себе девушку или парня, а шнырял по аптекам и продуктовым в поисках хотя бы чего-нибудь полезного? Или повезло, что за прошедший год с конца света его никто не тронул? Некоторые пытались. Но каждый раз словно силы свыше помогали ему отбиться или сбежать. В частности поэтому Дилюк до дрожи боялся брать на вылазки Кэйю. Вокруг было слишком много упырей, как мертвых, так и живых. И все-таки, может, и правда повезло. — Что им могу быть я, — рокочет и улыбается Аякс, заглядывая в глаза после нескольких поцелуев в шею. Дилюк чувствует, как за секунду румянец на щеках наливается совсем алым, потому что становится вдруг жарче. Одеяло ли способствует этому или то, что Аякс горячий, как печка, ему знать совсем не хочется. Пальцы, которыми Дилюк хватается за одежду парня перед ним, приятно сводит и совсем немного тянет. По телу бегают искринки, заставляющие ежиться и желать прижаться еще чуть-чуть теснее. Совсем немного. Это, похоже, какое-то разовое помутнение рассудка. Потому что Дилюк совсем немного приподнимается на носочках, чтобы перехватить Аякса руками и обнять за шею, совсем однозначно повисая на нем. То, что он творит, совершенно неправильно. Нельзя вытворять такое с незнакомцами. Будь жив отец, выпорол бы его, увидев подобное зрелище и был бы прав. Но это бы случилось в мире, в котором еще существуют границы допустимого. В котором живые — живы, а мертвые — в земле. А в нынешней ситуации… То, что Аякс целует его, чувствует вполне допустимым. Дилюк боится признаться себе, но — правильным. Дилюк не лгал, когда говорил, что у него никого не было. Ему не повезло застать конец света в самый расцвет пубертата — он в жизни целовался примерно… никогда. Но никакие сериалы, фильмы и фанфики не могли подготовить к тому, что прямо сейчас происходит, потому что Дилюк задыхается. Аякс начинает осторожно, почти нежно — касается его губами, чуть сминает их и трется настойчиво, а Дилюк не успевает отвечать. Но стоит ему разомкнуть губы, стыд затапливает каждый свободный уголок сознания, кричащий о том, что надо прекратить. Потому что останавливаться больше не хочется. Горячий язык, мокрые поцелуи и нетерпеливые выдохи — Дилюк чувствует все, как и ладони, сжимающие его бедра и ягодицы. Иногда это больно, но каждый раз горячит лишь сильнее — Дилюк каждым миллиметром своего тела ощущает, насколько в нем заинтересован Аякс, потому что его словно изучают. Гладят, щиплют, сжимают — проверяют реакцию. Целуют, слизывают, прижимаются. Дилюк отзывается сам — тихо, робко, мычание тут же тонет в полной тишине. Но Аяксу этого будто достаточно. Его буквально натягивают на себя — между ними не остается свободного места, отступать дальше некуда — между бедер вклинивается колено. Дилюк вжимается в парня сам, порывисто и жадно отвечая на поцелуи и каждое новое движение. В голове все мешается — тепло, горячо, жарко — и в паху сладко печет. Возбуждение стягивает все внутренности, перевязывая нервы в аккуратные узелки, за которые Аякс умело дергает, когда подхватывает Дилюка на руки и вжимает в стену рядом с заколоченным окном. Прохлада не отрезвляет от слова совсем. Он лишь давится контрастом температур с двух разных сторон и с силой сжимает губы, чтобы не мычать от удовольствия. Шуметь нельзя. Точно не возле окна. Поэтому Дилюк не удивляется, когда его вдавливают в мягкий диван — он чуть слышно скрипит, прогибаясь под двумя телами. Аякс снова начинает осторожно — поцелуи сыплются по щекам, губам, а чужой язык слизывает ниточки слюны с подбородка и идет к уху. Зубы клацают рядом совсем опасно, но Аякс лишь ласково кусается и продолжает исследования, проходясь поцелуями по шее. — Пахнешь мылом, — совсем тихо и любовно произносит он, — вкусно. — Нашел газовый баллон и… принес в-воду, — внутри все дрожит от нетерпения, от желания, от всех чувств, которым Дилюк не давал выхода. Все происходит настолько быстро, что он не успевает следить за временем. Секунда — Аякс прикусывает шею и ведет руками по животу, задирая толстовку, вторая — Дилюк отзывается стоном и прижимает ладонь к губам, пытаясь заглушить эти звуки, третья — он вспоминает о Кэйе, который к этому времени уже должен доделать задачки из параграфа. Это встряхивает сильнее чужой ладони, которая давит на пах и оглаживает с силой, от которой искры из глаз летят — так нужно, так хорошо и приятно, что мысли утекают вместе со слезами из уголков глаз. Дилюк сильнее зажимает себе рот, постанывая и всхлипывая, пока Аякс воркует над ним и что-то сладко шепчет, из-за чего под кожей все чешется, из-за чего внутри все сворачивается и нагревается лишь сильнее. Хочется еще, больше, сильнее — хочется прямо сейчас, до тянущих пальцев, до заглушенных стонов. За стеной — Кэйя, за окном — наверняка стайка мертвецов, но Дилюк не может тише, а Аякс рядом с ухом подначивает. Шепчет расслабиться, шепчет не думать об этом. Шепчет, что обо всем позаботится. Позаботится о Дилюке. Жарко становится настолько, что Дилюку кажется, что он горит — или тает без остатка — и жар расползается по всему телу так быстро, что это становится невозможно контролировать. Дилюк задыхается — и доверяется ему — стоном, вжимая ладони в раскрасневшееся