Jailhouse Rock

Это, по всеобщему признанию, было несколько опрометчивым решением со стороны Аято. Не то, чтобы ему не нравилось поступать так на каждом этапе пути. С отменой указа об Охоте на глаза бога репутация комиссии Ясиро выросла. Учитывая, что в двух других крупных комиссиях происходили реструктуризация и расследование о причастности к Фатуи, стало ясно, какие кланы и комиссия снищут огромную благосклонность сёгуната за свою постоянную лояльность. Как бы то ни было, это не обошлось без недостатков для главы клана Камисато. В последнее время другие главы Трикомиссии стали упоминать о его неженатости и отсутствии наследников. Почти каждая официальная встреча после новообретенного мира в Инадзуме сопровождалась упреками о том, что он должен был быть помолвлен уже много лет назад, а к настоящему времени иметь третьего ребенка. Политическая нестабильность, из-за которой комиссия Ясиро оказалась в отчаянном положении, а затем и конфликт с сопротивлением были достаточным оправданием для отсутствия у Аято жены и детей. Теперь все изменилось. Вскоре это стало раздражающей постоянной темой разговора при посещении старейшин кланов комиссии Ясиро. Аято никогда бы не подумал, что станет жалеть о своем участии в прекращении гражданской войны на территории Инадзумы. Было невероятно утомительно иметь дело с консервативными и зацикленными на своем стариками, достававшими его весь день от заката до рассвета. Позже эта проблема стала срывать его свободное время по вечерам. Лидеры значимых кланов под каждой из трех комиссий начали запрашивать аудиенции, притаскивая своих незамужних дочерей. Конечно, каждый выступал в интересах расцвета собственного клана или личного статуса, а не в интересах собственных детей. Их намерения были настолько очевидными, что подавались чуть ли не на рукавах кимоно. Аято не мог держать зла на девушек, которые действительно были заинтересованы в сближении с ним, пока их отцы заламывали им руки на виду у него. И, к сожалению, ради политических связей и сбора даже небольшой крупицы информации для Сюмацубан, он был вынужден удовлетворять всех их. Каждая девушка была хороша по-своему, не поймите неправильно. Стройные. Симпатичные. Элегантные. Добрые. Настолько вылизанные, что не было сомнений в том, что перед встречей они много практиковались. И каждая из них, к сожалению, была болезненным напоминанием о тех душных людях, думающих только о политике, сидящих всего в дюйме от него. Какая жалость. Аято чувствовал себя ужасно, заканчивая каждую встречу вежливым отказом. Глава комиссии Ясиро действительно оценил, как один человек спохватился после десятой пропущенной ночи и привел своего сына вместо дочери. В тот вечер Аято был чуть более вежлив, хотя поведение мальчика и было слишком женственным. Давление обязанностей на комиссара и так было достаточно высоким, но с каждой минутой его бодрствования, заполненной кланами, требующими от него оплодотворения их дочерей вне проблем всей страны, Аято все больше хотел мира, исходя из ожиданий, которые приносил сам мир. Ему становилось все сложнее держать лицо на встречах, где его неоднократно пытались сосватать. Одним вечером, после бесчисленных аудиенций с предложениями свадьбы в один день, одна из которых была посреди встречи во второй половине дня, Аято не выдержал. Вместо того, чтобы остаться в тот вечер и ждать, пока очередной жадный старик с чадом придет просить поговорить с ним, он ускользнул из имений Камисато. После нескольких недель без передышек было большим облегчением наткнуться на Аратаки Итто и его банду, играющую в жучиные бои и пьющую сакэ ночами напролет. Мужчина кровей о́ни со своим до грубого шумным тоном и элегантностью, не вписывающейся в дерзкое поведение, стал глотком свежего воздуха. Аято все не мог в должной мере отблагодарить его, несмотря на то, что разыскивал главаря банды так же и с другими намерениями. Несколько разозлившись на Трикомиссию, глава клана во время жучиного боя с Итто втайне рассказал банде о не самом дружелюбном по отношению к о́ни выступлению, что будет проводиться в городе. Было довольно легко заставить о́ни и его команду думать, что они заполучили жизненно важную информацию, и, судя по их грубому перешептыванию между собой, в будущем это станет причиной головной боли хотя бы для комиссии Тэнрё. Это заставило Аято чувствовать себя значительно лучше по отношению к отсутствию свободы в последние несколько недель и неспособности отговорить некоторых старейшин от постановки пьесы, которую они ставили на первое место. Во время ожидания даты выступления, огражденный от аудиенций по поводу свадьбы благодаря проведению мероприятия под наблюдением комиссии Ясиро, Аято, к несчастью, получил повестку на аудиенцию с генералом Кудзё Сарой. Сначала обманывающий комиссар подумал, что уважаемая генерал комиссии Тэнрё наконец-то раскусила его выходки. И все же не смог удержаться от смеха, когда стало до неловкого очевидно, что старейшины клана Кудзё, надавив на нее, вынудили устроить брачную встречу с ним в качестве последней отчаянной попытки связать кланы. Аято облегчил задачу взволнованно разочарованной генералу ранним отказом и заверил ее в том, что он примет любой выговор за это на себя. Честно говоря, это заинтересовало Аято в том, насколько далеко зашли старшие главы кланов. Хотя он не был согласен с этим, старейшины обычно избегали предложения своих приемных родственников для крепких связей. Ее кровь тэнгу была важным фактором, из-за которого ее не отправили первой. В последнее время старейшины не слишком одобряли отношения с не-людьми. Они, должно быть, были в отчаянии, раз вышли так далеко из своей зоны комфорта, что, конечно же, заставило Аято все больше думать о том, чтобы завести детей с кем-то, кого они действительно никогда не одобрили бы, если вообще одобрили бы хоть