***
Её дом был небольшим для семьи, но огромным для одного человека. Двухэтажный, аккуратно выкрашенный белой краской, весьма органично смотрящейся с чёрными ставнями окон. Вдоль и поперёк они были расчерчены тонкой раскладкой. Крыльцом служило невысокое бетонное возвышение: крайне удобно, если не хочется утром встречать рассвет носом на дорожке, потому что спросонья забыл о наличии ступенек при входе. Очаровательные зелёные растения в глиняных горшках смягчали строгость прямых линий… Однако, весьма трудно наделить надлежащей суровостью строение с разнообразными выступами, которые делают его похожим на наваленные друг на друга коробки. Сочетание двускатной и односкатной форм крыш ставили своеобразный вопрос и восклицательный знак в завершении композиции. «Но всё же лучше, чем квартира рядом с заброшенной фабрикой», — подумал Лабель. Тут же отмёл эти мысли: вспоминать о зловонной дыре хотелось, по возможности, поменьше. К тому же в тёплой уютной прихожей. Таковой её делали отнюдь не дизайнерские фотографии ирисов за стеклом. И даже не лимонный свет. Его затмевала, как солнце утренние светила, улыбка мисс Бёрнелл. Тёмно-красная помада, похожая на бордовое вино, восхитительно смотрелась на её смугловатой коже. Лабель подозревал, что в этой женщине течёт восточная кровь. Так и хотелось оправдать свои запретные фантазии глупой отговоркой: «Это всё пленительная магия Востока виновата!» Разумеется, эфемерные теории куда более реальны, чем его шансы на взаимность… Мысленно треснув себя по лицу, развеивая взбунтовавшиеся мечтания, Лабель наклонился, чтобы снять чёрные монки. Кожа, из которой их сделали, так же мягка, как вельвет её перчаток… — Вы будете чай или сок? — волнующий голос раздался над головой. Как стук молоточка судьи. Как приговор. Он замер с расстёгнутой пряжкой, зажатой между пальцами. Сливочная сладость, жасминовая свежесть её парфюма призрачным шлейфом коснулись обоняния. — Не… утруждайтесь, пожалуйста. С меня было достаточно кофе, — Лабель про себя надеялся, что напряжённость его голоса для мисс Бёрнелл не столь же отчетлива, как для него. — Не беспокойтесь за меня, Лабель. В конце концов, воду кипятит чайник, а не я. Мягко усмехнулась, упорхнула, утянула за собой пудровый шлейф. «Поразительно… Не перестаю удивляться, как ей удаётся претворить любую ситуацию в шутку?» — пока она не видела, он позволил себе расслабленно улыбнуться. — «Притом не в идиотскую, как это умеет делать Хотч или Рикс… Как вообще можно было додуматься говорить такие глупости». — К тому же вы сипите… «Чёрт! Чёрт подери мою скованность!» — он с излишним усилием водрузил свою обувь на специальную полочку. Раздался громковатый стук. Ещё не хватало… Его Лабель поспешил заглушить незамедлительным ответом: — Сквозняки в аудиториях! Я не заразный! «Я — тупой», — констатировал Лабель, горестно выдохнув. — «Как можно было ляпнуть подобную нелепицу… И я ещё Овидия читаю… » — А можете им стать, если не будете должным образом следить за здоровьем! — перелив её мягкого голоса столь отчётливо слышен с кухни, что юноша засомневался в наличии звукоизоляции в этом доме. — Может, всё же не откажетесь от чашечки зелёного Хуаньшань Мао Фэн? К слову, он предотвращает развитие вирусных заболеваний! Тапочки для гостей на верхней полке справа! Мужские — те, что синие в клеточку. — Хорошо… Благодарю за заботу, мисс Бёрнелл, — он не повышал голос, подозревая, что и без того профессор прекрасно расслышит его ответ. «Как предусмотрительно — иметь тапочки для мужчин и женщин. Порой, случается, что предложенные можно разве что на палец надеть», — Лабель не раз становился заложником неловкого положения по вине большого размера ноги, доставшегося ему от отца. Впрочем, дары его генетики на этом не заканчивались. К великому сожалению его матери… Он поспешил к мисс Бёрнелл, чтобы взять у неё кремовый поднос. Не в его смену хрупкая женщина будет тащить такую тяжесть на второй этаж. Они направились туда по надрывно скрипучей лестнице. «Надо сосредоточиться на будущем докладе… Такая редкая удача… Не буду, не желаю портить вечер воспоминаниями об этой газетёнке, квартире, истериках матери… И, уж тем более, о нём», — он вперил взгляд в тонкий белый сервиз, увитый фиолетовыми цветами, окаймлённый золотой краской. Ненадёжность, лёгкость посуды — отражение обстановки дома. Громоздкого снаружи, воздушного внутри. — Мне кажется, вам могут понравиться те темы, что я вам предложу. Вместе с книгами. Некоторые издания у меня есть на руках. Однако, — она скользнула к двери кофейного