Драгоценный

Саурон бежит. Острые уродливые ветви то хлёстко бьют по лицу, оставляя глубокие царапины на молочно-бледной коже, то вцепляются в длинные рыжие волосы, словно скрюченные руки мерзкого чудовища. Корни вьются под ногами как огромные змеи. Лес мёртвых деревьев тянется бесконечно. Острые камни рянят босые изящные ступни. Саурон мысленно проклинает всё и вся: капли свежей крови привлекают хищников. Впрочем, оборотни и так прекрасно чуют его манящий запах. Юный майа опасливо озирается: всё в этом проклятом лесу таит для него скрытую угрозу. Где-то в отдалении слышится стук копыт. Саурон вновь срывается с места. Над головой реют чёрные вороны, в их отрывистом карканье чудится жестокая насмешка. Плохо. А ведь учитель наверняка прекрасно может видеть их глазами. Возможно, Мелькор наблюдает за ним прямо сейчас. Эта мысль придаёт сил. Лёгкие горят огнём от непрерывного бега, сердце бешено колотится, кажется, где-то у самого горла. Эру, раньше было проще! В начале, когда тело ещё не знало усталости и едва различало боль. В их первые недели в Утумно у Саурона было гораздо меньше поводов разочаровать учителя. А потом, с каждым новым промахом и новым наказанием, майа всё лучше и лучше познавал, что это такое — боль. Но он приспособился. Давно научился её игнорировать, ведь нельзя быть слабым в глазах своего наставника. Всё в этих землях, даже в чудом устоявшем лесу, словно дышало его незримым присутствием. Саурон бежит. Спасение так близко, ему лишь нужно достичь небольшого каменного плато за лесом. Над головой разносится зловещий клёкот, воронья стая накрывает его тенью своих крыльев, редкий свет не проникает сквозь тучи, а по ногам змееится серебристый холодный туман. Даже сейчас майа чудится зловещее грозное рычание, горящие огнём и голодом глаза, неотступно следящие за каждым шагом своей жертвы. Твари готовы в любой момент вгрызться в его плоть острыми клыками, погрузить звериную морду в тёплые внутренности. А насытившись, разорвать хрупкое тело, сомкнуть острые челюсти на сонной артерии, заставляя напоследок отчаянно захлёбываться кровью и собственным криком. Саурон отгоняет жуткие видения, упрямо стискивая зубы. Какой бесславный конец, какая ирония. Ну уж нет, завтраком для оборотней он не станет! Помирать как какой-нибудь жалкий эльф он точно не намерен. А ведь майа ничего не стоит отбиться! Однако условия безжалостно просты и понятны: не использовать защитные заклинания, чтобы как-то навредить этим кровожадным тварям. Впрочем, едва ли бы он осмелился: огромные белоснежные волки — создания Мелькора, порождение его прекрасной песни. Даже без прямого запрета Саурон никогда бы не осмелился ранить и тем более уничтожить творения учителя, какую бы угрозу для него самого они ни несли. В своём плачевном положении виновен только он сам, впрочем, как и всегда. Саурон не понимает, где мог допустить ошибку, ведь выверял формулу зелья идеально. Тогда почему подопытные скончались, снова не выдержав эксперимента? Мятежному вала нужна армия выносливых разумных существ, и если он не сумеет построить её по вине бестолкового ученика, тому придётся отвечать собственной шкурой. Праведный гнев наставника и последовавшее за ним изощрённое наказание юный майа принимал как справедливую расплату за ошибку. Мелькор натравил на него своих ручных оборотней, и теперь Саурон который час метался по проклятому лесу, пытаясь спастись от разъярённых тварей. Оборотни преследовали его по оврагам, меж скал и болот, пока не загнали в чащу с мёртвыми выбеленными стволами, не дав даже перевести дыхания. Надо будет выпилить этот проклятый лес в ближайшее время, как он вообще до сих пор не сгинул?! За спиной майа раздаётся высокий унылый вой, словно подгоняя его. Саурон хоть и восхищался каждым творением Мелькора, но этих созданий начинал искренне ненавидеть. Огромные белые волки вызывали лишь смесь липкого страха и отвращения. Он сам убедился в их безмерной свирепости и жестокости. Саурон лично не раз наблюдал, как его