кого-то. Аято скоро задастся вопросом, почему он никогда не задумывался об идеальном кандидате, гордо и вызывающе стоявшем перед ним. Наступил вечер выступления, и Аято быстро приготовился к ожидавшимся несомненно интересным событиям ночи. Он оделся в более чем формальное кимоно, в котором его точно можно было заметить среди публики. Он действительно надеялся на как можно меньшее количество хлопот, учитывая то, как ночь должна была сложиться, но Тома настоял на том, чтобы пойти с ним. Настроение Аято улучшилось, когда спектакль наконец начался и на сцену вышли "актеры". Глядя на то, насколько хорошо актер-о́ни в маске играл роль, было совершенно очевидно, что информация, о которой обмолвился коварный комиссар, была успешно использована. Итто даже не удосужился переодеть свою повседневную одежду. Для Аято эта история была второстепенной; той, которую он слышал слишком часто, чтобы действительно наслаждаться ею в сотый раз. Все его внимание было приковано к о́ни в маске, очаровывая тем, что мог спланировать дерзкий правонарушитель. До этого времени представление шло по правилам, но Итто никогда не разочаровывал Аято. — Таким образом, сёгунат счел о́ни опасными и послал своих самураев, чтобы подчинить их, — раскатистый голос звучал драматично, когда актеры на сцене начали имитировать боевые действия. Однако скоро их движения превратились в импровизацию, — После ожесточенной битвы самурай победил жестокого о́ни и.. э-э... О́ни в маске резво схватил одного из солдат, подняв взмолившего человека в воздух. Двое других солдат застыли, затрясшись от ужаса, а один из них уронил свой меч, пока они вели себя так, словно не могли противостоять злобному о́ни. Это полностью противоречило словам рассказчика. Когда толпа начала шептаться, Аято улыбнулся. Ах, а вот и оно. — Подождите, это правильный сценарий!? — рассказчик бегал взглядом между страницами в своих руках и сценой. Актер-о́ни издевательски швырнул солдата через плечо в качестве финального жеста жестокого боя, а двое других стражников притворились, что потеряли сознание со страха. Внезапно о́ни протянул руку помощи человеку, которого он только что опрокинул на пол, явно предлагая ему примирение среди шума боя. Все самураи расслабились, опустили мечи и просто приняли власть и доброту о́ни. Бесхитростность изменений смехотворна, и Аято приходится приложить усилия, чтобы его улыбка казалась просто вежливой, хотя его действительно это рассмешило. Несмотря на это, он не сводил своих хорошо подготовленных глаз с других интересных групп. Рассказчик, лихорадочно листавший сценарий, уже отправил кого-то предупредить Комиссию Тэнрё о нарушении, прежде чем продолжить. Шум толпы сменился смешками из-за этой неразберихи. — Э-э, в любом случае, в конце люди и о́ни преодолели разногласия... эм, и все они жили долго и счастливо, — угрюмый рассказчик пытался не отставать от происходящего на сцене и спасал шоу, заканчивая хаос как можно быстрее, — Агх, ну и цирк... Драматично сняв маску с лица, Итто весь расцвел и засмеялся. Коряво нарисованные черты лица о́ни сменились бордовыми рогами настоящего, чьи горящие глаза потрясающе отражали свет фонарей. О́ни-кровный мужчина всегда был поразительным зрелищем, и ему это нравилось. — Ха-ха, вот что я называю хорошим шоу! — голос Итто веселый, пронзительный. Смех — безудержный, раскатистый. Аято, в отличие от других людей, было не в удовольствие проводить в компании большую часть своих дней в лице главы комиссии Ясиро. Это странно. Заставило неожиданно по-новому посмотреть на Итто. — Да, босс! — Банда Аратаки рулит! У Итто громкий, горделивый смех, разнесшийся по всей аудитории, стоило только остальным "актерам" раскрыть себя как участников его банды. Измученный рассказчик наконец-то выглянул из-за кулис и убедился в том, что сыгравшие на сцене не были его труппой. Настоящие же актеры были без сознания после алкоголя из потерянной партии, о местонахождении которой Аято кстати обмолвился. Это была огненная вода Фатуи, и Аято хотел упустить лишнюю опасную дипломатию ради ее возвращения. Никто не пострадал. Он просто скинул эту головную боль с себя на комиссию Тэнрё. Но то, как свободно и дико смеялся Итто, заставило вернуться к мыслям о том, что старейшины не одобряли отношения с не-людьми. И Итто был воплощением всего того, что не нравилось высшему обществу Инадзумы. Громкий. Грубый. Буйный. Вечный источник неприятностей. О́ни-кровный мужчина был прямой противоположностью всех тех девушек, которых старики кидали к ногам Аято. Итто очень высокий, мускулистый, его мышцы отлично развиты благодаря владению увесистым клеймором. Эти безумные брови и острые нечеловеческие клыки, обнажающиеся, когда он радостно хохочет до боли в животе. Его рога прекрасного малинового цвета, как и татуировки, покрывающие все тело подлеца, которые он с гордостью носит как напоминание о родословной. Он симпатичный и знает об этом даже слишком хорошо, будто нуждающийся в том, чтобы его поставили на место за это. Грубый во всем, но такой хороший в твоих руках. В этот самый момент Аято понял, что хочет, чтобы это были его руки. Комиссар почувствовал себя таким глупым из-за того, что не замечал этого раньше. Считавший себя умным, он ведь даже не смог понять свои собственные чувства до того, как увидел Итто, так лучезарно ухмыляющегося при свете фонаря. Каждый раз, когда ему выпадала возможность увидеться с лидером банды Аратаки, он пользовался ею, отдыхая от высшего общества. Вечера, потраченные на ловлю жуков, выпивку и безумные прогулки с о́ни стали ценны ему. Итто тоже был добр к нему, в отличие от того, как вел себя с другими жителями Инадзумы, не считая детей. Как долго он верил в то, что он просто хочет приструнить о́ни? Нет. Он хотел самого о́ни. Как повезло, что комиссар хорошо знал старые легенды об о́ни. Особенно