* * *
При виде табло с мелькающими номерами рейсов, названиями городов и времени вылетов, душа изнывала по дому ещё сильнее, чем в последние дни. Рейс в Прагу был уже через три часа, и я про себя причитала, что могла бы добраться не самолётом, а с помощью Служителей. Однако было решено, что всё же стоит снова попытаться свыкнуться с нормальной жизнью и минимизировать использование силы, что разогревала желание действовать всё более радикально. Кожу неприятно натирало и кололо от обычной одежды, о которой я уже и думать забыла: так давно ничего обычного и нормального не оказывалось на мне. Лишь шипы, золотые оливы да облегающая, будто бы вторая, кожа. В таком виде меня бы точно не пустили в аэропорт, не веря, что я спешу спасать мир на обычном пассажирском рейсе. Впрочем, это была бы вовсе ненужная ложь. Я перевела взгляд с табло на Ванду, лицо которой было освещено лёгким зелёным сиянием. На ней тоже не было причудливых рожек и плаща — только простые джинсы и кофта с мелким красным узором. На чистом, бледноватом лице была спокойная, умиротворённая улыбка, но в глазах читалась грусть. Для грусти было слишком много факторов и причин, с которыми не нужно было бороться. Это нужно пережить, принять, понять, оставить позади и жить дальше, строя счастье с теми, кто существует и представляет минимум опасности. Отчасти грусть была и от того, что стремительно приближалось время моего отъезда. Он был верен, но рискован. Возвращаясь в большой мир, я открыто заявляла о том, что жива и моё убийство давлением, санкциями и запретами — игра одного актёра и влияние одного эмпата. Но я отдавала себе в этом отчёт, пусть и не собиралась первым делом бежать в полицию или ФБР, позволяя заковать меня в наручники. Сначала я должна была побывать дома. Там, где мне ждал Баки, доверившись и подыграв, становясь частью моей очередной неправильной, лживой, но безвыходной истории. Уже сейчас я твёрдо пообещала себе, что не уйду в омут в чувства и побеги, просто желая побыть с любимым столько, сколько позволено. Но как только меня найдут или прикажут сдаться, я сделаю это, ведь иначе всего навороченного не исправить. По крайней мере, в глазах общественности, которая всё-таки иногда может оказываться правой. — Как в старые добрые, да? — слегка улыбнулась Ванда, убирая волосы за уши и кося на меня взгляд. Она отсылалась на Дарем. Город и ближайший к нему аэропорт, откуда началась вся эта эпопея, занявшая целое десятилетие. — Только в этот раз мир приходится спасать от самих себя, — фыркнула я, скрещивая руки на груди и стараясь не терять бодрости. — Точно не хочешь к нам? Думаю, Барнс был бы не против повидаться. — А я думаю, что вы оба были бы не против побыть вместе. Вдвоём. — Вообще-то, это правда, — поморщилась я тому, как легко подруга раскусила мою напущенную вежливость. — Но ты не пропадай с радаров. Знаю, как это бывает. Пиши или звони. Или как там нормальные люди поступают? — Я отправлю тебе письмо, ладно? — Нет, только не письмо. Ты скорее опять создашь его иллюзию, нежели правда напишешь и отошлёшь, — категорично заявила я, вызывая у девушки лёгкий смешок. — Я серьёзно, только не пропадай и не твори глупостей. И если что, знаешь, в какую дверь стучать. — Она у меня одна, — кивнула Ванда. — Никакого злодейства, не забыла? Звучало, как невыполнимая задачка, однако именно об этом и именно в такой формулировке мы заключили сделку, пожимая друг другу руки. Тогда Вундагор окончательно падал за нашими спинами, начиналась новая метель, а мы, загибаясь от холода, искали Вонга, которого я в порыве страсти скинула с горы, чтобы теперь убраться из гор в более цивилизованное место. — Никакого злодейства, — подтвердила я, вкладывая в эти слова столько серьёзности, сколько