Владыка Тат

— Это для нас она Дашка! А для тебя — Дарья! Ведунья хоть и молодая, но уж сильна шибко — знает и видит то, что другим неведомо… — Так не пьёт, наверное, как некоторые, дар развивает! От хохота Натановны люстра в комнате жалобно тренькнула прозрачными висюльками. — Молодец, старая! Всё-таки хорошую девку вырастила! Юморную! И вдруг посерьёзнев, продолжила: — Шуруй, Танька. Как дойдешь до конца деревни, повернешь налево, помнишь, дом там есть, аккурат подле леса? Сразу поймёшь, что по адресу пришла. Аура у него своеобразная. Не всякий подойти может. А ежели душа у человека гнилая, так и вовсе стороной обходит.       Таня накрутила рыжий локон на палец и задумалась: «Так может и не идти? А то мало ли… " — А вы со мной пойдёте? — с надеждой воззрилась девушка на двух слегка поддатых дам умноженного на два возраста «а-ля Бальзак». — Маня! Да твою дивизию, что ты там бесоëбишь? — Настасья Павловна, будто бы что-то услышав, резко поднялась с места и направилась было к лестнице, но развернувшись, подошла к внучке. — Маня??? —Ты, Татьяна, не отвлекайся, а собирайся. Дашка не страшная. Пройдёшься, развеешься, а у неё, может, что новое узнаешь. — А ты, — повернувшись к товарке, — давай домой дуй. За перенос внучки в лучшие условия я тебе потом мёдом отдам. Ты как раз намедни ныла, что на медовуху спрос вырос, а сырья нема.       Дом на отшибе. Таня вообще редко там проходила, ибо это было аж в другом конце посёлка. Хотелось, конечно, но вечно что-то отвлекало. Бабка с огородами, Толик…       Таня подняла руку к лицу, заметив паутинку, налипшую на рукав. — То сны, то не пойми что! Ну, держись, Даша, я иду!       Прибавив шагу и неожиданно ощутив странный прилив энергии, Таня бодро поскакала по тропинке. Солнышко приятно грело лучами, ветерок ласково дул в лицо, поигрывая непослушными волосами и у Тани так поднялось настроение, что возникла охота заорать во всё горло: «Хорошо, всё будет хорошо…». И она бы это сделала, если б на пеньке у поворота к дому ведуньи не увидела знакомую женскую фигуру, обнимающую огромный подсолнух. — Ааа… ээээ…       Фигура сидела, закинув ногу на ногу, задумчиво курила и методично присасывалась к литрухе, судя по всему, местного пойла, в народе называемого пивом Жигулёвским нефильтрованным. — Принесла ж нечистая, — прошептала Таня, мысленно закатив глаза.       Динка — местная гоп-стоп-власть. Отжимает сигареты у местных в обмен на сохранение их психики. Единственный повод выдохнуть — увидеть её с подсолнухом в обнимку. Это хороший знак. Значит Мадина уже пьяна и практически не опасна. — Эм… Дина, привет.       Та даже не подняла голову, а лишь пробубнила: — Я, может, тоже хочу, почему всем да, а мне нет… И высыпала горсть шелухи от съеденных семечек на дорогу.       Пожав плечами, Таня поспешила продолжить путь… «А чего она там бубнила? Судя по тому, сколько из семейства астровых слузгала, что-то серьёзное, наверное, стряслось. Вина вместо пива хотела, а не продали?»       Село у них не такое уж и большое, но все жители, в основном, друг о друге хоть какие подробности, но знали. А вот Динка-подсолнух была для многих местных загадкой. Чёрт её знает, сколько лет девице — лицо вечно козырьком кепочки прикрыто. Да и каждый день у неё разные жизненные истории. А когда ей надоедает выдумывать, повисает на ближайшем подсолнухе. Ну висит и висит. Привыкли.       С такими мыслями Таня сама не заметила, как подошла почти вплотную к искомому дому.       А дом-то хорош. Похож на избушечку из сказок. Ладненький такой, крепенький. На четырёх подпорках, крыльцо небесного цвета и занавесочки на окнах с рюшечками. От него действительно веяло какой-то волшебной аурой света и умиротворения. Перед входом — куча клумб с непонятными яркими цветами, от пестроты которых Таня застыла на месте, не в силах даже не то что открыть калитку, а даже постучать и попросить разрешения войти. Скрипнула дверь, и на крыльцо ступила нога в белой балетке. Помимо ступора у рыжей и рот открылся от изумления. Потому что ведунья казалась словно не отсюда. Длинное платье в пол, расшитое разноцветными узорами и вышитыми на нём будто бы живыми, готовыми тотчас взлететь, птицами. Тонкие запястья в браслетах и нитях с бусинами. Косы каштановые до пояса и большие, цвета горького шоколада глаза. Но если внешний вид Дарьи вызывал восхищение, то глаза её Тане не понравились. Ни одной эмоции там не было. Казалось, говорящая смотрит сквозь тебя, но при этом словно в душу заглядывает. Таня отмерла и хотела было уже развернуться, ибо вспомнила почему-то, как бабка её на рентген в город таскала, когда она ещё мелкой пневмонией болела. Ничего приятного там не было, а тут ещё хуже: будто сняли не только футболку, но и кожу. Аккуратно и послойно. Таня поëжилась и собралась было дать деру, но её остановил неожиданно глубокий и весьма приятный голос: — Ну и фантазия у тебя, Татьян. Книжек бы поменьше читала про маньяков. Проходи. Знала что придёшь. Таня в ответ недовольно пробурчала: — А как я пройду, тут же заперто! Ведунья обернулась. Насмешливо глянула на гостью и медленно, чеканя каждое слово, произнесла: — Разве? А ты уверена? Хорошие люди сами сюда не зайдут, плохие стороной обходят, а для вас в мой дом всегда дверь открыта....