об их избыточном плодородии. Даже их мужчины могли забеременеть, если бы приняли свой истинный облик во время секса, и Аято определенно верил этим красноречиям. Итто был просто идеальным. — Милорд, — Тома легонько потянул его за рукав кимоно, чтобы привлечь внимание, смотря на открытую за сценой дверь. Аято знал, что хозяин дома не ожидал подмены актеров; он никогда не проговаривался о планах банды, — Взгляните за кулисы. — Хе-хе. Да. Это самое интересное, — ответил он, не отрывая взгляда от сияющей клыкастой ухмылки и искреннего смеха Итто. О́ни еще долго продолжал празднование на сцене даже после того, как послышались звуки приближающихся стражей, взявших след банды. Молодой комиссар смотрел на Итто даже когда его самодовольная ухмылка исчезла, а сцену окружили настоящие охранники, блокируя все выходы. Они, несмотря на громкие протесты Итто, скоро ставшие приглашениями каждого на личную дуэль, быстро арестовали всю банду Аратаки. Это привело только к тому, что к причинам его ареста добавилась и умышленная дуэль, тогда как сёгунат объявил подобные действия незаконными, за исключением дуэлей перед троном. — Жаль, что прибыла комиссия Тэнрё, — Аято, однако, произнес это решительно. Это была очевидная возможность. Он бы не оставил ее без внимания, — Тома. В ближайшее время у меня будут дела с комиссией Тэнрё. Пожалуйста, передай моей любимой сестре, что сегодня я вернусь домой поздно вечером. —— Одного слова от Аято было более чем достаточно, чтобы банду Аратаки освободили. Это было легко, учитывая, что он был главой комиссии Ясиро, которая в первую очередь занималась постановкой спектакля. Его слово — закон. Однако коварная сторона Аято категорично попросила Комиссию Тенрё заставить Итто одного попотеть в тюремной камере до следующего вечера, когда вернется глава клана Камисато. К уговорам прибегать не пришлось. Аято не смел опаздывать. Как только на следующий день стемнело, он улизнул в одиночку. Весь день все его мысли были об о́ни и собственных желаниях. Он сделал не так много работы за день, что редкость. Боялся, что не сможет больше ясно мыслить, если не возьмет Итто этой ночью. Он оделся в другое кимоно, подобающее главе одного из кланов Трикомиссии, но более темное, чтобы его не могли заметить ни сестра, ни слуги, что остались в имении. И было так приятно видеть, как Итто улыбается ему, когда охранник провожал его в тюрьму, а позже в камеру главаря банды. Радостного приветствия о́ни было более чем достаточно, чтобы комиссар убедил солдат оставить их в покое на некоторое время, между делом сделав им несколько комплиментов, чтобы больше втереться в доверие. Смотря, как горделиво мужчины уходят с затуманенными повышениями головами, Аято наконец-то обратился к Итто как друг, а не как комиссар Ясиро со стоическим лицом. — Боюсь, комиссия Тэнрё уже начала уставать от тебя, — улыбка Итто исчезла, когда Аято заговорил, и он принял куда более серьезное выражение лица. С его чертами лица это смотрелось так же красиво, как и горделивая ухмылка, но в более печальном ключе. Возможно, Аято становился все пристрастнее, — В этот раз мне пришлось уговаривать глав кланов, чтобы они не выбрасывали ключ, позволяя тебе сгнить здесь, Аратаки. Технически это не было ложью, просто эта ситуация произошла более месяца назад еще со старой главой комиссии Тэнрё, имевшим дело с Фатуи. Тем не менее, Аято знал, что, возможно, ему еще придется повторить такое после того, как он закончит с Итто, учитывая упорство о́ни в попытках вызвать генерала Кудзё Сару на поединок вновь. Поэтому пока что это было ложью лишь отчасти. — Возможно, мне удастся надавить на них, чтобы тебя выпустили, но мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для комиссии Тэнрё. С этим только ты можешь мне помочь. Только ты. Аято знал, что его слова откликнулись в обеспокоившемся о́ни, потому как Итто весь засиял от упоминания его важности. Его серьезность исчезла, сменившись надменным смехом, и он весело ударил черными когтями руки по решетке. — Приходишь к великому Аратаки Итто за помощью! Ну конечно! Я — твой лучший вариант, аники! Я могу все. Что у тебя за дело? Ничто не способно взять верх над этим о́ни! Ох, как же Аято хотелось доказать неверность последнего утверждения. — О́ни невероятно фертильны, не так ли? — Аято спросил достаточно быстро, пока Итто все еще хвалился о себе. — Конечно! Итто выпятил грудь и уперся кулаками в бока. С такой гордостью в мгновенном ответе у Аято почти закружилась голова от того, насколько прямолинейными о́ни могут быть даже с такими темами разговора. Он не мог не улыбнуться, пусть Итто воспринял выражение его лица как похвалу, а не как ухмылку, за которую в противном случае это можно было бы принять. Итто попал прямо в его ловушку. За этим было довольно увлекательно наблюдать. — Все легенды правдивы! Выносливость о́ни невозможно превзойти! Неважно, мужчина это или женщина! Пока в мире есть хотя бы один о́ни, вы не избавитесь от нас! Мы сделаны на века! Ха-ха-ха! — Итто дерзко расхохотался, хвастаясь своей кровью, но затих, когда понял, насколько неожиданным был вопрос, — Э-э... но какое отношение это имеет к помощи комиссии Ясиро? — Как бы ты отнесся к довольно необычному методу взъерошивания перьев Трикомиссии? — Аято настолько осторожно подбирал слова, что Итто только усмехнулся, — Если сделаешь, как я скажу, это так подействует им на нервы, что скоро после тебя сразу выпустят. Две победы великого Аратаки Итто в одной. — Хех. Ну, раз ты ставишь вопрос так, то все для тебя, аники! —— Аято задался вопросом, почему не сделал этого раньше, когда вместе с несколькими ласковыми словами потянул рукой за шипастый ошейник о́ни, заставив Итто послушно опуститься на колени, охотно целуя очертания твердеющего члена сквозь ткань и металлические прутья. Помимо вопроса о фертильности, комиссар