Общество безродных долбоёбов

      — Говорят, в прошлой школе он убил человека.       Тэхён медленно выдыхает дым в приоткрытую форточку почти под самым потолком, одним спешным движением облизывает губы и, спрыгнув с табуретки, передает Юнги сигарету. Смотрит серьезно, в глазах нет и доли насмешки.       — Байки, — фыркает тот, откидываясь затылком о прохладную и чуть влажную от испарины кафельную стенку. — С каких пор ты веришь в сплетни?       — Ну, не знаю, — Ким зябко поводит плечами, обхватывает себя руками. — Он выглядит странным.       Он и правда так выглядит, это невозможно не признать.       Он выглядит странным, самодовольным, на голову выше всех остальных в этой школе, и хорошо, если бы это не бросалось в глаза так сильно.       Он не вписывается.       — Странными выглядим мы, когда на полном серьёзе обсуждаем подобное.       Тэхён бросает на Юнги быстрый взгляд, когда тот, потеснив друга плечом, взбирается на табуретку и торопливо докуривает в форточку, пока сигарета не истлела сама.       — Он меня… не знаю, чёрт, пугает? Я не знаю, как это назвать, — нервно посмеивается Тэхён, соскальзывая взглядом себе под ноги. — Говорят, его родители достаточно влиятельны, чтобы замять любой скандал.       — Фу, боже, мы что, в дораме?       — То есть, ты совсем не думал о том, что у него определенно есть какой-то тёмненький секрет? — когда Тэхён вот-так вот саркастично щурится, Юнги перестает чувствовать себя идиотом. Так он гораздо больше похож на привычного себя. — Например, может, хотя бы раз в месяц он убегает в лес, чтобы там в одиночку повыть на луну, или втихую наяривает на собственного кузена, или…       — Тёмненький секрет, — Мин задумчиво растягивает слоги, смакуя ментоловую горечь. — Думаю, он просто зазнавшийся придурок, привлекающий к себе внимание таким образом.       — Говорят, они заплатили целое состояние, чтобы его сюда взяли.       — Н-да, Тэхён-и, а еще говорят, что мы с тобой, — щелчком отправляет окурок в форточку, поправляет челку и спрыгивает с табуретки, оказываясь с одноклассником лицом к лицу. — Ебёмся по углам. Так что же ты делал бы, если бы кто-то вроде тебя в это поверил?       Ким шумно сглатывает и усмехается, с вызовом вскидывая подбородок.       — Наблюдал бы.       — Да ну?       — Ну да, — он широко улыбается, показывая влажные зубы. — Наблюдал бы за тем, как ты не даешь этим слухам распространиться.       В полумраке его кожа выглядит плотной и матовой, а Юнги все никак не отделается от чувства, что все это провокация.       — Вот именно, — в росте он самую малость уступает, и потому смотрит на него из-под ресниц снизу вверх. — Он не был бы настолько спокоен, если бы такие серьезные вещи были хоть немного правдивы. Мы ведь говорим не о каком-то левом парне из города, и я более чем уверен, что эта снобская задница все прекрасно контролирует.       — Он буквально… ну, слишком нервный в последнее время?       — И ты правда думаешь, что все это из-за глупых сплетен? Боже, Тэхён, и почему это настолько сильно тебя ебёт?       — Не настолько, — торопливо вносит поправку парень. Он не выносит, когда на него так смотрят — снова взбирается на табурет, достает из кармана пачку и вытягивает зубами новую сигарету. Юнги щелкает зажигалкой у самого его носа, заставляя отпрянуть. — Вообще не ебет, пф, тоже мне…       Его прерывают приближающиеся голоса и хлопок двери. Едва подожженная, целая сигарета вылетает в форточку за мгновение до того, как тесное помещение уборной заполняется подростками. Юнги бросает на Тэхёна выразительный взгляд и, закинув сумку через плечо, быстро протискивается к двери.       — Что у нас сейчас? — в коридоре Ким выглядит совсем не как мелочный сплетник, скорее уж подобен тем самым стереотипным парням, которые во второсортных школьных мелодрамах играют роль свиты местного короля.       — Математика, — снисходительно отвечает Юнги, а сам старается себе объяснить, почему от осознания, что сейчас с ним будет совместный урок, становится не по себе.       