Vale et me ama

Я снова проснулась на плече Малфоя. Ну что за дурная привычка? Приподнялась на локте и посмотрела на него. Он спал. Такой спокойный, лохматый. Никогда раньше не разглядывала его. Он и правда просто оскорбительно красив. Понятно, почему на него в школе девчонки вешались. Даже при его дурацком характере. Густые тёмные брови, длинные ресницы, чётко очерченные скулы. Нос, правда, теперь с горбинкой. Это я постаралась. Опустила взгляд ниже. Из-под футболки выглядывали косточки ключиц и чëрные волоски на груди. Так странно, на голове почти белые, а тут… Так, стоять. А где чернота, что была на шее? Я осторожно потянула в сторону его футболку. Пятно явно сползо с шеи, но плечо все еще было поражено. Что за чертовщина? — Грейнджер, если хотела меня раздеть, могла просто попросить. Я отдëрнула руку. Малфой открыл один глаз и уставился на меня. — Я не… Проклятие. Оно немного отступило! Как это возможно? — Без понятия. Он повернулся на бок, спиной ко мне. Я подцепила низ его футболки и задрала ее повыше. — Это домогательство? — Оно уменьшилось! Что ты сделал? — Выспался. — Может, дело в еде? Нет, бред. Надо понять, как это работает. Малфой снова завозился и развернулся ко мне. — Если я скажу тебе, что понял, как это работает, ты отстанешь? — Ты понял? Ну и? Как? — Ну, не совсем я… Грюм навёл меня на мысли. Но если я тебе скажу, может не получиться. — Да что там такое??? — Нет, не скажу. Потом, когда-нибудь. Но тебе теперь нельзя меня обижать, ясно? Только гладить. — Я тебя сейчас утюгом поглажу. — Тогда я умру. Оно тебе надо? Он нахально ухмылялся. Я накрыла его лицо подушкой и пошла в ванную. Смазливый гадëныш. *** Завтракали мы яичницей с беконом. Пир, натурально. — Малфой, хватит уже лыбиться, бесишь. Что там с гоблином? Он улыбнулся ещё шире. — С ним всё отлично, жив-здоров. — Чего ты весëлый такой? Я серьезно спрашиваю. — Лааадно. Мы с ним договорились. Послезавтра мы идём в банк. При досмотре палочки нас пропустят. Нужно сделать ключ. — Хорошо. Сегодня этим займёмся. Я тоже кое-что узнала, пока ты пытал несчастного гоблина. — Я не пытал его. Просто… Надавил. — Говнюк. Так вот, я выяснила, что палочка, которой сейчас пользуется Реддл, не принадлежит ему. — Это палочка Дамблдора. Он охотился за ней. Вытащил из могилы. — Да. Бузинная палочка. Могущественная, практически непобедимая. Но подвох в том, что верно служит она только истинному владельцу. Тому, кто отнял её в бою. Так вот. Раз именно Снейп убил директора, значит и палочка принадлежит ему! А Реддла она толком и слушаться не будет. У нас преимущество. Если, конечно, Снейп не надоумит своего хозяина… — Не надоумит. Он, вообще-то, всегда был шпионом Ордена, — я открыла рот, — И вот ещё одна неувязочка. До того, как Снейп выпустил убивающее, я обезоружил Дамблдора. У меня пропал дар речи. — Значит… — Бузинная палочка принадлежит мне. Я потëрла лицо руками. Надо подумать. — Что мы можем из этого извлечь? — По сути, ничего. Просто факт: Бузинная палочка в руках Реддла — обычный прутик. У Поттера против него куда больше шансов, чем могло бы быть. — Ладно. Отлично. Пусть так. Это ведь уже хорошо? — Да. Думаю, да. *** — Вообще, Камю имел в виду нацизм, когда описывал эпидемию. — Нацизм? — Это идеология, согласно которой одна человеческая раса превосходит все остальные. Нацисты истребляли людей, как бешеных собак. Были жестоки. — Что-то мне это напоминает. — Именно. Я ведь говорила, социальные проблемы у всех одинаковые. В общем, чума — это нацизм. Третий Рейх называли «коричневой чумой». — Рейх? Империя? — Знаешь немецкий? — Немного. — Да, Третья Империя. Так маглы ознаменовали Германскую империю в период Второй мировой войны. — А что по поводу доктора Риэ? — Маги не изучают древнегреческую мифологию, а зря. В основе «Чумы» — миф о Сизифе. После своей смерти Сизиф был приговорëн богами закатывать на гору огромный валун. Каждый раз, когда он приближался к вершине, камень скатывался к