оттенка, смотрящей прямо на лестничный проём, — Лабель, не стесняйтесь делиться со мной своими соображениями и желаниями. Ведь, в первую очередь, — женщина вошла в комнату следом за ним, не закрыв за собой дверь, — этот доклад ваш. — Конечно… Но, я не уверен, что у меня есть оформленные идеи. Выбор сделать тяжелее всего, когда он слишком велик. Куда ставить поднос? — А, вот, рядом с лампой, — жест, напоенный изяществом возвышенной натуры, — такой видел её Лабель, — указал на высокую настольную лампу, похожую на подсвечник под лавандовым абажуром. — Возьмите себе кресло. Поиск истины — небыстрое дело. Мисс Бёрнелл опустилась за стол орехового дерева. Он, поразительно лёгкое кресло, которое Лабель придвинул поближе к её стулу, — всё выполнено на старинный манер. «Георгианский стиль. Сдержанно и эстетично», — он окинул взглядом, не скрывая удивлённого восхищения, книжные шкафы под потолок в тёмно-зелёный цвет панелей. Лавандовые обои и обивку мебели. За стёклами, виднеющимися из-за приоткрытых жалюзи, покачивался полуопавший клён. В кабинете мисс Бёрнелл чётко выделялись три мотива — травянисто-зелёный, лавандовый и древесный. — Согласен… У вас очень красивый кабинет… На его несмелый комплимент она ответила мягкой улыбкой, отразившейся на губах, в глазах. — Благодарю. Я с детства мечтала иметь собственный таблинум, как у любого уважающего себя pater familias, — говоря, она уже включала мощный, явно игровой ноутбук. — Вы уже с детства увлекались римской историей? — Лабель, мягко говоря, опешил, услышав такое откровение. «Я не сомневался в её талантах — статьи не дадут солгать. Видимо, одарённые люди проявляют свои способности с детства», — он рассеянно наблюдал за погружающимся рабочим столом, переполненным ярлыками и папками на фоне бескрайних лавандовых плантаций. В ушах, вопреки воле, звучал пронзительный голос матери: О, Дианочка, молю, приезжай!.. Я не выдержу!.. Он увлёкся чёртовой латынью!.. Зачем-зачем, почему я не сожгла к дьяволу эти книги?! Лабелю ведь только шесть! Неужели и умом он… Но мягкое касание другого, тоже женского, успокоило, усмирило это душевное трепыхание. — О, если бы я родилась, как Афина, в полном облачении! — сама того не подозревая, она вытянула своего студента из пучины кошмарных воспоминаний. — Отнюдь, Лабель, отнюдь. Просто мне нравились комиксы «Астерикс и Обеликс» и мифы, конечно же, куда же без них, — клацая по клавишам, она придвинулась чуть ближе к краю стула. — Многие начинали свой путь любви к Греции или Риму с них. А вы в числе таких людей? — Практически… — Лабель не закончил предложение. Он вместе с мисс Бёрнелл синхронно свели брови к переносице. Фарфоровый заварник ещё сохранял тепло китайского чая. Бледный, подкрашенный фиолетовым, свет смягчал ночную тьму. Профессор и студент — оба с непониманием — взирали на мерцающий дисплей. — Завис… — констатировала она, сделав, для очистки совести, пару проверочных кликов. — Утром он работал? — Утром уж не знаю, но в три часа был, как швейцарские часы, — хриплый выдох врезался в строй её слов. Подушечки пальцев коснулись каштановых прядей, вьющихся у висков. Плавно переместили их за уши. Внезапно, Лабель обнаружил, что у профессора они были проколоты в трёх местах. «Я столько за ней наблюдал, но ни разу не заметил… Скрывает за волосами?» — отвлечённая от настоящей ситуации мысль. Впрочем, он быстро отринул её, когда объект его слежки обратилась к незадачливому Шерлоку Холмсу: — Лабель, простите, я вас сегодня замотала на неделю вперёд. Вы точно уверены, что хотите писать у меня? Ответ хотелось выкрикнуть тут же. Сдержался. Кивнул, без сомнений и смущения произнёс: — Да, мисс Бёрнелл. Ряд неудач не отвратит меня от цели. «Но её взгляд отвратит от меня оставшееся спокойствие», — он возбоялся, что на бледности щёк проступил горящий румянец, когда внимательные карие глаза одарили его задумчивым взглядом. Впрочем, она никакого удивления не выразила. Лишь оставила подальше ноутбук и придвинула к нему поднос. С неспешной плавностью начала разливать в чашечки чай. — Ваша настойчивость и непоколебимость заслуживают высшей похвалы, Лабель. Но всё же мне и правда стыдно за то, что я доставила вам так много неудобств. Теплота её тона резонировала с теплом её рук. Он принял из них белую чашечку, задев ребром ладони нежность её кожи. «Как писал Шекспир… Её рука в моей бы растаять могла, легка», — Лабель поспешил запить раздирающее горло першение китайским чаем, мягким как шёлк. — «Прекрати! Хватит путать фантазии и мечты! Бесполезные, лишь