***
Юань жалел о глупом решении выйти в город попрошайничать в тот день. Как только они заняли место на углу главной улицы Ухани, как их схватили взрослые мужчины и кинули в клетку. В клетку к таким же нищим. Сначала его и брата брала злость, потом настиг страх. Нам иногда бросали черствые лепешки чтоб не сдохли с голода. Но как показал один из уже стухших трупов какого-то старика - лепешек было меньше чем пойманых. Потом повозка двинулась.***
Достигнув другого шумного города повозка остановилась и нас, предусмотрительно повязав бечевкой, погнали в большое здание. Рынок рабов. На ранок рабов поставляли все больше и больше людей. Иногда кого-то забирали и на месте, прям на полу клетки, на глазах остальных, клеймили. Детей заставляли попрошайничать на улицах, а прибыль отдавать работорговцам. С новом завозом нищих клеток стало не хватать, так что всех детей распределили в одну большую. Спустя полугода разделения от Цзю я смог его обнять.***
Так пролетел год. Черствая еда, побои, страх, попытки сбежать, побои, сон на холоде, переглядки с братом, номер вместо имени, побои, попрошайничество, страх быть клейменым, побои, рабство, боль, боль, боль, БОЛЬ, БОЛЬ, БОЛЬ. Хотя, к году боль стала воспринимать как что-то обычное. Вместо боли пришел холод, потом жар, потом снова холод. Лихорадка? Цзю потрогал мой лоб. Кивнул. Глазами спросил что делать у Ци-гэ. Тот протянул плошку воды с какими-то травами и одеяло. Выпил отвар. Немного горько. Брат завернул меня в одеяло. Ци-гэ лег под одеяло Цзю, эр-гэ лег со мной в обнимку. Стало жарче. С Ци-гэ мы были назваными братьями в начале осени, когда всех пересадили в одну клетку. Для Цзю тот был кем-то вроде идола, но для меня идолом являлся старший брат. Хотя, честно говоря, Ци-гэ был добр и умен, очень заботлив. Так что я относился к нему более прохладно, но не отталкивал. Пока тот не сбежал, оставив нас здесь. Тот пообещал, что вернётся и спасёт. Лишь бы мы подождали его немного. В тот день Цзю сломали ноги за попытку сбежать. Его обещания звучали так искренне, мы поверили. Сильнее поверил старший брат. И тот стал каждый день ждать его. Ждать спасения. И снова боль, боль, боль из-за знания где-то на подкорке мозга... Не придет Ци-гэ! Не успеет! Не спасет! Не спасет Цзю!***
Весной нас купил господин Цю. Молодой мужчина с удовольствием смотрел как выжигается клеймо. Единичка и десятка обвитые по кругу крысиными хвостами, а рядом с цифрой иероглиф Цю. Хоть клеймить обычно дают профессионалу, но по желанию клиента дали клеймить братьям друг друга. Мы заклеймили друг друга своими руками. Истошные крики брата до сих пор стоят в ушах. Шипение метала о кожу. Красное железо. Боль пронзившая поясницу. Слезы брата. Боль. Боль. Боль.***
Цю Цзяньло оказался тем еще садистом. Не знаю сколько было сожжено трупов на этом дворе, что земля почернела на несколько чи вниз. Во-всяком случае дома рабов установлены в этом дворе по кругу от обожжённой земли. Чтобы знали как бесценна их жизнь, что им надгробия не поставят, что ваш прах равеят по ветру. В каждой лачуге жило по одному-двое рабу. Вместо кровати - сено, грубое пуховое одеяло, старая свеча.***
Для Цзяньло близнецы были интересны. Сначала он решил пригласить старшего. Крики разносились на весь двор, пока не затихли к утру. Восхитившись столь прекрасным телом, он пригласил Юаня. Тот не понимал, зачем его позвали так поздно? Отослав слугу, его дернули за локоть в спальню. Вам помочь приготовиться ко сну? Смешок. Столкновение с кроватью. Холод коснувшийся оголеной кожи. Резкая боль снизу. Вскрик. Маслянистый взгляд. Тело выгнулось. Что-то вышло из полового органа. Никто еще не кончал от секса со мной, ты первый. Ты отвратителен раз наслаждаешься этой болью. Ненависть. Ненависть к Цю Цзяньло. К себе. Своему телу, что так реагирует. Нет! Ничего приятного в том что сейчас происходит нету! Пелена боли сменил обморок. Утром я очнулся в сарае с дровами. Деревяшка больно упилась мне в бок. Попытался встать, боль раскаленой иглой прошила тело. Скулеж. Повернул голову на звук. Собака. Большая тощая дворняга черного цвета. Та заметила взгляд, оскалилась. Издала рык. Резко поддалась