подножию. И так до бесконечности. Отсюда выражение — сизифов труд. Доктор Риэ борется с чумой, зная, что она неискоренима. Погаснет вспышка в Оране, перекинется на другой город. И когда-нибудь всё равно вернётся. — Зачем же он борется? — Действие над бездействием. Кто знает, может и мы боремся напрасно. Зло не искоренить раз и навсегда. Но лучше знать, что ты пытался, чем жалеть, что ничего не предпринял. «Чума» — драма абсурда. Абсурдный мир враждебен для человека. Лишён всякого смысла. Я борюсь, пока не потеряла смысл. Пока мир для меня враждебен, но ещё не абсурден. Малфой выглядел потерянным. Наверное, он не ожидал, что магловская литература может быть такой глубокой. — О чём задумался? — Просто… Получается, то, что я делаю — сизифов труд? Мой мир уже давно абсурден. — Для тебя всë бессмысленно? — Я не понимаю, ради чего борюсь. — Ты говорил, что для себя. Ради самоуспокоения. — Разве этого достаточно? Победим мы, а дальше что? Ходить, гордиться собой в одиночестве? — Почему в одиночестве? — У меня ведь ничего не осталось. Родители по другую сторону. Друзья, девушка… Я подавилась печеньем. — У тебя есть девушка? Малфой непонимающе хлопал глазами. — Да, а что? — Ничего! Вот же сука! — Тебя волнует, что при этом я сплю с тобой на одном диване? Ты же сама точно такая же! — Что??? — Ну, ты ведь… С рыжим. — Мы не встречаемся! И никогда не были вместе! Я была в него влюблена, но… Да какая разница? Ты изменник. — Я никому не изменял. Мы просто спим рядом. Это вынужденная мера. — Это..! Я чуть не задохнулась от возмущения. — Угомонись, Грейнджер, я пошутил! Ты меня оборвала на полуслове. Я хотел сказать, что у меня нет ни друзей, ни девушки. — Ты засранец! — Чего ты так распереживалась? — Ничего. — Ну вот, теперь дуешься. — Просто ты — напыщенный индюк. — С чего? Я серьëзные вещи говорил, вообще-то. Это ты всё в балаган превратила. — Я ничего не делала. — Ладно, замнëм. Я пихнула его ногой. — Почему ты вообще тут ешь печенье? Вся постель в крошках будет. — Готовлю тебе место для сна. — Ну уж нет. Сама спи там. — Нет. — Противная женщина! *** За окном было темно. Наверное, уже глубокая ночь. Мы весь день занимались ерундой: обсуждали книги, спорили о прошлом, даже сразились на вилках. Время от времени я даже забывала, что идëт война. Что мы находимся в полусгнившей лачуге, служащей нам убежищем. Забывала, что я — Гермиона Грейнджер. Нежелательное лицо номер два. Что он — Драко Малфой. Сбежавший Пожиратель, бывший враг. Я уставилась на его левое предплечье. — Ты его чувствуешь? Малфой проследил за направлением моего взгляда. — Когда зовëт. — И как это? — Метку печëт. Но последние пару дней всё тихо. — Это больно? — Иногда. Но терпимо. Я снова подняла глаза к потолку. Ну и скука. Надо заняться чем-то полезным. — Нужно сделать ключ. Он страдальчески вздохнул. — Давай… потом. — Ты что, боишься, что моих навыков в легилименции не хватит и я сломаю твой разум? — Да нет, просто… Наверное, это порча. Я не могу как следует контролировать сознание. Тебе придëтся искать самой и… — И я могу увидеть то, что ты не хочешь показывать. — Да. Я придвинулась к нему, села напротив. — Слушай, что бы я там не увидела… Мне всё равно. Я не стану ни осуждать, ни обвинять. Договорились? — Ладно. Ладно, давай. Только… Я выстроил своё сознание в форме лабиринта. Если смогу, я тебя направлю, но в основном придëтся действовать самой. Воспоминание о ключе старое. Я видел его лишь мельком, летом, после третьего курса. Но никакой хронологии в лабиринте нет. Просто что-то спрятано подальше, а что-то — на самом видном месте. — Я осторожно. — И ещё… Ты будешь чувствовать то же, что и я, когда проживал этот момент жизни. Более поздние воспоминания, в которых я уже владел окклюменцией… В общем, когда разум закрыт, я не пускаю эмоции наружу, но внутри они ощущаются куда острее. Если тебе станет нехорошо… Просто выходи. — Ладно. Я достала палочку и направила её на Малфоя. Легилименс.