соблазняющие и истязающее душу…» — Вы не виноваты ни в одном из них, мисс Бёрнелл, — прошептал он, смотря на бронзовый отблеск смуглой кожи в полутьме. — А чай и вправду вкусный. — Хоть где-то я сегодня не прогадала, — она покачала головой, указала кивком на компьютер. — Может вы понимаете в этих прорывных технологиях больше моего? Лабель нехотя — в самом деле, при ином раскладе, мог бы героически вызволить её из такой ситуации, — произнёс: — Я — гуманитарий. — Взаимно, — мисс Бёрнелл приподняла свою чашечку. — Выпьем за боль всех бумагомарателей! Он, тихо смеясь, отсалютовал своей в ответ, который, внезапно, у него нашёлся и на эту непростую задачу. — Я сделаю звонок? — произнёс он, приподнимаясь с кресла. — Не нужно вызывать мастера. У меня есть знакомый, который не возьмёт с вас половину стоимости компьютера. Мисс Бёрнелл в удивлении вскинула брови: ей явно было интересно узнать имя доброго самарянина. Однако, и Лабель не спешил его раскрывать. Хотя бы потому, что этот представитель рода человеческого таким уж бескорыстным не был. — Надеюсь, он не спросит её с вас, — одним утверждением и вдумчивым прищуром она подтвердила его опасения. Которые, впрочем, решившийся на подвиг для прекрасной дамы современный рыцарь выказать не смел. — О, нет, он всегда готов помочь мне за конспекты! — Годы идут, а ничего в студенческой жизни не меняется, — мисс Бёрнелл с улыбкой покачала головой. Вынула из скрипучего ящичка стопку закатанных в файлы листов. — Тогда я пока что проверю письменные работы, чтобы подосвободиться на будущей неделе. Её следующие слова пролились бальзамом на изорванную запретным чувством душу. — Для вас, Лабель. Они повторялись отзвуками пленительного голоса снова и снова, как докучливые пищащие гудки в телефоне. Опершись локтями о каменный массив, в который вделали раковину, он ждал ответа «своего специалиста» в уборной. «У неё открыта дверь, так что она с лёгкостью услышит, увы, не самый лёгкий разговор», — голубые глаза рассматривали отражённого в круглом зеркале юношу. Со слегка растрёпанными, спадающими полузавитыми прядями волосами; откровенно идиотской улыбкой на лице и глухой надеждой во взгляде. — «Я уговорю этого засранца… чего бы мне это не стоило». Словно почуяв, что звонок пахнет наживой, «засранец» вышел на связь: — Алло, ваша мать у аппарата. — Хотч, ты от нечего делать решил уже пол сменить и ребёнком обзавестись? — в прозрачной поверхности отчётливо видно, как в пренебрежительном удивлении изогнулась бровь. «Твою ж, зря Хотч про мать начал… Да я повторяю его манеру. Блять», — страх, раздражение, усталость захватили его душу. К ним, в качестве подкрепления, прибыли шутейки нерадивого студента. — Такого как ты я бы сразу в кому-то под дверь подкинул, как Гарри Повара. — Уморительно. — А то! — по ту сторону связи скрежетал отвратительный рэп, вперемешку с неразборчивыми восклицаниями и звоном бокалов. Впрочем, Хотчу удалось как перекричать эту какофонию питейного заведения, так и придать голосу толику серьёзности. — Ладно, шутки кончились. Ассортимент обновим через пять минут. Ты чё звонишь? — Дело одно есть… компьютерного характера, — Лабель опустил взгляд на поблескивающий кипенно-белым фарфор раковины. Тяжело смотреть в глаза своему стыду. — Там ноутбук или компьютер? — Ноутбук. Завис. Не отвечает на команды. — М-да, а мне ещё говорят, что я тупой, потому что Платона от Плутарха не отличаю! — послышался глухой звук удара по чему-то твёрдому, и гогот Рикса. — Пацану почти двадцать два, а для него ноутбук и компьютер одно и то же! «Слова человека, путающего людей, которых разделает более пяти веков. Я уже молчу о наследии — ему, в принципе, до фонаря на него», — он осознавал, буравя ледяным взглядом изогнутый кран, что под голос разума подстроилась злость на самого себя. Но признавать это — выше его сил. — Посмеялся? — раздражённо бросил Лабель. Но, выдохнув, более спокойно добавил: — Не у меня проблема, а у мисс Бёрнелл. На линии наступила тишина. С одной стороны слышно лишь, как капля разбивается о глазурованную поверхность раковины. С другой оглушает музыка и вопросы товарищей: «Ты с кем там так долго то?» — Сказать, что я офигел — значит, проигнорировать мои чувства, — протянул Хотч, по звуку, ткнувший кого-то локтём в бок. Затем стукнувший по барной стойке бокалом чего-то крепкого. — Я охуел, Лаб. Вы там чё и где делаете в такое время? — Ничего такого, что тебе подсказала твоя воспалённая фантазия, — Лабель отреагировал вполне спокойно на такое предположение. До абсурдности