Сто пятый

Ибо никогда не любил темноту и всё её касающееся: тёмные проулки, мрачные комнаты, сумрачные улицы, а чёрные подъезды без источника элементарного света вообще были пиком его ужаса. Ему всегда казалось, что за ним из темноты наблюдают какие-нибудь чудовища с человеческими лицами, готовые накинуться за промедление на лестничной клетке, поэтому Ибо всегда пулей летел вверх по лестнице на свой излюбленный третий этаж, туда, где была его маленькая уютная квартира. Сейчас же на втором пролёте возле приоткрытого окна стоял высокий мужчина в чёрном пальто в пол, покуривал, судя по свежим бычкам на полу - не один час. Ибо впервые видит этого человека здесь, и мог бы задуматься, кто он, что он, и откуда, но усталость после учебы и подработки была намного сильнее мыслительного процесса. Когда Ибо проскакивает мимо незнакомца, тот переводит на него тёмный взгляд, а затем бросает на пол только что начатую сигарету, и Ибо понимает: сейчас точно что-то будет. Мужчина поднимается следом за ним, а Ибо останавливается, надеясь, что тот просто захочет пройти мимо, но не тут то было: его резко хватают холодной ладонью под кадык и сжимают, грубыми пальцами сминая горячую, нежную кожу, перегибая через перила и вышибая из груди Ибо остатки воздуха. Узкая твердая перекладина впивается в поясницу, и чувство такое, будто за спиной разверзлась бездонная пропасть - все, что Ибо остаётся, это судорожно цепляться за чужое запястье, и умоляюще смотреть в бесстрастное лицо и жестокие глаза незнакомца, безмолвно заклиная не отпускать. — Знаешь, зачем я пришёл? — А должен? - даже в такой стрессовой ситуации у Ибо под приливом адреналина язык поворачивается дерзить. — Могу подсказать, - мужчина сжимает его шею сильнее, почти впиваясь в неё короткими ногтями, а затем бьёт по лицу раскрытой ладонью, не во всю силу, но это намного больнее, чем получать тем же кулаком, уж Ибо-то знает. Жар, опаляющий место удара, перекидывается на всё лицо и заставляет предательски слезиться глаза, а саднящее горло и лёгкий звон в ушах не дают произнести даже жалкого всхлипа. — А теперь…? - терпеливо спрашивают. Ибо отчасти догадывается, в чём суть чужого визита, а потому озвучивает догадку - и оказывается прав: — Ты же о моей матери, верно?... Но я без понятия, о чём речь... — Верно, ты ведь ходишь к ней, даёшь деньги на дозы, думаешь, я не знаю? — Да откуда же я знал?! - Ибо повышает голос так, что он разносится на несколько этажей, ему всё равно на это, потому что никто не выйдет его защищать, никто не захочет развязывать драку между обычным студентиком и, как их называют, Потрошителем. Все знают, эти ребята мастерски сбивают долги, вершат "правосудие" над слабыми и беззащитными, и даже, если посчитают нужным, присваивают имущество, деньги, и не побрезгуют на "перекус" чьей-нибудь жизнью. Их называют шавками мафиозного мира, и у полиции всегда кишка тонка связываться с ними. Ван Ибо никогда не думал, что ему придётся иметь дело с кем-то из них, просто потому что верил заверениям матери о том, что та одумалась, и перестала ввязываться в плохие компании, влезать в долги на очередную дозу. И эта вера была наивной настолько, что теперь пришли и по его душу - сбивать её неуплаты с него, даже не смотря на то, что Ибо и так работал на износ, отдавая часть денег матери, как он думал, на еду и кров над головой. Самому на пропитание и аренду оставались жалкие гроши. — Откуда ж ты знал… - мужчина хмыкает едко, а взгляд Ибо автоматически хватается за привлекательную родинку под нижней губой. Можно было бы сфокусироваться на ней, как на спасательном круге, но ему и подумать не дают. — Ключи сюда, - произносит тот командным тоном и протягивает ладонь. — Что... Нет, пожалуйста, мне же негде