Уважаемый наставник Чу не спит?

Чу Ваньнин дышит тяжело, с задержками. Перед раскосыми глазами мелькают яркие вспышки, в ушах раздается звон, а здравый смысл, кажется, застилает пелена возбуждения, потому что блаженный стон, непроизвольно слетевший с покусанных губ, он вдруг отказывается признавать своим... И тишина, чересчур настороженная, томительная, теперь давит на кончики белоснежных ушей, окрашивая их ярко-алым румянцем. Она приводит сердце Бессмертного Бэйдоу в движение — в бешеный ритм. Снова. «‎Тук-тук, тук-тук!»‎ «‎Тук-тук, тук-тук!»‎ «‎Тук-тук, тук-тук!»‎ Мелкая дрожь пробивает его плечи. Спина холоднеет и покрывается мурашками — а стучит-то вовсе и не сердце, наконец понимает Чу Ваньнин, глядя на собственную ладонь, прижатую к мокрой груди.‎ «‎Тук-тук-тук...»‎        Разгоряченный и взволнованный, он переводит взгляд на хлипкую стенку и замирает, потому что череда ударов, сотрясающая ее, вдруг сменяется сиплым голосом — и тот звучит несколько растерянно. — Учитель... — ... — Учитель, я... Мо Жань не знает, как же ему теперь поступить — наплевать на все и снести к чертям эту дрянную перегородку, чтобы сгрести любимого мужчину в объятия и насладиться запахом цветущей яблони, или все-таки замолчать? Может, стоит извиниться? Но что он должен сказать? «‎Простите, Учитель. Убедившись в том, что вы спите, я не смог сдержаться... Прошу, только не злитесь! Если быть откровенным, то ваш ученик, хе-хе-хе, подрочил совсем немного!» — вот это?.. Собственные воспоминания тут же подбрасывают несколько забытых картин. Вот он стоит на Платформе Шаньэ, буквально разрываясь от гнева и боли — и лишь темные одежды скрывают его изуродованную спину, пока в толпе юных адептов проносятся удивленные шепотки. Тьфу, блять. Он же Уважаемый Наставник! Взрослый мужчина, в конце концов! Да разве кто-то осмелится его прилюдно избить?! Он ведь не крал? Не крал. Предавался ли разврату в публичных домах? Нет! И чего он так боится, спрашивается?! Ледяной волной Мо Жаня накрывает следующее воспоминание. Золотистым вихрем ивовая лоза опутывает его тело, и в следующее мгновение над ухом раздается знакомый голос, сочащийся презрением и холодом. «‎О чем ты сейчас думаешь?»‎ «‎О том, как бы затрахать тебя до смерти, Чу Ваньнин!»‎ Мо Жань судорожно сглатывает. А что, если... «‎Как ты посмел заниматься таким непотребством, будучи в двух цунях от собственного Наставника?!»‎ — слышится громкий шлепок. «Учитель, я был неосторожен!» «Разумеется, ты был неосторожен! И о ком же ты думал?! Отвечай!» — ивовая лоза впивается в медовую кожу. «О... О вас, У-учитель! О вас!» Мо Жань тут же кривится. Да что это за чушь?! Совсем уже спятил, что ли?! Тьфу! Наконец все дурные мысли отходят на второй план, и встает главный вопрос: а почему, собственно, Чу Ваньнин вздыхает? — Учитель... Вы ведь не спите?.. — кусает свою пухлую губу Мо Жань. — Вам плохо?.. «Кажется, нет смысла больше молчать...» — неуверенно кивает Бессмертный Бэйдоу. Вслух же он произносит: — Сплю... — А... Учитель, я вас разбудил?.. Палец Мо Жаня нежно оглаживает деревянную стену, словно она вот-вот исчезнет — и тогда он наконец сможет обхватить лицо Чу Ваньнина собственными ладонями, впившись жадным поцелуем в мягкие, до одури теплые губы. — ... Бессмертный Бэйдоу мысленно взвывает: «Разумеется, не разбудил! Остановись уже, Мо Жань! Просто замолчи!» — Учитель?.. Почему вы не отвечаете?.. Учитель, я собираюсь войти. «Войти?.. — Чу Ваньнина тотчас же охватывает самый настоящий ужас. — Сюда?!» Второпях он приводит в порядок нижние одежды, легким взмахом кисти зажигает восковую свечу и закутывается в белоснежное одеяльце. — Учитель, я вхожу! — ветхая дверь с глухим стуком распахивается, и в комнату вваливается встревоженный Мо Жань. — ... — Учитель, вы только что проснулись? Чу Ваньнин медленно кивает. Кончики его ушей