умопомрачительное. «Впрочем, я знал, что он именно об этом подумает… Любой бы предположил так… Видимо, у нас, людей, всегда секс стоит на первом месте как причина любых взаимоотношений между полами», — подумал он и резко отошёл назад. Шаркая тапочками по кафелю, побрёл к маленькому плотно зашторенному окошку. Пока он прояснял Хотчу истинное положение вещей, далёкая серая полоса туч уже захватила часть звёзд. И, пленив их, скрыла под своим покровом. — Ну, как, приедешь? — Да, бля, Лаб, я же как бы зачёт обмываю… «Час настал», — Лабель убрал пальцы, и полосы жалюзи с тихим стуком схлопнулись. — «Для шантажа». — С меня конспект по истории живописи и три банки пива. — И сушеная рыбка! За моральный ущерб! И, практически, физический! — Хотч хохотнул и крикнул в сторону. — Афий, на меня не заказывай! Я тут сам на заказ еду! — возня, шуршание, музыка, и вновь голос «засранца». — Я чуть не навернулся, когда ты сказал, что в такое время с мисс Бёрнелл у неё дома торчишь. Я подумал, что вы там… — Я рад, что ты умеешь это делать, но, прошу, плоды трудов своей извращённой умственной активности оставь при себе, — Лабель схватился за голову. В ней коварная мигрень уже начала свой ведьминский хоровод боли. Но лучи нежности голоса злосчастного профессора литературы, точно рассветные, разогнали этот шабаш. — Знакомый согласился помочь? — она подняла голову, стоило ему приблизиться ко входу в кабинет. — Куда бы он делся, когда на кону конспект по истории живописи. — О, этот аспект же профессор Вики ведёт. Между прочим, восхитительнейшим образом, — произнесла она, выводя быстрым, но аккуратным почерком комментарии к работе некоей «Амалы Басу». — Возможно поэтому он и не записывает — забывает, как это делать, так вслушивается в лекцию, — протянул Лабель, скрывая сарказм из последних сил. Впрочем, Хотч с такими же усилиями не показывал свой всеобъемлющий интерес к фигуре преподавателя, а не той, изображённой на картине. Сдавать приятеля, в любом случае, он не намеревался. Однако, не смотреть на мисс Бёрнелл не мог. Ей безумно подходят очки в тонкой золотой оправе и прямоугольной формой линз. «Она выглядит не старше… но более серьёзно, внушительно что ли», — эти качества, восхищающие его, одновременно его же и смущали. Пропасть между ним и профессором расширялась с невообразимой скоростью. Впрочем, процесс затормозила сама же женщина. Указав остриём стержня перьевой ручки на исписанный лист, предложила: — Как вы смотрите на то, чтобы поучиться? — Всегда положительно, — Лабель со скрипом придвинул кресло к обладательнице нежного аромата, особенно ярко ощутимого рядом с ней. — Тогда, давайте, пока ваш добрый мастер добирается до нас, мы вместе разберём ошибки некоторых студентов — имена я не покажу, преподавательская тайна, — для того, чтобы вы сами были в курсе их, коварных. Тогда их будет легко и просто избегать, — мисс Бёрнелл улыбнулась так располагающе, что юноша осознал, будь на то её воля, он совершил бы столько… столько всего! — Для вашего будущего выступления это так же будет полезно. Логическая аргументация актуальна для всех жанров. Эти полчаса были лучшими, которые Лабель переживал за последние несколько месяцев. Он забыл про время, про Хотча, про воскресный визит к матери, про рекламный текст о преимуществе детских кроваток именно фирмы «Кровати.BY» — все тревоги заглушил её голос, все страхи утонули в аромате её парфюма. В лавандовой полутьме для него не существовало никого и ничего, кроме него и неё… И ещё внезапного металлического грохотания. Магия развеялась в миг. Мисс Бёрнелл подскочила, Лабель вслед за ней. — Приехал добрый самарянин, — заключил он. — Замечательно! Значит, ваша тема всё-таки настигнет вас сегодня, — она ободряюще улыбнулась ему, проклявшему своё сердце, совершившее кульбит от такого знака внимания. Они спешно спустились по скрипучей лестнице на первый этаж. Прошли вдоль линии горящих уличных фонариков. Заскрипел засов — Хотча впустили во двор. — О-о-о, мисс Бёрнелл, давно не виделись, — он усмехнулся, оправив кожаную куртку. — Я своего парня… — Это он про мотоцикл, если что… — шёпотом подсказал Лабель во избежание недопониманий. Мисс Бёрнелл кивнула в ответ, он так и не понял, кому именно: ему или им обоим. —… оставлю у ваших ворот. Вижу, что нифига они не автоматические. Не хочу доставлять вам лишней возни. — Тут — спокойный район. У вашего парня колёса никто не отберёт, — она, если и испытывала некую долю удивления при виде любителя пересдач, то не обозначила это ни одним мускулом лица или косым