будет жи... — Я сказал ключи давай, - перебивают, звучит ниже и злее, чужой взгляд свирепеет и Ибо ощетинивается в ответ словно напуганный котёнок, ничего так и не предпринимая. Он боится до усрачки, хоть этот человек без имени и кажется ему чертовски красивым, особенно, когда начинает злиться: как он сужает свои тёмные глаза и сводит густые брови к переносице, как ходят желваки на широкой челюсти в напряжении. Исходящая от красивого незнакомца опасность и весь антураж темного подъезда с неровным мерцанием лампы на верхней площадке здорово щекочет Ибо нервы и внезапно делает с ним что-то... странное. Ему стыдно было признавать, но он смотрел подобные ролики раньше, и... не только ничего не имел против этого жанра, но и с извращенным удовольствием представлял себя на месте жертвы - которая корчится не от "увечий" наигранного насилия, а от желанного унижения и крышесносного оргазма. Но реальность жестока и далека от постановочных порно-роликов: здесь ему светит разве что побои и ограбление, а не оргазм. Вдоль позвоночника пробегает нервная дрожь, а мимолетную вспышку возбуждения вытесняет горькое чувство обреченности. Не видя желаемой реакции, мужчина грубо начинает шариться по его карманам, прощупывая каждый ударами ладоней по бёдрам, и даже брыкания Ибо его не останавливают. Когда тот находит искомое в заднем кармане штанов, то вытаскивает ключ, чуть ли не срывая карман по швам, а затем, вновь крепко схватив Ибо под локоть, распахивает дверь в его квартиру. Они поспешно заходят и мужчина бесцеремонно бросает Ибо на пошарпанный линолеум маленького коридора; закрывает дверь на щеколду, случайно или нет, срывая с поверхности двери парочку прикреплённых туда маленьких мягких игрушек в виде кота и волка, и Ибо понимает, что живым он из квартиры, скорее всего не выйдет - в лучшем случае, его вынесут вперед ногами, полумертвого. Он быстрее пытается встать, в комнате можно закрыться, и пока этот чертулай будет вышибать дверь, Ибо откроет окно и спустится по трубе на подъездный козырёк. План уже выстроился идеальный, был бы Ибо чуточку быстрее, и сейчас бы его так грубо не хватали за шкирку. Он всячески пытается отбиваться и закрывать лицо от ответных ударов, но это, честно говоря, абсолютно бесполезно, мужчина в несколько раз и сильнее, и массивнее, оттого борьба длится недолго, какие-то жалкие пару секунд, а затем Ибо вздёргивают на ноги и тут же швыряют на рядом стоящий диван, сбивая с рядом стоящей полки пару коллекционных фигурок. — Раздевайся, - следует командным тоном. — Нет, не буду! - Ибо противится и пытается вжаться в край дивана, потому что пути отступления полностью закрыты, остаётся только защищаться, думает он, а затем у его лба появляется дуло пистолета, и ему повторяют терпеливо: — Раздевайся. Ибо осознает, что относительно безопасный выход из ситуации покинул его, и как бы он не пытался сейчас обороняться и храбриться, брыкнись он в сторону - его тут же пристрелят, и тогда некому будет помогать матери с погашением долгов, тогда никто не будет кормить бездомного котёнка возле сточной трубы у подъезда. Ибо судорожно вдыхает сквозь ком в горле и подступающие горячие слёзы, тихо встаёт и начинает снимать с себя одежду, под дулом оружия и голодного чужого взгляда. Он стягивает с тела ветровку, футболку и штаны, отбрасывая всё это неровной кучкой на край дивана. — Бельё тоже, - подсказывает мужчина, и Ибо, горько сглатывая, снимает и трусы, стыдливо прикрываясь ладонью. — Руки за спину и на колени. В это сложно поверить, но незнакомец, кажется, и в прям следует сценарию порно-фильма. Самое стрёмное, что тело Ибо реагирует соответственно: внизу живота разливается томительное предвкушение, несмотря на быстро-быстро колотящееся