Юнги ведь, откровенно говоря, совсем не верит в то, что Хосок кого-то убил. Глядя на него, с трудом можно предположить, что он в своей жизни мог даже кого-то серьезно ударить. Но он…       Просто странный. Лишний. Чужой.       Откровенно поехавший, наглый придурок, получающий искреннее удовольствие от перетягивания на себя внимания, и тем только сильнее раздражающий. Он не крутой, скорее просто хочет казаться. Юнги таких знает.       И его от таких тошнит. ***       С ним определенно что-то не так. Более того — кажется, сейчас с ним не так абсолютно всё. То, как смеется над словами одноклассников, как смотрит на них, на каждого по очереди из-под своих странных, неправильных, словно намазанных тушью ресниц. То, как отвечает, манерно жестикулируя. Даже то, как держит палочки, прежде чем поднести их ко рту.       — Что не так?       — М? — Юнги переводит взгляд на Намджуна и нервно смаргивает. — Ты о чем?       — Пялишься, — аккуратно подсказывает. — Не пялься, это стрёмно.       — Я не… — и осекается. Потому что он да.       Он, чёрт, действительно на Хосока уродливо пялится. И это все Тэхён виноват с его пустыми сплетнями и мистическими теориями.       Он совершенно обычный. Не лишний, не чужой, и все с ним нормально. Просто парень из плоти и крови, которого родители поместили в благотворительную школу-пансион для мальчиков в наказание за какой-нибудь пустяковый проступок.       Юнги просто должен взять и оставить его в покое. Потому что…       — Говорят, он ебался с кем-то в подсобке этой ночью, — понизив голос, информирует Тэхён, и получает сразу два взгляда в свою сторону, меланхоличный от Намджуна и скептический от Юнги. — А если учесть, что девчонок здесь у нас нет совсем… Нетрудно догадаться.       — Откуда инфа? — голос Намджуна звучит закономерно незаинтересованно.       — Кто-то из перваков слышал шум, если вы понимаете, о каком шуме речь, — пожимает плечами Тэхён. — Кажется, у Ёнджуна есть пруфы.       — Мм, пикантные кадры? — Намджун манерно выгибает бровь, а Юнги изо всех сил старается оставаться за бортом этого разговора.       Тэхён коварно щурится и расставляет для него сети.       — Ви-де-о, — прикрывает рот ладошкой, но голос и не думает понижать. — Сверкал голым задом по кампусу, наш гордый мальчик из города. Пусть спасибо парням скажет, что рассылку не сделали, как в плохом кино.       — Божечки святы, какой кошмар, да еще в нашем заведении, — тянет Намджун с ноткой безразличия, запихивая в рот кусочек говядины.       — Ничерта там не видно наверняка, — подает голос Юнги и тут же пугается того, насколько он оказывается сиплым.       — У нас коридоры освещаются, — напоминает Тэхён, с хитрым видом переглядываясь с Наму.       — И что? На кой чёрт они шлялись ночью? У нас комендантский час, у нас нельзя снимать, плевать фото там или ви-де-о, — голос дрожит и вибрирует на низких тонах. — Это запрещено, это нарушает его личные границы…       — Ага, а ебаться по углам и потом драпать в одном исподнем по коридорам — не запрещено?       — Ким, сука ты пиздлявая, Тэхён, еще одно слово в таком тоне, и я…       — Эй, бро, остынь, — должно быть, что-то в интонации или же выражении лица Юнги заставляет Намджуна вновь стать серьезным. — Это не мы придумали.       — Но вы разносите, как ёбаные сороки, — осаживает, смиряет собственный тон и взгляд, и только тогда замечает, как сильно сжал в пальцах палочки. Вокруг тарелки на матовой столешнице поблескивают разводы бульона и масла. — Мерзко слушать.              Откладывает палочки, рассеянным взглядом мажет по столу, рывком поднимаясь к лицам друзей, оттуда назад — к нему. Цепляет, анализирует, пытается понять, изменилось ли в нем что-то после произнесенных Тэхёном слов. Стал ли другим взгляд, смех, изменилась ли кожа или же длина ресниц… А может, ничего Юнги не хочет и не пытается понимать, а просто-напросто продолжает смотреть.       