смогла в себе найти. — Ладно, мне пора регистрироваться. — Ага, уже пора, — согласилась Ванда. Повернувшись к ней, я первая обняла её, прижимаясь щекой к тёплому, точно также колющийся ткани. Максимофф обхватила меня двумя руками, поглаживая по плечам, как в первый раз. Только теперь мы действительно были подругами, а не она внушала мне эту мысль. В самом деле, я не была уверена, что стоит покидать Ванду на следующий же день после того, как всё случилось. Мы поселились в мотеле, попадая в ближайший супермаркет, где купили нормальную одежду и немного еды, после чего всю ночь просидели без сна, даже не представляя, что способно заполнить пустоту, созданную спектром слишком ярких, крайних ощущений. Ванду захватила ранящая правда. Мне хотелось остаться с ней и уберечь от трудностей и ошибок, но Максимофф гордо заявила, что лучше мне вернуться домой и подумать о себе, а она как-нибудь снова справиться наедине с собой. И ей можно было поверить и понять, так что я не навязывалась. К тому же, мною овладела жажда запаха мужского лосьона, холод редчайшего металла на коже и скромная улыбка человека, уверенного, что ему не позволено улыбаться широко и счастливо. Не сомневаюсь, услышав мою историю последних дней, Барнс поймёт, что кому-кому, а ему улыбаться ещё как можно. Помедлив, но мы распрощались с Вандой. Я направилась в Прагу, она — в Нью-Йорк. Не желая возвращаться в погибшие из-за Даркхолда леса, без багажа и со странным ощущением нормальности и окружающего спокойствия, мы разошлись, каждая направляясь в свою сторону с полной уверенностью, что теперь всё действительно станет по-другому. Оказавшись в самолёте, я была уверена в этом сильнее, чем когда-либо. Прикрыв глаза, я впервые мечтала о тишине, обыденности и незаметности. О семье, доме и чём-то настоящем, чего слишком давно не было. Теребя пальцы и кольца на них, я стала размышлять, получится ли в этот раз и примет ли меня снова Баки Барнс со всеми остатками придури, новыми ошибками, историями, душами и планами.Глава 5
14 октября 2023 г. в 12:30
Внезапно мне показалось, что я взяла на себя обязанность контролировать все фронты и оберегать все стороны. Отовсюду до меня доносились разного рода звуки, мерцали разноцветные огни, происходили судьбоносные вещи. За спиной Ванда вытягивала силы из Америки, что билась в конвульсиях, перед лицом левитировал полумёртвый доктор Стрэндж, окружённый верещащими проклятыми душами, с одного бока шли вибрации от топота каменных великанов, с другого — озорной смех Вонга, который снова встретил своего друга, пусть и в ином виде.
Я, оказавшаяся невидимым центром в силу своего расположения, впервые осознала, что с преогромной радостью скрылась бы в тени и понаблюдала за происходящим со стороны, чтобы узнать, что будет дальше. Мне не хотелось бороться на передовой, потому что я понятия не имела, за что, точнее, за кого биться и кого защищать. О какой стороне ни шла бы речь, мне везде было за что ухватиться.
— Использовал Даркхолд, лицемер? — рыкнула недовольная Ванда, отвлекаясь на Стрэнджа.
Прямо у моего виска пролетел алеющий шар, заставляющий отшатнуться в сторону.
Стивен распахнул рваные, развевающиеся на северном ветру крылья, закрываясь от удара. Чёрная масса превратилась в щёлкающие черепа, пожирающие энергию Алой Ведьмы. Огромным искушением было наблюдать за тем, на что на самом деле способен проклятый Даркхолд.
Черепа быстро испарились, снова являя Верховного Мага, у которого значительно увеличилось количество рук. В его мёртвом взгляде нельзя было прочитать ни намерений, ни эмоций. Я до сих пор не до конца была уверена, хороший ли этот Стивен.
— На этот раз меня мало убить, чтобы убить, — прохрипел он, а я вскинула брови, не оценивая лозунга.