решил сосредоточиться на уговорах о́ни заняться с ним сексом. Но как только он пробудит в Итто рациональность, он заставит сурового лидера банды самого умолять о своем оплодотворении. Удивительно, но Итто ничуть не сопротивлялся. Это в самом деле заставило Аято задуматься о том, не скрывал ли лидер банды влечение к наследнику Камисато из-за важности его клана. Юный о́ни, возможно, вполне разумно ожидал потерять карт-бланш на бесплатный выход из тюрьмы и друга по боям жуков в случае отказа. Но Аято, аккуратно проводя пальцами по чудно причесанным серебряным волосам, не дал ему возразить против того, чтобы встать на колени перед комиссаром. Итто просто согласился со словами Аято и даже не сделал ни единого язвительного комментария. Он немного раскраснелся, но не колеблясь вызвал у смертного эрекцию, пока Аято словесно указывал ему, что делать. На самом деле, чтобы окончательно возбудить Аято, достаточно было одного только вида прекрасных клыков Итто на светло-синем шелке, но его послушание только подталкивало Аято к большему. — Используй язык, — скомандовал комиссар, расстегивая официальное кимоно и легко освобождая свой вставший член. Учитывая свои планы на эту ночь, он предусмотрительно оставил себя обнаженным под кимоно. Он усмехнулся, когда Итто остановился, несколько шокированно смотря на оголенный член. Аято, можно сказать, был одаренным среди мужчин по линии Камисато. Возможно, его член и был не таким большим, как у среднестатистического чистокровного о́ни, но этого было достаточно для проверки пределов возможностей многих смертных мужчин. Итто заметно сглотнул, прежде чем приоткрыл губы нечеловеческим розовым языком. Наконец среди нежных приободряющих слов Аято послышался стон, и Итто прислушался, проводя раздвоенным кончиком языка от основания до головки горячей плоти. — Аники- — начал Итто, щелкнув языком по истекающей уретре Аято. Лидер банды разгоряченно ухмылялся и не сомневался, что Аято не хотел слышать такой комментарий в этот момент. Зная, что о́ни были известны своей доминирующей натурой, Итто, скорее всего, ожидал, что все будет иначе. Аято хотел дать понять, что в тот вечер он желал услышать только стоны о́ни от его спермы и члена. Аято сунул большой палец в рот Итто и, как только он открыл его, обхватил помеченную багровым щеку и вонзил кончики пальцев в челюсть лидера банды, заставляя его широко раскрыть рот. От внимания Аято не ускользнуло то, как Итто резко вздохнул, а его серые штаны начали стесненно натягиваться под фирменным поясом с маской о́ни. Жаждущий наказания преступник. Такой непохожий на остальных окружающих наследника Камисато. Просто восхитительно. Аято мог бы поцеловать Итто, но вместо этого только больше раскрыл его челюсти и грубо провел членом по раздвоенному языку вперед и назад. Он притянул голову Итто ближе, заставляя его подавиться, удовлетворенный тем, насколько теплой и влажной была глотка Итто вокруг него, когда он ясно дал понять, кто здесь будет вести. Острые кончики зубов, легко касавшиеся чувствительной кожи, заставляли его пульсировать только сильнее. — Хороший мальчик, — хвалил Аято, пока Итто крепко сжимал металлические прутья по обеим сторонам бедер Аято. Но и не сопротивлялся, когда комиссар толкнул свой член ему в горло, — Мне нравятся твои клыки, мой замечательный о́ни. Комиссар видел, как очевидно толстый, шипованный член набух в штанах о́ни, когда он убрал палец изо рта Итто и легкими толчками заставил своего нечеловеческого любовника взять во всю длину, не позволяя ему большего, чем глоток воздуха. Войдя полностью, Аято остановился лишь потому, что намеревался кончить только в задницу о́ни, пусть его грязный рот и был просто божественным. Аято сложно было не закрыть глаза, представляя, что тепло рта — это узкое тепло внутри Итто, которое он трахал до тех пор, пока миловидный о́ни не откашлял его сперму из легких. С ним так легко быть грубым. Но у него была цель, и если ему, как лидеру комиссии Ясиро нужно достигнуть ее, он сделает это. — Я сделаю тебе так приятно, Итто. Ты такой хороший мальчик. Аято убрал член от пухлых губ, чувствуя, как его сердце колотилось от одного только вида Итто с тонкой паутинкой слюны, соединявшей возбужденного о́ни с его мокрым членом. Растрепанный Итто раскраснелся, изнеможденно дыша с открытым перепачканным ртом. Его глаза ярко пылали алым даже когда тень Аято нависла над о́ни, загораживая огонь и свет фонаря. Удивительная нечеловеческая черта, напомнившая Аято о его естестве о́ни в той же мере, что и рога. Это заставило комиссара только больше хотеть главаря банды. Пальцы Аято прошлись по малиновым рогам о́ни у основания, ласково поощряя Итто продолжать скользить по его вожделеющему стояку горячим языком. Мозолистыми после меча подушечками пальцев он погладил нежную кожу под твердым красным. Итто даже позволил Аято подняться чуть выше и наконец ощутить эти нахваленные крепкие неземные рога. То, как мягкая кожа переходила в гладкий изысканный рог, было по-своему восхитительно. Комиссар вспомнил, что ему было известно о том, что под жестким кроваво-красным кератиновым покрытием в рогах о́ни находится полноценная костная полость. В конце концов, люди и о́ни не так уж сильно отличаются друг от друга, поскольку из того же вещества состоят и человеческие ногти. С этой мыслью Аято вонзил ногти в куда более нежную кожу у основания. Итто громко смущенно застонал, его щеки вспыхнули и по лицу было видно, что он все больше плыл, растворяясь в прикосновениях Аято даже несмотря на решетки камеры между ними. Аято, грубо почесывая ногтями чувствительную кожу у рогов, наблюдал и прислушивался к изменениям в дыхании Итто. Так очаровательно было наблюдать за тем, как он становится все быстрее, тверже и изнуреннее. Итто заводило то, что с ним играются. Что над ним издевается его