***
Антон задыхается. Снова. Когда это уже прекратит преследовать его? Когда он наконец-то сможет вздохнуть спокойно, не боясь повторения этого кошмара? Ему настолько осточертело просыпаться в поту, тяжело дыша, со собравшейся у глаз влагой, с трясущимся телом, по которому табунами бегают мурашки. Он сидит в своей постели, дрожа всем телом от подкатившей паники после долбанного кошмара, преследующего его уже как, мать его, год. Антон дышит, считает вдохи и выдохи, возвращая контроль над телом и разумом. В мраке комнаты выглядит жутко, он знает — один раз медсестра, не вовремя зашедшая проверить его, свалилась в обморок при виде Черемисина, отходящего от омерзительного сна. Поворачивает голову, на часах пять утра. — Блять… — едва слышно ругается, потому что знает, что уснуть снова не получится. Придется вставать, умываться, приводить себя в надлежащий вид; и не забыть сходить в местный магазинчик за продуктами, а то холодильник уже опустел, как ни странно. Утро не будет им, если Антон не заварит себе чашечку горячего кофе, не добавляя сахара. Скорее мир перевернется, чем он не сделает этого. Он берет любимую кружку с этим напитком и идет на балкон. Когда он покупал эту квартиру, это было обязательным условием. И судьба улыбнулась ему, балкон еще и с выходом на набержную моря — шикарный вид. Приходя сюда, Черемисин всегда чувствует спокойствие. Оно обхватывает сознание своими цепкими лапами и укрывает ими, создавая некий щит, защищающий от дурных мыслей, и в голове не остается ни одной мысли. Наступает долгожданное умиротворение. Антону это чувство очень нравится. Это чувство единственная вещь, приносящая радость за последние несколько лет. Здесь, на этом стареньком, не пыльном балконе — Антон следит за чистотой этого чудного места — он ощущает себя в безопасности. Нет ни липкого страха перед прошлым; ни тревоги о друзьях, с которыми Антон так ужасно попрощался и скинул все дела города; ни переживаний о том, что он когда-то был героем, сильным магом, спасавшим жизни; ни терзаний о горькой любви, из-за которой, собственно, он сейчас тут; нет ни-че-го. Лишь звуки морского прибоя и кофе. Это его укромное местечко, где он прячется ото всех: людей и страхов. Антону не нравится эта слабость. Он изо всех сил пытается задушить ее. Его психотерапевт советует ему больше отдыха, наслаждаться жизнью. Именно она подала идею сменить обстановку, переехать в маленький городок у моря и просто жить, для себя. Спустя долгое время Антон прислушался к её словам. Сменил обстановку, переехал, больше не геройствует, старается жить для себя. И, казалось бы, всё поменялось. Но… Антону трудно признаться себе, что ни черта не получается. Что кошмары преследуют его на протяжении всех этих лет. Антон отчаянно пытается убежать от этого, спрятаться где-то далеко-далеко, чтобы никто и никогда его не нашел; отчаянно пытается забыть пережитый ужас, отчаянно пытается забыть и его. Живот сводит, шрам, оставленный так давно, фантомно ноет, напоминая о себе, — ответ на непрошенные мысли. На его теле куча разных других шрамов, затянувшихся ожогов, сросшихся костей, после многочисленных переломов. Они все его не беспокоят, при виде их его воспаленный мозг не подает сигнал sos всему телу. Кроме одного — такого уродливо тянущегося от середины грудины, доходящего почти до пупка. Его Антон ненавидит всей душой. Эта травма навсегда отпечаталась в его сознании. Говорят, время лечит. Но это воспоминание выгрызло себе особое место в его голове, и каждый, сука, раз напоминает о себе, стягивая тело невидимыми цепями, так, чтобы невозможно было пошевелиться, чтобы снова на своей шкуре ощутить всю ту боль, надежно осевшую в памяти. В голове