Целеустремлённая Ванда снова направила силу против мужчины, но тот увернулся. Кишащие вокруг него души напали на Ведьму. Их оказалось так много, что даже она не могла противостоять тому, как стремительно они сужали круг, сковывая её в своих гнилых телах. Они восклицали, что Ванда — предательница и убийца, что она чудовище и проклята. Ей не хватало места и силы, чтобы отшвырнуть их от себя, к тому же, ей не удавалось уследить за ними из-за скорости вращения.
Души, зловеще желающие смерти Ведьме, явно как-то воздействовали на неё, ведь без особого труда Стрэнджу удавалось действовать против неё с их помощью. Подобно сфере, они заключили в себе девушку, поднимая над землёй, а Вонг, наконец-то оставляющий роль ничего не понимающего зрителя, вызвал руны. Стивен направил чёрную дымчатую сферу к нему, и тогда Вонг заключил Ванду в золотую, круглую клетку, из которой доносились истошные вопли. Одна рука Ведьмы выглянула из клетки, протягивая чёрные, скривившиеся пальцы к магу.
— Это ещё что значит? Мы так не договаривались, — напомнила я, стремительно шагая на встречу к разлагающемуся телу Стрэнджа. — Что вы собираетесь сделать?
— Заключить её и доставить в Камар-Тадж. Там и решим, что делать, — всё так же хрипя, отвечал мне Стивен.
— Просто заключить? — возмутилась я. — Мы должны не лишать её свободы, а показывать, что она допустила ошибки, чтобы помочь исправиться.
— Ты внезапно стала нравоучителем и духовным наставником?
— Считай, как хочешь, было бы мне дело, Стрэндж. Однако я не согласна на всё это, если вы просто заключите её, как злодейку и бросите так, как есть. Разовьёте события так, что хорошо будет лишь вашей сраной Америке, — враждебно произнесла я. — Я продолжу помогать и добиваться лучшего, если ты пообещаешь мне, что поможешь Ванде, а не испортишь её жизнь окончательно. Тебе ведь прекрасно известно, что в противном случае вам не победить нас обеих.
— Мы не злодеи и не каратели, Марлен, это временная мера. Уж прости, что не могу дать тебе письменную гарантию. Пальцы слишком костлявы. Тем не менее, сейчас Ведьма явно не настроена на разговоры, — отозвался маг, а я могла разглядеть, как двигаются его челюсти, не прикрытые губами или же левой щекой.
— Сейчас вырвется! — прокричал Вонг, поторапливая нас.
— Нужно держать, — ответил ему Стивен, снова направляя свои силы на темницу Ванды.
Чёрная рука неупокоенной души обхватила её, утаскивая обратно, в заключение.
— Придётся у Америки забрать силу, — сообщил Вонг весьма дурную весть. — Нет другого выхода.
Изначально мне это показалось слишком противоречивым, ведь это полностью противоречило интересам магов Камар-Таджа. Весь этот путь они сражались за спасение Америки, за её силу и за возможность воспитать в ней настоящего владельца особого дара, но в мгновение всё переменились. Как бы я не злилась на Ванду, её помыслы, слова и действия, на тот факт, что мне пришлось идти против неё, пусть и ради её безопасности, я всё равно гордилась способностями девушки. Маги пытались противостоять Ванде Максимофф, но это оказалось настолько не в их власти, что им самим придётся пойти на жертву, во имя спасения.
Я тоскливо посмотрела на лежащую на пьедестале Америку. Всё-таки несколько часов жизни я двигала её себе за спину. К тому же, жертва не меняла своей весомости и значимости, если погибала от другой руки. Мне становилось тошно от замкнутого круга событий, неизбежностей и бессмыслицы разрушающего мир конфликта.