вперед, вцепилась зубами в икру. Дернула башкой. Боль в ноге пинком заставила действовать. Нащупав под рукой камень я занес руку и сильно ударил по носу. Та разжала челюсти и заскулила. В груди зажглась ярость. Боль в поснице ушла на второй план, я накинулся на собаку. Пробил ей бок. Скулеж. Та укусила меня за плечо, но следующий удар в живот заставил упасть. А дальше. Дальше не помню. Монотонные движения рукой. Брызги крови. Внутренности собаки раскатаные по земле. Треск ребер. Угасающий скулеж. Я очнулся от прикосновения шершавой маленькой ладони. Я поднял голову и встретился глазами со старшим братом. Она мертва, перестань. Я растерянно огляделся. На глаза навернулись слезы. Она мертва, а он нет! Почему? Почему? Почему? Почему? Брат не нашелся с ответом. Вместо ответа заключил в объятия и что-то говорил. А потом, нас нашли слуги и наказали.***
Прошло два года. Цзяньло придумал новую игру. Ради нее даже приобрел медные ботинки. Пока Цзю отвлекал Цю Хайтан, тот развлекался с младшим. Нагрев их до красна, он бросил обувь в раба. Надень и попробуй пройти в них чуток. Иначе я засуну раскаленый метал в задницу твоего брата. Я послушался. Боль пронзила ноги. Она похожа на ту когда клеймят, но еще сильнее. Ноги перестали чувствоваться. Раскаленый метал издавал шипение, будто змея. Я издал крик. Слезы прыснули из глаз. Как больно! Вспомнил об предупреждении Цю Цзяньло. Шагнул. Боль стала сильнее, особенно в носках. Еще один шаг. Цзяньло что-то говорил на фоне. В глазах появились черные мушки. Их все больше. Шаги все менее твердные. А потом глаза застлала темнота. Я рухнул в обмороке. Проснулся я на коленях брата в том же сарае. Поглаживая меня он закусывал губу, сомневаясь. Я вяло улыбнулся. Ноги не чувствовались. Я смогу ходить? Цзю кивнул. Твои ноги получили сильнейшие ожоги. Ткани обуглились, но кость и мышца цела. Только чувствительность потеряешь. Я закусил губу. Ну, хоть не без ног остался.***
Если вы думали что я один получаю травмы, то вы ошибаетесь. Некоторые из пыток испытываемая Цзю - испанский козел, Цзяньло мог инициировать удавление, пытал водой. И каждый раз я находил его в том сарае. В бессознательном состоянии, иногда в бреду. Раз в несколько месяцев приезжали друзья Цзяньло. В один из таких вечеров один из рабов умер прямо на ложе и его выкинули на улицу. Безумие кончилось одним летнем вечером, в постели хозяина. Вот он, лежит в агонии, хватается за кровоточащее горло. Ярость застилает глаза. Он смотрит на меня с ненавистью, но пошевелиться не может. Сам того не осознавая уголки моих губ приподнялись. И вот, оборвалась его жизнь, исдох тот. Радость от выполненного долга моей жизни застилала мне разум. Вот, теперь я и мой брат будут свободны. Никаких безумных прихотей, никаких бессоных ночей! Но словно смеясь, судьба распределилась иначе. В темную комнату заходят слуги, светят свечами, охают и ахают. Один из них хватает меня за плечо, трогает своего хозяина. Не дышит! Служанки попадали в обморок от вида крови, слуги были в состоянии шока. Только один, стражник, схватил меня за шиворот и выкинул во двор. Холодное лезвие коснулось моей шеи. Из сарая выбегает мой брат. Не убивайте его, умоляю, не убивайте! Мольба слетела слетела с его непоколебимых уст, что никогда не признавали пораженья. Но стражник лишь оттолкнул раба, да так, что хрупкий мальчик разбил голову. Я кинулся в его сторону, но меч у моей шеи отрезвил мой порыв. Я понимал. Я знал что это значит. Я поднял волчьи глаза на стражника и выплюнул. Убивай, хоть здесь, не трогай брата моего, он ни в чем не виноват. И тот оскалился. Неприятной, кровожадной улыбкой. Словно он всю жизнь ждал этого шанса. Занес свой меч и одним движением, застревая в кости, обрекая меня на долгие предстмертные мучения. Мой хрип срывался с губ вместо крика, я задыхался от собственной крови. Я умирал. И в последнем вздохе я смотрел глаза родного человека, что всю жизнь любил. Его прекрасные зеленые глаза, что ярко сияли, теперь мутны. Я видель в них столько боли, будто не я умирал во дворе. Но моя последняя мысль угасла с последним движением меча и моя голова, вероятно, скатилась с моих плеч.