Шарапов очень скоро разочаровывается и понимает, что он самый настоящий дурак.
Когда тело убитого Левченко касается земли, Володя чувствует, как что-то умирает в нём самом. Перестает грызть зимний холод, забирающийся под распахнутое пальто, теряется ощущение боли в разбитом лице, исчезает куда-то облегчение от спасения из, казалось бы, захлопнувшейся безвыходно смертельной клетки. Остается только какая-то ужасная, горячечная ломота, выкручивающая кости и сухожилия, грудную клетку сдавливает в стальные тиски, к глазам подкатывают злые горячие слезы, которые, кажется, вот-вот прожгут веки. Шарапов почти физически ощущает, как рушится фундамент всех его убеждений, как складываются и осыпаются точно карточный домик громоздкие тяжелые стены утерянной в один миг веры, оставляя его под пыльным бетонным завалом. Обломки давят на него со всех сторон, грозясь с минуты на минуту раздавить окончательно. Кровь Левченко, окрашивая в жуткие цвета грязный снег, бардовым маревом застилает глаза. Володя не видит ничего, кроме стремительно бледнеющего, застывшего маской лица Сергея, и перед ним заевшей пленкой крутятсякрутятсякрутятся воспоминания. Вот Левченко его раненного и уже слабо соображающего тащит, сам еле двигается, но не бросает, тянет на себе до последнего; вот они в одном окопе сидят, колотятся от пробирающего до самой души холода, но упадок духа себе не позволяют, травят байки и дергано посмеиваются; вот они ведут «языка», насквозь промокшие и продрогшие от болотной воды, почти отчаявшиеся привести его живым, но не сдавшиеся и продолжающие упрямо переставлять окоченевшие хлюпающие ноги. Болезненной вспышкой возникает фигура Левченко, когда Володя в гнездовье бандитов осознал, кто именно перед ним, а следом и потухший Сережин взгляд, от которого Шарапова тогда невольно передернуло. Левченко сдался, перестал бороться и окончательно рухнул в эту безвылазную скользкую яму, больше не веря ни в какое правосудие или жизненную справедливость. Он знал, что его ждет, знал и все равно побежал, подставив спину под пулю Жеглова. Шарапов замечает движение Глеба в свою сторону и смотрит куда угодно, но только не на него. Слишком тянет в груди, калёным железом прижигает еще живую плоть обида, отчаянная злость, плещущаяся где-то в лёгких, в которых и воздуха-то уже не осталось вовсе. Володя как натянутая до предела струна – еще немного и с жалобным звуком разорвется окончательно. У него совсем не осталось сил, тело стало ватным и всё вдруг начало ощущаться словно из-под толщи воды, в которой он вот-вот утонет, и только горящая на кончиках пальцев ярость не давала ногам подкоситься окончательно. Опустошающее разочарование как удавка опустилось Шарапову куда-то на шею, с каждым шагом Жеглова затягиваясь всё сильнее. Как мог он, его путеводитель в мире законов и справедливости, излучающий такой яркий, уверенный свет истинности, так чудовищно поступить? Ведь убить человека – не подкинуть вору кошелек. Шарапов словно мотылек летел на этот свет все время, в нем же он и сгорел. Оказалось, что Жеглов не субботнее утро, не радость от успешно законченного дела, не чувство пробирающего тепла по приходу с морозной улицы. Он вторник, два часа ночи, сломанное окно в феврале, он тишина или тягостное молчание. Он пуля в спину бывшего фронтового товарища. - Ты убил человека, - устало и вымученно говорит Шарапов, словно все его жизненные силы впитались в снег и холодную землю вместе с кровью Левченко. - Я убил бандита, - усмехается Жеглов с хладнокровной уверенностью в правильности своих действий. Володе думается, что в глазах Глеба жизнь Левченко и гроша ломаного не стоила. - Он пришел со мной, чтобы сдать банду, - внутри Шарапова клокочут ругательства и слезы, но кажется таким бессмысленным говорить Жеглову еще хоть слово. Володя не может, не хочет верить, что Глеб Жеглов, которым он восхищался и Глеб Жеглов, так просто убивший Левченко, - один человек. - А-а. Успокойся, Шарапов, - Володя презрительно поводит плечом, сбрасывая руку Жеглова со своего плеча, и бредет по пустырю. Его ведёт. То ли от собственных мыслей, то ли от дрожи беснующейся земли, которая уже не выносит столько мертвых по человеческой глупости тел. Шарапову совсем не хочется думать о том, что Левченко все же был преступником, попытавшимся скрыться, что "Черная кошка", пойманная с такими усилиями, – банда воров и убийц, упившихся в крови и вошедших во вкус, и упустить одного из них — значит снова подставить граждан под удар. В голове Володи Сережка Левченко – боевой товарищ, с которым им под одной шинелькой спать доводилось, но никак не соучастник жестокой резни, только жертва обстоятельств и собственной слабости. Он был виновен, но не заслуживал смерти. Володя идет не глядя, перед лицом только пустые мертвые глаза Левченко, неподвижно смотрящие в серое небо. Он лишь упрямо переставляет ноги, потому что знает, если остановится – тут же рухнет в снег. И ему хочется в него рухнуть, да так, чтоб не чувствовать рук и ног, в слепой надежде, что он сможет заморозить эту горящую тоску в груди. Шарапов не знает, во что же ему верить теперь, когда всё безвозвратно рухнуло. Не знает, за что же он воевал, за что гибли его товарищи. Не знает, наступит ли хоть когда-нибудь Эра милосердия, которой он так грезил. Не знает, сможет ли он снова однажды смотреть на Жеглова и не видеть как застывает навсегда безвольной куклой Левченко. Ясные глаза Володи, свет которых погасить не смогла даже война, меркнут. Тухнут и сереют, становясь совсем как затянутое зимнее небо, под которым Шарапов понял, что не верит больше ни во что.истинно человечное
17 июля 2023 г. в 01:55
Шарапов верит в людей. Верит, что в каждом человеке есть что-то настоящее, правильное, еще не заразившееся трусостью и алчностью, не пропитавшееся жестокостью и ненавистью, не сгнившее изнутри. Нечто светлое и истинно человечное, заставляющее в самый последний момент передумать и остановиться у края пропасти, в которую так легко упасть. Верит, что эта ужасная война должна была заставить людей переосмыслить свои ценности, почувствовать как бы подаренную вновь жизнь и воспрянуть, с энтузиазмом отстраивая свое светлое будущее.
Шарапов верит в закон. Верит, что никто не будет наказан без вины. Непричастные будут отпущены, а ответственные понесут наказания ровно столько, сколько предусматривает их преступление, ни больше ни меньше. Вертеть законом как вздумается и подтасовывать улики, даже если человек действительно преступник, - неприемлемо, в этом Шарапов убежден. Загубить судьбу человека из-за ошибки в расследовании позволить просто нельзя. Шарапов, молодой коммунист, ветеран, не допускает возможности шельмования с законом.
Шарапов верит в Жеглова. Восхищается им, его ловкостью и хваткостью. Тем, как легко и умело спорится в его руках даже самое мудрёное дело. Жеглов берёт нахрапом, уверенно вторгаясь туда, куда сам Володя по своей неопытности сунуться стушевался бы. Глеб отличный рассказчик, куда более интересный и понятный источник знаний, чем истрепанная тонкая книжка по криминалистике. Он – сплав уверенности, внутренней силы, опыта и простой харизмы. Убеждения у них с Шараповым различаются часто и кардинально, но это не мешает Володе внимательно ловить каждое его слово, действие или мимолетный взгляд.