от страха сердце и наполненную паникой и отрицанием происходящего голову. — Ты вроде не глухой, - констатирует мужчина, а затем нарочито медленно ведет дулом по мягкой щеке, размазывая по ней непроизвольно пролитую слезу, подводит ствол к нижней губе Ибо, немного надавливает, оттягивая, открывая вид на нижний ряд белых зубов. — Учти, будешь использовать зубы или трогать меня руками - вышибу тебе мозги, уяснил? Ибо заторможено кивает и медленно опускается коленями на холодный пол, скрещивая руки за спиной, затем отводит взгляд от внушительной выпуклости напротив лица и крепко сжимает губы. Он вообще без понятия, как переживёт это, просто надеется, что всё закончится быстро. Но вместо члена у губ вновь оказывается пистолет, и Ибо только поднимает глаза на мужчину, молча спрашивая сведенными домиком бровями, и ему вторят ответным жестом, мол «да, сначала пососи это, а потом я решу, достоин ли твой ротик касаться других частей моего тела», и Ибо послушно приоткрывает губы. Холодная тяжесть пистолета, медленно проникающая в горячий рот, как и тот факт, что предохранитель не снят, а чужой палец не лежит угрожающе на спусковом крючке, заставляет Ибо вздрагивать от пикантности ситуации и острого возбуждения, а не страха. Мушка немного царапает нёбо, ствол толстый и сглотнуть скопившуюся слюну не удаётся должным образом. Ибо высовывает язык чтобы хоть немного облегчить себе задачу и освободить место во рту, по случайности касаясь влажным кончиком чужого пальца, и вновь поднимает глаза, наблюдая, как глаза мужчины щурятся от непонятной эмоции. Оружие проталкивают чуть глубже к корню языка, и Ибо почти что давится, ощущая как на уголках глаз вновь выступают щекочущие слёзы, слепляя кончики длинных ресниц. Затем вынимают, и вновь проталкивают назад, и снова, и снова, пока мужчине не надоедает. Тогда он оттягивает свои штаны, и щеку Ибо мажет крупная головка, и от этого всего ещё больше хочется сбежать хоть куда-нибудь, или позорно забиться в угол комнаты и кричать во всю силу, драть горло так, чтобы его услышали отовсюду. — Милый, тянешь время, - мужчина в лёгком нетерпении тянет его за волосы, а затем надавливает членом на сомкнутые губы. Ибо понимает - нет смысла увиливать и тянуть время, он послушно приоткрывает рот, сначала впуская головку с лёгким привкусом горечи, чувствует эту непривычную тяжесть, и раскрывает губы сильнее, позволяя входить в горячее и влажное нутро нежного рта. Его, по всей видимости, уже не собираются подгонять, поэтому Ибо аккуратно исследует языком уретру, затем обводит им головку по кругу и смыкает губы на кончике члена, лишь для того, чтобы вновь раскрыть рот и позволить головке лечь почти что на корень языка. Ибо не сказал бы, что его тошнит от этого, просто тело внизу так странно реагирует, собственный член вздрагивает заинтересованный происходящим, и Ибо буквально готов взывать к известным ему богам, лишь бы у него сейчас не встало на всё это, лишь бы этот мужчина не увидел и не начал считать его за извращенца. Ибо впускает член дальше, головка касается маленького язычка и проскальзывает вглубь глотки, вызывая спазмы и добавляя стимуляции, но Ибо пытается дышать через нос чтобы унять их, иначе он скончается раньше времени от удушья. Слюны становится больше, мешаясь вместе с предэякулятом и бесстыдно стекая по маленькому подбородку на грудь, она касается чувствительных сосков и попадет на бедра. Он очень надеется, что делает в свой первый раз всё правильно: втягивает щеки и вбирает член на половину, причмокивает на самом кончике и лижет по всему стволу до самых яиц, обводя языком крупные вздутые венки и собирая по горячей коже предсемя. Мужчина же стоит и не шевелится, лишь наблюдая из-под ресниц за чужими