взглядом. Лабель не мог не позавидовать такому самоконтролю и выдержке. «Именно это меня и восхищает в мисс Бёрнелл: она умеет обуздать свои эмоции, при этом не становясь ледяной глыбой. Любопытно, у кого она научилась такому? Быть может, сама осознала необходимость?» — он молча следовал за профессором и приятелем, обменивающихся колкими замечаниями по поводу возросших цен на бензин. Хотч жестикулировал активно, мисс Бёрнелл больше двигала головой, в то время как её руки оставались в неподвижном спокойствии. — «Видимо, кто-то из её друзей водит машину. У профессора Уокер, кажется, есть Porsche… Нет, она полна загадок, эта женщина. Я бы хотел узнать о ней больше, но как? Мы общаемся вот так, близко, только последние несколько часов». Душевные метания Лабеля остались незамеченными. Хотч, бесстыже заняв место во главе стола, начал подключать к ноутбуку какие-то периферийные устройства, о назначении которых не догадывалась ни профессор, ни её подопечный студент. Мисс Бёрнелл, в свою очередь, объявила: — Ребята, кто-нибудь здесь против китайской лапши? Таковых среди двух человек не нашлось. — Замечательно! Значит, я дам вам в волю наговориться, пока приготовлю вок с курицей и овощами. Всё же и я должна хоть как-то поблагодарить Хотча за то, что он не поленился в такой час приехать к незадачливому преподу, — она одарила улыбкой и взглядом сначала одного студента, затем другого. — А Лабеля накормить просто обязана в качестве извинения за вечер, украденный всякими форс-мажорами. — Да вообще без проблем, профессор! — Хотч на мгновение оторвался от своего дела и блеснул идеальной голливудской улыбкой. — А поесть я всегда «за»! Когда мисс Бёрнелл, судя по натуженному стону досок, спустилась на первый этаж, молодой компьютерных дел мастер с уверенностью произнёс: — Классная она женщина. Была бы помоложе, я бы точно за такой приударил. — Лучше приударь за вирусом, или что там повредило компьютер, — Лабель, не смотря, рухнул в кресло. Мерзкое чувство коррозией разъедало всё те крепкие, светлые ощущения, что оставил после себя разговор с «классной женщиной». — Ноутбук, неуч ты мой, ноутбук, — Хотч устало закатил глаза, но к делу вернулся. Впрочем, говорить это ему не помешало. — Кстати, Лаб, ты знаешь, кто ещё за кем приударить решил? — Ну? — ледяные глаза устало взирали на проход, в котором растаял её хрупкий силуэт. — Орвон за дочуркой нашего провоста. На такое заявление он не отреагировать не мог. Дрёма покинула тело в момент, в отличие от вопросов, которые только и делали, что зарождались в голове. — Неужели за Паули?! — Ну не за старшей же, она же тётка совсем, — Хотч хмыкнул, ударяя по клавишам с быстротой и лёгкостью профессионала. — К тому же, будем откровенны, помощнику сенатора нафиг не сдался наш Орв. Хотя бы потому, что он дурак. Нашёл, за какой юбкой гоняться. — Паули мне ничего такого не рассказывала, — Лабель нахмурился. Волнение прокралось в душу и, точно дезертир, засело в ней, начав вести подпольную борьбу против едва держащихся остатков хорошего настроения и спокойствия. Паулина Флавий была для него кем-то вроде младшей сестры. Сначала всё начиналось, как роман, но Лабелю быстро стало понятно, что милая, но излишне наивная и избалованная дочка провоста не вписывается в его представление об «этой женщине». О, боги, да само слово «женщина» для неё так же велико, как платье на два размера больше собственного! Впрочем, Паулина тоже не видела в меланхолично-бледном, поэтичном юнце своего «принца Чарминга». Они сдружились. Помогали друг другу, даром, что учатся на одном направлении. Однако, в последнее время, Лабель погрузился в работу, поэтом виделся с «сестрой» реже прежнего. Оттого, частично, ощущал, что доля его вины так же включена в конечный счёт этого неожиданного романа. — Девчонки с девчонками о таком толкуют. К тому же ты — приятель Орва. С чего бы ей вдруг откровенничать с тобой? — Значит, эти чувства — взаимны? — Ага, Орв сегодня прямо весь от счастья расплывался. Я его таким в последний раз видел, когда ему повезло уделать меня в пинг-понге, — Хотч усмехнулся и цыкнул, мазнув взглядом по показателям. — Дерьмо. Вирус сраный… Ладно, и не с таким разбирались. Хотя, чувствую, дед Кассий пришьёт нашего героя-любовничка. — Не пришьёт, — Лабель рассматривал тени, тянущиеся мрачными узорами по белому холсту штор. — Ты помнишь, как он с лестницы спустил того придурка из историков? — Оливера? — Ага, во, пошёл процесс! — Хотч для приличия принялся ещё раз перепроверять последовательность операций. — Я эту хрень