проносятся обрывки того рокового дня, сломавшего его личность. Антон, будто это происходит с ним сейчас, слышит чужие слова, чужую усмешку, совсем не скрываемую в голосе: «Боишься, сладкий? Не стоит, я лишь немного подпорчу твое тело…» Боишься. Да, Антону было чертовски страшно, в ту секунду его уже не волновали слова о предстоящих пытках. Его парализует, когда он опускает взгляд на свой живот и видит торчащий нож, с которого падают огромные густые капли крови. Такого темно-красного цвета. Поднимает взгляд и встречается с серыми, как тучи в пасмурную погоду, хитрыми глазами. Он смотрит и как-то дико улыбается. Антону больно не только от ножа, вспоровшего его плоть. Тогда, наверное, и умер Антон. Не после пыток. Именно тогда, когда парень с глазами цвета металла оставил этот след. Тогда его увозили без сознания, с психологической травмой на скорой. Тогда, после его пробуждения, доктор ошарашенно произнес: «Удивительно… Вам очень повезло, несмотря на все ваши ранения, они оказались не такими и опасными. Все подлежало восстановлению, как ни странно… Вы — везунчик…» Черемисин знает, что это не везение. Он помнит размытый, улыбающийся силуэт, вкалывающий ему снотворное. Лучше бы это было бы действительно простым везением.***
Антон стоит возле прилавков, отрешенно разглядывая разные бутылки газировок, на этикетках которых изображены герои, — его друзья. Ему безумно стыдно от того, как он поступил с ними. Сбежал, как последний трус, оставив на них заботы над городом. Ему непонятно, как после этого Саша все равно периодически звонит и спрашивает: о самочувствии, о личной жизни, о новом месте; поддерживает, говорит, что Антон всегда может вернуться назад, к ним. От такой заботы в его сторону Антону ещё хуже. Ему пытаются помочь, а он всё бежит от этого, разрывая их контакты. Антон с горестью подмечает, что раньше «мамой-уткой» в команде был именно он. Антон делает глубокий вдох, слегка трясет головой, откидывая непрошенные мысли. Пора переставать себя загонять, он тут, чтобы лечить свой мозг, а не давать повод депрессии захватить его ещё сильнее. Фокусируясь на предметах перед ним, Антон замечает силуэт движущийся вдоль стеллажа, где стоит сам. Антон поворачивается и застывает, парень явно выше него. Незнакомец проходит мимо, наклоняясь и выбирая себе напиток. И вроде ничего такого в этом нет, подумаешь человек ростом под два метра. Антон себя останавливает — не надо во всех высоких людях видеть его. Но что-то Антона всё же напрягает, что-то фантомное — он даже сам себе объяснить этого не может. Может, что-то смутно знакомое — то ли запах одеколона, дорогого, стоит отметить, то ли походка. Антону что-то мешает отвернуться, тревога выскакивает из темного угла, охватывая все тело и в один миг напрягая нервы. Антон смотрит настолько пристально, что парень оборачивается, встречаясь взглядом с голубыми, встревоженными глазами. Секунда и воздух тяжелеет, тело прошибает разряд тока. Серые глаза напротив расширяются в удивлении, но даже так, их носитель явно рад. Антон — нет. У него начинает кружиться голова, медленными шагами подступает мигрень. Виски сдавливает напряжение. Он снова не может двинуться, его будто приклеило к полу, руки начинают неистово трястись, сердце начинает биться настолько сильно, что ему кажется, вот-вот пробьёт ребра и выскочит наружу, на потеху этому человеку. Его сны никогда не выходили за рамки снов, никогда не показывались наяву. Ему не хочется верить в происходящее. — Ничего себе… — громкий шепот разрезает мертвую тишину, образовавшуюся между ними, — Не узнал, Антош? Узнал, узнал и очень жалеет об этом. Антон думал его поймали, ведь пришедший наряд ему на помощь схватил почти