Когда Хосок вдруг поднимает голову и ловит чужой взгляд с мягкой усмешкой, Юнги чувствует себя на корне его языка. Одно движение, и проглотит. Дернется вперед, мигом окажется рядом и сожрет, раскусив надвое.       — Ты странно реагируешь, — осторожным тоном замечает Тэхён.       Должно быть, он прав. Странные реакции, странные сплетни, странные наваждения. На самом деле, будь это любой другой человек, Юнги было бы откровенно плевать на то, чем он занимался ночами и сколько людей были тому свидетелями.       Но он — не любой.       И Юнги не знает, чего ему хочется больше — скормить Ёнджуну его же собственный телефон, или убедиться в том, что все это просто глупая сплетня.       — Ничего странного в том, что я говорю вам перестать вести себя, как долбоёбы.       — Юн…              — Ребята, привет. Можно к вам?       Юнги замолкает и переводит перепуганный взгляд на Тэхёна. За то короткое мгновение, на которое Мин отвлекся, Хосок успел подойти, и теперь стоит возле стола парней, прямо между стульями Тэхёна и Намджуна, и вопросительно на Юнги смотрит.       Должно быть, на лице Юнги отражается какой-то вопрос, потому как он торопливо добавляет:       — Присесть.       — Ну конечно, зайка, — миролюбиво позволяет Тэхён, кивая в сторону свободного стула.       Намджун принимает выжидательную позицию, ну а Юнги, словно глупый дурак, просто хлопает ресницами, с плохо скрываемым ужасом, практически паникой наблюдая за тем, как он садится с ним за один, сука, стол.       — Дело такое, — он наклоняется над столом, понижая голос до шепота, и парни оказываются вынуждены тоже податься вперед, чтобы его услышать. — Мне бро коньяк подогнал, хороший…       — Запрещено, — голос Юнги в очередной раз позорно проседает, и, откашлявшись, он уточняет: — У нас здесь запрещен алкоголь.       Тэхён и Намджун одновременно смотрят на него, как на долбоёба.       — Душнила.       — Согласен. Так что там, говоришь, у тебя за подгон?       Хосок медленно тянет правый уголок губ, становясь похожим на оскалившегося зверька.       — Сегодня после отбоя у меня в комнате, — быстро сообщает и, как ни в чем не бывало, возвращается за свой стол.       — Эй, пст, — громко шепчет Тэхён, перегибаясь через стол.       — Что? — мрачно откликается Юнги.       — Ничего, родной, — и отвешивает другу крепкий подзатыльник. — Давно пиздов не получал? Раз в столетие шанс прибухнуть выпадает…       — Тебе, я вижу, снова хочется ходить на отработки? — с постным лицом потирая макушку, парирует Мин.       — Не будет ничего, — вклинивается Намджун. — Это ж сынишка Чон Сыльги, бро. Таких не шманают даже в этой дыре.       — Плевать мне, чей он сын. Думаешь, просто так он такой добренький?       — Не думаю, — фыркает Намджун. — Но за мажорский счет прибухнуть не откажусь. И Тэ не откажется. А ты делай, как хочешь.       Резко двинув стул назад, Юнги вскакивает с места и нависает над столом, понижая голос до нервного шепота:       — Будете пить его коньяк и над ним же угорать с Ёнджуном, пока он не опомнится и не возьмет вас за яйца, — сидящие за соседними столиками начинают коситься, потому Намджун с силой дергает друга за плечо, заставляя сесть с тихим «остынь». — Смотри на него, Наму. Разве он похож на нас? Разве в случае чего ты сможешь заставить его ответить, если окажешься под ударом?       — Может, он просто хочет завести здесь друзей, — пожимает плечами Тэхён, но его пальцы все равно соскальзывают, пока пытается открыть трубочку для сока.       — Ага, гений прогрессивной мысли, Посмотри на него, бро, — и Тэхён действительно искося смотрит на громко общающегося с одноклассниками Хосока. — Разве у него нет друзей?       — Ты дико усложняешь, Юн, — качает головой Намджун. — Расслабься. Ну, парень как парень. Даже если его заебет Ёнджун, это не твоя проблема.       Верно, парень как парень. Совершенно обычный, обыкновенный, ничем не примечательный.       Простой парень Чон Хосок, который держит такого же простого парня Мин Юнги в заложниках с тех самых пор, как здесь оказался.       — Расслабься, — безмятежно повторяет Тэхён.       — Проехали, — поджав губы, Юнги щелкает палочками. — Боже, ну не смотри так на меня… Ладно, хорошо. Я понял. Я приду вечером к нему вместе с вами, ребята.       — Ну вот, другое дело! — тут же оживляется Тэхён.       Остаток дня Юнги проходил, как в жопу отъебаный.       Вечером перед тем, как выйти из комнаты, раз десять заглянул в зеркало. И не то, чтобы увиденное там его сильно порадовало. Глаза выглядели уставшими, а силуэт без прилизанной и тесной до онемения в яйцах школьной формы — сутулым. Неловко помявшись на пороге, Юнги наконец решился выйти и дернул дверь на себя, тут же упираясь взглядом в стоящего снаружи Тэхёна.       — А-э… Юнги. Ты готов. Супер. Мы можем…       Вопросительно приподняв брови, Юнги окинул прихорошившегося Кима внимательным взглядом.       — Я имею ввиду, я зашел, чтобы забрать тебя, если ты вдруг передумал.       — С чего бы, — ровным тоном выдавил Юнги.       — Ну, я, честно говоря, — почесав затылок, Тэхён хохотнул. — Был уверен, что ты передумаешь, — и, широко оскалившись, припечатывает едким: — Душнила.       Раздраженно цокнув языком, Юнги прикрывает за собой дверь комнаты, которую делит с соседом, и берет курс в сторону комнаты Хосока.       — Воу, — вновь подает голос Тэхён, семеня следом. — Ты знаешь, куда идти.       Мин Юнги — синоним слова невозмутимость. Он гора, он кремень, он определенно мог бы стать тренером по настройке правильного покер-фейса, если бы захотел. И он, конечно, совершенно не будет смущен, когда ему укажут на нечто подобное совершенно бестактным образом. Но Ким Тэ на то и Ким Тэ, что о такте там не идет и речи.       — Да, Тэхён. Я знаю, где комната Хосока, представь себе.       — Ты… был там?       Замедлив шаг, Юнги скашивает взгляд на друга.       — Нет. Тэ… Мы можем просто идти? Молча.       — Ладно, ладно, кусачка. Я понял, что ты не в настроении.       Юнги не смог пригладить волосы, торчащие во все стороны и, как ему кажется, слишком жесткие, к тому же толстовка, которую он выбрал на замену школьной форме, кажется, пропахла раменом, который сосед Мина вечно заваривает в комнате. И это даже не говоря еще о том, что он в принципе никуда не хотел идти этим вечером. Все, чего он хотел, так это провести несколько часов за чтением манги, а затем крепко уснуть, желательно до самого утра.       Словом, Юнги действительно не в настроении.       Юнги готовит себя к худшему, когда они, наконец, оказываются на нужном этаже, перед нужной дверью, и неуемный Тэхён заносит руку, чтобы постучать.       Юнги совсем не верит в то, что Хосок в прошлой школе кого-то убил. Однако, когда дверь открывается, к нему вновь возвращается то странное чувство.       Словно этот милый улыбчивый парень в оранжевом худи его проглотит и не подавится.       ***       Юнги сложно даются те несколько шагов от двери до низкого столика посреди хосоковой комнаты. На деле его спальня ничем не отличается от остальных в этом крыле, и Мин никак не может себе объяснить, почему ожидал худшего. Тэхён, оживленно потирая руки, плюхается на пол рядом с вертящим в руках бутылку дорогущего коньяка Намджуном.       — Где твой сосед? — без всякого интереса спрашивает Тэхён, ткнув пальцем в неаккуратно застеленную кровать и напротив другой такой же.       — В подсобке.       — Яснень… стоп, что?       Неловко хохотнув, Ким мигом приобретает довольно нелепый вид и впивается взглядом в хозяина комнаты, не совсем понимая, шутит тот или же просто все-таки конченный долбоёб. Щелкнув замком двери, Хосок пожимает плечами.       — Что? — и тут же, поигрывая бровями, хмыкает: — Чхве-сонсенним направил его на отработки и дал ключи от подсобки, наверняка этот хуеплет созвал дружков на косячок.       — Косячок? — приподнимает брови Тэхён.       Юнги упускает момент, когда Хосок оказывается у него за спиной.       — Косячок. Травка. Дурь. Шмаль…       — Э-эй, бро, — сделав поспешный скользящий шаг, Юнги падает рядом с Намджуном и практически выцарапывает бутылку из его рук. — Так чей, говоришь, подгон?       — Пак Чимин, хитровыебанный засранец, пронесет что угодно и куда угодно, — самодовольно хмыкает Чон, усаживаясь практически вплотную к Юнги. Тот, оценив маневр, смиренно возвращает бутылку на стол и двигается к Намджуну, рассудив, что свое говно к жопе все же ближе. — Здешние ебалаи уж точно шманают похуже телохранителей моего отца.       Тэхён коротко переглядывается с Юнги.       — Как бы то ни было, — кашлянув, продолжает Хосок, вытаскивая из шкафа четыре чайные кружки. — Это еще ни разу нам не помешало.       Юнги пытается представить, какого это — жить в большом доме с телохранителями, чувствуя себя под защитой, но не только в смысле физическом… скорее, он представляет себе защищенность совершенно иного характера.       Юнги пытается представить, какого это — уделять свое время чему-то действительно важному, работать над собой по настоящему кропотливо, зная, что при этом ты совершенно не обязан хвататься зубами за любую возможность сделать свою жизнь лучше, чем она есть. Не обязан бояться будущего, наступающего на пятки совершеннолетия, бешенного конкурса на поступление в университет, перманентной возможности на всю жизнь остаться в глазах общества человеком второго сорта.       Говорят, в прошлой школе он кого-то убил.       Говорят, он странный, вульгарный, тупой придурок, тычущий людям в ебальники достижениями своей семьи. Отбитый принц, сын сеульского короля, больной на голову мажор, совершивший в своей прошлой жизни что-то настолько ужасное, что был наказан и сослан в этот блядский клоповник на отшибе мира. Юнги не верит в сплетни, но ему правда хотелось бы знать, что натворил этот породистый щенок, если теперь дорогой алкоголь и траву ему таскают прежние прихлебатели, как передачки на зону.       Юнги не должен, но он пытается представить его — того Хосока, который наверняка носил дорогую, качественную одежду вместо здешней неудобной и отвратительной наощупь школьной формы, мог позволить себе все, что пожелает, не смотря на ценник, мог не переживать о собственном будущем и… да, ок, возможно, Юнги завидует.       Настоящий Хосок, который ставит на стол чашки и хитровыебанным движением откупоривает бутылку, выглядит совсем не как чистопородный небожитель верхнего мира. Скорее просто… как подросток, долговязый и болезненно тощий семнадцатилетний ребенок в объемном худи и с лисьим оскалом на тонких, обкусанных губах. Не лишний, не странный, совершенно такой же, как и все, кого Юнги знал до этого. Не фарфоровый, не обклеенный со всех сторон листами сусального золота, словом, обыкновенный.       И все же через год, когда они все вместе закончат школу, срок Чон Хосока в этом шакальнике подойдет к концу. Дорогущая карета отца увезет его прямо к подножию лучшего университета Кореи. Юнги же придется потратить пол жизни, чтобы просто до туда дойти.       Перед тем, как сесть, Хосок выключил свет, оставив гореть только прикроватную лампу. В дешевом желтом свете его кожа кажется глянцевой и плотной наощупь. Юнги не может объяснить себе, почему фокусируется на таких мелочах. Все же Хосок уместил свой тощий зад слишком близко. Так близко, что можно разглядеть поры и почувствовать его запах. Он осторожен, к тому же, пахнет не то чтобы слишком резко. В столовой Хосок казался ему хищником, сейчас же он ощущается так, словно поймать его не составит труда.       Ви-де-о.       Юнги об этом не думает. Не представляет. Не визуализирует. Он, вообще-то, совсем не такой человек.       Но он пьет коньяк, принесенный хитровыебанным засранцем Пак Чимином, и это ощущается так, словно они в игре на выбывание.       Тэхён пьянеет быстро, Намджун достает колоду карт и начинает раздавать, через раз сбиваясь со счета. Юнги плохой игрок. По правде говоря, Юнги мало в чем хорош, если не считать математику и самокопание. С расчётами и уравнениями может быть просто, лучше уж думать об этом, чем стараться подавить странное желание разбить запах сидящего рядом парня на составляющие.       