Гомосексуальное подполье

Я и Он. Я и Сэнди Джеймисон. Только. Мы. Вдвоем. Я начинаю сомневаться в своей сексуальности. А Сэнди начинает казаться сексапильным даже больше, чем Патрисия Дивайн. Он кажется нежней, чем говор Беверли Нортон. Что же, блять, происходит со мной, деградирующим куском дерьма? Смотря телевизор в детстве Джон причитал, что ненавидит всех педиков и что если я, его наименее тупой сынок с какими никакими мозгами, станет гомосеком, то он вынесет мне мозги своим дробовиком, лежащим под кроватью. Я тогда не придал этому значения и дальше продолжил дрочить на Сью Шторм, девчонку из комиксов Фантастической Четверки, без какого-либо волнения перебирая страницы. Будь на глубине моего сознания папа, он бы сначала избил меня, позвав Бернарда, которого я пиздил в детстве до невыносимой боли и унижения. Он бы орал мне в уши о том, какой же я гребаный пидор. ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ ГЛУБЖЕ — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — Я перестаю слушать ублюдочный говор Доусона, его ухмылка раздражает все сильнее. Фальш в проникновенных глазах усидчиво пытается читать мою напряжённость, а в словах, которые проникают сквозь меня, он не перестает предлагать массаж шеи и не только. Он заебал меня, и я начинаю смотреть только на спортивные икры Сэнди, вздымающийся пах, харизматичную и дружелюбную улыбку, переменивающуюся на пару с ухмылкой. Весь такой вымышленный, особенный, близкий к идеалу. И почему же я не могу остановить девчонку, которая как в прошлый раз на заднем сидении мастурбировала и брала у него в рот? Брала, протыкая рот как лезвием, со слезами и ухмылкой впопыхах да вся красная. Хохочущая шлюха. Доусон хихикает и уходит, оставляя нас вдвоем с этой шлюхой, лихорадочно берущей в рот и надрачивающей моему Сэнди Джеймисону и холодными блюдами на журнальном столике. Он вовсе и не против, он весь надулся и покраснел, по-блядски вдыхая и выдыхая, глотая, набирая воздухом легкие. Он весь возбужден и казалось, что готов насадить девчонку на себя, ничуть не стесняясь меня. Он словно подзывал меня, вскидывая похотливые брови. Куртизанка поспешно и покорно отсасывала Сэнди, поглядывая на меня, злого и сердитого, биполярно-ебанутого. Точь-в-точь как Джон. Я покрываюсь ревностью с головы до пят, сгоняя с насиженного места ублюдскую и мокрую куртизанку. Мой товарищ Сэнди Джеймисон смотрит на меня, напрягшись как взведенный курок, весь в поту, лакомый и недоступный, к которому тянутся руки с грязью под ногтями и в царапинах. Я сотрясаюсь от его вида, словно от порнографического журнала Джона, смотря исподлобья. Я хочу, чтобы он дал мне, я хочу чувствовать его член в горле, издавая звуки как самая оттраханная шлюха в дешманском отеле. Я на самой глубине своего сознания, на самом дне и сейчас здесь только я один. Один с Сэнди Джеймисоном, самым желаемом и заставляющим впасть в оргазм эйфории как можно быстрее. — Сэнди, пожалуйста, — Я не могу перестать постанывать и сидеть перед ним на коленях, как вшивая псина случайного прохожего. Я остро чувствую его руку у себя на затылке, то как он без слов впихивает свой член мне в рот, по-блядски громко выпуская стоны. Меня покрывает горячая и торопливая дрожь, в животе разливаются тревожные насекомые, пока я издаю гортанные звуки. Мои слезы текут и тают. Надежда на благополучный исход крепнет вместе с тем, как под одеждой, под джинсовой тканью, натянутой донельзя ширинкой, впиваясь в молнию, у меня встает. Грубая и правдивая физиология, которая заставляет меня унижаться перед воображаемым лучшим другом. Я удовлетворяю Сэнди поведением изголодавшегося упыря, поглощая его член в том темпе, который задает он сам. Я тесно-тесно сжимаю обивку кресла, слушая-краснея-раззадориваясь-стоная-умирая в один момент. Если я сдохну от недостатка воздуха из-за Его члена, то даже борясь за жизнь, я уступлю Сэнди. Я представляю то, как все это выглядит со стороны в собственной узде-пучине мокрых-пошлых-бесстыжих-горячих мыслей. Его широко расставленные, подпрыгивающие бедра, закатанные глаза, мои волосы крепко сжатые в кулаке, испарина на лбу, член, утыкающийся то в мою щеку, то в горло лезвием, будоражащие вены на горле при сглатывании слюны от возбуждения. Мои внутренности высушены, песчаны, раскалены, под ебнутым напряжением, как натянутая леска или проволока на чужом горле. В моей голове пляшут черти, воспевая баллады отца о пидорстве, детях, семье и блядушниках. Черти воспевают цель моего путешествия на глубину, но я не слушаю. Я дальше позволяю Сэнди Джеймисону толкаться в мое горло, в божественной агонии оргазма, грязно торжествуя, поклоняясь ему, ожидая того, когда он наполнит мою глотку. Тяжелый, налитый жаром пах просится в ладонь, побеждая. Я дрочу на то, как сам ублажаю товарища, двигаю туда-сюда-вниз-вверх-кругом, ради его наслаждения и стонов, переходящих в крики, которые смешиваются с моим скулежом, закатанных глаз, дрожащих и потных ладоней, вскинутой головы в оргазме. Все тело плавится, воспаленно-жаркое-горячее, тает, колени болят, а на языке соленый вкус горячей спермы. Трусы мокрые от собственного-исступления-преступления. Тяжелейшая отдышка, ватные ноги настолько, что возможности встать не представляется. Я все также на коленях перед Сэнди Джеймисоном, у которого состояние ровно такое же. Его ладонь отпускает мои влажные волосы, рвано вдыхая-выдыхая. Он тоже на краю. Тоже, хоть и является плодом моего воображения. Он смотрит на меня таким взглядом, намекая, что это еще не все, но у него нет сил на продолжение, а мои внутренние сомнения ругаются на меня, ссорятся, молчат, а затем снова наводят шум и гул. Я искренне ощущаю недомогание в поднятии на Поверхности с Глубины. Мне нужно проветриться наверху.