всех преступников в их тайном убежище. Вот оно, почти. Боги, Антону думается, что лучше бы он тогда действительно умер. Всё лучше, чем этот хищный взгляд серых глаз; в них всегда плескалась отнюдь не добрая привязанность, это была одержимость, одержимость им. Антон всегда это знал. Его никто не заставлял вступать в эти отношения, он сам позволил Данилу залезть так далеко в его душу, пустить там свои корни, колючие, пронзающие его органы, жалящие своим ядом, но никогда не убивающие. Он сам позволил Данилу, человеку, умеющему использовать магию крови, преступнику ранга выше S- класса; убийце, который входил в число, тех, кого им надо было поймать, приходить к нему домой; пускал того на порог, прекрасно видя чью-то кровь на его одежде и руках; позволял использовать его ванную, смывая единственные напоминания о тех людяй, которых Данил убил в тот день; позволял касаться себя, целовать, получая от этого удовольствие, — ему было мерзко от себя, но он ничего не мог поделать с этим желанием, разгорающимся внутри при каждой встречи с ним. Он сам позволил этому случиться. Иногда ему хотелось вырваться из этой пучины лжи, которую он вечно так красиво преподносил друзьям, говоря, что все в порядке, что у него есть парень, которого он безумно любит, утаивая, что, вообще-то, тот убийца, загубивший сотни невинных жизней. Но в тот же вечер он открывал ноутбук и смотрел списки пойманных преступников, надеясь не увидеть там его имя. Убеждаясь, что тот еще на свободе, Антон закрывал крышку ноутбука и облегченно вздыхал, сразу же ненавидя себя за это. Ему было мерзко от себя, он ведь герой, который должен спасать людей, а не встречаться с убийцей. Но с Данилом Антон чувствовал свободу, словно его не сдерживают эти невидимые цепи морали. Антон был с ним самим собой. И это его убивало. Данил знал о нем всё и всегда принимал Антона таким, какой он есть — со всей мерзкой правдой, которая скрывалась за идеально сделанной маской полной фальши. В этом было их различие — Данил делал то, что ему захочется, не боясь осуждения со стороны общества. А Антон просто потерялся за своей маской «идеального парня». Только с Данилом эта маска разрушалась, и каждую последующую за ней ждал такой же исход. — У тебя такое лицо, будто призрака увидел, ты не уснул случаем? — усмехается брюнет, подходя ближе, сверкая своими глазками. Антону безумно страшно, он не уверен, что сможет использовать магию здесь и сейчас, ему все ещё не верится в реальность происходящего. Сознание постепенно мутнеет, зацикливая мозг на так не вовремя вылезшим воспоминании. На ручке ножа, торчащего из его живота и приносящего неимоверное количество боли. На стенах, полу, покрытых чьей-то, уже застывшей кровью. На чужом лице, на которое натянута улыбка, хотя скорее звериный оскал. Страх сковывает все тело, цепями охватывая каждый его участок, связывая прочными узлами, чтобы не дергалось, когда в него будут врезаться лезвия, точным движением оставляющие кровоточащие отметины. — Боишься меня, Антоша? — тянет Данил, одной рукой обхватывая поясницу и слегка притягивая ближе. Рассматривает, улыбаясь ещё шире, кажется, тот вот-вот готов рассмеяться над чем — непонятно. Антон все также не двигается, не дергается, не сопротивляется, снова отдавая себя в чужие руки. Данил легонько проводит по пояснице, ведёт руку к животу, назло преводя её на тот шрам, на старую рану, ведя то вниз, к концу, то вверх — к началу. Глаза Антона расширяются ещё сильнее, когда Данил еле ощутимо надавливает на него, уже не мягкими подушечками пальцев, чем-то другим. — Посмотри, Антон, — просит Гаврилов, улыбаясь даже как-то по-доброму. Антон боится опускать взгляд, боится снова увидеть