лицо. А потом еще, еще и еще — выгибается к нему, разводит перед ним ноги и смотрит через крохотную щель меж пальцев, тут же прячась обратно. Аякс ухмыляется. Настолько довольно, что это почти победный оскал — по телу проходит сладкая дрожь. Словно он самая ценная награда, которая Аяксу только и нужна. Словно от обладания им Аякс действительно счастлив. — Ну же, принцесса, тебе стоит прекратить прятаться от меня, — смеется Аякс, когда стягивает с него штаны вместе с бельем и Дилюк остается в одной задранной до груди толстовке. — Я… не… прячусь, — пыхтит Дилюк, поскуливая в ладонь, когда Аякс назло касается его слишком мало. — Вот как? А как по мне… Хлопок. Второй. Выстрелы за окном. Друг за другом. — Да боже блять, — рычит Аякс. Ужас заставляет оцепенеть. На секунду Дилюку кажется, что он задыхается, потому что воздуха в легких внезапно становится мало. Нет. Нет. Нет. Если стреляли рядом, то через пять минут во дворе уже будет с десяток мертвецов. Они никогда не смогут выйти из дома. Нет. Нет. Кэйя в опасности. Нет. Господь, нет. Двинуться не получается. И Аякс подрывается первый — так уж вышло, что на нем все еще слишком много одежды — и подлетает к окну, пытаясь прислушаться. В полутьме штаны никак не налезают, Дилюк не может засунуть ногу в штанину, ткань даже скрипит от его раздражения, но он вскоре тоже добирается, откалывая специально слабо забитый гвоздь от одеяла, чтобы оставалась небольшая и незаметная дырка в окне, через которую можно увидеть двор. Аякс заглядывает в нее первым. — Так, во дворе никого, — нервно улыбается он. — Значит, на другой улице. Значит так… — Я пойду, — перебивает Дилюк. — Ты пойдешь успокаивать брата, он наверняка испугался. Марш, Икорочка! Будь хорошим мальчиком, сиди тихо, — Аякс хватает его за плечи, в одну секунду прижимая к себе в объятиях, а в другую уже скрываясь в коридоре. Дилюк слышит только его шаги и прыжки через ступени, а потом наступает тишина. Как и до выстрела. Дилюк выдыхает, но руки все еще не слушаются, он кое-как открывает дверь в соседнюю комнату и находит на полу брата, вжавшегося в стенку. — Все хорошо, — гладит его Дилюк, оседая на пол рядом и подтягивая Кэйю на свои колени, — все хорошо, малыш, я здесь. Мы будем в порядке. Через несколько минут Дилюк укутывает его в плед, берет на руки и садится к окну у тонких занавесок, высматривая движение под окнами квартиры, но видит только лежащие трупы. Кажется, принадлежащие мертвецам, что успели прийти на звук или блуждали рядом уже давно. Но точно еще утром были вполне ходячими, потому что у подъезда не валялись. Аякс? Наверное, он. Аякс, которого и след простыл. И это внезапно до ужаса пугает. С парочкой гнилых справиться было легче, чем с парой людей, тем более с оружием. Раньше в этой части города не было абсолютно никого. А теперь сначала появился Аякс, а после… кто-то еще. Кого Дилюк совсем не ждал. Раньше он был хотя бы уверен в безопасности их дома, подъезда с ловушками, но один рыжий чудак доказал, что они не стоили ровном счетом ничего. И, может быть, уже сейчас они с Кэйей были как на ладони. В капкане — только двинься — покажись на глаза врагам — поймают и целыми точно не оставят. Вся ночь проходит на нервах и почти без сна. Дилюк вздрагивает от каждого шума на улице и подлетает к окну, пытаясь что-то высмотреть, но никого живого не находит. Мертвые бродят более активно, но и их все равно не так много, как могло бы быть. Дилюк остается напряженным до самого утра, когда сил сидеть на месте уже не остается. — Кай, я… пойду проверить… — скомкано объясняется он, шнуруя сапоги и посматривая на сонного брата напротив в прихожей. — Но больше никто не стрелял… Дилюк в этом не уверен. У Аякса пистолет был с глушителем, у тех людей могли быть и такие тоже. У них могли быть и арбалеты, и кинжалы, и что угодно. Абсолютно все, что угодно. А Аякс был ненормальным. Сильным, метким и ловким, но… он был один. И так и не вернулся. Хотя на самом деле этого и не обещал. — Это из-за того парня? — тихо продолжает Кэйя, сжимая в руках игрушку крепче и боязливо смотря на Дилюка. — Нет… Нет, но и из-за него тоже… — Он плохой? О, хороший вопрос. Кажется, будто бы нет. Но стоит Дилюку чуть дольше задержать взгляд на синих глазах, как по телу пробегает дрожь, и совсем не такая, как вчера вечером. Аякс был опасным. Резким и непредсказуемым. Но — Дилюк прикусывает щеку и сам себя убеждает набатом в мыслях — он не желал им с Кэйей зла. И пока что не делал ничего плохого. — Думаю, нет. Но со всеми надо быть очень осторожными. Помнишь, как говорил отец? — Дилюк снова присаживается на пол рядом с братом и ласково гладит его по щеке, ловя взгляд. Кэйя сначала прячет глаза, но потом поднимает их на Дилюка и уверенно кивает. Конечно, он все помнит и понимает. Кэйя все еще оставался безумно одаренным ребенком, на которого Дилюк мог в целом положиться не меньше, чем на любого взрослого. Поэтому он обнимает брата покрепче, целует в макушку и просит запереть дверь на все замки, пока он не вернется. Хотя Дилюк понятия не имеет, сколько времени может занять его вылазка и вернется ли он с нее вовсе, как и с любой другой. И все-таки он