аники. О, Аято никогда не узнает, как он мог позволять себе заканчивать их ночи на дружеской ноте вместо того, чтобы валяться в постели, сношаясь с необузданным мужчиной. Возможно, даже у лидера Сюмацубан есть слепые зоны. Ему даже в голову не могло прийти, что главарь банды Аратаки будет так жадно вылизывать нижнюю часть его члена, ловя капли предэякулята естественно раздвоенным языком, посасывая головку губами как любимый леденец, в то время как Аято дразнит его, оставляя слабые синяки вокруг рогов. Комиссару хотелось наверстать все упущенное как можно скорее. — Разденешься для меня? — хрипло спросил Аято, грубо схватив Итто за рога, чтобы заставить того встретиться с его довольным взглядом. — Ага... ага, — тупо ответил Итто. Кровь прилила к низу так быстро, что о́ни, обычно шумный, почти потерял дар речи. Итто даже не задался вопросом, почему он все еще заключен в камеру, пока они делают это; вместо этого он быстро легко раздел себя для комиссара, прямо как тюремная шлюха. Аято не мог отрицать то, насколько он был очарован Итто. Это будет самым длинным вечером, когда он искренне улыбается в одном из зданий комиссии Тэнрё. Пальцы Итто потянулись к его собственному ремню и пряжка с маской о́ни небрежно отлетела в сторону, когда лидер банды, все еще стоя на коленях, расстегнул свои темные штаны. Аято был необычайно рад видеть, что Итто, как истинный придурок, отказался от носки нижнего белья. Хотя, судя по тому, как сильно выпирал вперед его о́ни-кровный член, возможно, вне зависимости от того, как он завязывал фундоси, это было неудобно. Или оно было даже приблизительно недостаточно длинным, чтобы его можно было правильно завязать. Итто, будто надеявшийся, что этого достаточно, наклонился вперед, чтобы продолжить отсасывать Аято, но его остановил ноготь, жестоко вонзившийся в чувствительное место, где к коже и черепу присоединялся алый рог. — Все, Итто, — выдохнул комиссар, — Я хочу видеть тебя всего. Итто еще недолго колебался, прежде чем успокоился и расслабил лицо. Он усмехнулся, снимая свое черно-красное пальто и развязывая симэнаву за спиной. Аято дал ему немного времени передохнуть от ласк этих прелестных рогов, чтобы Итто стянул почти отсутствующую ткань своей рубашки и уверенно встал, сбрасывая доспехи и штаны, и остался полностью обнаженным. Он не стеснялся этого, пусть и румянец, выступавший на скулах, был очень заметен. Член Итто, теперь полностью твердый, был чудовищно зазубренным под толстой головкой и куда больше, чем у большинства смертных из-за его крови о́ни. Аято не понаслышке знал, что все это было для того, чтобы обеспечивать оплодотворение. От шипов, зацепляющих матку или простату, до крупных яичек, которые могли бы сформировывать даже яйца во время оргазма и оплодотворять мужчин в их истинной форме о́ни, если бы только эти самые шипы не чувствовали, что они зацепились за шейку матки. Действительно, нет поводов для смеха, когда тебя трахает о́ни. И у Итто, безусловно, был совершенно исключительный инструмент для размножения. У преступника даже был сделан черный принц Альберт, пронизывающий его уретру. Аято хотелось откровенно домогаться до о́ни. Этот массивный член будет выглядеть так божественно, когда станет ударяться о твердый пресс Итто, пока лидер Сюмацубан будет жестко трахать его. И будет выглядеть еще лучше, когда он округлит и испортит этот привлекательный пупок над ним. Все еще не до конца раздетый мужчина уговорил Итто вернуться к решеткам, пальцем намеренно зацепляясь за круглое кольцо ошейника о́ни, чтобы притянуть Итто ближе к себе. Он заставил Итто повернуться так, чтобы о́ни, слегка превосходящий в росте, был к нему спиной, а затем прижал его к себе так близко, как только мог из-за решеток между ними. Здесь не было ничего, кроме широких плеч, плавных линий багровых татуировок на бледной коже и одного-двух едва заметных боевых шрамов, омрачающих великолепную мускулатуру. Особенно приятное зрелище — красная линия вдоль его позвоночника, поскольку она вела взгляд ниже, к изумительной подтянутой заднице. Аято жаждал увидеть, как этот красный оттенок распространится по коже о́ни, чтобы он мог увидеть его тем, кем он был на самом деле, и изнасиловать его. Комиссар находил его грубые черты довольно красивыми, и он решил заставить Итто показать ему их во всей красе. — Просто идеально, — промычал Аято Итто на ухо, прижимаясь членом к крепкой ягодице лидера банды. Прикосновения кожи о кожу — словно удар током, порождающий в них обоих поглощающую жажду большего. Аято взял руки Итто в свои, вынуждая его схватиться за прутья, плотно прижимающиеся к краям его задницы. Решетка между ними заставит Итто, словно шлюху, согнуться и раздвинуть ноги, если он захочет пульсирующий член Аято в себе. И он сделает это. Аято заставит его. — Стой смирно, понял? Я хорошо позабочусь о тебе, мой прекрасный о́ни, — с хрипотцой произнес Аято, не скрывая в каждом своем слове того, насколько его возбуждал Итто. Его забавляло то, что это заставляло Итто видимо сглатывать. Когда мозолистая после меча рука сжала массивный член о́ни, Аято почувствовал, что у него может уже скоро развиться фетиш на приставание к члену Итто. Кожа была шелково гладкой, не считая жестких шипов сразу под чувствительной розовой головкой. Они были твердыми и от многочисленных прикосновений заставляли бедра Итто трястись. Вдоль его низа была такая же малиновая татуировка, от поглаживаний которой его тяжелый стояк пульсировал маленькими волнами удовольствия. От игр с чувствительным пирсингом головка сочилась. Очаровательная жажда секса. Удивительно, что у о́ни с таким прекрасным первоклассным членом еще не было собственных детей. О, и стоны, вырывавшиеся из Итто, когда его трогали, были такими же безудержными и неистовыми, как и он сам. Это только подстегнуло Аято ощупать каждый дюйм от