покрываются багряным румянцем, а сам он прикрывает чудесные глаза феникса. — Вам... нехорошо? Нехорошо?! В этом ты ошибаешься — ему слишком хорошо! Однако вслух Чу Ваньнин бросает короткое: «Нет» — и резко отворачивается. — Простите, Учитель... Чу Ваньнина одолевает желание поинтересоваться: «За что это ты извиняешься?», но все слова застревают в горле, когда Мо Жань в два шага оказывается совсем рядом и берет его горячую ладонь в свою собственную. — Пожалуйста, не прогоняй меня, Учитель... — шепчет он и лишь кончиком носа трется о чужие пальцы. У Чу Ваньнина были потрясающие пальцы: тонкие и длинные, молочные, как цветы лотоса — и только их кончики могли сравниться с лепестками крабовой яблони. Изящные движения рук завораживали, притягивая жадный взгляд. Мо Жаню хотелось оставить голодный поцелуй на каждом участке этой нежной кожи. Но отчего-то губы теперь предательски дрожали, а грудь пронзила жгучая боль. «Только взгляни на свои руки, Учитель. Посмотри, насколько они уродливы. На многие вещи способные в прошлом, ни на что не годные — теперь!» «Прекрати, Мо Жань...» «Прекратить?! Неужели тебе есть, чем похвастаться, Учитель? Что ты можешь сделать?!» Из пучины мыслей Мо Жаня вырывает пониженный голос. — Что ты делаешь?.. — Чу Ваньнин собирается отдернуть руку, чтобы наконец-то возмутиться, как подобает гордому и строгому Наставнику, но Мо Жань вдруг приподнимает голову и заглядывает мужчине в глаза. Одинокая свеча отбрасывает на лицо Мо Жаня мягкий, рыжевато-золотистый свет, и Чу Ваньнин замечает в нем... Что же это такое? Взгляд, полный... полный ласки и обожания — и в то же время он кажется таким дерзким, почти звериным... — Учитель... Мо Вэйюй, молчи... Молчи! Молчи! Молчи! — Учитель, ты ведь все слышал?.. — ... — Учитель, прошу, ответь... Чу Ваньнин зажмуривается и спешно кивает. Кажется, ему стоило прогнать Мо Жаня, когда тот едва переступил порог спальной комнаты... Сгорая от стыда, Чу Ваньнин бросает на ученика беглый взгляд, все же надеясь увидеть в нем ярость и презрение — быть может, им удастся забыть этот позор, — однако на губах Мо Жаня вдруг расцветает яркая улыбка. Словно зачарованный, Чу Ваньнин смотрит на эти круглые, залитые медом ямочки, и чуть вздрагивает от громкого стука, что так отчаянно напоминает биение... чужого сердца. Прижимая ладонь Бессмертного Бэйдоу к собственной груди, разгоряченной, влажной от пота, Мо Жань вкрадчиво шепчет: — В-Ваньнин, ты это чувствуешь?.. — Мо Вэйюй, что ты себе позволяешь? Ты не... — Ваньнин... — ... — В той деревне ты сказал, что я изменился... Помнишь?.. На мгновение воцаряется пугающая тишина, которую прерывает треск восковой свечи и хриплый голос Мо Жаня: — В юности я доставлял Учителю одни неприятности, потому что... — Это не так, — качает головой Чу Ваньнин. — Напротив, этот Учитель был чересчур строг к тебе... Вдыхая запах цветущей яблони, Мо Жань вдруг замирает. Что... Что же ты такое говоришь, Ваньнин?.. — ...Потому что был глупцом, раз не понимал, что Учитель обо мне заботится... Чу Ваньнин отрывает голову от крепкой груди Мо Жаня и смотрит в его темные, заблестевшие от слез глаза. Губы Бессмертного Бэйдоу еле шевелятся: — Зачем... Зачем ты мне об этом говоришь? — Потому что... — он делает глубокий вдох, — ...я люблю тебя. — ... — Все эти годы Учитель кормил меня, спасал, залечивал кровавые раны. Персиковый источник, озеро Цзиньчэн — Учитель всегда был рядом. Ты отдал свою жизнь... Скажи мне, Ваньнин... Разве каждый старейшина пика Сышэн пойдет на такое? ‎«‎Вздор! Кому я нужен?.. Меня никто никогда не любил. Такой холодный и некрасивый...»