действиями, сам ничего не предпринимает. Ибо очень хочет, чтобы было "да, нравится"; он приподнимает слезящиеся глаза, замечает покрасневшие скулы и еле сбитое дыхание, тяжело поднимающуюся широкую грудь и маленькую капельку пота у виска, и Ибо не сказал бы сейчас, что неимоверно страдает. — Слишком медленно, - вдруг сообщает мужчина, а затем хватает его за густые волосы на затылке и впечатывает носом себе в пах, так, что теперь член входит полностью в этот узенький ротик, проходя в самую глубину горла, и слышит, как Ибо глухо хрипит и крепко сжимает его внутри мягкой плотью. Его руки самопроизвольно хватаются на чужие бедра, лишь бы поскорее оттолкнуть, ибо для Ибо давиться вовсе не комильфо. Затем его так же быстро снимают с члена, так, что Ибо заходится в лающем, немного булькающем кашле. — Я вроде предупреждал, что будет, если ты тронешь меня руками, - напоминает незнакомец, и Ибо мгновенно убирает руки от чужих бёдер. — Я забыл… пожалуйста, - понимает ли он, о чём сейчас просил? Ибо видит, как на чужом лице появляется однобокая ухмылка с оскалом. Мужчина упивается видом красных распухших губ, таких чертовски блядских, со смазанным контуром и блестящих от слюны и предсемени, медленно ведёт кончиком большого пальца по нижней. Грешно иметь такой рот и лицо, настолько, что ему хочется быть собственником, держать этого мальчишку рядом под боком, чтобы он был только для него, чтобы смотрел так, как сейчас, только на него, и говорил только для него. Возможно, он подумает об этом позже. — На колени лицом к стене, - вновь командуют указывая пистолетом, и он послушно выполняет требования, поворачиваясь лицом к стенке и облокачиваясь дрожащими руками о жёсткую спинку дивана, выпячивая назад свой зад и широко расставляя ноги с поджимающимися пальчиками. Он волнуется, хоть и понятия не имеет, больно ли это вообще и каков на вкус секс с проникновением. Гей-порно только на вид выглядит легко. Для начала мужчина оглядывает идеальные округлые половинки, мажет глазами между ними и голодно облизывается: такие сочные формы вкупе с тонкой талией и широкими плечами он редко видел под собой, и длинные каштановые волосы, маллетом обрамляющие длинную шею с острым кадыком - этот невинный парень словно ангел, оттого и сильнее хочется запятнать. — У тебя есть кто-то? - казалось бы, неуместно-личный вопрос, но мужчине слишком сильно хочется влезть в чужую жизнь, а раз он играет роль плохого парня, значит и влезать будет без разрешения и наплевав на мораль. Но Ибо решает не отвечать, не за чем знать этому Потрошителю о том, что Ибо физический девственник во всех смыслах, 20 лет без пары, без какого либо секса, и даже без мимолетных поцелуев в щёчку. За намеренное молчание он в ту же минуту получает звонкий шлепок по ягодице, сразу опаляющий половинку неимоверным жаром и щекотливым покалыванием, и в итоге ответом на вопрос служит жалостливый стон с придыханием. — До этого тебя кто-то трахал? - очередной шлепок с большим применением силы впечатывается в другую половинку, громко и с полукриком-полустоном разносясь по маленькой квартире; соседи уже по любому в курсе того, что здесь происходит. — Нет, нет, нет! - быстро хнычет Ибо, чувствуя следом медленные поглаживания мозолистых ладоней по местам ударов, этакий пряник после крута. — Целовал? - довольствуется своей властью мужчина. — Нет... - вновь повторяет Ибо, на этот раз утыкаясь носом в сгиб локтя. При других он крутой и холодный, а сейчас его словно размазало в диком смущении, словно девицу перед её первым разом, хотя, скорее всего, с первым разом он не промахнулся. Мужчина удовлетворённо хмыкает, а затем раздвигает чужие ягодицы в стороны, сминает мягкую кожу, немного царапает ногтями, вслушиваясь в этот тихий