гладкой промежности до тяжелых яичек и чудовищного члена, созданного для оплодотворения. — Ох, блять.., — Итто выдохнул от подавляющего внимания, пока Аято ухмыльнулся ему в плечо. Пальцы другой руки впились в бедро Итто, а затем нежно скользнули вниз, разминая кожу изящно подтянутой задницы. Аято не торопился, убедившись, что Итто был больше озабочен рукой, надрачивающей его член, словно он больше насиловал о́ни этим, чем рукой на его ягодицах. Услышав, как учащается дыхание Итто, он наконец полностью сжал его член в ладони, поглаживая его мучительно медленно и чувствуя каждый пульс возбуждения, проходящий по его венкам. — Позволь мне потрогать тебя еще, — горячо прошептал Аято прямо в заостренное ухо, ласково прикусывая его. Итто оставалось только кивнуть. Он не привык к таким ласкам, особенно со стороны главы комиссии Ясиро, но он доверял Аято. Он сблизился с общепризнанным красавчиком наследником Камисато из-за оникабуто, сакэ и даже шалостей. Итто расслабился, откинувшись на решетку, издав низкий, но безудержный стон, предавшись наслаждению поглаживаниями своего массивного члена мозолистыми пальцами Аято. Его словно током ударило, когда он почувствовал, как рукой Аято провел вдоль и между его ягодиц. Прохладное касание гидро сопровождалось теплом пальца Аято, ласкавшего края его дырочки, скользя по ним при помощи глаза бога комиссара. — А-аники? Э-э.., — Итто не смог вспомнить вопрос, который хотел задать. Он не ожидал, что его будут трогать так. Даже если какая-то его часть была возбуждена от того, как Камисато помыкал им, он был уверен, что будет сверху. Но теперь Аято смазывал его анал. Затем наследник Камисато предпринял откровенно нечестный поступок, зная, что Итто ослабнет под ним. Рука, поглаживавшая шипастый кончик члена о́ни, схватила Итто за подбородок, повернув лицо беловолосого мужчины так, чтобы он мог горячо провести языком по этим прекрасным губам и закрыть клыкастый приоткрытый рот своим. Горящие глаза расширились от этого действия, а лицо Итто внезапно стало темно-красным далеко не из-за татуировок. Аято ничего не мог поделать с собой, когда Итто так реагировал, и во время судорожного вздоха впился в губы главаря банды, с наслаждением проводя языком по его клыкам. Потребовалось всего ничего, чтобы Итто потерял свое превосходство в росте и раздвинул ноги, чтобы легче целовать в ответ. Он наконец-то расслабился в удовольствии, которое ему старался доставить комиссар. Аято грело сердце то, как о́ни доверял ему. Новый наследник клана Камисато был обеспечен, поскольку морщинистое кольцо мышц, которое он смачивал, расслабилось и приняло один постепенно введенный тонкий палец в гидро смазке. Судя по тому, как Итто застонал и вздрогнул во время спутанного поцелуя, проникновение, вероятно, было болезненным, но элемент Аято, смягчающий и сочащийся, был как раз кстати. Комиссар еще немного попытал счастье, отправив воду выше и глубже в задницу Итто, отчего гидро непристойно вытек из его ануса по бедрам. Итто громко судорожно выдохнул, но уже скоро задрожал от удовольствия, когда Аято спустя несколько пробных толчков скользнул вторым пальцем в его теплую узкую дырку и согнул пальцы, ища простату Итто. Другая его рука спутывала серебряные волосы, в то время как он брал верх над Итто в жадном поцелуе. Еще три подстраивающихся толчка и Итто бешено застонал от нового источника удовольствия, пронзившего его разум. Когда Аято нашел этот небольшой комок чувствительных нерв, все было кончено. О́ни окончательно растаял в его руках, подчинившись ему. Аято выиграл. Итто был его. Усердно он работал пальцами, доя простату Итто настолько же, насколько готовил к заполнению толстым истекающим членом комиссара. Это было исключительным намерением Аято насадить о́ни на свой член, насилуя и ударяя по эйфорическим нервам в диком животном инстинкте. И это сработало. Аято почувствовал, как его захлестнуло еще большее блаженное удовлетворение, когда Итто начал отвечать на толчки его пальцев, глубоко проникающих костяшками в его анал. С нарастающим желанием раздвоенный язык переплетался с его собственным. Итто был громким, стонал как чертова одичавшая шлюха, плевав на то, что они в тюрьме не одни. Аято еще немного насладился видом и звуками своего нового любовника, а после вновь потерял терпение. Пальцы свободно грязно выскользнули из практически полностью пропитанной гидро задницы Итто. Протяжный стон главаря банды перешел в хныканье, стоило их губам разъединиться. — Аники, вернись, — Итто склонил голову набок, а его бедра толкались в воздухе, пытаясь заполнить пустоту в нем. Его член болел от того, как сильно ему нужно было кончить, — Я не- Аято прервал жалобу, обеими руками схватив ягодицы Итто и раздвинув их, обнажая мокрую пустую дырку. Он не тратил время зря, скользя кончиком своего пульсирующего члена по сморщенным краям, извращенно распределяя по ним липкий предэякулят. Мышцы отчаянно дрогнули с нуждой быть заполненными, будучи настолько скользкими, что практически обхватывали толстую головку члена Аято, прежде чем он закончил дразнить о́ни. По его позвоночнику прошла напряженная дрожь удовлетворения, когда нить его естественной смазки грязно прилипла и соединила его с этой жаждущей дырочкой после того, как он отстранил головку. Без лишних слов, Аято, выровняв кончик своего истекающего члена, медленно постепенно ввел его внутрь. Отвратительные ругательства сорвались с губ Итто в крике, стоило головке члена Аято наконец-то войти в него. Раздвинутые ноги о́ни задрожали, когда он физически почувствовал, как его стенки растягиваются, тесно сжимая орган, что был гораздо толще, чем те два пальца, которыми Аято подготавливал его. Каждый дюйм медленно заполнял его внутри, пока огромный член смертного полностью входил в тугую задницу Итто. Итто чувствовал, как его стенки