Всё-таки я знатно сдавала позиции, ведь, вместе с просветлением в душе, окончательно заключённым во тьме влияния Даркхолда, я бездействовала, пуская всё на самотёк и лишь наблюдая, что будет дальше. Любой мой шаг, принятие стороны или же возражение могли привести к новому конфликту, а может, и не к одной смерти. Вместо того, чтобы вершить судьбу своими руками, я доверилась Верховным Магам, позволяя держать дорогого мне человека в заключении и убивать девчонку из другой вселенной. Лишь бы поскорее пришёл конец всему этому.
Доктор Стрэндж в нерешительности посмотрел на Вонга и на меня, будто бы мог найти ответы на неозвученные вопросы. Кажется, в его голове тоже не совсем укладывалось, как можно добровольно лишить жизни человека, за которого ты так боролся. Тем не менее, прекрасно понимая, что, если он сам этого не сделает, это сделает Ванда, ему пришлось согласиться.
— Да, единственный, — нехотя признал он, обеспокоенно оглядываясь на Америку и приближаясь к ней.
Я тоже двинулась к пьедесталу, чтобы помочь магу, если вдруг девчонка окажет сопротивление. От неподкованных в волшебных делах детишек, которые случайно стали носителями даров, можно ожидать чего угодно, могу судить по своему опыту.
С помощью заклинания Стивен привёл Чарвис в сознание и она, очнувшись, здорово дёрнулась, замечая нависающих над ней меня и зомби-Стрэнджа. После пыток Ванды её лицо было очень бледным, нос разбит, а на щеках блестели мокрые следы от слёз.
— Это я в теле другого меня, — сразу предупредил её Стивен.
— Хотите забрать мою силу? — догадалась она, оглядываясь по сторонам и замечая слишком много сочувствующих взглядов на самой себе. Я касалась ладонями холодного камня пьедестала, постоянно бросая обеспокоенные взгляды на шарообразную темницу Ведьмы. — Пока не забрала Ванда? Что делать?
Мне не было жаль эту совсем юную девушку. Из всех присутствующих меня меньше всего интересовала её судьба. Если через два месяца я не забуду её имени, то это будет просто превосходным шагом вперёд. Мизантропия и равнодушие — вот чего во мне не изменить, и менять-то не стоит. Однако то, что, будучи втянутой в первую подобную авантюру, она так смело мирилась с мыслью, что может отдать жизнь за сохранность мира, заслуживала внимания и одобрения даже с моей, вечно незаинтересованной незнакомцами стороны. Глядя на преданность и уверенность в её глазах, я вспоминала свой путь. Тогда мои помыслы были намного чище, но стержень бороться за жизнь и свободу любой ценой был так же твёрд.
— Я вас не виню, — слабо улыбнулась Америка.
— И не нужно, потому что это неизбежно, — отозвалась я. — Сила попадёт в руки либо Ванды, либо Стивена. В первом случае миру и множеству вселенных может прийти конец, а во втором просто никто не пострадает. Это единственное, что мы можем предложить.
— Я знаю. Это правильное решение.
— Нет, — вдруг покачал головой Стрэндж, не сводя с Америки мёртвых глаз, которые вдруг обрели небывалую человечность. — Америка, я просто хочу помочь поверить в себя, в свою силу. Так мы и победим.
— Я ей не управляю.
— Все мы управляем своими силами, но ровно настолько, насколько верим в свою власть, — поджала губы я, пытаясь уловить ход мыслей мага.
Он рассматривал ещё один способ всё закончить: куда менее болезненный, но более безумный.
— Нет, управляешь. У тебя всегда получалось. Каждый раз, когда ты открывала порталы, мы оказывались, где нужно, — напомнил ей Стивен.
— Но в первый раз ведь ошиблась.
— Даже это был первый шаг к встрече с Ведьмой. А сейчас ты с ней разделаешься.
— Что, прости? — резко подняла взгляд я, рефлекторно сжимая кулаки. — Вот об этом мы точно не договаривались.
Как по команде, Ванда смогла выбраться из ловушки, разбрасывая в стороны как округлые прутья и Вонга, так и буйные души. Она тут же напала на Стивена, который тотчас повалился на пол. Его руки объяло пламя Ведьмы, начинающее поедать плоть и оставляющее только кости. Ванда беспощадно парализовала мага, и я была с точностью уверена в том, что не обязана его спасать.