уходит. Хотя бы ради того, чтобы проверить окрестности. Ради безопасности Кэйи. Он обходит половину района, но ничего толкового не находит — мертвецов он привычно старается обходить за много метров, но все равно проверяет недвижимо лежащие кое-где трупы — разложившийся это гнилой или кто-то более менее «свежий». Дилюк подходит к одному из таких, однако через мгновение тот начинает неуклюже дергаться. Притаился, ублюдок. Дилюк рубит его голову около минуты, пока тот не прекращает свои конвульсии. В магазинах поблизости, ожидаемо, тоже ничего нового не находится. Все запасы давно закончились, а те продукты, которые хранятся долго, просто испортились без места, в котором их можно долго хранить. И все-таки где-то еще можно было раздобыть мешок риса и упаковку сухого молока. Жаль, что не сегодня. Сегодня Дилюк возвращается с пустыми руками. Почти. По дороге обратно в заросшем дворе он нарывает небольшой букет, чтобы показать Кэйе. У того как раз есть огромная книжка-энциклопедия с цветами и травами, которую он обожает перечитывать снова и снова. Дилюк улыбается, представляя улыбку брата и не глядя обходит ловушки в подъезде — слишком уж к ним привык, а через секунду замирает, видя, что дверь в квартиру приоткрыта. Ему не кажется. Нет. Она открыта. Нет, нет, нет. Кэйя. В опасности. Букет падает куда-то на бетонные ступени, но Дилюка заботит совсем не это. Он спотыкается обо что-то на пороге, но не смотрит, просто не может заставить себя остановиться, ползет в комнату и кое-как подымается, хватаясь за мачете на бедре. Он самолично разгрызет глотку каждому, кто посмеет тронуть его брата. Его маленький лучик солнышка, слишком понимающего для его возраста, слишком взрослого. Кэйя мог справиться со многим. Но не с тем, что услужливо рисует Дилюку воображение и паранойя. В комнату он почти вбегает, готовясь ко всему на свете и понимая, что не готов абсолютно ни к чему. И точно не к смеху, который доносится до него из противоположного угла. Кэйя в порядке. Кэйя в порядке? — Кай? Секунда. — Люк! Ты пришел! Твой мистер сказал, что пойдет тебя искать, если ты задержишься еще на десять минут… Кто. Что. Дилюк промаргивает слезы и только сейчас понимает, что Кэйя в комнате не один. — Аякс, — рычит он, откидывая, к чертовой матери, тяжелый нож в сторону. — Ой-ей, я уже где-то накосячил? Стой, погоди, я все исправлю, — начинает оправдываться он, посматривая на Кэйю, будто бы действительно беспокоится за то, что тот будет слышать их ссору. Черт возьми. — Какого. Черта. Ты, кусок дерьма, оставил открытой. Дверь, — Дилюк цедит ядовито, смотрит прямо в глаза, но последнее слово выдыхает устало. Господи. Это всего лишь Аякс. Аякс, играющий с его братом, судя по всему. Раненый и чертовски раздражающий Аякс. Кэйя рядом почти хнычет и извиняется, много извиняется, пытается взять вину на себя, и в чем-то он прав. Кэйя не должен был пускать его. Должен был сделать так, как учил Дилюк — закрыться на все замки и никому не открывать. Но злиться не получается. Не на Кэйю. И Дилюк хватает брата, крепко обнимая, и, наконец, выдыхает. Только Аякс все равно выглядит слишком задумчиво. А потом он, этот козел, удивленно хлопает ресницами и спрашивает: — Так я ее не закрыл? Ой. Наверное, не будь Кэйи в его руках, Дилюк все-таки поднялся бы на ноги и зарядил сапогом Аяксу в лицо. Откуда эта беспечность? А вседозволенность? Дилюк не разрешал ему приходить сюда, когда вздумается, тем более так беспардонно, так неосмотрительно глупо. Здесь все еще был маленький Кэйя, который должен быть всегда в безопасности. Может, в компании этого придурка и было безопаснее всего — о чем Дилюк и думал все последние дни, — но с такой неосмотрительностью это предположение рушилось. Очевидно, придурок оставался придурком в любой ситуации. — Это я ее не закрыл, Люк, — тихо шепчет Кэйя тем самым тоном, которым обычно признается в своих провинностях. — Нет, я! Ворвался! Схватил Кэюшку за руку, снес этот… как его… комод! И помчался в спальню искать тебя! — восклицает Аякс и смотрит на Дилюка такими глазами, будто действительно не может позволить ребенку взять его вину на себя. — Он врет… — подтверждает Кэйя еще более тихим голосом мысли Дилюка. — Кто? Я?! Да не в жизнь! Дилюк закатывает глаза и целует Кэйю в макушку. Два дурачка. Успевших, кажется, сдружиться. Поэтому он не злится слишком долго. Просто не может — слишком мягкий для взбучки — и сил на выговор, как некстати, совсем нет. Дилюк только устало улыбается и гладит брата, прося дать им время на взрослые разговоры, а как только тот скрывается за дверью комнаты, наконец переводит на Аякса внимательный взгляд. Тот улыбается совершенно нечитаемо — Дилюк не понимает, принес ли он обычные ужасные новости или совсем ужасные. — Кто вчера стрелял? — в лоб спрашивает Дилюк, хмурясь и пытаясь разглядеть хоть что-то. Но пока ему удается рассмотреть только веснушки на носу Аякса. Тот слишком близко. За секунду вновь подошел вплотную, Дилюк и не заметил. Впрочем, как всегда… — Два дебила, с которыми я разобрался, — смеется парень, а руками уже тянется к Дилюку и бессовестно прижимает к себе, выдыхая у уха не то устало, не то просто