растягиваются и сжимают массивный член Аято; чувствовал, как с жадностью подергивался от каждого случайного стискивания от удовольствия и с непривычки, будучи выебанным впервые. Комиссар удовлетворенно застонал, чувствуя, каким узким и теплым был зад Итто. Он вновь пожалел о том, что ранее в их отношениях лидер банды Аратаки не объездил его член. Аято уверен, что к этому времени у них уже было бы достаточно маленьких бегающих вокруг о́ни, чтобы в резиденции Камисато никогда не было тихо или мрачно. Ожидание, пока о́ни привыкнет, было жестоко отброшено, когда Аято отвел бедра назад, каждым дюймом задевая ту самую точку интенсивного наслаждения, которую Итто никогда не касался ранее. Из-за того, насколько Итто был возбужден, между шипами его крупного нечеловеческого члена струйками стекал предэякулят. И его возбуждение стало только сильнее, когда Аято резко двинулся бедрами вперед, бесцеремонно входя в его девственный анал. Толчки стали быстрыми и безжалостными, но, несмотря на тупую боль, которую они поначалу причиняли, вскоре Итто захлестнула потребность в блаженстве в виде члена Аято. Ощущения были такими потрясающими. Такими заполняющими, идеально удовлетворяющими примитивную жажду. Итто, не сдержавшись, выгнулся ему навстречу и застонал, когда толстый набухший член прошелся по простате и, продолжив план комиссара, начал втрахиваться в нее, желая выдоить Итто досуха. Темп был тяжелым, быстрым, жадным. Кровь о́ни в Итто упивалась этим. Итто почувствовал, как влажное пятно естественной смазки, стекавшей с уретры его тяжелого члена, растекалось по его прессу с каждым сильным толчком, бившим в живот. Он хотел наклониться и потрогать ту выпуклость у пупка, проверив, сможет ли почувствовать массивный пенис Аято, который раз за разом вдалбливался в него. Но он продолжил подчиняться приказу комиссара и остался неподвижен. Он хотел угодить ему после победы в этом вызове. Ему было жарко и он дышал так тяжело, будто ему не хватало воздуха в легких, чтобы стонать так громко, как ему хотелось. Внезапно ему стало необходимо кончить на этом члене, когда красноречие Аято обожгло его ухо и только больше ослабило. — Твоему комиссару нужен наследник, Итто. Аято восхищался тем, как о́ни выгибался от его прикосновений, и не стал сдерживаться, проводя руками по телу Итто везде, где только мог. Он полностью обвел красные татуировки на формах Итто с лаской, поистине достойной любовника, и остановился, облизывая заостренный кончик уха о́ни. — Тебе не кажется, что это было бы замечательной возможностью показать людям Инадзумы о́ни в лучшем свете, Итто? Комиссия Ясиро сейчас считается самой лояльной сёгунату. К нашим полукровным детям-о́ни будут относиться так хорошо, что они проложат путь будущим поколениям. Люди и о́ни смогут преодолеть свои разногласия. Прямо как ты и хотел. Руки Итто крепко сжимали железные прутья позади него, черные ногти впились в ладони, пока он удерживал себя на месте, позволяя мужчине растрахивать его дырку. В этот момент ничего, кроме ненасытных прикосновений Аято и греховных обещаний, не имело значения. По тому, насколько туго мягкие стенки сжимались вокруг его толстого члена, Аято мог понять, что Итто возбуждало каждое слово, сказанное о его оплодотворении. Глава клана Камисато, очарованный этим, стремился привязать к себе о́ни-кровного мужчину. Трикомиссия ничего не сможет сделать против их отношений, если Итто забеременеет от Аято здесь и сейчас. — Не разочаровывай своего аники. Прими мою сперму и роди мне чудесного ребенка-о́ни, Итто. Твой аники будет так счастлив- Запах пота и секса в воздухе вокруг них опьянял. Аято слышал, как Итто становился громче, и чувствовал, как его движения становятся все менее контролируемыми и более нечеловечески жадными. Резкие толчки немного сбились с ритма, поскольку Итто становился все более отчаянным, двигаясь навстречу каждому толчку, имеющему его задницу. — Аники.., — простонал Итто, пока Аято снова и снова упирался членом в его измученную простату. Все толкался, толкался и толкался. Наслаждение сводило о́ни с ума, заставляло извиваться на его члене, — Аники! Аники! Аято! Да! Пожалуйста! — Пожалуйста что, мой о́ни? — ухмыляющийся Аято тяжело дышал, чувствуя разливающееся по венам удовольствие от потерянности мужчины, которого он беспощадно трахал. — Блять! Пожалуйста! Кончи в меня! Аято широко улыбнулся, увидев, как красный оттенок расползся по коже Итто. Кровь о́ни взяла верх, и он в слепой похоти наконец-то представил свою истинную форму главе комиссии. И Аято был прав. Каким-то образом так он был даже красивее. И великолепно фертилен. Аято наклонил бедра Итто под новым углом через решетку для следующего толчка и испытал болезненный восторг, когда головка его члена уткнулась в новый тугой второй вход дальше в его узкой заднице. Он сразу же начал вдалбливаться в нее глубокими резкими толчками. Звуки шлепков кожи о кожу непристойно громко разнеслись по всей тюрьме; из-за естественной смазки, вытекающей из новообретенного органа, и гидро, покрывающего его член, все звучало еще грязнее. Итто был настолько возбужден, что смазка с тихими влажными шлепками крупными каплями разлилась по тюремному полу. — Хороший мальчик. Мой прекрасный о́ни. Так хорош для меня. Дай мне поиметь свою матку. Аято чувствовал, как с каждой похвалой напряжение ослабевало, поэтому не сдерживаясь сипло шептал на ухо о́ни. Тяжело дыша, Итто прижимался к нему настолько, насколько позволяла решетка, утопая в инстинктивной похоти подчинения, к которой удовлетворенный Аято подвел его. То, каким разбитым был сейчас сильный мужчина, заставило Аято войти в него грубее. Стоны о́ни звучали так сладко вместе с нечеловеческим урчащим рычанием. Он был таким же громким, влюбленным в свой собственный голос как в сексе, так и вне. Из-за этого Аято потерял терпение в