Он обманул меня. Он планировал убить мою чокнутую, злую, но почти сестру.
Я объяла Вонга своими силами и, не терпя предательств, выбросила его прочь, в обрыв, точно так же, как недавно это сделала Ванда.
Бросившись на пьедестал, я села на колено перед Америкой, впиваясь хваткой в её горло и склоняясь так низко, чтобы чувствовать кожей дрожащее горячее дыхание.
— Такая невинная, словно вечно неготовая, неопытная, просто ангел, — прошептала я. — А на деле по первой же команде готова убить человека, мерзкое ты создание.
Америка, враждебно взглянув на меня своими тёмными глазами, скривила губы в отвращении похуже моего и, издав что-то вроде боевого клича, врезала мне локтем в грудь да так, что меня, нисколько не ожидающую сопротивления, отбросило назад. Прежде чем я покатилась по полу, ударяясь о погасший наземный факел, она успела дать мне кулаком по носу, чудом не сломав его.
Вот, что я имела в виду каждый чёртов раз, когда говорила, что трудно быть хорошей, лояльной, терпимой, доброй. Всегда на твоём светлом пути возникают невинные индивиды, которые после безжалостно бьют и дают о себе знать, разъяряя.
Америка спрыгнула с пьедестала и, окончательно осмелев, врезала Ванде по челюсти. За её спиной открылся портал, ведущий в место, похожее на то, где мы с мутанткой долгое время скрывались. Ногой Максимофф оказалась на самом краю обрыва, чуть ли не падая назад.
Я медленно поднялась на ноги, пытаясь избавиться от головокружения. Сплюнув кровь и чувствуя тёплую струйку, бегущую из носа, я за один раз допрыгнула до Америки, хватая её сзади и ударяя коленом в копчик. Девушка согнулась, распахнув глаза от боли и неожиданности, но в следующий момент ударила кулаком по полу, пуская оглушительную, сильнейшую волну, заставляющую меня ослабить хватку и зарычать от режущего слух звука. Казалось, даже стены храма застонали от ужаса.
Чарвис вновь уверенно вскочила на ноги и, улыбнувшись, стала бить Ванду по лицу так, что от ударов летели голубые искры. Она наносила удар за ударом, но Ведьма пусть и пятилась, зато не падала. Разъярившись, Максимофф перехватила очередной удар девчонки, притупляя её силу и лишая такой уверенности.
— Я не справлюсь с вами, — покачала головой она. — Ты получишь, что хотела.
Америка вновь замахнулась. Я вскочила на ноги, ударяя её под коленями. Прежде чем девочка начала падать, Ванда схватила её за горло, удерживая. Краем глаза я заметила неестественное шевеление вокруг нас и, осмотревшись, поняла, что мы больше не в Вундагоре.
Все втроём, стоя совсем рядом, мы оказались в простой, светлой гостиной самого что ни на есть обычного дома. Такого, в подобных которому я не бывала слишком давно. Здесь пахло едой, теплом, чистотой, жизнью. На жёлтом диване, заваленном подушками, сидели двое мальчиков, с ужасом взглянувшие сначала на шипы на моих плечах и кровь на лице, а потом на Ванду, душащую малолетку прямо напротив них.
— Билли? — ошарашенно спросила Ванда, не веря своим глазам. — Томми?
Я тоже не верила, потому что впервые видела Билли и Томми: двух несуществующий, в нашей вселенной выдуманных сыновей, которые здесь оказались совершенно настоящими и обычными, что здорово сбивало с толку.