блаженный скулеж. У Ибо буквально всё внутри сжимается в предвкушении от всего этого, и сердце это дурацкое бешено стучит, не то, чтобы Ибо был мазохистом и ему нравилось насилие, организм сам, всё сам, и Ибо его сейчас винит в этом, винит и принимает всё что дают. А затем его накрывает волнами стыда и жгучего смущения, когда по анусу мажет крепкая плоть, мужчина потирается членом медленно, скользит естественной смазкой по чувствительной коже и будто бы издевается, в промежутках надавливая головкой на сжимающиеся мышцы. Следом ствол ведут вниз, спускают по мошонке и Ибо весь подбирается с частым дыханием: член мужчины аккурат проходит под яичками, соприкасается и прижимается к члену Ибо, заставляя всё гореть и плавиться от накатываемых жгучих ощущений. — Сожми бёдра, - снова командуют, и Ибо послушно сдвигает ноги вместе, чувствуя эту обжигающую близость, ощущая, как грубые руки сдавливают его тонкую талию, давят и прогибают в пояснице вниз. Ибо начинает тихонько поскуливать и заводиться в момент, когда мужчина начинает плавно двигаться, понимает, что взвинчен, и собственный член вздрагивает, когда под ним проезжается чужой, и всё быстрее, пока Ибо сам позорно не течёт, видя как предсемя тонкой каплей стекает на серую ткань дивана. Он прикусывает предплечье, безбожно скуля и инстинктивно подаваясь бёдрами назад, надеясь хоть как-то увеличить ощущения, ведь это хоть и не секс с проникновением, о котором он думал с самого начала, но тоже хорошо, до одури приятно, и помогает отвлечься от проблем, от мыслей о том, зачем этот мужчина пришёл на самом деле. Возбуждение скручивается тугой спиралью в паху, так что Ибо уже отчётливо понимает, что ему нравится происходящее, нравится как его грубо стискивают, а он стонет на высоких нотах, сжимает бёдра сильнее и мужчина увеличивает амплитуду. Это так сладко и замечательно, что Ибо кончает за считанные секунды, громко скуля и вздрагивая всем телом в экстазе. Он судорожно вздыхает, чувствуя, как по ногам всё ещё течёт, горячее и неимоверно мокрое, а потом опускает глаза вниз, видя под собой большое расплывающееся пятно с белёсыми остатками своего и чужого семени во всем этом. До Ибо доходит не сразу, но когда он понимает, что натворил в безумстве, то шокировано закрывает рот ладонью и надеется просто исчезнуть, провалиться под землю, лишь бы чужие глаза всего этого не видели. — Ну и ну, - с лёгкой, вовсе не злорадной усмешкой раздаётся сзади. Для Ибо этот звук подобен концу света, и он быстро поднимается с дивана, намереваясь сбежать с места преступления, стереть себе память и утопиться под конец в какой-нибудь луже в соседнем дворе, но сильные руки перехватывают его поперёк груди и талии, удерживают на месте и не дают вырваться. — Отпусти, отпусти! – Ибо пытается освободиться до тех пор, пока на его шею под кадык не ложится горячая ладонь мужчины, сжимая и прислоняя затылком к плечу. — Успокойся, тебе же понравилось, а? Не ври, что нет. Ибо действительно соврет, если скажет что нет, даже не смотря на то, что он… с позором изгадил диван, да ещё и на глазах постороннего человека, который говорит, что всё в порядке, будто бы при нём такое происходит каждый день. Но Ибо будет молчать, иначе его сорвет на нецензурную брань, и хрен знает тогда, насколько быстро всё придёт к тому, что было вначале, когда мужчина пришёл за материнским долгом. Прикосновение рук медленно пропадает с его тела, оставляя после себя лёгкие будоражащие кожу фантомные следы. Ибо немного стыдно и страшно оборачиваться: стыдно посмотреть в глаза из-за такого фееричного конца, и страшно, потому что заново могут начаться побои, или ещё чего хуже. Но когда он все-таки медленно оборачивается, то видит, что остался в квартире уже один.