наставник заживо скармливал эльфов своим ненасытным зверушкам. А ещё прозрачно намекал, что нерадивого ученика при серьёзном провале ждёт такая же участь, лишь с той разницей, что после Мелькор создаст ему новое тело и при желании повторит наказание. Майа одёргивает себя. Кто он такой, чтобы сомневаться в мудрости и величии замыслов своего наставника? Саурона и сейчас передёргивает от отвращения, стоит вспомнить, как смертоносные твари поднимали окровавленные морды, словно по команде отрываясь от жуткой трапезы, облизывали клыки и жадно втягивали носом воздух, уставившись на него своими красными глазами. В такие моменты рыжий майа понимал, что несмотря на необузданную дикость, эти звери всё ещё были наделены разумом и сознанием. Оборотни словно издевались над ним. Саурон слышал за спиной их грозный рык и зловонное дыхание. Они настигали внезапно, щёлкая зубами и почти хватая за пятки. Рвали когтями одежду, едва не валили на землю, оставляя глубокие кровоточащие следы на бёдрах и стройных ногах, грозясь вцепиться в лодыжку. А затем отставали в последний момент, давая ускользнуть. Играли с Сауроном как кошка с мышью, давая ложную надежду на спасение. Эру великий, он же не мышонок! И даже не один из этих жалких эльдар, он майа в конце концов! Ему ничего не стоит прекратить эту нелепую погоню и испепелить всю свору, рассеять прах по ветру, и… тогда Мелькор придумает что-то ещё. Что-то более унизительное, жестокое и изощрённое. Саурону кажется, что всё это время его гоняют по кругу, и никогда ему уже не выбраться из проклятого леса. И всё же, кажется, спасение близко: бледные, похожие на скелеты стволы наконец остаются позади. А тропа перед ним выглядит смутно знакомой. Ещё немного — и он выбежит на плато. Туман окончательно рассеивается, и перед глазами рыжего майа предстаёт огромный раскидистый дуб. Саурон узнаёт место. Именно к этому дереву Мелькор раньше приковывал эльфов кандалами, прежде чем отдать на растерзание оборотням. Тогда ещё только-только проснувшиеся квенди нерешительно бродили по лесам, а Мелькор, носившийся по земле мрачным призраком, хватал несчастных и разделывался с ними, нагоняя жуть и незримый ужас на остальных. Потом ему наскучили убийства, и началось выведение новой расы, способной помочь выиграть неизбежную войну. Волки загнали майа в ловушку. Словно в подтверждение своей мрачной догадки, Саурон слышит утробный рык. Его взяли в кольцо. Юный майа вскидывает голову, невольно отступая назад, вжимаясь в широкий ствол старого дерева. Оборотни окружают его со всех сторон, скалят свои безобразные пасти, по их острым клыкам медленно стекает слюна. Какая же мерзость! Два десятка кроваво-красных глаз неустанно следят за каждым движением майа. Оборотни угрожающе рычат, пригибаются к земле, готовясь к прыжку, нетерпеливо роют землю мощными лапами. Где-то совсем рядом слышится стук копыт. С губ невольно срывается вздох облегчения. — Прошу, мастер, останови их! Клянусь, я всё исправлю! — тихо шепчет Саурон, не смея поднять глаза на своего учителя. Майа прекрасно понимает: достаточно взмаха сильной руки в чёрной перчатке, чтобы его разорвали на части. Мелькор спешивается, одаривая нерадивого ученика безразличным, даже скучающим взглядом. Наставник возвышается над ним, холодный и недосягаемый, будто прекрасное совершенное божество, коим он, собственно, и является. На Мелькора почти физически больно смотреть. Саурон никогда не переставал любоваться и восхищаться своим наставником, но тайно, украдкой. Вот и сейчас он не может оторвать глаз, наблюдая, как мятежный вала возвышается над ним в своих прекрасных чёрных одеяниях. Красивое мужественное лицо словно выточено из камня, ветер треплет длинные иссиня-чёрные волосы. Глаза Мелькора похожи на чистейший, им же когда-то созданный лёд холодного лазурного оттенка. Они напоминают о таинственных глубинах бушующего моря. Саурон совершенно забывает о том, как циничны и беспричинно жестоки могут быть боги. Острый холодный взгляд льдисто-голубых