растущем желании услышать реакцию Итто на заполнение его матки. Аято еще больше окутал свой член гидро, наслаждаясь тем, как дернулся Итто, чувствуя, как внутри вместе с членом комиссара заскользили щупальца. Струйки прошлись выше, невыносимо сильно потирая чувствительную простату главаря банды, принося ему еще больше ломающего рассудок удовольствия, а после двинулись глубже к размягчающемуся отверстию. Итто взвыл, когда вода прошла сквозь и скользнула по второму входу, увеличиваясь ровно настолько, насколько нужно было расширить шейку матки, чтобы Аято мог полностью войти головкой своего огромного члена в теплую утробу о́ни при следующем толчке. Бархатистые стенки туго сжали стояк Аято, доя его, пока задница, которую он имел, отчаянно молила его о сперме. Гидро удерживало шейку матки открытой, позволяя Аято использовать ее в качестве жадной узкой насадки на член. Резкий звук струи жидкости, начавшей капать на холодный тюремный пол, заставил член Аято сильнее пульсировать вместе с продолжившимися нещадными толчками. Итто только что кончил от одного только проникновения в его о́ни матку; его член остался нетронутым. Его сперма оставила под ним целую лужу — настолько обильно о́ни могли кончить. Аято впился пальцами в красные бедра с такой силой, что они закровоточили, но это было не так важно, как продолжить насиловать задницу Итто, наполняя это соблазнительное чрево до отказа. Он терзал внутренности Итто, не собираясь останавливаться до тех пор, пока четко очерченный пресс не округлится из-за ребенка о́ни. Его ребенка. Матка Итто умоляла о семени, не прекращая сжиматься. Аято наслаждался каждой секундой, когда Итто терял рассудок в мощных плотских желаниях и животных инстинктах создания семьи. О, и конечно же он вслух упрашивал Аято оплодотворить его то стонами, то, запинаясь, словами. — Аники! Пожалуйста! Аято! Мне... мне нужно- — Тс-с. Аято поднял одну руку и просунул ее сквозь решетки, ухватившись за один из рогов Итто. Он не мог прийти в себя от того, насколько гладкими и приятными они были в его хватке. Мысль о том, как мало приятных слов потребуется Итто, чтобы позволить своему аники сломать их, заставило жар в его животе сжаться до первой искры оргазма. О, как же ему хотелось оставить на Итто такие ужасные метки. Он бы сохранил украденный рог как сокровище. Но вместо этого Аято использовал его, чтобы притянуть Итто ближе к себе, протолкнув язык в надрывающееся горло о́ни, насаживая его бедрами на свой член жестче, чем раньше. Он вошел так глубоко, что во время своего последнего толчка почувствовал, как липкая уретра задела заднюю часть о́ни матки Итто. Коварно улыбаясь, Аято застонал и густо излился, полностью обхваченный жаждущей дыркой и плодородным чревом Итто, тем самым утвердив о́ни принадлежащим ему. Его сперма была горячей и обильной из-за того, что прошло слишком много времени с того момента, как он в последний раз кончал. Идеальное количество для того, чтобы оплодотворить эту умоляющую, нуждающуюся матку о́ни всего за раз. Крайне плодородно, как и о́ни в своей истинной форме. Это было идеально. У Итто не было выбора, и он позволил заполняющему живот теплу разлиться внутри себя. Седовласый главарь банды опьяненно застонал, когда жар охватил его чрево, завладев им. — Не разочаровывай своего аники. Прими мою сперму, — Аято, нежно потирая пупок Итто, оторвался от чувственного поцелуя. Ему даже слишком нравилось проникать туда, где о́ни будет растить их ребенка. Массируя рукой чуть выше, он оргазмировал, выдавливая все до капли глубоко внутрь, — Тебе нравится ощущать то, как я оплодотворяю тебя? О, ты подаришь мне таких чудесных детей, мой о́ни. Инстинкты заставили Итто кончить нетронутым снова, нечеловечески большой порцией заливая пол из своего проигнорированного шипастого члена. Он закатил глаза, принимая в свое жадное до спермы чрево все, что ему преподнесли. Сработал глубоко укоренившийся дикий инстинкт, и главарь банды начал качать бедрами на брызжущем члене Аято, глубже насаживаясь на горячий ствол и практически выдаивая каждую каплю плодородного семени в свою ноющую дырочку. Ему было недостаточно. Итто хотелось, чтобы между ними не было решеток, чтобы он мог заставить Аято так замечательно наполнить его еще и еще. Его телу внезапно стал необходим ребенок комиссара в своем чреве. Все, что его волновало — ощущение того, как он растягивается на массивном члене своего аники, наполненный густой спермой в своей готовой матке. Плодовитость о́ни ни за что не позволила бы Итто растратить впустую такой эйфорический дар. Жестоко, но этот очаровательный громадный член перестал насиловать его, теперь уже, мокрую дырку. Тепло Аято прижалось к его спине недалеко от холодных прутьев, пока Итто свел ноги, инстинктивно пытаясь удержать в себе стекающее по бедрам семя. — Оденься, мой милый о́ни, — Аято сжал между пальцами набухший сосок Итто, хрипло шепча Итто на ухо, — Я заберу тебя домой и ты не покинешь мою спальню до тех пор, пока из твоей груди не пойдет молоко, а живот не округлится нашим ребенком. — Аники.., — Итто звучал разбитым удовольствием, но, в то же время, счастливо и немного смущенный тем, что вспомнил об их нахождении в тюрьме. Аято уже подумывал попытать счастья в отведенное ему здесь время, трахнув о́ни в тупую во второй раз. Но это подождет до возвращения домой, где он сможет по-настоящему насладиться тем, что насилует своего о́ни, заставляя его беременеть наследниками раз за разом. Трикомиссия еще пожалеет о том, что вынуждала Аято жениться и завести детей; вскоре он покажет им свою большую прекрасную семью, в которой течет кровь о́ни. У них тоже не будет выбора, кроме как зауважать о́ни, когда те официально станут частью клана Камисато. Аято не станет отрицать, что доволен всеми этими тяжелыми испытаниями и, бесспорно, счастлив со своим о́ни.