When you undress me (i'm wearing just your tie)

Кацуки не верит в удачу. Или в предназначение. Или в карму. На самом деле, ни во что не верит. Они главные герои страны благодаря упорному труду, а не из-за стечения обстоятельств, судьбы или чего-то ещё. Но в такие моменты, как этот, он думает, что, возможно, сделал что-то очень хорошее в прошлой жизни. Шото сидит на его рабочем столе совершенно голая. Геройский костюм был сброшен в тот момент, когда они только вошли в его кабинет. Она играет со своим проколотым клитором, широко раздвинув ноги, чтобы Кацуки мог видеть. Наблюдать, как смазка капает на документы, которые он совсем недавно скрупулёзно заполнял. Не то чтобы Кацуки жаловался. — Ты чертовски мокрая, принцесса, — говорит он, проводя одним пальцем по её влажным половым губам, а затем облизывает их, словно это его любимое лакомство. Может, так оно и есть. — Знаешь, кто-нибудь может войти, — произносит он, и она стонет от его слов. Её, конечно, заводит сама мысль того, что кто-то зайдет к ним, и Кацуки отчасти это понимает. Но он точно запер дверь, так как ему определенно не хотелось, чтобы какой-то хренов статист увидел, как его полностью голая девушка играет сама с собой. (Если Ястреб решит случайно появиться у их панорамных окон, тогда ничего не поделаешь). Он во второй раз проводит пальцами по складочкам, заставляет её облизывать их, прежде чем засунуть один в неё. Она прикусывает нижнюю губу, слегка хмурясь, потому что внутри неё слишком узко. Поначалу так всегда бывает, потому что она миниатюрная, и Кацуки вспоминает их первый раз. Как он не мог наполнить её собой, потому что она маленькая. Ей было больно, и она расстроилась, никак не хотела расслабляться, так что вместо этого Кацуки отлизал ей. Тот факт, что её хрупкое тело может выдержать так много, его невероятно радует. Кацуки не употребляет наркотики, но наблюдать, как Шото принимает-принимает-принимает его, является определённо каким-то видом кайфа. — Кацуки, — просит она, встречаясь с ним взглядом. Её голос полон вожделения. Она нуждается в нём. — Хочешь ещё, куколка? — Да, — выдыхает она, и стон, срывающийся с её губ, когда он вводит второй палец, настолько громкий, что Кацуки уверен, что кто-то услышал её. Затем он захватывает её губы своими, медленно целуя и проникая пальцами глубже. Она обвивает обеими руками его шею и притягивает ближе. Кацуки так возбуждён, что кажется, что он кончит в штаны, как похотливый подросток, когда Шото хотя бы прикоснётся к его члену через одежду. — Чёрт возьми, ты прекрасна. — Спасибо, — улыбается она ему. — Знаю. Для других это прозвучало бы дерзко, но СМИ неоднократно называли Шото самодовольной. И это чушь собачья. Она понимает, что сильна и что ни от кого не потерпит дерьма. Она один из самых самоотверженных людей, которых когда-либо встречал Кацуки. Её критиковали за то, что она недостаточно женственна, за то, что на ней слишком много косметики или слишком мало, за то, что она показывает слишком много оголённого тела или слишком мало. Этот список можно продолжать. Но Кацуки знает, как усердно она работала, чтобы обрести такую уверенность. Знает, как она боролась с недостатками своей внешности, как ей пришлось научиться любить себя. Увидеть красоту, которую видит Кацуки, когда смотрит на неё. Он почти уверен, что бесчисленное количество раз, когда он трахал её перед зеркалом, этому способствовало. Сначала Шото была такой застенчивой, отводила глаза, пока Кацуки не схватил её за подбородок, заставляя смотреть, как он трахает её. Теперь ей это нравится, сама ведёт его к зеркалу во весь рост. Кацуки несколько раз ловил её за мастурбацией перед зеркалом. Наблюдал, как она играет с собой, пока не кончит, а потом встречался с ней глазами в зеркале. — Ещё, — просит она, и Кацуки охотно подчиняется, медленно вводит третий палец и наблюдает, как она хмурится от ощущений. Следит за любыми признаками дискомфорта, хотя знает, что Шото сказала бы ему, если бы её что-то беспокоило. — Я имела в виду…твой член, — говорит она. — Хочу, чтобы ты был внутри. — Для начала я заставлю тебя кончить от моих пальцев, принцесса, — ухмыляется он, сгибая пальцы, на что Шото громко стонет, выгибая спину. Шото охотно раздвигает ноги ещё шире. Свободной рукой Кацуки находит её грудь, слегка мнёт, прежде чем слабо покрутить сосок. У неё маленькие сиськи, и она раньше думала, что это его беспокоит. Спрашивала, не предпочел бы он кого-нибудь с сиськами побольше. Даже предложила, сделать себе операцию по увеличению груди специально для него, но это же смешно. Это её