Бутылка пустеет слишком быстро для того, чтобы понять, что к чему. Слишком быстро. Юнги не уверен, что способен понять, в какой момент Хосок с Намджуном начали обсуждать девушек, а Тэхён влез к Чону на колени.       Юнги не уверен, что хочет понимать.       Он плывет потерянным взглядом по комнате, вдоль заполненных учебниками и всяким хламом полок, ни на чем отдельно не фокусируясь, однако потом как-то так получается, что взгляд сбивается и соскальзывает как раз туда, где сидит Хосок. Его рука, его длинные тонкие пальцы со сколотым лаком вплетаются в волосы Тэхёна, слегка их сжимают, поглаживая, а взгляд — на Юнги.       Юнги не уверен, что хочет понимать.       Но в какой-то момент ему начинает не хватать воздуха.       Говорят, в прошлой школе он кого-то убил.       Может, это не только слухи. Юнги сейчас мог бы в это поверить. У него хищный, сухой взгляд. У него паучья хватка и белые, блестящие от слюны зубы, которые он охотно скалит. Наутро Юнги наверняка не сможет себе объяснить, что из этого всего ему показалось. Не сможет и не захочет.       Юнги наверняка наутро проснется от головной боли и, уткнувшись лицом в подушку, закрывшись одеялом с головой, будет недоумевать, почему щеки у него становятся мокрыми.       — От переизбытка чувств, — авторитетно сказал бы Намджун, но Юнги с ним не поделится.       Впрочем, как и с Тэхёном. На Тэхёна, того самого, который спьяну творил херню, Юнги едва ли сможет равнодушно взглянуть в ближайшее время. Но это будет после. Сейчас Юнги пьян не настолько, чтобы заблевать толчок, однако настолько, чтобы с жадным блеском в глазах смотреть, как Хосок поглаживает разомлевшего Тэхёна по голове и хотеть оказаться на его месте.       Юнги готовил себя к худшему, определенно.       В моменте, когда Хосок медленно прикрывает один глаз, сука, подмигивая, Юнги становится абсолютно уверен в том, что худшее уже произошло.       Когда Хосок поднялся и принялся расхаживать по комнате, задевая отяжелевшим спьяну телом углы и стены, ни на чем особенно не фокусируясь, просто, видимо, стремясь слить куда-то скопившуюся энергию за неимением возможности выйти за пределы комнаты, Юнги на грани собственного сознания смиренно признал, что прилип к нему взглядом.       А вот навскидку — каким он, все-таки, был?       Ошметки дешевого света цепляются за его одежду и подкрашенные кончики волос, тянут на себя, пока он проходит сквозь нечеткую тень к столу с ноутбуком и сосредоточенно тычет в клавиатуру, включая песню, которую попросил Тэхён. Слабое освещение скрадывает детали, впитывается в его острые, болезненно худые черты.       Юнги медленно перевел взгляд на свои руки, затем вновь на него.       Хозяин комнаты, коньячной бутылки и обклеенного хентайными стикерами ноутбука. Царь горы, непризнанное божество, низвергнутый в сточную яму блистательный долбоёб. Может, он и правда раз в месяц кричит на луну, или стер себе ладони, наяривая на смазливого старшенького кузена, или по приколу с дружками обнёс ювелирную лавку, или давал в жопу за деньги с анонимного аккаунта в тиндере…       В развернутом калейдоскопе сотен и сотен прожитых жизней он был царем и шутом;       смиренным и верным служителем; отчаянным, залитым кровью врага воителем; цепной овчаркой; сосланным прочь со двора мятежным братом короля; задорным изменчивым трубадуром, жонглером на базарной площади; ковриком для королевского каблука и хищным стальным оскалом, треснувшим в огне от перепада температур — бракованной сталью, сломанным клинком, сколотым бивнем зверя древнего, как ядро земли;       наученный временем смыкать свои челюсти прямо там, где кровь ближе всего к поверхности кожи.       Юнги на полу, подтянув колени к груди, защищая ребра и свое глупое нервное сердце — кому какая, к черту, разница, сумасшедший дурак, сумасшедший пьяный поэт, слова давят тебе на орбиты прищуренных глаз, ты закрутишь их в воронку у себя в голове, но ни за что. никогда. не произнесешь.