У одного из них из рук выпала миска с попкорном. Другой резко подскочил с дивана, а из его глаз не исчезал ужас. Впервые я видела глаза, полные настоящего, чистого страха. Мне приходилось видеть ужас в глазах тех, кого я шла убивать, видеть осторожность и натянутость в глазах друзей, когда я щелчком пальцев разорвала в клочья титана, видеть страшное разочарование Стрэнджа, когда он увидел настоящих меня и Ванду. Но всё было не то, всё было с какой-то смелой примесью, что появлялась с годами опыта и от количества увиденных картин. Это же был действительно чистой воды страх при взгляде на чудовищ. Алая Ведьма и Пожирательница Душ были чудовищами.
— Мама! — истошно закричал один из мальчиков, но он явно обращался не к той Ванде, которую я знала. — Тут ведьма!
— Что ты натворила? — прошипела Ванда, душа Америку и явно желая стереть её с лица земли.
Я посмотрела на то, как мальчики удирают прочь при виде нашей Алой Ведьмы. Увидела, как по лестнице шумно сбегает её копия, но светлая, обычная, нормальная. Она прибежала на крик своих детей, смело задвинула их за спину и готовая защищать. И это было нормально, ведь она была их мамой.
— Она ничего не делала, — произнесла я, подходя к Ванде и указывая пальцем на лестницу, чтобы та сама увидела всю правду.
— Тише, мальчики, не бойтесь. Спокойно, — успокаивала та девушка детей.
Увидев другую Ванду, наша лишь сильнее разозлилась.
— Я ваша мама! — рыкнула она, бросая диван в сторону и двигаясь на детей.
Я хотела ринуться следом, чтобы остановить её и дать понять, что это вовсе не так. Никогда я не понимала этого так чётко, как сейчас, видя полную семью, где Ведьме не было места. Но я не сделала этого, зная, что она должна всё понять сама. Без лишних нервов, ссор и упрямства.
— Уйди от них! — приказала наша Максимофф, отшвыривая настоящую мать, провоцируя крики детей.
— Не трогай её! Ты не наша мама! — начали визжать дети, сбегая по лестнице и нелепо бросаясь в Ванду игрушками.
Америка рванула с места, чтобы помочь пострадавшей женщине, но я схватила её за ворот джинсовой куртки, удерживая на месте и не давая вмешиваться.
— Мальчики, прекратите, — как можно спокойнее произнесла Ведьма, оборачиваясь на них и протягивая руки, чтобы успокоить. — Тише, мальчики, перестаньте!
— Убирайся! — кричал Томми, снова и снова нападая.
— Хватит! — рявкнула на них Максимофф, вызывая новый приступ страха.
Дети бросились бежать, тщетно скрываясь от неё за лестницей и вцепляясь в перила. Я слышала тошнотворные всхлипы и неприятный детский плач, но не могла не признать того, что это было воистину жутко.
Не ради этого мы действовали, сражались, шли к цели.
Ванда двинулась за ними, пытаясь улыбаться и всем своим видом показывая, что она не злая. Однако если она делала это, значит в ней было что-то, чего действительно стоит бояться. Она медленно двигалась к ним, желая наладить контакт, но я знала, что это ничем не закончится.
— Не трогай нас, — молил Билли дрожащим голосом, действительно веря, что Ведьма способна навредить им. — Пожалуйста.
— Я вас не обижу, — покачала головой Ванда, давая обещание. — Ни за что. Я вообще никому не желаю зла. Я не чудовище. Я… я…
Её голос дрожал, и когда она обернулась на меня, застывшую с Америкой в хватке, одним своим испуганным и разочарованным видом дала понять, что все эти разрушения — действительно не то, чего она так хотела. Невольно и я разжала кулак, отпуская девчонку, которая тут же ринулась на другую сторону портала, в Вундагор.
Со стороны столовой раздался стон. Другая Ванда начала приходить в себя, пытаясь ползти к своим детям, которые плакали при виде настоящей злодейки.
Но в самом деле, чего Ведьма хотела? На что она рассчитывала, когда все твердили ей, что идея обречена на провал? Нельзя заставить полюбить себя, построить своё счастье за счёт разрушения чужого. Она уже натворила много дел, но сейчас видела самое худшее из них: слёзы детей, которые боятся за свою маму, которую любят.