рукоять лезвия, так легко вошедшего в его грудную клетку. — Посмотри, Антон, перестань убегать… — шепчет Данил, все так же улыбаясь, снова надавливая в то же место. Гаврилов мог бы заставить его опустить голову силой. Но Антон понимает, что Данил хочет, чтобы он сам сделал это, сам прекратил свои мучения, сам преодолел страх. И Черемисин опускает голову, медленно приоткрывает глаза, ожидая увидеть хлещущую из его тушки кровь, а на деле встречается с пластиковой крышкой газировки, которую не так давно упорно выбирал Данил. Переводит взгляд на вторую руку, замечает корзинку, в которой находятся какое-то печенье с ореховой начинкой, судя по надписи на упаковке, небольшой клубничный тортик и упаковка чая, стоящего в самом начале ряда. Антон, не веря снова поднимает взгляд на Гаврилова, который все также улыбается. Данил отходит от удивленного парня, кладет газировку обратно в корзину, и произносит: — Видишь, ничего страшного нет, и не будет, — Антон непонимающе выгибает бровь. — Я больше не убиваю, отошел от дел, — довольно мурлыкает Данил, весело щелкая пальцами свободной руки. — Что? Как, почему… — бубнит Антон, ему все еще сложно поверить в услышанное, он от панички только отошел, а тут такое на его бедный, восспаленный мозг. — А вот так, что в этом такого? Ты ведь отказался от карьеры мага-героя, — щебечет Гаврилов, и Антон начинает догадываться к чему эти слова. — Поздравляю, что ты решил прекратить проливать кровь людей, а то, в конечном итоге, не осталось бы, кого хуярить, это, блять, стоит всех похвал — злобно язвит Антон, совсем не думая, вернее забывая, что вообще-то говорит с бывшем убийцей. Данил смеется, прикрывая рот рукой. — Что ты хочешь? Получить прощения за всех твоих жертв? Чтож, попробуй найти их близких, и на коленях вымолить, может получится с твоим-то языком… — продолжает Антон, на удивление вполне спокойно, он даже сам изумляется, что не повысил голоса. — Вот и вернулся вечно раздраженный Антон, тот Антон, который мог быть одновременно ласковым котом, обожающим объятья, и злой собакой, плюющейся ядом, тот Антон, которого я и полюбил, — отвечает Данил, с добротой в голосе особо выделяя последнюю часть, а ему даже приятно, что Данил помнит о том, каким Антон был раньше. Хотя, а что поменялось? — Ты же все понял, так зачем играешь? Черемисин отворачивает голову, и переводит взгляд в пол, пытаясь найти там ответы, или сбежать от внимательных серых глаз. — Я начал принимать таблетки, перестал убивать, иногда хочется, конечно, перерезать глотки раздражающим личностям, но я держусь, — звучит не правдоподобно, но Антон понимает, Данил ему никогда не врал (даже когда стоило бы), никогда-никогда, поэтому знает, что это чистая правда. — Ты не герой, я не убийца, так почему бы не попробовать? Не узнать друг друга с новых сторон? Не говори, что не любишь, не поверю. Да, люблю. Антон глубоко вздыхает, поднимая голубые глаза к потолку, в его голове, кажется, творится хаос, и пора бы расставить мысли по полочкам. Пора бы перестать быть тряпкой и, наконец, начать жить, не озираясь на прошлое. Да, это дико трудно, дико трудно решиться. Это ведь безумие — сойтись со своим бывшим-убийцей, который когда-то засадил в тебя нож. Безумие. Возможно, это слово характеризует всю его жизнь. И да, Антон определенно спятил, раз делает шаг навстречу, тут же начинающему улыбаться Данилу. Если вы что-то боитесь сделать, то это как раз и есть то, что вам необходимо сделать в первую очередь. Потому что страх - переодетое желание — когда-то давно вычитал Антон из какого-то простенького романа. Ему пора побороть страх. Ему пора перешагнуть через себя и отдаться этому желанию. И начать жизнь с чистого листа.