счищу, но ПО, браузер и операционку обновить могу завтра, если она мне ноутбук принесёт. Или пусть тру мастер за много денег этим займется, — довольный собой он, скрестив руки за головой, откинулся на невысокую, округлую спинку стула. — Оливера, да. Додумались шпехаться не в отеле каком-нибудь, а прямо в доме! Вот, в наказание за безмозглость, дед Кассий и прилетел из Франции раньше положенного. Лабель не мог забыть этот эпизод. Он ещё отдавал в ушах срывающимся в истерике плаче Паулины, шепчущей: «Достало! Достало! Достало быть вечно опекаемой девочкой!» Ему пришлось потратить немало сил, а так же макарони с малиной, чтобы заглушить боль потери «любви всей моей жизни». В последнем Лабель решительно сомневался. Но молча, про себя. И, судя по настоящей ситуации, небезосновательно. — Они поступили необдуманно — факт. Однако, Хотч, Паулина — взрослая девушка. Уже. Она способна сама решать, с кем и почему ей хочется делить своё сердце… — И постель, — Хотч, хитро улыбаясь, повёл бровями с ловкостью акробата. Лабель, упершись локтём в подлокотник кресла, прикрыл глаза ладонью. С изнуренной ухмылкой произнёс: — У тебя давно полового соития не было? — Не перевешивай свои проблемы на меня, мамкин девственник, — Хотч хохотнул. Не отрывая взгляда от белого потолка, произнёс: — А, если серьёзно, я волнуюсь за нашего Орва. Не хочу, чтобы ему от деда прилетело по самое не балуй. Ему тут осталось год доучиться. И, видимо, он решил сделать его самым незабываемым в своей жизни. Какому кретину нравятся недоступные женщины? Это ж то же самое, что хотеть купить Ламборгини с центом в кармане! Лабелю лишь оставалось тихо сжать зубы. Скрыть глаза за щитом ладони. Он знал, в них отражалась боль того самого воодушевлённого кретина, засматривающегося на гоночную красавицу с центом в кармане. «Ему не понять… пока что, какого это любить душу, а не одно лишь тело», — он тянулся к скрипу половиц, возвещающему о её приближении. Мисс Бёрнелл — всё в тех же чёрных брюках с высокой посадкой и белой водолазке. Но, поверх накинут очаровательный передник в мелкий горошек с бордовым бантиком у правой лямки. Пышные волосы немилосердно стянуты в тугой пучок. Лабель ощутил, как в области сердца невыносимо приятной, но тупой, тугой болью стягивается желание видеть её, такую домашнюю, уютную каждый день. Совсем как в тех идиотских мыльных операх, которые так обожает его мать. — Ужин ожидает своих героев, — возвестила она, одарив каждого широкой улыбкой. — Как там пациент? — Здоров. На реабилитацию можете принести завтра ко мне, либо к другому доктору, — Хотч уже начал забрасывать свою технику в черную спортивную сумку. — Вы скачали заражённые файлы. Я их снёс, конечно, но антивирус рекомендую поменять. Какой-то он фиговенький, раз не дал знать о подозрительных данных. — Странно… У меня ведь лицензионная версия. Последняя… Лабель заметил, как тень беспокойства пролегла на смуглом лице, очертив тонкие морщинки вокруг глаз. Впрочем, мисс Бёрнелл взяла быстро в руки как себя, так и ситуацию. — Ладно, любые программы пишут люди, а, значит, ошибки неизбежны. Если вы не против, я пациента доставлю вам. С приличествующим для доктора награждением, разумеется. Хотч просиял после этих слов, а Лабель помрачнел, осознав, что ему ещё после тащиться в магазин за пивом для героя-программиста. «Утром схожу. К вечеру там контингент собирается. Перебьется до завтра… и, вообще, он решился после бара за руль сесть?» — в восторге от заключения своих рассуждений он не был. Однако, и говорить ничего не стал — незачем портить звездный час приятеля. К тому же его мысли вскоре полностью заняло совместное обсуждение Осеннего бала, а в пустом желудке нашлось место для восхитительной китайской лапши. Лишь многим позже, уже лёжа в кровати, перелистывая воспоминания прошедшего дня, Лабель наткнулся на одно, лишившее его покоя на ближайшие полчаса: «Почему в её доме нет ни одной семейной фотографии?»***