нетерпеливо. Кто ж этого рыжего сумасшедшего разберет. Дилюк в ответ мычит совсем безрадостно, прижавшись к Аяксу в ответ. — Пахнет чем-то... жареным… — Да не то чтобы, их группа очевидно туповата… — Нет, дебил, — Дилюк отталкивает его и принюхивается, — что ты спалил в моем доме?! Они выбегают на кухню, едва не спотыкаясь друг о друга в дверном проеме, пытаясь спасти кастрюлю, которая сильно подгорела на плитке над газовым баллоном. Дилюк ложкой пытается реанимировать рис, но большая его часть все равно навсегда прилипает ко дну кастрюли и канет в небытие. Повезло, что несколько ложек удается спасти, промыв водой. Аякс только недовольно морщится и даже не пытается оправдаться, что радует. Значит, понимает, что косячит. Значит, еще не все потеряно. В идеале. — Я притащил продуктов, — вздыхает он, — можно доложить их к рису и получится вполне сытный ужин. Так он, выходит, еще и с продуктами пришел. Наверное, ими он Кэйю и уговорил впустить его в дом. Подлец. Дилюк подходит к пакетам, но через секунду замирает. Боже, за что? Ну за что небеса послали ему Аякса? Дилюк почти не убивал. Дилюк часто прощал. Дилюк вообще грешил по минимуму, за что же ему такое наказание… — Почему еда в крови, Аякс? — А-а, ну… Мне она была нужнее. А этим идиотам, которые стрелялки устроили, особо ничего помочь-то и не смогло бы… Ладно. Возможно, он прав. Может быть. С едой приходится быть осторожным, оттирая упаковки от крови и накладывая их содержимое на три небольшие порции риса. Но сначала Дилюк закидывает их в другую кастрюлю поменьше: консервы с мясом, бобы в соусе, чтобы получилось хоть какое-то подобие вкусного и питательного ужина. Без Аякса у них был бы только рис. А сейчас в пакетах даже есть печенье. Дилюк не уверен, можно ли его уже есть, но отец рассказывал, что оно может храниться достаточно долго. В любом случае, перед тем как дать что-то Кэйе, Дилюк сначала попробует сам. — А если серьезно, кто это был? — спрашивает Дилюк больше для галочки, потому что Аякс не выглядит настроенным обсуждать серьезные вещи. Он вообще никогда таким не выглядит. Совсем. Дилюк снова оглядывает парня перед собой, пытаясь понять хоть что-нибудь по его внешнему виду. Вся его одежда в грязи и крови, но, судя по всему, не его собственной. Ран совсем не видно, кроме одной единственной на плече. Она перевязана белым бинтом, который сильно выделяется своей чистотой на фоне Аякса и торчит из большой дыры в рукаве. Его задели ножом? Дилюк не успевает задуматься, как Аякс перевязал себя так аккуратно, как замечает на бинте двойной бантик. Маленький и аккуратный, каким всегда закрепляет перевязки Кэйя, если Дилюк приходит домой с новыми ранами. Вот значит как. Брат позаботился о госте. Даже тапочки ему выдал. Синие резиновые шлепки — самые большие, что были в этой квартире. — Ну, Икорочка… Это взрослые дела, тебе разве есть до них дело, м? — Намекаешь на что-то? — Совсем нет! Ты просто мило злишься. Как котенок, — улыбается Аякс и наклоняется поближе, нахально мешая Дилюку помешивать мясное почти-жаркое, а после внезапно шепча: — Я думаю, они из новой группировки, которая обосновалась в этом районе недавно. Обычно они вели себя тихо и спокойно, видел их пару раз, поэтому и не трогал. Но знаешь… Аякс затихает и прижимается еще теснее, вдавливая Дилюка в столешницу, а руки опускает на его бедра. Радует, что кастрюля уже снова на плите, а не где-нибудь на Дилюке, потому что от горячего языка на шее слабеют руки, как в целом и ноги. Аякс этого вовсе не замечает, что-то мурлычет себе под нос, прикусывает и засасывает кожу на сгибе плеча, руками уже гуляя под кофтой Дилюка. — Мне кажется… — продолжает шептать Аякс прямо на ухо, — вчера они конкретно обнаглели. Аякс посмеивается, притирается щекой к Дилюку и обвивает его талию руками, словно прилипчивый осьминог. На этом поползновения заканчиваются. А из кастрюли вновь начинает валить сильный пар. Несколько секунд, чтобы сделать ровный вдох и уменьшить газ, стараясь не обращать внимания на горячее дыхание на своей шее. Дилюк соврет, если скажет, что от этого мурашки не бегают стайками по всему телу. — Ты уверен, что эти двое были из той группы? — чуть прокашлявшись, спрашивает Дилюк. В голове есть только крохотный огонек надежды. Да, нынешняя квартира — временное пристанище — просто убежище на теплое лето, удобно расположенное в тихом дворе с хотя бы минимальной оградой. Да, Дилюк не рассматривал это место как их постоянный дом. Но Кэйя все еще был слаб. Все еще не очень хорошо видел, часто спотыкался и просто был ребенком, наперевес с которым Дилюк не мог убивать ходячих мертвецов. Сейчас они были не готовы бежать. Но нужно было убираться скорее. — Не-а, — вопреки всем мыслям Дилюка, хмыкает Аякс, — но я уверен, что твоя квартирка сейчас как на ладони для них, кем бы они ни были. Вчера мне повезло, я довольно легко с ними разделался, но вот тебе может не повезти. Даже так: я уверен, что для тебя справиться с ними будет труднее, если они сюда снова заявятся… Аякс прав. Дилюк сам прекрасно понимает, насколько слаб и насколько в нем мало сил для того, чтобы сносить головы и мертвецам и живым. Он не сможет так. А если