***
Благодатное солнце Нанта-Нуво заливало кабинет Его Высокопреосвященства кардинала Кайла Томаса и слепило глаза представшего пред своим учителем брата Леона. Но светлоглазый инквизитор даже не морщился. Буквально полтора часа назад космолёт с Пьетаса приземлился в порту епархии. Не медля ни секунды, временный нунций, сложив свои полномочия, направился в личную келью при инквизиционном корпусе, принял душ, переоделся как подобает, выпил традиционную чашечку кофе — и направился на аудиенцию к своему наставнику. Отчёты по деятельности Чрезвычайной комиссии он оформил и отправил епископу Джианни по эфирной (ноосферной — как теперь знал Леон) связи ещё во время недельного полёта к родной планете. То, что в Пьетасском деле был замешан чиновник Конклава кардиналов, инквизитор подчеркнул особо. Совсем другую версию Леон Годар передал кардиналу Томасу личным шифрованным письмом. И ещё одно послание он отправил родному брату Пьеру, пообещав тому непременно связаться в ближайшее время и настоятельно попросив быть готовым к любому повороту событий. Весь свой путь к Нанту-Нуво он размышлял, что скажет учителю, продумывал каждое слово. А теперь Леон сидел в уютном и просторном кабинете кардинала Томаса и собирался с мыслями. Только что он изложил всё, что узнал от врага Святого Престола вероотступника Дарленда — без остатка. И то, что не попало в отчёты, и то, что не рискнул доверить даже зашифрованному письму. Кардинал его не торопил со словами. Напротив, ненадолго отвлёк от раздумий, сообщив: — Я санкционировал проверку в отношении младшего фон Мансфельда — отправил запрос от своего лица. Если брат Амадео уже интересовался его персоной, это заставит следователей шевелиться. А если нет — что ж, это следовало сделать незамедлительно после получения твоего отчёта. — Падре… — сказал Леон и замолк. Судьба фон Мансфельда его не волновала. — Говори, — подбодрил кардинал. — Я… не уверен, что мы… действуем правильно, — вскинув голову на учителя, ответил Леон. — Не сами ли мы умножаем еретиков? Мы пугаем стадом малым, что спасётся, — а они полагают, что лучше стать одним из главных в Аду, чем пресмыкаться в Раю. Не поддерживается ли Церковью, не усиливается ли церковными иерархами вся эта… пустая страшилка? В которую почти никто не верит? Наши иерархи вообще понимают, что происходит на самом деле? Кардинал покачал головой: — Увы, но у меня нет сию секунду ответов на твои вопросы, сын мой. Ты в праве задавать их, а я ничем не могу разрешить твои сомнения. Но говори… И Леон продолжил: — Если прав Дарленд, то мы не можем винить заблудших прихожан. Если в происходящем виновны высокие умы Святой Церкви — мы не в праве им верить. Какова должна быть наша пропаганда? К чему мы должны призывать? Куда вести паству свою? Я… утратил Путь. Я более не уверен в правильности собственных деяний. Как мне быть, отче? Мне надо самому отдаться под суд Святой инквизиции? Его глаза горели огнём решимости, почти как у почившего монаха-кармелита Анри Перра. Но это не был огонь праведной веры, то был огонь сомнений и смятения. И кардинал Кайл Томас, поднявшийся из самых низов, с молоком матери впитавший жизнь простого люда и их чаяния, их сомнения и метания, сейчас понимал своего лучшего ученика как никто другой. Как бы ни была крепка вера, сомнения были движущей силой. И только воля человеческая вела на ту или иную сторону. Старый кардинал опустил взгляд и проговорил: — Знаешь, как я убил своего первого демона? Я был абсолютно уверен в том, что действую правильно. У меня не было ни тени сомнения. Но сейчас… я не могу утверждать, что прав. Что твой путь — ошибочен, а мой — единственно верный. Я не чувствую, что вправе судить и карать тебя, сын мой. И потому говорю тебе: уходи. Я помогу. Я скажу, что ты отбыл по моему личному поручению. Без объяснений и подробностей. А ты исчезни. Уйди туда, где никто тебя не станет искать, куда за тобой не пойдут. Стань призраком… Леон Годар опустился на колени, согласно тому, что предписывал протокол, поцеловал кардинальское кольцо и, повинуясь безмолвному жесту наставника, покинул помещение.***
— Ты так и не удосужился позвонить тётушке Моник! А она ведь… — …Ждала моего звонка, я знаю. Ты это уже тысячу раз повторил, Пьер. — И мне ни разу не сообщил, что ты и как ты! А ведь обещал, советоваться по медицинским вопросам хотел! — Я отправлял тебе письмо. И у меня был советник по медицинским вопросам — там, на месте. — Да-да, какой-то доктор Кох! Ты рассказывал! Откуда он вообще взялся, если у тебя есть я? Да, я помню: его назначил Святой Престол. И как он выполнял свои прямые медицинские обязанности, спрашивается? Ты ведь едва живой вернулся с этого твоего Пьетаса! — Ты преувеличиваешь, брат. — Ну, а потом! Ты выдернул меня из моей жизни просто на ровном месте, без объяснений, тайком вывез из Священной Империи, протащил через пол-галактики на этот, прости Господи, Фронтир! Ты уверен, что тут вообще живут люди? — Странно такое спрашивать, стоя посреди оживлённого космопорта на благоустроенной и плотно заселённой планете, не находишь? — Я не об этом. Но допустим. А нам-то что тут делать? Тоже… жить? — Да. Наймёмся на какой-нибудь корабль. Врачи всем нужны, даже Стражам Фронтира. — Ну, а ты? — За меня не переживай. — И всё-таки: зачем? Почему мы не могли остаться? Почему ты забрал меня, но оставил тётушку с дядюшкой? Почему ты вообще решил, что вправе ломать мою жизнь?! — Потому что я узнал то, что поставило нашу жизнь под угрозу. Мне нельзя было больше оставаться в пределах Священной Империи. А на тебя могли бы воздействовать, чтобы добраться до меня. Ты тоже был в опасности. Но тётушка с дядюшкой, хоть и наши единственные близкие родственники, — люди пожилые, самостоятельные и давно уже на нас с тобой влияния не имеющие. Их не тронут. Об этом позаботятся, к тому же. — Ты с детства заводил неправильные знакомства, брат. Я это подмечал, так и знай! Они всегда тебя вовлекали в какие-то неприятности, твои неправильные друзья! Но ты старший, ты сам всё решал, конечно же! Только теперь твои проблемы коснулись и меня. И что мы будем с этим делать? — Будем их решать. — Ну-ну… Посмотрим. Я, кстати, интересовался этим твоим Пьетасом как раз перед нашим… эээ… побегом. Ты знаешь, что в системе Фидес сменился курфюрст? Судя по новостям, все очень воодушевились, когда к власти пришёл некто фон Мансфельд. — О… — Ага! Всё-таки и младший брат у тебя не промах, а? Смог тебя удивить! Только ты, по-моему, расстроен? — Не бери в голову. Это осталось в прошлой жизни… О, смотри: нас с тобой только что внесли в общую базу данных Стражей Фронтира. Привыкай называть собеседника по прозвищу, Молчун! — Опять «Молчун»? — От себя не уйдёшь, брат. — Ну, ладно… по прозвищу — так по прозвищу... Призрак.