глаз жжёт сильнее любого земного или волшебного пламени. — Не трясись так, Саурон. Так и быть, я не стану бросать тебя на растерзание. — Благодарю, учитель… — Я накажу тебя иначе, — холодные глаза наставника переливаются садистским блеском. — У молодняка как раз начался весенний гон. И знаешь, им нравится твой запах. Уверен, ты сумеешь их развлечь. Он же это не серьёзно, да? Ни один мускул не дёргается на лице его жестокого наставника. Когда Мелькор смотрит на ученика, в его глазах отражается лишь презрение. — Что угодно, только не это! Янтарные глаза взирают с нескрываемым ужасом. Да он лучше навсегда останется бесплотным духом, чем позволит осквернить себя подобным образом! — Умоляй, — в голосе чувствуется сталь. Саурон прекрасно понимает, чего именно от него хотят. Покорно опускается на колени, становясь на четвереньки и медленно ползёт вперёд, не поднимая головы. — Да, вот так. Ползи ко мне на коленях, словно презренный червь. Совсем рядом слышится утробное рычание. Оборотни заинтересованно втягивают воздух, подбираясь совсем близко, но всё ещё не трогая его. Пока. Кровожадные создания смиренно ждут сигнала своего творца, готовые наброситься в любую секунду. От мыслей, что именно волки хотят с ним сделать, кровь стынет в жилах. Неужели вала мог бы так жестоко поступить с ним? Позволить этим похотливым животным осквернить его нетронутое тело. Мелькор так же хладнокровно наблюдал бы за его унижением? Холодно и безразлично смотрел бы, как срывают с него зубами и когтями одежду, валят на землю у самых его ног, впиваясь зубами в плечи, удерживая на месте и заставляя подчиниться? Смотрел бы, как выламывает его истекающее кровью обнажённое тело, когда в него безжалостно вторгается горячая звериная плоть, разрывающая изнутри. Как его с рычанием насаживают на огромный член, словно хрупкую трепещущую бабочку на острую иглу. А после проталкивают огромный узел, заставляя захлёбываться собственным отчаянным криком, срывая голос от ужаса, боли и унижения. От мысли о льдистых голодных глазах учителя, хладнокровно наблюдающим за его унижением, тело окатывает волна внутреннего жара. Саурон на мгновение замирает возле ног своего наставника, нерешительно поднимая глаза вверх. Да, он всё правильно понял. Он несмело касается губами начищенного высокого чёрного сапога, словно припадая в трепетном поцелуе. Если бы Мелькор только позволил целовать свои обнажённые прекрасные ступни… Скулы начинают невольно гореть. Как он рад, что длинные рыжие волосы скрывают его пылающее от стыда лицо. Саурон высовывает язык, плавно проводит им вверх. Хорошо, наверное, это не так уж и противно, как может показаться на первый взгляд. Вкус грубой кожи и свежей холодной росы. Взгляд льдистых глаз прожигает насквозь, заставляет почувствовать себя голым и беззащитным. И всё-таки. Эти унизительные действия порождают в теле Саурона странный трепет и предвкушение чего-то… — Довольно, — резкий удар в грудь лишает дыхания и заставляет несчастного майа буквально отлететь на несколько метров. — Ты жалок, Саурон. До замка доберёшься сам. Не забыл ещё, как перевоплощаться, или ты даже на это не способен? — Я справлюсь, учитель! Благодарю за проявленное великодушие! — Саурон невольно облизывает разбитые губы, откидываясь спиной на холодную землю. Под правой лопаткой шуршит редкая засохшая трава. Сердце в груди бьётся пойманной птицей. Сквозь тощие голые ветки проглядывают осколки сумрачного неба. Свет Древ ещё пробивается сюда, но уже скоро Мелькор закончит завесу и окончательно погрузит всё во тьму. Видимо, наставник всё же сменил гнев на милость. Янтарные глаза бесцельно смотрят вверх. Утренняя роса приятно холодит спину, в огненно-рыжих волосах путаются остатки травы и редкие блеклые иголки: что-то ещё пытается выживать в этом лесу. Вырубить срочно! И топливо не будет лишним, и в незнакомую местность майа загнать больше не получится. «Почему учитель раз за разом выбирает столь унизительные наказания?» — отчаянно думает Саурон.