тело, и она совершенна во всех смыслах, но осознание того, что она пошла бы на такое ради него потрясало. Он наклоняется вперёд, чтобы поцеловать. Сначала её губы, затем нежными поцелуями спускается по подбородку, ключицам, груди, прежде чем обхватить губами сосок, слегка посасывая. Он слышит, как у неё перехватывает дыхание. Его пальцы продолжают медленно проникать в неё, и Кацуки может сказать, что она близка к оргазму. Поцелуями спускается ещё ниже, пока не оставляет один прямо над вульвой, на аккуратно подстриженных двухцветных волосах, а затем проводит языком по проколотому клитору. — Блядь… Кацуки, пожалуйста. Кацуки просто хмыкает в ответ. Рот занят её клитором, язык игриво стимулирует его с разной скоростью, в то время как пальцы проникают в неё быстрее, глубже, пока он не чувствует, что сжимается вокруг них, ноги подрагивают, когда он доводит её до оргазма. Её дыхание всё ещё сбито, когда он садится на стул. Ухмыляется на то, как она смотрит на него большими глазами. На её лице написано замешательство. — Не собираешься трахнуть меня? — Ты навела беспорядок, принцесса, — вместо ответа говорит он. Она проследила за его взглядом и увидела разбросанные по столу бумаги, некоторые из них были перепачканы в естественной смазке. Она залилась краской ещё пуще, чем после оргазма. — Ой. — Ага ой, — передразнивает он, наконец вынимая свой твёрдый член из штанов. Она наблюдает за ним, и выражение лица снова сменяется замешательством. Он практически видит, как крутятся шестеренки в её голове. Он обхватывает её за тонкую талию, притягивает ближе так, чтобы она смотрела на него сверху вниз, и просто приподнимает бровь. — И что ты будешь с этим делать? — Хочешь, чтобы я отсосала тебе? Кацуки ухмыляется ей снизу вверх. Это было бы не самым худшим наказанием, учитывая, как сильно Шото нравится отсасывать ему. Она хороша в этом, лучшая из всех, кто когда-либо был у Кацуки, и так он считает не только потому, что сильно её любит. Ощущение изворотливости, когда член погружается глубоко в её горло, неописуемо. — Хочу, чтобы ты сидела на мне, пока я переделываю отчёты, над которыми так усердно работал, — заявляет он и видит момент, когда до неё доходит. — Оу, — произносит она и смотрит на его член, затем на его лицо. — Ага, я…хорошо. Он берёт её за руку, нежно притягивает к себе, и она кладёт обе руки ему на плечи, оседлав его бёдра. Он наблюдает, как она медленно насаживается на него, и они одновременно выдыхают тихое "блядь", когда головка входит внутрь. — Почему ты всё ещё такая узкая, когда кончила от трёх моих пальцев? Шото громко хнычет, опускаясь ещё ниже, пока полностью не оказывается у него на коленях. Затем прижимается лбом к его лбу, закрыв глаза. Она слегка двигает бёдрами, и Кацуки снова обхватывает её за талию, чтобы удержать на месте. — Нужно, чтобы ты не двигалась, куколка, — говорит он и наблюдает, как её губы надуваются. — Я не смогу выполнить грёбаную работу, если ты будешь постоянно маячить перед глазами, — добавляет он. Он начинает перебирать бумаги. Смятые листы ещё можно было бы принять, но Кацуки отказывается сдавать работу, которая не идеальна. — Так странно, — говорит Шото, опустив голову на плечо Кацуки и обвив руками его шею. За последние пару минут она и слова не сказала, что несколько удивило. Кацуки правда думал, что она начнёт скакать на его члене или попытается отвлечь каким-нибудь другим способом, но она терпеливо сидела на его члене, погруженным глубоко в себя, в то время как Кацуки был занят делами. — Что именно? Нет ничего странного в том, чтобы заставить свою девушку кончить, когда та раздвигает ноги на твоём рабочем столе, а затем позволить ей согреть твой член, пока ты переписываешь отчёты. Обычный вечер вторника, обычный способ закончить свой рабочий день. — Я как бы голая, а ты нет, — объясняет она. — Странное ощущение. На моей коже. Я не в плохом смысле говорю. Кацуки откидывается назад, чтобы посмотреть на неё, а та смотрит на него в ответ. Шото выглядит просто сногсшибательно, её щеки слегка покраснели. — Я так понимаю, ты закончил работу? Он не отвечает, вместо этого толкается в неё, и она медленно двигает бёдрами, прося о большем. Он действительно заставил ждать слишком долго. — Ты хорошо справилась, куколка, — произносит он, и она практически мурлычет от похвалы. — Всегда так хороша для меня. Затем он поднимает её, и это действие толкает член ещё глубже, вызывая у неё пронзительный стон. Он опускает её на свой стол – подальше от своих переписанных отчётов – бёдра располагаются на краю, чтобы он мог легко войти в