— Простите… — словно опомнилась Ванда, поднимаясь на ноги и пятясь от Билли и Томми.
Она обернулась на меня, и я увидела, как из покрасневших глаз текут слёзы. Она сглотнула, глядя на меня с немым вопросом: что я натворила? И вместо того, чтобы дать ответ, я была довольна тем, что она сама поняла, что именно было не так с её идеей. Глядя на то, как она переступает через себя, двигаясь ко мне, подальше от детей, я не могла на неё злиться. Я могла лишь делать выводы, ведь мораль была настолько читаема, что даже слепец смог бы её разглядеть.
Дети, поняв, что наша Ванда не нападёт на них, бросились к своей маме, чтобы помочь ей подняться на ноги. Они волновались за неё и любили по-настоящему. До нас здесь вообще всё было тёплое, доброе, семейное и настоящее. Такое, какое мы желали и за которое боролись, но не могли обрести из-за проклятий собственных душ, которые сами на них навлекли.
Разрушенная гостиная была куда хуже разрушенной магической общины. Один пострадавший человек хуже и серьёзнее тысячи невинных жертв. Это был узкий, но правдивый пример того, что мы делали каждый раз, когда добивались своего счастья, комфорта и уважения. Невольно в голову лезли мысли о том, сколько семей, способный жить реальными чувствами и простыми бытовыми вещами, пострадали от того, сколько душ я забрала, чтобы добиться собственного господства.
Воистину бесчеловечно. Здесь было за что ненавидеть, и вполне оправданно.
Ванда, обернувшись на семью из трёх человек, что дорожили каждой минутой и до смерти переживали из-за травм, которые для меня уже были простыми ссадинами, упала на колени, слыша, как Билли и Томми спрашивают свою маму, как её здоровье, и как она уверяет их, что всё в порядке. Лишь бы с ними всё было хорошо, и они лишний раз не беспокоились.
И жизнь должна быть такой: простой, полной заботы, любви и быта. Без смертей, жертв, разрушений, враждебных взглядов. Глаза смотрящих должны были быть наполнены любовью и теплом, а не чистого рода ужасом. Перед лицом мелькали все те глаза, которые, я думала, что никогда не запомню. А их были сотни, тысячи…
С болью и отрицанием, но Ванда смирялась со своей ошибкой. Внутри неё всё разрывалось, рушилось, погибало; не нужно быть эмпатом, чтобы видеть эти искренние чувства. И то, как она отступила, не в силах скрывать своего горя от одиночества, глядя на настоящую, реальную семью, преподносило мне пример того, какой надо быть, а не надо.
Тысячи глаз, людей, страхов. Мольба, побеги, последние вздохи. Смерти, смерти, смерти…
От всего было тошно, но всё было отчасти моих рук дело.
Другая Ванда взглянула на меня, смиренно ожидающую свою подругу и осознающую, сколько мерзостей было скрыто под пеленой правильных, справедливых по отношению ко мне решений. Она перевела взгляд и на Ведьму — разбитую и покалеченную собственной озлобленностью.
Осмотрев детей, она решительно поднялась на ноги. Билли и Томми пытались её остановить, просили не делать того, что она задумала, но в помыслах её не было ничего такого, да и наша Ванда больше не представляла опасности. Мама мальчиков поднялась на ноги, медленно, осторожно подходя к Ведьме, глядя на неё с сочувствием, мне непонятным.
Мы ворвались в её дом, поранили, использовали тело, хотели забрать детей, а она великодушно была способна на сочувствие. Это было ущемляюще и унижающе, но за счёт этого она казалась куда сильнее нас обеих.
Ведьма опустила голову, стыдясь того, что позволила себе потерять человечность и допустить уничтожение чужого счастья. Она не могла поступить с кем-то так, как каждый раз поступали с ней. Ванда же коснулась её лица, аккуратно поднимая его, чтобы заглянуть в глаза, полные раскаяния. Собственное сердце стало биться чаще от вида великодушия и полного желания искупления. Они же зарождались и во мне, подгоняя поторопиться, чтобы всё исправить.