встретится один на один на улице с кем-то… — Так вот я о чем. Место тут опасное! А твой брат прелесть, кстати, — продолжает Аякс. — Я уверен, что он даст нам свое благословение. Понимаешь, Икорка, м? Слова будто долетают до него, но совсем не обрабатываются. Что он несет? Почему это связано с Кэйей? Какое, к черту, «благословение»? Дилюк знает, что даже если он сейчас повернется к нему лицом, понятнее ему не станет — улыбка Аякса останется все такой же неоднозначной, а выражение лица совсем запутает. — И что ты мне предлагаешь?.. Аякс мычит на ухо задумчиво, но Дилюк почти уверен, что он и секунды не обдумывает этот вопрос. Только вертит Дилюка в своих руках как хочет и усаживает на столешницу кухни совсем рядом с почти подгоревшим мясом, которое Дилюк уже чисто физически не может помешивать. Опять сгорит. Хотя сейчас кажется, что Дилюк сделает это первым — Аякс смотрит на него до того внимательно, что внутри все поджимается от полувозбужденного страха. — Свои дом и защиту, Икорочка, — сладко выдыхает Аякс, наклоняясь к нему совсем близко. Они оказываются тесно прижаты друг к другу. Настолько, что Дилюк чувствует, как моментально краснеют уши, а в голове пульс отдается порывистым эхом. Вдох. Выдох. — И что ты хочешь взамен? Дилюк задерживает дыхание. — Это же очевидно. Тебя. Вдохнуть не получается. Аякс целует его без нежной осторожности — сразу сжимает в своих руках — и даже если бы Дилюк прикрыл глаза, он бы почувствовал улыбку парня на своих губах. Он наслаждается, откровенно забавляясь, и совершенно расслабленно смеет говорить такое Дилюку, явно не чувствуя в этом никакой проблемы. Никаких преград, которые могут помешать ему осуществить задуманное, никаких страхов. А Дилюк весь состоит из них. Но Аякс его целует, гладит по спине и прижимает теснее. Аякс спас его, Аякс постоянно где-то поблизости, а в мыслях и вовсе теперь всегда только он. Только его руки, только его голос, только его губы. И это отзывается чем-то сладко-болезненным в груди, чем-то горячим и отчаянно-надеющимся. — Аякс, — Дилюк зовет его тихо, когда поцелуи мягко струятся по шее до плеч, — Аякс… погоди, нет… Стой… — Я и так стою, Икорочка, — выдыхает он с улыбкой, — это ты сидишь тут, как самая сладкая в мире принцесса… — Ужин, — напоминает ему Дилюк, пытаясь отстраниться, — нужно отнести Кэйе ужин. Аякс убирает с талии Дилюка руки и поднимает их над собой, будто бы примирительно сдается, а после тянется за тарелкой. Сам накладывает к рису жаркое, поливает соусом и, кажется, пытается сделать из этого блюда какое-то произведение абстракционизма. Подмигивает Дилюку и уходит к Кэйе, напевая что-то себе под нос. Видимо, дверь он оставляет открытой, потому что из спальни слышатся обрывки фраз вроде: «Это похоже на внутренности монстра…» «Ну да, я распотрошил зомби и приготовил, честно — вкусно!» «Я тебе не верю...» «А так?» «И так не верю, но съем». Кажется, они вдвоем еще смеются, а после Аякс просит Кэйю поесть и подождать их в комнате, на что брат согласно мычит и уже стучит вилкой. А Дилюк все так же остается сидеть на столешнице, уже слыша негромкий хлопок двери спальни и шаги в свою сторону. Он взволнованно ежится и прикусывает губы, совсем не зная, куда себя деть и что в принципе он должен делать сейчас. Отец всегда учил его жить «правильно», быть «правильным» и поступать только так. На самом деле сейчас Дилюк вовсе не понимает, что происходит и на что он соглашается. И даже если Аякс ему нравится, насколько правильным было бы отдавать ему себя… в надежде на что-то лучшее. И было ли это лучшим? — Икорочка? — мурлыкает Аякс, как обычно резко появившись перед ним и вклиниваясь между колен, чтобы снова быть максимально близко. — Что ты, солнышко мое? М-м? Дилюк поднимает на него взволнованные глаза, но прикрывает снова, как только ладонь Аякса оказывается на его щеке, мягко поглаживая. Внутри все от смешанных чувств разрывается, и кажется, что еще никогда прежде Дилюк не чувствовал себя настолько запутавшимся и отчаявшимся. Но от прикосновений просто… так приятно. Будто и нет разрушенного обезумевшего мира вокруг. — Я… Если я соглашусь, то... если я стану твоей… вещью. Ты можешь мне пообещать, что Кэйя… — Боже! Люки! Стоп-стоп-стоп! — перебивает Аякс и тут же берет его лицо в свои ладони. — Я просто так предлагаю тебе встречаться. Согласен, по-еблански, но и Тиндера же больше нет! Встречаться? Быть парой, помогать друг другу безвозмездно, заботиться друг о друге, любить. Он и Аякс? Звучит, как очень несмешная шутка — потому что потом Дилюку будет больно. Наверняка очень сильно. Но сейчас Аякс гладит его по щекам и мягко целует в них, шепча разные обещания и признания, от которых щемит сердце и тянет пальцы. В которые безумно хочется поверить. Так сильно. Насколько это возможно. Аякс шепчет про большой лагерь, про его собственный дом, про младшего брата, такого же взбалмошного и неуправляемого, но очень хорошего, про школу для детей, про маленькую больницу, про красивую столовую, про свою мягкую кровать, в которой место как раз для Дилюка. Что больше ему ни о чем не придется переживать. Что он сможет спокойно жить в лагере, приглядывая за их младшенькими, а