неё, и она обхватывает его ногами, пытаясь притянуть ещё ближе. Он крепко сжимает её бедра, надеясь, достаточно сильно, чтобы оставить следы, и начинает медленно трахать, наблюдая за тем, где их тела соединяются, где она, кажется, пытается жадно поглотить его как можно глубже. — Жестче, Кацу, — просит она, а блондину дважды повторять не нужно. Темп, что он задает, почти зверский, и он не удивится, если в итоге у неё на спине останутся царапины. Определенно, это было бы не в первый раз. Жалобные стоны Шото эхом разносятся по кабинету, и Кацуки более, чем уверен, что люди снаружи слышат их. Не то чтобы он возражал. Это тоже было уже не в первый раз. Она берёт его руку и переплетает их пальцы, в то время как он продолжает двигаться внутри. Рука холоднее обычного, и он понимает, что она, должно быть, изо всех сил старается держать причуду под контролем. Мгновением ранее он видел крошечный отблеск пламени на левой руке. Никто не может контролировать свою причуду лучше, чем Шото – кроме Кацуки, конечно – но когда он трахает её, и она приближается к оргазму, она частично теряет этот контроль. Потому что может. Потому что чувствует себя в безопасности с ним. На самом деле, Кацуки гордится этим. Он чувствует, как она стискивает его внутри; наблюдает, как её рот приоткрывается в беззвучном крике, когда накрывает оргазм. Кацуки продолжает входить в неё, пока у неё не начинают дрожать ноги от перевозбуждения, но он продолжает двигаться, пока не изливается в неё. Их пальцы всё ещё переплетены. Он не сразу выходит из неё. Он всегда так делает, ведь ей нравится, когда он наполняет её спермой. Он тянется к её лицу, легонько гладит по щеке, и она прижимается к нему. — Я люблю тебя, — говорит он и смеется, когда она просто что-то бессвязно бормочет в ответ. — Так хорошо трахнул тебя, что ли? Затем он выходит, наблюдая, как сперма вытекает из неё, прежде чем собрать немного пальцами. Она послушно облизывает его пальцы, и он повторяет это действие. Её чувствительная дырочка сжимается каждый раз, когда он погружает пальцы внутрь. — Это слишком, — говорит она, когда он сгибает пальцы, а потом сам облизывает их. Шото смотрит на это с широко раскрытыми глазами. — Тогда пойдём в душ, — предлагает он и, усадив её, целует в висок. Она кивает, прежде чем спрыгнуть со стола и приземлиться на дрожащие ноги. Поднимает с пола свою брошенную геройскую форму, а Кацуки засовывает член обратно, чтобы не идти в душевые агентства с членом наружу. Он бросает взгляд на Шото. Даже если люди их не слышали, они точно поймут, чем те занимались. Она выглядит совершенно измотанной, волосы запутаны, и это заставляет его бестолково гордиться собой, потому что она такой не бывает: её волосы почти всегда безупречны, даже когда она сражается со злодеями (большую часть времени). — Можешь трахнуть меня ещё раз, — говорит она, надевая одежду, пренебрегая нижним бельём. — В ду́ше. — Это слишком, — передразнивает он, по общему мнению, очень плохо имитируя голос своей девушки, но это всё равно заставляет её смеяться. — Это было две минуты назад, я не чувствовала своих ног. — Ты несносна. — Ты любишь меня, — дуется она, и Кацуки хочется поцеловать её, потому что она невероятно милая. — Сам же сказал. Несколько раз. — Да, я сказал, — соглашается он. Конечно, он так сказал. Он любит её, и ему нравится говорить, как сильно он любит, потому что она заслуживает того, чтобы ей это говорили, а её реакция на его слова великолепна. — По какой-то гребаной причине я действительно люблю. Люблю тебя. Она улыбается в ответ. Улыбка, от которой у неё на щеках появляются ямочки. Почти ослепляющая улыбка, та самая, которая лишила его дара речи, когда он впервые её увидел. И тогда она предназначалась Кацуки. (И котам. Им всем.) — Я тоже люблю тебя, Кацуки. Кацуки целует её в макушку, прежде чем подтолкнуть к двери. — Идём уже в грёбанный душ и свалим отсюда на хрен, — говорит он. Они провели в агентстве дольше, чем ему хотелось, хотя это время было проведено очень приятно. Когда Шото открывает рот, чтобы возразить, он добавляет: — Я оттрахаю тебя, как только мы вернемся домой, — на что получает удовлетворенный кивок. Его глаза на мгновение встречаются с глазами Деку, когда они выходят из кабинета, и да, он определенно слышал всё. Он отказывается даже взглянуть на Шото, и его лицо становится свекольно-красным. Словно Деку не заставал их несколько раз. — В-вы двое хорошо поработали сегодня, — заикается он, глядя в стену. — Увидимся завтра! Кацуки только фыркает и следует за Шото, которая радостно машет Деку на прощание.