Возможно, окружающие действительно были правы и у меня ещё был последний шанс.
— Тут их любят, знай это, — спокойно, даже заботливо произнесла Ванда, ни в чём не виня Ведьму. Оно и верно, ведь она могла её понять, как другую версию самой себя.
И всё вновь стало возвращаться обратно: вместо белых стен были камни, исписанные заклинаниями и проклятиями, вместо жёлтого мягкого дивана холодный, грубый пьедестал для жертвоприношений, вместо настоящей примерной семьи — обретающий обличие скелета Стрэндж и потрёпанная от количества побегов и пыток Америка.
А Ванда всё так же сидела на коленях, пока её плечи не перестали подрагивать. Сумев совладать с собой, она устремилась на пьедестал. Стены Вундагора затряслись, как при землетрясении. Я пошатнулась, с трудом удерживаясь на ногах.
— Что ты творишь?! — воскликнула я, подбегая к ней и хватая за трясущуюся руку.
Америка бросилась к Стрэнджу.
— Что теперь? — спросила она.
— Спасайся, — ответил он.
— Я вас найду, — пообещала Чарвис, бросаясь прочь из здания, которое вот-вот обрушится.
Ванда посмотрела на меня мокрыми глазами. Если ещё совсем недавно в них была вражда, разочарование, готовность сражаться, сейчас в них была слабость и тепло.
— Я открыла Даркхолд, я его и закрою, — заявила она. — Чтобы больше никто не поддался на его искушение. Так что лучше уходи, Марлен, пока это всё не придавило тебя своим весом.
И это, несомненно, было верным решением, но несправедливым и жестоким. Ванда уже стала разрушать статую самой себя, готовая погибнуть под камнями Вундагора, чтобы обезопасить мир от себя и Книги Грехов, а я всё не могла сдвинуться с места.
У нас не было ни одной жертвы из тех, кто мог бы ей стать в этом противостоянии, нельзя было и допустить эту, последнюю жертву.
Потолок стал обваливаться, а статуи и факелы рушиться, превращаясь в песок. Всё дрожало, мешая удерживать равновесие, предвещая огромный шум и развалины. Давно дырявую стену стало засыпать, лишая нас выхода, каменная пыль резала глаза. Всё происходило так быстро, а ведь давно нужно было к этому привыкнуть.
Я бросила взгляд сначала на подругу, а после на просвет, который становился всё меньше и меньше. Ругнувшись, вскочила на пьедестал, мёртвой хваткой вцепляясь в её тело, и прежде чем она сумела оказать мне сопротивление, прыгая на расколовшийся пол, взлетая и утягивая Ведьму за собой.
Я обогнула камень, падающий прямо перед нами, юлой вылетая в совсем тесный просвет и царапая спину об острую грань сломавшегося камня. Словно подбитая ракета, я закрутилась, продолжая сжимать тело подруги и отпуская её лишь тогда, когда мы ударились о холодную, заледенелую землю, катясь по ней и обдирая кожу.
Попытавшись затормозить, мне удалось только переломать ногти, и, возможно, сломать себе что-нибудь. Однако, когда я сумела затормозить и поднять взгляд, я увидела, как храм обваливается, напуская пыли больше, чем мне когда-либо приходилось видеть. Шум был невероятный, оглушительный, предвещающий конец.
Переведя взгляд, увидела кашляющую Ванду, которая пыталась подняться на ноги. Сумев сделать это первой, я помогла ей, отряхивая её колени от прилипшего, морозящего плоть снега. Её глаза были всё так же широко распахнуты, но теперь от удивления, ведь кто бы мог подумать, что после всех разногласий, сотворённого зла и совершённых ошибок, я вытащу оттуда нас обоих, зная, что могла бы не вытаскивать никого.
Наверное, во взглядах вроде этого и заключался факт того, что ноги действительно плотно встали на путь исправления и искупления.