обо всем остальном позаботится Аякс. И если что, удерживать Дилюка не будут. Но Аякс просто постарается сделать так, чтобы повода уйти у него и не было. — Пообещай. Поклянись, что не нарушишь этих слов, — взволнованно выдыхает Дилюк, ловя взгляд синих глаз. Кажется, будто Аякс на секунду теряется от такой пылкости, но уже через секунду улыбается мягко и кивает, чуть отстраняясь. — Я клянусь своей жизнью и честью, что не нарушу своих слов, — торжественно заявляет он, прикладывая руку к сердцу. А после Дилюк не помнит, как притягивает его к себе и уже целует. Глубоко и жарко, со всеми чувствами, что наполняют его, со всеми надеждами и чаяниями. Он очень хочет поверить, он верит, целует глубже и сильнее, цепляется пальцами за кофту Аякса и сам тянет к себе. Еще ближе, максимально, насколько возможно, пытаясь выплеснуть в этом поцелуе все свои эмоции и мысли. Аякс мычит довольно и уже привычно сминает в руках бедра и талию Дилюка. Оглаживает, сжимает и чуть щипает. Мурлычет в поцелуй, ловя томные вздохи, а после его пальцы уже гуляют по коже живота и груди. По телу моментально пробегает дрожь, а стоит Аяксу огладить по кругу сосок и ущипнуть его, как Дилюк громко стонет в чужие губы и прикусывает нижнюю из них, чувствуя железный привкус на языке. Но Аякса это совсем не останавливает, как и его руки, которые раскаленным железом ощущаются по всему телу. Греют, метят, присваивают. И это ощущается… непередаваемо хорошо. Так, что Дилюк не сразу замечает, как чужие пальцы уже расстегивают его ширинку и сбрасывают штаны куда-то на пол. — Аякс… Аякс, стой. Нет. Не здесь. Здесь Кэйя. — Где? — В соседней квартире… есть кровать. Очевидно, Аяксу дважды повторять не нужно. Уже в следующее мгновение он подхватывает Дилюка на руки и быстрым шагом срывается в коридор. Остается только вцепиться в него покрепче и с нетерпением проводить взглядом его брошенные на кухне штаны. Аякс так и выбегает на лестничную площадку в шлепках и с Дилюком, прижатым к себе. Ногой пинает дверь, закрывая ее, и бежит к соседней, пока под его нетерпеливым шагом под ногами трещат мусор и упавшая с потолка штукатурка. Здесь пыльно, и на полу валяется куча хлама. Дилюк даже в темноте видит алое пятно на стене, но старается думать о том, что хотя бы кровать заправлена чистым постельным бельем. Простыни выстираны и постелены сюда совсем недавно. И Дилюк надеется всем сердцем, что Аякс не обратит на это внимания. Иначе это выдаст его с головой. Дилюк думал об этом не раз. Уже неделю, каждую ночь. Представлял Аякса, его руки и губы на себе, его шепот и поцелуи. Как горячо и приятно он мог бы взять Дилюка при одном лишь желании. Может быть, грубо и властно, вдавливая в простыни и не слушая его всхлипов и просьб. А может, нежно и сладко, ловя каждый вздох, входя осторожно и медленно, но превосходно глубоко, до звезд перед глазами. Представлял каждый вечер. Представлял и хотел, очень сильно, до собственного возбуждения, до быстрой разрядки в ванне с прикушенной ладонью. Хотел до сих пор. А сейчас Аякс опускает его на простыни и голодным взглядом скользит по всему телу, особенно останавливаясь на оголенных ногах и облизываясь. Внутри Дилюка от этого все сводит новым спазмом возбуждения и трепетного желания. Но выходит лишь с придыханием наблюдать, как Аякс стягивает с себя кофту с майкой, расстегивает пуговицы на штанах, сбрасывая их вниз вместе со шлепками, и заползает на кровать к Дилюку. Опирается на руки над ним и смотрит сверху вниз с предвкушающей улыбкой. Дилюк снова в ловушке, но сейчас ему это безумно нравится. Он улыбается довольно, прикусывая губы, и мычит чуть громче, чем стоило бы, когда Аякс начинает целовать его. Проходится влажными губами по шее, языком очерчивает кадык и всасывает кожу, задевая зубами. Дилюк почти уверен, что наглый плут собирается оставить на шее россыпь ярких отметин. От мыслей, что он будет весь в алых пятнах, присвоенный и вылюбленный, сладко тянет в паху. Аякс жмется ближе, вжимаясь между бедер, и что-то горячо шепчет, опаляя жаром шею, а потом вдруг несдержанно ругается и сползает с кровати, вытряхивая из штанов что-то. В темноте не разобрать и не понять, но почему-то Дилюк догадывается. — Ты где… это нашел? — шепчет Дилюк тихо, пока Аякс кидает упаковки презервативов и смазки на кровать и крадется обратно, утыкаясь носом в его живот. — Аптеки — кладезь полезных товаров, Икорочка… Дилюк усмехается и прижимает Аякса к себе, зарываясь пальцами в его волосы. Они оказываются чистыми и мягкими, приятными на ощупь. Это совсем не вяжется с его образом, с грязными потеками на одежде, пыльными ботинками с налипшими мозгами мертвецов и с уставшим взглядом. Однако сейчас он явно чище, чем может быть человек в конце света. Он специально? Он тоже готовился? Еще вчера? Дилюк перебирает прядки чуть нервно, пока Аякс возвращается к своему излюбленному занятию. Боже. У Дилюка будет секс. Боже. Прямо сейчас? — Готов, солнышко? — улыбается Аякс, стаскивая белье и оставляя Дилюка на холодных простынях совершенно обнаженным. Дилюк поджимает губы. Сколько же в нем нерешительности. От этого становится так тошно — он словно испуганный тушканчик, который