‎ — едва не вырывается из уст Чу Ваньнина, когда к лепесткам губ его, бледным и тонким, внезапно прижимаются чужие, теплые, до невозможности мягкие, и принимаются нежно переминать их. Чу Ваньнин старается не дышать, но упоительный стон так и рвется наружу. — Ваньнин... — Молчи! — Ваньнин, прости за мою неприкрытую дерзость, наглость. Но я... я люблю тебя. А что насчет... меня? Бессмертный Бэйдоу хмурится: — После всего... Ты... ты еще смеешь задавать мне вопросы?.. Перед глазами Мо Жаня проносится очередная картина. «Ха-а... Учитель, ты просто ужасен... Отвратителен! Бессердечная сволочь! Кому ты теперь нужен?! Ты никого никогда не любил! Ни о ком не заботился!» Сердце его буквально разрывается от боли. Что. Же. Он. Тогда. Творил... — Ваньнин, ты такой чудесный... — тихим голосом наконец произносит Мо Жань, и рука его вновь тянется к лицу Чу Ваньнина, в то время как пальцы второй — о Небеса! — промахиваются, накрывая... накрывая... — Ах... Рядом с ухом Мо Жаня вдруг раздается сдавленный стон, и он переводит испуганный взгляд на мокрую ткань белоснежных штанов. — Ты что делаешь?! — вспыхивает Чу Ваньнин, заливаясь густым румянцем. Какой позор! Какой позор! — Я... Простите, Учитель, я не... — Выметайся! — Позвольте вам помочь! Тот самый вздох... — на Мо Жаня вдруг снисходит озарение. — Учитель, вы... вы уже... — Не смей... — Учитель, не бойся... Я... — Я не боюсь! Убирайся! Мо Вэйюй, ты... — Я буду осторожен... Ваньнин, я хочу, чтобы тебе было хорошо — ты считаешь это ужасным? В этом нет ничего постыдного. — Это... Это грязно, отвратительно... — Почему ты так думаешь? Смотри, — Мо Жань одним рывком стягивает широкий пояс, приспуская нательное белье Чу Ваньнина. — ... — ... Что ж, теперь Мо Жань не знает, плакать ему или смеяться, потому что его дражайший Наставник, кажется, был несокрушим воистину долгие годы. Глядите — у Чу Ваньнина ведь в штанах целый пруд! Кусая пухлые губы, Мо Жань принимается скользить большим пальцем по багровой головке, размазывая по ней белесое семя, и ловить тяжелые вздохи Чу Ваньнина. — Ах... Мо Жань... Не... не трога-а-ах... — Бессмертный Бэйдоу выгибается в пояснице и протяжно стонет, когда рот Мо Жаня накрывает его подрагивающую от напряжения плоть. — Учитель, боюсь, стоит только подуть на стены — и они к чертям собачьим развалятся... Чу Ваньнин тут же темнеет лицом. Мо Жань что, просит его заткнуться?! Хорошо! Чудесные глаза феникса гневно сверкают, и он спешит плотно сжать свои тонкие губы. В ответ на столь откровенное недовольство Мо Жань лишь сдержанно смеется: — Ваньнин, я не это имел в виду... Я хочу... Я хочу, чтобы ты стонал мне на ухо. По спине Чу Ваньнина пробегает мелкая дрожь. — Т-ты!.. Следи за своим языком, бесстыдник! — Хорошо. Как порядочный ученик, — хищно скалится Мо Жань, — я должен выполнять любые требования Учителя. И в следующее мгновение его влажные губы обхватывают обжигающе горячий член Наставника. Мо Жань начинает с усердием двигать головой и громко причмокивать. — Мо Жа-а-ань... — Чу Ваньнин вцепляется короткими ногтями в черные, как смоль, волосы парня, едва не задыхаясь от удовольствия, нахлынувшего на него теплой волной. — Н-не... Не надо... А-ах... Не... М-м... Не так быстро... Ловко орудуя языком, очерчивая им каждый выступ, проводя от головки до основания, Мо Жань запускает руку в собственные штаны, липкими пальцами сжимая толстый, налитый кровью член. И тотчас же отстраняется, с пошлым хлюпаньем выпуская плоть изо рта, бросает беглый взгляд на раскрасневшееся лицо Чу Ваньнина и впивается жадным поцелуем в припухшие губы. — Ха-а... Ваньнин... Ваньнин... — грудь Мо Жаня нервно вздымается. — Тебе нравится?.. Нравится? — Д-да... — Замечательно... — шепчет он, вновь стискивая их возбужденные органы, и несколькими рваными движениями доводит до кульминации... — Учитель, я люблю тебя. Спокойной ночи! — выпаливает Мо Жань, наконец скрываясь за дверью спальной комнаты. Бессмертный Бэйдоу, поправляя собственные одеяния, лишь медленно кивает — и только в голове его проносится: «Я тоже... Спокойной ночи, Мо Жань...»