Тучи уплотнялись. Дождь неминуемо должен разрядиться. Плохо. Мыть машину, по крайней мере сегодня, не входило в его планы. Бежевая с насыщенно-коричневыми вставками обивка кресел темнела на несколько тонов в черноте вечера, через раз подсвеченного тягучим светом фонарей. Пахло дорогой кожей, бальзамом и травами, с вплетёнными в них цитрусовыми нотками. К Tom Ford он возвращался только в том случае, когда было настроение. А оно у Цезаря было хорошим. Приподнятым даже. Несложный — сугубо по его мнению — перевод расшевелил мозги после простых лекций для первокурсников. Хорошо бы вбить декану в голову одну простую истину — не пихать ему в расписание детей. Он — преподаватель, а не воспитатель. А с этими, только притащившимися из классов в аудитории, приходилось, в первую очередь, нянчится. Впрочем, по разуму от несформировавшихся людей они отличаются разве что парочкой выученных, заезженных матов, и сигаретами вместо конфет в зубах. Цезарь давно понял, что общение с детьми — не его конёк. Кассий, будучи отцом двух диаметрально противоположных дочерей, приуспел в этом как-то больше его. Послевкусие отменного итальянского эспрессо ещё жгло язык кислой горечью. Беседа со старыми знакомыми протекла плавно. Обсудили всё: от последнего выступления президента до возможности что-нибудь выручить на снижении стоимости активов. В ближайшем к офису ресторанчике успел проверить присланные на почту эссе, пока готовили креветки темпура в остром томатном соусе. Наслаждаясь ужином, вносил в заметки правки, в которые он ткнёт носом каждого лично. Не поленится. В конце концов, это часть его работы — обучить их чему-то, а не только планы заполнять. Однако ни успешный перевод, ни снижение стоимости активов, ни блюдо дня и отнюдь не эспрессо стали залогом его настроения. Чёрный пакет, скрывающий прямоугольную коробку, лоснился в яркой подсветке салона. В нём скрывалось его счастье — предлог для встречи с ней. С мисс Лайей Бёрнелл. Разноцветные макарони — французский десерт, должный напомнить ей о родине. Цезарь до сих пор удивлялся, что привело перспективную молодую женщину в этот небольшой, тихий городок. Ладно он молодые годы провёл отнюдь не в этом околозахолустьи, но Лайя, будучи в расцвете как возрастных, так и творческих сил, отдала предпочтение университету, известному лишь потому, что потомок его основателей — один из богатейших американцев по версии Forbes. Впрочем, сейчас это учебное заведение приживало небывалый расцвет из-за плеяды видных учёных, волей судеб работающих в его стенах. Поразительная прихоть Фортуны. «Идиотский предлог — есть. Проезжал мимо, решил заглянуть, отдать сладости, которые мне якобы подарили. И их я, конечно же, так совпало, не ем. Впрочем, доля правды в этой истории есть», — Цезарь остановился у пешеходного перехода, пропуская милую старушку с вертлявой белой собачонкой. — «Я действительно не ем эти приторные украшения чьих-то социальных сетей. Ещё тридцать лет назад я и подумать не мог, что технологическим прогрессом будут так распоряжаться». Впереди замаячил знакомый забор и… совершенно незнакомый мотоцикл. Бентли оттенка благородной бронзы остановился чуть поодаль, у одного из многочисленных «семейных» двухэтажных домов. Цезарь изначально планировал оставить машину на парковке у ближайшего супермаркета, а там уже пройтись пешком, чтобы не мозолить глаза, впоследствии и языки соседей роскошным автомобилем у дома одинокой молодой женщины. Впрочем, надобность в такой схеме могла и вовсе отпасть. Настроения, как и не бывало. Цезарь сжал обтянутый светлой кожей руль. Его тонко очерченные губы стянуты в едва заметную полоску. Ледяной взгляд вперен в закрытые ворота, высокий забор, полностью скрывающий окна первого этажа. На втором свет не горел. Не с его стороны обзора. Некстати вспомнилось предположение Кассия, которое тот высказал, когда впервые разнюхал об особом отношении друга к новенькой преподавательнице. А ты точно уверен, что мисс Бёрнелл — свободна? Если кольца нет, не значит, что у неё нет того, кто бы мог это самое кольцо надеть на её пальчик. Цезарь сомневался в адекватности этого предположения. Не безосновательно. «Этот кавалерчик никогда не появлялся возле университета, чтобы забрать её. Не нужно обладать шпионской сетью, чтобы среди шушуканья услышать об «ухажёре» той «француженки». Я не верю, что Лайя отдала бы себя кретину, у которого не хватит мозгов хотя бы перед выходными забирать ее с работы», — растущая злость сцеплялась с желанием закурить. Цезарь так и сделал. Достал из бардачка портсигар Treasurer Black. Спустя мгновение к Tom Ford прибавился густой табачный дым. Левая рука на руле, в правой зажата сигарета. Успеет отъехать в случае чего. Однако, в столь поздний для уютного семейного райончика час — половина девятого вечера — улицы радовали глаз абсолютной безлюдностью и пустотой. Подобная разверзлась в груди. Проклятье, как же душно… Одним нажатием открыл окно. В салон влетел воздух, привнёсший предвестник бури — озоновый запах. Он разжижал густой смог табака и мужского парфюма. Цезарь поймал себя на мысли, что уже более минуты он гипнотизирует взглядом чёртову