не может принять решение. — Это больно, да? — Да, в первый раз, да, — шепчет Аякс, прижавшись губами к животу, заставляя все внутри скрутиться от ожидания. — Сильно? — Нет. Мы с тобой постараемся сделать все хорошо и безболезненно, насколько возможно, — смеется Аякс в ответ, выводя языком мокрую дорожку от пупка ниже и оставляя все больше следов. Это заводит. Его нежный голос, ласковые прозвища и мягкая улыбка, обращенная только к Дилюку и освещающая всю эту грязную и холодную комнату. Его настойчивые прикосновения, требовательные поцелуи и горячие руки, которые не дают замерзнуть или усомниться. И Дилюк больше не сомневается. — Хорошо, — мычит он, не то соглашаясь, не то признаваясь Аяксу в том, как сильно все эти жесты внимания распаляют его. — Я… готов. А дальше у Аякса срывает крышу. И Дилюк уверен, что будет гореть в аду за то, что ему это нравится. От стыда жарко настолько же, насколько от покалывающего возбуждения в животе, которое расползается по всему телу. Пальцы и язык на коже, пальцы и язык внутри. Аякс сжимает в своих руках, стискивает, придавливает к кровати — требовательно, чуть грубо, но до невозможности поджигающе все внутри. Его настолько много, что начинает кружиться голова, а в уголках глаз появляются слезы. Аякс не останавливается ни на секунду, заставляет прогнуться в пояснице, чуть развести ноги, а потом прикусывает за ягодицу и вводит пальцы глубже с ужасно громким хлюпающим звуком. У Дилюка загораются щеки, и он стонет в подушку, но сзади слышится совсем мягкий смех, а после по спине снова сыплются поцелуи. Все ощущения странные, непривычные, но Дилюк теряется в их вихре, в пылкости и шепоте Аякса, не замечая больше ничего вокруг. Не скрипа кровати, не привычного шума от мертвецов с улицы, абсолютно ничего. Только Аякс. Здесь и сейчас. Они вдвоем максимально близко друг к другу. Аякс не скупится на смазку: льет ее себе на ладонь, льет между ягодиц Дилюка, льет, когда вставляет и вытаскивает пальцы. Звуки настолько громкие и смущающие, что спрятаться от них уже не получается. Дилюк шепчет поскорее закончить, точнее, поскорее уже начать, путается в том, что просит, но не может прекратить шептать свои просьбы и имя Аякса. Уже хочется больше, уже кажется мало, хотя на третьем пальце из Дилюка вырывается глухой стон. Но даже так не больно, а Аякс хвалит его не прекращая, называет умницей, хорошим мальчиком, таким замечательным и послушным. И будто бы с каждой минутой стыда и смущения становится все меньше. Дилюк уже сам двигает бедрами навстречу, даже не понимая, сколько в нем уже пальцев и сколько горящих меток от засосов на его спине. Укусы ощущаются еще приятнее, и Дилюк просит их еще и еще. Сам приподнимается, поддается ближе к Аяксу, чтобы получить новые на плечи и шею. Чтобы запрокинуть голову назад, до крови прикусывая губы и пытаясь не стонать в голос, особенно при новом шепоте на самое ухо. — Да, моя сладкая Икорочка, — мурлыкает Аякс, при этом точно улыбаясь, а после пихает Дилюка на кровать, заставляя снова уткнуться носом в простыни. — А теперь я вставлю. Наверное, хорошо, что смысл сказанного доходит до Дилюка не сразу. Мозг сейчас вообще не поспевает за всем происходящим. И Дилюк неосознанно согласно мычит, прикрывая глаза, и распахивает их лишь парой мгновений позже, беззвучно вскрикивая и пытаясь сделать вдох. — Ш-ш-ш, тихо, солнышко, да, давай, вдо-о-ох, — ласково шепчет Аякс, пока у Дилюка в уголках глаз скапливаются слезы. — Я… и т-так… На большее дыхания не хватает, но Аяксу, кажется, хватает и этого. Он довольно хмыкает и плавно скользит из Дилюка назад, уже через секунду входя снова до конца. От этого движения перед глазами начинают кружиться звезды, стекающие слезами по щекам, а с губ слетает совсем несдержанный громкий стон. Хочется вцепиться в Аякса, в его руки, спину, оставить кучу горящих ярких царапин, но дотянуться не получается. Под пальцами только скрипящая простынь, внезапно такая скользкая под коленями, которые от каждого толчка Аякса сзади разъезжаются все сильнее. Сначала движения медленные и плавные. Дилюк жмурится, громко дыша и изо всех сил пытаясь привыкнуть, расслабиться и хотя бы не стонать так громко, когда Аякс входит до самого конца. Дилюк теряется в этих ощущениях, в своих мыслях, в громких звуках шлепков и хлюпанья, не сразу замечая, как Аякс начинает ускоряться все больше. От прошлой осторожности и мягкости будто не остается и следа. Бока горят оттого, насколько крепко их сжимают чужие пальцы, по бедрам стекает смазка, как и слюна изо рта, а от этих резких движений все горит внутри, периодически взрываясь ярко-короткими вспышками чего-то болезненного и немного приятного. Дилюк сглатывает слюну, цепляясь пальцами за простынь сильнее, и никак не может глубже вдохнуть, буквально задыхаясь от этой скорости и ощущений. Перед глазами все плывет, а сил выдавить из себя пару связных слов будто и не остается. Аякс надавливает пальцами на поясницу Дилюка, заставляя прогнуться еще сильнее, и снова вбивается под новым углом. — А-аякс, — стонет Дилюк, жмурясь и снова пытаясь вдохнуть побольше воздуха перед новым толчком, — нет, н-нет, нет, Аякс! Быстро! Ах, слишком. А-аякс! От