Вкусить твоих алых губ

Он цвета самой хмурой, гром несущей, серой тучи  Он асфальт после дождя.  Он океан, мной не изучен  Он глоток воды на утро после самой долгой ночи Он мне точно не наскучит, он мне нужен очень-очень

      Октябрь слишком быстро подходил к концу.       Утром двадцать шестого числа я проснулась позже обычного, так как целенаправленно отключила вечером будильник. На учёбу я сегодня не пойду.       Отписав в конфу, что меня не будет по семейным обстоятельствам, я встала и прошла на кухню. Бабуля уже успела уехать в ателье, в котором работала, лишь оставив записку и завтрак. Без особого аппетита поела и стала собираться на кладбище.       Погода хоть и была солнечная, но уже начало холодать, поэтому я приготовила большой термос с чаем и перекус в виде нескольких сэндвичей и конфет. Обычно довольно долго проводила там время в этот день. Оделась тоже тепло, натягивая вниз термобельё, а сверху теплый спортивный костюм. Остались только цветы и доехать без приключений.       Когда я полностью была готова, на часах уже почти двенадцать дня.       Выйдя из подъезда, достала телефон и проверила ближайшие цветочные. Как назло, все были в другой стороне от остановки.       — Привет, Дин.       Подняв глаза, я наткнулась на Илью. Совсем не услышала его шаги.       — Привет.       — Опаздываешь сегодня?       — Нет. Я не на учёбу. Нужно на кладбище к маме съездить.       В его глазах мелькнуло понимание.       — Далеко?       — На Южное.       — О, прилично, — Илья достал из карман джинс телефон и что-то проверил. — Не будешь против компании? Я бы тебя отвёз на машине.       — У тебя есть машина?       — Ага. Она у меня стоит в основном — редко куда-то езжу. Ну так как?       — Мне неловко тебя отвлекать. Я обычно бо́льшую часть дня провожу там в этот день.       — Не беспокойся. У меня сегодня выходной.       Его предложение было неожиданным. Сомнения присутствовали, но внутри всё шептало согласиться.       — Тогда ладно, не против.       — Тогда, дай мне минут пять, хорошо? — Илья сразу достал ключи.       — Конечно. Я пока дойду до цветочного.       Парень кивнул и скрылся в подъезде.       Кроме папы и бабушки я ни с кем не была на могиле мамы. Но хуже ведь от совместной поездки не будет? Наверное...       Дойдя до самого первого цветочного ларька, купила огромную охапку любимых маминых лилий. Вернулась обратно к подъезду, останавливаясь около лавочки, и заметила, как мне настойчиво стал мигать дальним «туарег». Конечно же, чёрный. Видимо, за мной.       Я подошла ближе и Илья выскочил из машины.       — У тебя же нет аллергии? А то они пахучие очень, — только сейчас дошло, что нужно уточнить этот момент. Он забрал у меня рюкзак и цветы, размещая их в багажнике.       — Нет, не переживай.       Илья также открыл мне пассажирскую дверь и я залезла внутрь. Между сиденьями торчала морда Люцифера.       — Привет, Люци, — погладила его и пёся довольно запыхтел.       — Люц, назад. Не торчи тут, — ротвейлер фыркнул, но послушно лёг на заднее сидение, что было застелено стареньким клетчатым пледом.       Парень установил телефон в держатель и подключил его к проводу. Мы двинули по построенному навигатором маршруту.       На автомобиле, конечно, было быстрее. Буквально сорок минут и на месте. Своим ходом, я бы добиралась больше полутора часов. Илья припарковался на выделенной зоне. Мой рюкзак не отдал, а повесил себе на плечо.       — Тебе нужно что-то для уборки?       — Нет. У неё всё плиткой выложено и там нечего убирать, — он кивнул, а я забрала цветы из багажника, после чего Илья его закрыл.       Люцифер бодро выпрыгнул из машины и сразу сел рядом с парнем. В очередной раз убеждаюсь, что выдрессирован был по полной.       Машина пиликнула сигнализацией и я первая пошла по дорожке ко входу на территорию.       Дойдя до нужной линии, замедлилась и через несколько метров уже увидела памятник. Преодолев оставшееся расстояние, открыла калитку ограды и оглядела место. Грудину сдавило, когда мой взгляд остановился на фотографии, имени и датах. Вронская Дарья Евгеньевна. Прожила всего тридцать шесть лет       Обошла стол и дотронулась до ледяного камня.       — Привет, мам.       Сморгнула набежавшие слёзы и повернулась к столику, на который положила лилии, и подняла керамический горшок, что стоял около памятника. В рюкзаке лежала бутылка воды, чтобы с ней цветы простояли чуть дольше. Илья не зашёл следом, а всё ещё стоял около оградки.       — Вы одно лицо, — его голос был хриплым.       Он оставил Люцифера около калитки, закрепив поводок на одном из прутьев, и подошел ко мне.       — Да. Папа всегда шутил, что мама копию себе родила, — когда Илья положил мой рюкзак на стол, я сразу полезла за водой и наполнила ей емкость.       Уместив цветы, поставила всё обратно и села на скамейку. Илья сел рядом.       — Отец, наверное, и в этот год не приедет.       — Он давно перестал ездить сюда?       — Три года назад был последний раз. Они уже познакомились с Надей. И, видимо, решил, что прошлое должно остаться в прошлом, — я обняла себя руками и откинулась на спинку.       — Обижаешься на него за это?       — И да, и нет, — я пожала плечами. — Да, потому что мне сложно понять, как можно забыть те чувства, что были между ними. А нет, потому что понимаю, что жизнь продолжается. Он горевал и сильно, хотя мы все были готовы к тому, что её не станет.       — К этому, вряд ли, всё-равно можно быть готовым...       Медленно кивнула на его слова.       — Я очень хорошо помню этот день, — вспоминать было уже не так больно, но всё равно, сердце сжималось от ощущения тех эмоций. — Я тогда со школы пришла. Поела, как сейчас помню — папины подгоревшие котлеты и несоленые макароны, а потом села делать уроки, чтобы оставить себе вечер свободным. Отец тоже был дома. Он в этот период стал работать удалено, чтобы в случае чего спокойно съездить в больницу к маме, — судорожно вздохнув, прикрыла глаза. — Я слышала, как папе позвонили, а потом он сразу сорвался из дому. Успел лишь бросить мне, что не знает, когда вернется. Я поняла, что это насчёт мамы. Переживала и ничего не могла делать. Все уроки сразу отошли на второй план, — сердце глухо застучало в груди. Я никому вот так не рассказывала о том дне. — Вечером папа вернулся. Вышла как раз в тот момент, когда он скатился спиной по стенке на пол и зарыдал. И я вернулась в свою комнату. Поняла, что случилось.       Я почувствовала прикосновение к своей ладони. Расслабила руку и Илья осторожно положил её на свою, а сверху накрыл другой, легонько поглаживая пальцами. От прикосновения стало тепло.       — Мне жаль, что тебе пришлось пережить такую потерю в таком юном возрасте.       — Очень её не хватает. Особенно сейчас. Столько всего хочу спросить у неё, потому что понимаю, ни с кем другим это обсудить не могу. У бабушки всё всегда просто на любой вопрос, а с Надей мы не сблизились, чтобы можно было о чём-то поговорить, — я шмыгнула носом и вытерла набежавшие слезы с щёк. — Ну вот. Опять перед тобой реву.       — Ничего. Ты же не просто так, — моя ладонь всё ещё была в его и мне совсем не хотелось её высвобождать. — Ты веришь в Бога?       Его вопрос всколыхнул воспоминания.       — Нет. Мама верила, но не настаивала, чтобы я обязательно включалась в веру. Всегда говорила, что сама потом пойму, во что верить. Помню, как мы все вместе ездили по разным храмам, когда узнали что она заболела. А я смотрела на иконы, батюшек и думала: «А почему, если Он есть, допустил, что мама смертельно заболела?». Один раз всё-таки спросила у одного настоятеля и он ответил, что это испытание. Херовое какое-то испытание, которое в её случае нельзя было пройти. А ты веришь?       — Тоже нет, но я читал Библию. На самом деле, захватывающие чтиво. Но на путь истинный меня это не поставило.       — Люцифер, Каин — это просто так, тогда получается? — ротвейлер сразу навострил уши, услышав своё имя.       Я была рада, что Илья сам сменил тему, переводя разговор на другое. Углубляться дальше в свою боль не хотелось.       — Ну не совсем. Каин — образование от фамилии Кайнов, которое неплохо ложится для названия студии. А Люцифер, потому что нравится одноименный сериал. Ну и потому что он тот ещё чертила.       Я тихонько засмеялась, смахнув остатки разведённой мокроты, и последний раз шмыгнула носом. Надо прекращать. Мама бы не хотела, чтобы я столько плакала.       — Он не похож на чертилу. Послушный и такой пусечка, — видимо, поняв, что говорят о нём, Люц состроил грустную морду, дескать, вы там, а я здесь. — Вот что ты его там бросил? Заведи сюда, а то пойдет кто-нибудь. Будут выступать ещё.       — Ну если можно, — Илья нехотя отпустил мою руку и, поднявшись, завел Люцифера к нам.       Тот сразу уселся у его ног и положил моську на край скамьи.       — Тебе рассказывали, как познакомились родители? — спросил парень и я улыбнулась на его вопрос.       — Да. На самом деле они знали друг друга с детства. Папа на два года старше мамы, а мои бабушки были лучшими подругами. Баба Маня тоже умерла, но мне тогда было всего пять. Я уже плохо её помню. Это мамина мама.       — А дедушки остались?       — С папиной стороны дедушку я не знаю, потому что он бросил их, когда отец был ещё очень маленький. Возможно, жив-здоров, но на этом всё. А с маминой стороны жив, но, когда умерла баба Маня, он ото всех закрылся и уехал в деревню. Ни с кем не общается. С мамой созванивался, но после её похорон — всё. Он тоже очень любил свою жену, но не смог смириться с утратой. Я один раз попыталась позвонить, но он сказал, что не хочет ни с кем разговаривать.       — Грустно, — Илья вздохнул. — Получается, у них сразу всё завертелось, когда немного повзрослели?       — Неа. Мама рассказывала, что на дух не переносила отца, потому что он: «Распушит хвост и ходит весь такой павлин важный», — я усмехнулась, вспоминая с какой интонацией мне это рассказывала мама. — После учебы в институте папу забрали в армию, а мама по приколу ему написала письмо. Он ей ответил и они стали переписываться. Один раз к нему съездила, а потом отец вернулся и сразу сделал ей предложение. Бабушки были просто счастливы. Они не пытались их свести, но то, что смогли породниться вот так, для них стало чем-то неимоверным.       — Всякое в жизни бывает. Иногда ходишь и не замечаешь, что твоё счастье совсем рядом.       — Это точно. Ведь могли раньше начать встречаться. У них было бы тогда намного больше проведённого вместе времени. Вот сейчас вспоминаю — они ведь вообще не ругались. Дома всегда было тихо, всегда была забота и любовь... — на секунду запнулась, врываясь в водоворот своих опасений. — И мне на самом деле так страшно.       — Почему?       Немного подумав, всё же ответила:       — Я боюсь, что у меня будет по-другому. В худшую сторону.       — Сложности в отношениях бывают у всех, другое дело, как люди с ними справляются и как относятся к друг другу во время недопониманий. Если всю жизнь боятся, можно многое упустить. Перебарывать страхи нужно. От этого мы только растём.       — Просто, когда слышу и читаю все эти истории про абьюз, токсичные отношения и так далее — становится дико. Для меня абсолютно не понятно, как можно ни во что не ставить любимого человека. Сразу тогда вопрос: а любимый ли он?       — Всё как раз идёт из детства и из окружения. Ты видела хороший пример от хороших людей, а другие получили и наблюдали противоположное.       — Говоришь как психолог.       — Почти.       — Ты учился на психолога?       — Да, было дело, — Илья сразу как-то сник и погладил Люци. — Я же бросил учёбу на втором курсе.       — А почему?       — Потому что изначально не хотел. Родители принудили. Я мечтал поступить в строительный на архитектора, но не дали.       Вспомнив слова бабушки, я решила узнать побольше. То, что он позволит.       — А зачем они тебя принуждали? Это семейная традиция?       — Нет, — Илья усмехнулся и облокотился локтями о колени. — Почему-то решили что это будет престижно, если старший сын будет адвокатом, а младший психологом, хотя и одного, и у другого были свои планы на жизнь. И по итогу я послал всех и занялся тату-ремеслом.       — А брат?       — Тот и слова лишнего не скажет. Он на их стороне. Слишком любит блага семьи и не готов от них отказаться. А если бы высказал свою истинную позицию, всё бы произошло в точности как у меня.       — Вы, получается, не общаетесь?       — Не общаемся, — Илья кивнул, отворачиваясь в сторону. — Меня, можно сказать, вычеркнули из семьи после того, как я отчислился и ушёл в армию. А потом изрисовался как чёрт и, ко всему прочему, бабушка на меня всё переписала, когда уехала. Вот тут вообще стал врагом народа номер один. Была мысль разделить деньги и имущество, но когда меня в очередной раз грязью из-за открытия салона окатили, то решил, что даже и пытаться не буду.       — Печальная история.       — Но довольно частая. Понял для себя, что буду создавать свою семью, а не лезть туда, где уже давно всё прогнило. Проще не общаться и не тратить нервы. И с их, и с моей стороны это обоюдное желание.       Для меня такое было не совсем понятно. Но я трезво понимала, что у людей бывают ситуации ещё хуже.       — А в детстве всё было плохо?       — Нет. Детство было нормальным. Как у всех. Я не помню каких-то ужасных моментов. Всё скатилось, когда отца повысили до зама гендира и мать начала общаться с жёнами партнёров. А у них там всё очень сложно. Нужно прыгать выше головы и заставлять всё своё окружение делать так же. Стаса, моего брата, быстро получилось сломать и прогнуть, а меня не вышло. Вот тут и начались проблемы. Но, покинув это змеиное гнездо, стало намного легче дышать. Мне нет дела до их коттеджей, вилл за границей, машин и прочего. Лучше сам, своими силами. Это всегда ценнее.       — Я думаю и очень надеюсь, что всё, что ты задумал получится. Ты очень хороший. И человек, который будет рядом с тобой, будет под стать тебе.       Илья сразу ничего не ответил, лишь вздохнул.       — Спасибо. У меня тоже есть определенные надежды на этого.       — Хочешь чай? Не должен был ещё остыть. И сэндвичи есть, — после его ответа атмосфера будто немного переменилась, и я поспешила заполнить её совсем другим.       — Давай.       Запасную чашку я не брала, поэтому пришлось пить из одной. В мыслях сразу закрутилось, что это косвенный поцелуй, и меня что-то совсем унесло в другую степь. Сэндвичи размокли, но были ещё пригодные для еды. Люцифер следил за каждым нашим движением с очень грустным взглядом.       — Можно ему дать? — я уже приготовилась оторвать кусочек от своего бутерброда.       — Нет, — лаконичный и категоричный ответ.       — Почему? Он такой грустный…       — Ему такое нельзя.       — Ты ему вообще ничего не даешь? Никаких кусочков? Ты посмотри на эти глаза… Ну как тут можно устоять? — Люц теперь полностью переключил своё внимание на меня, надеясь, что сейчас и ему дадут поживиться хоть чем-то.       — Ничего не даю. У него есть корм и специальные собачьи вкусняшки. Посмотрит и перестанет. Не обращай на него внимания, — Илья был непреклонен. — Люц, морду.       Ротвейлер сразу опустил морду вниз.       — Бессердечный.       Парень лишь цокнул языком.       Перекусив, я стала допытываться у Ильи про рисование и салон, потому что он никогда ничего о себе не рассказывал, а тут, пока начал, пока чуть-чуть открылся — было интересно узнать больше. Люци переместился ко мне и уложил моську на колени. Я стала его чесать и поглаживать.       — Сколько себя помню. Я рисовал с детства. Главная причина, почему начал — хотел заканчивать любимые мультики чуть по-другому. Поэтому рисовал персонажей как мог и пытался создать им ту концовку, которая подходила этой истории больше. Ну конечно, по моему мнению. Потом втянулся и меня отдали в художку. Там не нравилось, потому что нужно было всё делать по правилам, а для меня они были скучными. А потом, в шестнадцать, набил первую татуировку, в знак протеста, конечно, и стал сам рисовать эскизы, — он хмыкнул, — Думал, когда поступлю в «строяк», буду подрабатывать таким образом, но всё вышло, как вышло.       — Что ты набил первым?       Илья вынул руку из рукава куртки и закатал худи.       — Вот эта, — он указал на рот с высунутым языком, который находился между половинок ножниц.       — В ней заложен смысл?       — Неа. Я не из тех, кто закладывает в тату смысл. Просто нравится и всё.       — А самая большая какая?       — Спина целиком.       — Ого? А что? У меня у отца тоже спина. Там у него что-то с мифами викингов.       — У меня там просто череп. Опять же без какого-либо подтекста.       — Больно было? — я сразу вспомнила вздохи и охи Марины.       — Где-то да, где-то нет. Когда бьёшь что-то масштабное привыкаешь к этой боли. Было очень долго, — парень пожал плечами. Видимо было уже давно. — Значит, папа у тебя приобщен?       — Угу. У них с мамой даже парная была. Там вот был заложен смысл.       — Расскажешь?       Я закивала, потому что считала это самой романтичной историей, которую мне рассказывала мама про них.       — У папы колибри-мечеклюв, а у мамы цветок пассифлора. Колибри единственный, кто способен опылять этот цветок, из-за того что тычинки и пестики находятся в самом основании цветочной трубки, а клюв у птички как раз достаточной длинны. Когда мечеклюв пьёт нектар, задевает их и происходит опыление.       — Пожалуй, единственная на моей памяти история о парных тату, где смысл очень стоящий.       — Я обожала эту историю и очень часто просила рассказать. Мама каждый раз придумывала разные сказки на этот мотив, — а в голове сразу пронеслось, что они все уже почти забылись. — Еще помню, как я в детстве фломастерами раскрашивала папину спину.       — Ну это классика. Тишина и спокойствие. У меня у друга сын есть, ему тоже нравится меня раскрашивать, когда я к ним в гости прихожу. А так, фиг угомонишь мальца.       Люцифер громко фыркнул, потому что перестала его наглаживать и ткнулся носом.       — Нагле-ец, — я вновь прошлась по его шерстке.       — Я же тогда сказал, что всё — теперь подписка. Потому что он нашел свободные руки, которыми можно манипулировать, — на этих словах пёся задергал хвостом.       — Им же купируют хвостики, да? — я давно хотела поинтересоваться этим вопросом и вот пришлось к слову.       — Да, но я попросил заводчиков ему этого не делать. Я брал его как друга, а не как выставочную собаку, поэтому не хотел, чтобы с ним что-то делали. Сейчас-ка.       Илья полез в карман куртки и что-то достал.       — Дай руку. Только сразу не раскрывай, — я протянула ладонь и Илья что-то быстро переложил в неё. На ощупь было шершавенькое и небольшое. — Люц, — ротвейлер сразу обратился в слух. — Можешь попросить у него лапу, а потом отдай то, что в руке.       — Люц, дай лапу, — Люцифер послушно поднял правую лапу и закинул мне на бедро. — Умница!       Я раскрыла ладонь и пёс сразу слизнул вкусняшку и, будто не жуя, проглотил.       — Хороший мальчик, — Люци повернул голову к Илье и стал пристально следить за ним. — Люцифер, поцелуй Дину.       Ротвейлер растерялся сначала, встал передними лапами на колени парня и лизнул его в щеку.       — Да нет же, Люц, — парень рассмеялся, а я почувствовала, как сердце стало ускоряться. — Дину. Поцелуй Дину.       На этот раз пёся понял и смачно лизнул мой нос. Смех прилип и ко мне.       Наш с Ильёй разговор не затихал ни на секунду. Так просто, искренне и душевно не было никогда до этого момента. Мы часто общались всё это время, но некая недосказанность всегда следовала тенью. А сегодня мы будто перепрыгнули сразу несколько ступенек. Это было для меня чем-то новым неизведанным.       Повечерело и мы собрались обратно в город. Вышли на тропинку и прошли несколько метров, но вдруг Илья передал мне поводок и сказал, что у него выпали из кармана сигареты и он вернётся, чтобы забрать их и не разводить мусор. Оставшись ждать, на пару с Люцифером, я проследила взглядом за молодым человеком. Он правда поднял с лавки пачку, а потом вдруг подошёл к памятнику и коснулся его ладонью, как и я, когда только пришли. Илья наклонился ниже и я тут же отвернулась. Сердце часто забилось. Почему-то на подкорке засела мысль, что не должна видеть этот момент.       Илья нагнал нас, но я не решилась спросить, хоть любопытство и раздирало меня изнутри.       Вернулись мы домой поздно. Эта поездка, безусловно, очень отличалась от всех предыдущих. Впервые было спокойной и не так грустно, когда я уезжала. Боль утраты всё ещё никуда не делась. И вряд ли она исчезнет. Но этот раз правда стал другим.       Улегшись в постель, я начала складывать разрозненные мысли по полочкам. Их было очень много. Настолько, что трудно было сосредоточиться на одной.       Первая — я, похоже, хотела узнать Илью ещё ближе.       Вторая — я, похоже, нуждалась в том, что бы видеться с ним чаще.       И третья — я, похоже, влюбилась.