развалюху, вальяжно кренящуюся на бок возле её забора. «Точно не Аделаиды — выше её достоинства садится на такое корыто. Впрочем, я могу себя накручивать: черт знает, может, у Лайи родственники неподалёку живут. Видеть во всём амурный подтекст — прерогатива героев мыльных опер и моей бывшей жены», — Цезарь, несмотря на разумное умозаключение, лучше себя не почувствовал. Лишь глубже вдохнул в лёгкие сводящий гортань крепкий дым. Он ненавидел, когда его планы шли коту под хвост. Он ненавидел проигрывать. А он потерпел поражение. Вновь. От той, которая — о, боги! — даже не пыталась его поразить! Она просто жила, просто работала, просто беседовала с ним как со старшим коллегой, чьим научным наследием она восхищается. Он же не мог просто жить, просто работать, просто беседовать с ней как с перспективной младшей коллегой, чьи научные труды уже достойны высокой оценки. Потому что разглядел в ней не только и не столько специалиста, сколько женщину. Такую, которую хотелось посадить как «на» так и «за» стол. Бентли зажёг фары и покатил вдаль по чёрной дороге. «Нет смысла показываться у неё сейчас: я не знаю, с кем она, а давать повод для сплетен не особо хочется. Пирожные завтра отдам. При наихудшем развитии событий, скормлю Кассию», — он спокойно свернул на узкую улочку. Впереди показался намеренно состаренный кирпич бара. Его держал один иммигрировавший итальянец — его знакомый. Он активно распространял легенду, что когда-то, в годы Сухого закона и Великой депрессии, это место держала под «колпаком» мафия. Цезарь, откровенно говоря, закатывал глаза от этой версии — ему было известно, что самому зданию не больше тридцати лет, — однако, в качестве местного алкоголя и компании сказочника-итальянца сомневаться не приходилось. Только сегодня он решил обойтись без последнего. Наговорился за день. Стоило выйти из машины, как тут же хлынул ливень. Длинными, острыми, пронизывающе холодными каплями. Цезарь раскрыл чёрный зонт быстро, но всё равно вода намочила волосы, скатилась по высокому вороту пальто, попала на чёрную водолазку. Мерзко. Под туфлями начали активно образовываться лужи. Высокий мужчина в длинном тёмно-синем пальто, сжимая ключи от автомобиля, скрылся за деревянными створками дверей. Никто, смотря на непроницаемо спокойное лицо, не мог подозревать, насколько сильно он жаждал забыться, подумать, вспомнить, с чего началось помешательство его размеренной жизни. И сделать это он мог только за бокалом хорошего, красного, итальянского вина.***
Лайя лежала в кровати. Недавно ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Однако, вскоре, пришло осознание, что проблема кроется не в матраце, а совершенно ином. Перевалившись на спину, она уставилась в потолок. «Вирус… Случайность или нет? Я скоро стану параноиком… Ведь это нормально, попасть на пиратский сайт и подвергнуться нападению… Но, что, если, вдруг… Лучше напишу. С меня не убудет», — поддавшись намерению, Лайя поборола сонную лень и приподнялась на локтях, чтобы потянуться к прикроватной тумбочке. Samsung казался неподъёмным в столь поздний час, когда разнеженное тело готовилось получить толику заслуженного покоя. Призрачный свет дисплея вывел на стенах причудливые узоры. Лайя, сосредоточившись, чтобы не наделать ошибок, перевела раскладку на французский и написала абоненту Рене: Мой компьютер оказался заражён вирусом. Я случайно скачала из Интернета вредоносные файлы. Один из моих студентов смог разобраться с проблемой. Решила сообщить. Знаю, что звучит как плач параноика, но я хочу перестраховаться. Бёрнелл подтянула под себя ноги. Прикусив нижнюю губу, перевела взгляд на зашторенное окно. Не видно, но слышно, как льёт дождь, как ветер, налетая, колышет деревья и кусты, срывая с них последний наряд. Она задумалась над следующим сообщением. «Нужно спросить. Правда же волнуюсь. Глупого в заботе о ком-то ничего нет», — подбодрила себя мыслью. Быстро набрала: Как ты? Не забываешь ходить к врачу? Решив не перечитывать, всё же лучшего варианта в половину второго ночи ей в голову прийти не могло, Лайя положила телефон… бы, если бы не уведомление о новом сообщении. «Так скоро?!» — с удивлением подумала она. Даже начала мысленно прикидывать разницу во времени между их городами. Однако надобность отпала, когда она увидела контакт. Вики. — Стряслось что-то?.. — прошептала, ощущая, как беспокойство закручивается спиралью в груди, прикрытой лишь тонкой тканью ночного платья. Несколько кликов по экрану. На нём, светясь призрачно-бледным, выплыло сообщение: Срочно спасай!