напряжения дрожат ноги, а колени совсем беспомощно разъезжаются, но Аякс успевает подхватить Дилюка за бедра, удерживая их на месте, и шепчет держать их и не падать, совсем игнорируя слова и просьбы в свою сторону. Вместо этого переходит пальцами на молочные ягодицы, сжимает и разводит их, очевидно, любуясь действом и оглаживая растянутый вход самыми подушечками. От этого смущение нарастает новой силой, но Дилюк не успевает спрятаться в простынях снова, как с очередным толчком все тело словно прошибает электрическим зарядом. — Тише-тише, а то весь дом услышит, — смеется Аякс, наклоняясь вперед и затыкая рот Дилюка своей ладонью. — Иди сюда. Мысли в порядок совершенно не приходят. И теперь с каждым движением по телу разносятся импульсы, стягивающие все внутри и тут же блаженно отпускающие. Дилюк чувствует спиной грудь Аякса, чувствует слезы на щеках и что дышать выходит только через раз, от ладони и от спазмов во всем теле. Он задыхается, держится за руку Аякса перед собой, точно пачкая его ладонь и слюной, и слезами, но оторвать ее от себя не может или не хочет, утопая в вихре ощущений и совсем не желая покидать его. Стоны продолжают безумно громко вырываться из него дальше, мешаясь со всей какофонией звуков, исходящих от них. Из-за этого не выходит разобрать шепот Аякса, такой глубокий и бархатистый, от чего все тело дрожит еще больше. А на закрытых ладонью губах крутятся уже другие просьбы. Хочется еще, еще, еще больше и быстрее, еще глубже и сильнее, прямо сейчас, еще немного, еще чуть-чуть, еще, пожалуйста, пожалуйста. И Аякс словно слышит, понимает по безмолвному движению губ, целует в шею и оставляет новые укусы, продолжая двигаться, ускоряя темп и прижимая к себе, пока Дилюка не накрывает оргазмом, взрывом ощущений, когда все импульсы и токи будто сливаются в одно, болезненно собираясь на пике и раскрываясь после слишком ярким удовольствием. В этих чувствах совершенно забываешься и теряешься, голова кружится, тело не чувствуется и слабеет, а изо рта вырывается только последний долгий стон и всхлип, но прийти в себя так и не получается. — … да, Люки, моя радость, умница, тихо… слышишь меня, принцесса? — раздается тихим шепотом за спиной, и мелкими вспышками Дилюк снова чувствует руки на своей груди и поцелуи на шее, лишь спустя пару секунд также тихо согласно мыча. — Да, очень хорошо, Икорочка. Ресницы слипаются от слез, поэтому перед глазами мутно, когда Дилюк через силу их распахивает и кое-как поворачивает голову, чтобы увидеть Аякса. Тот слишком занят попыткой перевязать презерватив и выкинуть его подальше, чуть не попадая в окно, а после краем уха слышны его испуганные маты. Такой забавный. Дилюк едва слышно хмыкает, но это становится ошибкой — Аякс тут же переводит все свое внимание обратно на него, хищно щуря глаза и приподнимая Дилюка за талию, чтобы перевернуть и уложить на себя. Внутри все колотится и скручивает спазмами, он даже не уверен, что сможет нормально сидеть, как только эйфория и удовольствие перестанут раскатываться волнами по всему телу, заставляя вздрагивать от электрических разрядов нового возбуждения. Аякс снова нежен с ним — гладит лицо, стирая слезы, и воркует о том, что Дилюк самый лучший. Самый красивый. Самый-самый… Это больше убаюкивает, чем заводит, поэтому совсем скоро в теле становится так непривычно легко и приятно, что по-настоящему клонит в сон. Сил совсем не остается. Вот он какой, первый сексуальный опыт? — Аякс, — сопит он тихо, чувствуя понемногу, как болит и режет горло, не привыкшее к таким громким звукам, — думаю... ты мне… — М-м? — Нравишься… Дилюк жмурится, стараясь отсрочить момент, когда увидит на красивом лице напротив гримасу уродливого разочарования, насмешки или любой другой отрицательной эмоции, но Аякс не произносит ни звука. А стоит Дилюку взглянуть на него — в глаза бросаются удивленный взгляд и поджатые губы. — Так тебе понравилось? Да? Это хорошо, — улыбается он, расплываясь в удовольствии, которое тут же мелькает во взгляде. — Нет, я… про то… что ты, — слова никак не подбираются, сказать это искреннее и понятнее совсем не выходит, когда в арсенале всего три слова, — ты мне нравишься. В первую секунду Аякс зажимает рот рукой. Во вторую приглушенно визжит. В третью сжимает Дилюка в своих руках настолько сильно, что все его отметины снова загораются на теле и сладко болят. — Да, Икорочка, да, ты мне тоже, — бормочет Аякс, пока поцелуи сыплются по всему лицу безостановочно и чуть смущающе, — давно тоже, принцесса, да… Пойдешь со мной? Пойдем со мной, пожалуйста, пойдем на мою базу… Я тебя никому не отдам, Люк, не отдам, пойдем со мной? Ты, твой брат и я. Я познакомлю тебя со своим младшим, ты ему очень понравишься, я уверен, Люк… Боже, Люк. Пойдем? В его голосе столько надежды, столько любви, а в поцелуях столько внимания и трепета, что внутри все снова дрожит, снова горит и ширится. Аякс ему улыбается, Аякс зовет его, ждет его и прижимает к себе так крепко, что сомневаться в чем-либо кажется глупостью. И нет ничего, что Дилюк мог бы сказать в ответ, кроме потрясенного, но уверенного и четкого с бесконечно счастливой улыбкой: — Да.