We don't know that life is so different We don't know that pain is so close And after all we're looking for reasons Not to die in this life anymore
Сезон дождей не прекращался, и над Токио висела, возможно, та же туча, что и пару недель назад, когда город озаряли вспышки молний. Армия пешеходов с прозрачными пластиковыми зонтами перебегала от одного навеса к другому, спасаясь от брызг луж из-под колёс машин и резких порывов ветра. На некотором расстоянии от дороги в заново воздвигнутой стеклянной будке сидела Акамацу Каэде с промокшей сигаретой в зубах. Тлеющий на ней огонёк не давал толком затянуться, но бросал в ноздри едкий дым, от которого неистово слезились глаза. Потирая их и раздражённую кожу, Каэде чиркала зажигалкой, пытаясь вернуть сырой табак к жизни. От толпы пешеходов отделилась фигура, шагающая прямо по лужам в сторону курилки. Наклоняясь, чтобы не зацепить зонтом стеклянный потолок, она пару раз стукнула кулаком по стенке, привлекая внимание. Каэде не поднимала глаз, разглядывая её коричневые ботинки, темнеющие от воды. — Ты здесь простынешь. У тебя в волосах месячная норма осадков. Её волосы и правда неприятно липли к спине, с рубашки капала вода, но Каэде нравилась идея покрыться ледяной корочкой, только в такую жару это не представлялось возможным. — Ну, — незванная собеседница так и не получила ответа, сложила зонтик и протиснулась внутрь, — дело твоё. Как я уже говорила, я не твоя мама. Тусклый огонёк на конце сигареты наконец-то внял её попыткам, и Каэде затянулась. Она несколько секунд подержала дым во рту, надеясь, что горечь вернёт ей воспоминания, но образы вокруг не спешили меняться, как и холод внутри неё не думал оттаивать. Голова тут же закружилась, но это было не самой плохой вещью, которую она бы хотела сотворить со своим телом. — У тебя вся рубашка в пепле. Рёко потянулась отряхнуть её, но Каэде лениво отбила её ладонь. Она стряхнула пепел с сигареты куда-то на асфальт, игнорируя урну, и посмотрела девушке в глаза. — Что тебе нужно, Отонаши? — Зашла проведать тебя, — её глаза не раскрывали ни одной эмоции. — У тебя такое лицо, будто кто-то умер. Каэде бросила ногтём окурок, но вместо прицельного попадания в лоб он осел на плече девушки. Рёко брезгливо его стряхнула. — Ты, блять, серьёзно?.. — Эй-эй, не кипятись, — Рёко подняла ладони и села на ближайшую скамейку. — Я думала, это заставит тебя улыбнуться. Каэде угрюмо достала вторую сигарету. Под стеклянным навесом она загорелась с первого раза. — Не знаю, что ты ожидала увидеть, но у меня нет сил на препирательства с тобой. Сделай одолжение — свали. — Что, даже не хочешь услышать последние новости? — Мне насрать. Рёко сощурила глаза со знакомым лукавством, но Каэде не пыталась вглядеться и понять, что за этим скрывалось. — Наследие Миу-тян продолжает жить, да? Если тебе так насрать на мир, зачем ты вернулась? Хотелось броситься ещё одной сигаретой, но Каэде стрельнула их всего две, а курить ей хотелось больше. Она раздумывала, не вломить ли Рёко, раз она посмела упомянуть «наследие» Ирумы. — Отличный вопрос, Отонаши. Скажу, когда пойму сама. — Ну, я всегда себе говорила: если не получается вспомнить, попробуй понять. Каэде стрельнула в неё глазами. Она-то не пыталась? Она перерыла всю свою память, хотя не помнила ничего с момента, как прошла через светящуюся дверь в виртуальной реальности. Она пыталась найти этому логическое объяснение, но не видела ни одного аргумента. Зачем ей этот мир, если Ирума осталась там? Может, внутри что-то произошло? Может, Ируме нужна помощь? Нет, она бы смогла дать иной сигнал, дело явно в другом. Почему же… — А если и это не получается, — Рёко пожала плечами, — ты всегда можешь вернуться. — Нет. — Почему? — Должна быть причина, по которой я здесь, — Каэде провела ладонью по лицу, пытаясь снять паутину, скрывавшую от неё истину. — Я её найду. — О, ну, удачи тебе. Теперь, наверное, с этим будет попроще-- Тяжело дыша, Каэде левой рукой впечатала Отонаши в прозрачную стену, сжала пальцы на её шее. Она больше царапала, чем душила, позволяя гневу взять вверх без всякого боя. — Раз уж мы говорим о наследии новенькой, я должна переломать тебе все кости в назидание. Оставь меня в покое. И без твоих издёвок тошно. Рёко безэмоционально смотрела на неё, не предпринимая никаких попыток вырваться. — Легче? — Нихера. — Тогда оставь в покое моё прекрасное тело, — она похлопала по запястью Каэде, вздыхая. — У меня только прошли синяки с того раза. Каэде фыркнула сквозь зубы и рухнула обратно на скамейку. Пепел с зажжённой сигареты упал на её брюки, оставляя серый след, который она ещё больше размазала. Оставалась всего пара затяжек. — Не хочу марать о тебя руки, — буркнула Каэде, на что Рёко искренне рассмеялась. — Мне кажется, Ирума просто столкнула бы тебя с крыши. — Я уже пережила падение с вашей башни! Наверняка поставила бы какой-то рекорд, но пока проигрываю сербской стюардессе. — Кошмар. Попробуй прыжок без парашюта. — Я бы дала этот совет тебе, Каэде-тян. Может, немного адреналина вернёт тебе вкус к жизни. — Что ещё посоветуешь? — она затянулась. — Двигаться дальше? Сходить к терапевту? Вырастить в урне с прахом Ирумы бонсай? — Иу. Не груби, Каэде-тян, не отталкивай товарищей. Ты слишком пришибленная, чтобы у тебя их было много. — Кансайский тануки тебе товарищ. — Моя бабка была из Удзи, ты знала? Каэде докурила сигарету до фильтра и теперь уныло разглядывала зажатый между пальцев бычок. Хотелось блевануть в урну, но также она примеривалась и к Рёко. Та в это время порылась в сумочке, достала что-то и с тихим «лови» бросила Каэде. Её ловкость всегда оставляла желать лучшего, но сейчас она на автомате поймала ключи, не отвлекаясь от созерцания бычка. — Ого, — удивилась Рёко. — Ну, это тебе от Рантаро. Он хотел передать через Кируми-тян, но у неё щас забот полон рот. Каэде раскрыла кулак; на ладони покоилась связка ключей. — Что это? — А куда бы ты хотела с ними попасть? Каэде хотела огрызнуться на увиливающую Рёко, но застыла и ещё раз внимательно посмотрела на ключ. Растаптывая два бычка на асфальте, Каэде бросилась к выходу из курилки. — Родственники уже уехали, так что… эй, даже спасибо не скажешь? — Иди в жопу, — пробормотала Каэде, на секунду замирая в проходе. — И больше никогда со мной не разговаривай. — Ты сама придёшь ко мне, — хмыкнула Рёко, улыбаясь разными глазами. — Удачи на дорогах, Каэде-тян. — Извините за вторжение. Каэде прикрыла за собой дверь и опустила ключи на полку у входа. Коврик для ног не был рассчитан на такое количество воды, и даже стянув туфли, Каэде оставляла босыми ногами мокрые следы на полу. Она прошла в гостиную и замерла, потому что всё здесь даже спустя две недели хранило запах Ирумы. Она не включала свет, потому что лучше всего запомнила эту комнату в темноте: диван, на котором заснули они с новенькой, телевизор напротив и стопка с дисками. Один из футляров так и остался лежать раскрытым. Проведя пальцами по мягкой спинке дивана, Каэде с сожалением прикрыла глаза и ушла в ванную, чтобы обтереться сухим полотенцем. Она так и застыла с ним в обнимку, зарываясь носом в знакомый шампунь. Затем, насильно отодрав себя от мягкой ткани, она прошла мимо кухни и направилась в соседнюю комнату. Щёлкнул выключатель, и лампочка осветила нетронутые даже скорбящими родственниками вещи. Всё это Каэде уже видела, когда обследовала комнату Ирумы в свой первый визит. Видела бесчисленные томики баскетбольной манги, учебники и календарь. Он так и остался неперевёрнутым: эта комната навсегда застряла в июле. Кажется, только, появилась новая запись — в среду пару недель назад Ирума подрисовала столько восклицательных знаков, что они заехали на четверг. Каэде, хотя никто не мог её видеть, прикрыла улыбку ладонью. Зная, что прячет шкаф с одеждой, Каэде села за письменный стол. К сожалению, новенькая не вела дневников и мало что записывала — в старых школьных тетрадях хранились домашние работы, а не личные секреты. Почерк у новенькой был характерный: торопливый, неаккуратный, будто каждую чёрточку вытачивали перочинным ножом. Каэде взяла чистый лист бумаги и написала на нём имя новенькой, сравнивая ровные углы своих кандзи с пизанскими башнями Ирумы. — Скажи, что ты оставила хоть что-то?.. Отчаявшись рыскать в её бумагах, Каэде запустила компьютер и зависла на экране, требующем ввести пароль. Первым делом, конечно, она попробовала дату рождения Ирумы, но не угадала, зато высветилась подсказка: «Мразь». — И как я сразу не подумала, — вздохнула Каэде, набирая имя Эношимы Джунко. Компьютер потупил несколько секунд и отобразил рабочий стол. Конечно, на обоях стоял какой-то загорелый баскетболист посреди матча. Папок было мало, в основном классическое «УЧЁБА» (доклады, электронные учебники и фотографии учебной доски), «РАБОТА» (резюме, которое Каэде уже видела) и «АН». В папке с Академией хранились статьи из журналов о Джунко, фотки Джунко, слухи о Джунко, Джунко, Джунко. Каэде прокликала всё это непотребство и потянулась к иконке браузера. В мессенджер она заходить не стала: ещё мать с отцом Ирумы удар хватит, когда их дочь появится онлайн, но никто не мешал проверить почту. Среди спама («увеличьте ваш талант!») и новостных рассылок выделялись несколько прочитанных цепочек писем. Ирума разослала резюме в десятки компаний и получила в таком же количестве вежливые отказы. Судя по календарю, малый процент работодателей соглашался провести собеседование, и каждый раз с плачевным исходом. Неудивительно, что новенькая плевать хотела на ехидство Каэде в первые дни: она не могла позволить себе вылететь с работы. Самое недавнее письмо было отправлено какому-то «Кайто» — тот же документ и подпись «зацени моё резюме?». В ответ Ируме прислали смайлик. Предпоследняя переписка новенькой состоялась с Селестией Люденберг, которой она напомнила о себе незадолго до того, как устроилась в Team DANGAN. Каэде подумала, что нужно будет поблагодарить их с Кируми. С другой стороны, если бы новенькая не связалась с ней, может, была бы ещё жива. Каэде вырубила компьютер и хотела встать из-за стола, но заметила на одной из полок даруму и протянула к нему руку. Внизу Ирума написала своё имя и закрасила у куклы один глаз. Каэде с сожалением взвесила его на руке, легко догадываясь, что именно новенькая загадывала на новый год и чего так и не успела достичь. Точнее, достигла, но в самый последний момент, и просто не смогла вернуться домой, чтобы отпраздновать победу. Фыркнув сквозь зубы, Каэде дорисовала второй глаз сама и вернула даруму на его законное место. — Это должна была сделать ты, — она положила ладонь поверх его глаз, закрывая их, как у мертвеца. — Вечно я доделываю за тебя работу, новенькая… Последний трос внутри неё лопнул. Каэде легла на кровать, примяв жёсткую подушку и прикрывая лицо ладонями. Через просвет между пальцами слезился потолок. Как часто новенькая вот так лежала и смотрела на него? Она не была похожа на того, кто способен долго грустить. Сколько, интересно, продлится грусть Каэде? Позволяя рукам упасть на кровать и поворачиваясь на бок, обнимая пахнущую Ирумой подушку, она задремала. Она проснулась от звука хлопнувшей двери и с трудом открыла глаза. Голова гудела, в носу щипало, и у Каэде едва были силы пошевелиться. Она моргала, не веря своим глазам, потому что в дверях с довольной улыбкой и каким-то пакетом стояла Ирума. Скинув туфли в прихожей, она бесцеремонно прошла на кухню. — Ты реально болеешь, Бакамацу! Я уж думала, ты должна быть при смерти, чтобы из школы отпроситься. — Я, по-твоему, не могу заболеть?.. — Ты? — Ирума оставила пакет на кухонном столе и ехидно наклонила голову. — Первый раз за три года. Нормальные люди болеют куда чаще. Ну, ты ненормальная, это сразу было понятно. Она присела на край кровати и уставилась на Каэде. Та ответила взаимностью. Её сонный и простуженный мозг всё пытался осознать, что новенькая реально узнала через учителей её адрес и, главное, захотела прийти. Они с этой Ирумой давно сблизились, почти официально встречались, но Каэде не торопилась звать её домой. Концепции дома у неё не было в принципе, он ассоциировался с чем-то мерзким, и она не горела желанием втягивать Ируму в свою депрессию. Ну, раз уж она здесь… — Спасибо, что пришла, — выдавила Каэде и закашлялась, отворачиваясь. — Ты принесла домашку? Лучше не задерживайся, я не хочу и тебя заразить. — Да что мне будет! — Ирума так счастливо улыбалась, будто ей нравилось видеть Каэде в таком состоянии. Наверное, несмотря на обстоятельства, для неё это было чем-то особенным. — Я знаю, какая ты колючая, но я не уйду, пока не заготовлю тебе еды и не прослежу, что ты отдыхаешь. — Ага, а то я только с тренировки, госпожа надзиратель, — Каэде закатила глаза. — Тебе не нравится, что я лежу? Как ещё мне отдыхать? — Молча, — фыркнула Ирума и отвесила ей щелбан, пользуясь тем, что руки Каэде слишком тяжёлые для ответного выпада. Уже собираясь встать, она заметила что-то поверх её головы и замерла. — Что там? Таракан на стене? — У тебя тут тараканы? — Не должны быть. Так на что ты уставилась? Ирума потянулась к прикроватной тумбе и положила на грудь Каэде её плюшевого зайца. Ждала какой-то реакции, но Каэде ничего не могла ей сказать, только смотрела в потёртые чёрные глаза детской игрушки. Почему-то у неё не хватало духу от него избавиться. — Он порван вот здесь, — Ирума приподняла пальцем голову, показывая крупную дыру у основания. — Ого. Да здесь можно твоё эго спрятать. — Так надо, — Каэде закусила губу и сгребла зайца, отворачиваясь с ним к стене. Веки закрывались против её воли. — Если ты намерена остаться, я вздремну ещё немного, ладно? — Давай. Ты не против карри на ужин? Я почти всегда его ем. Каэде не ответила, мгновенно проваливаясь в сон. Она не знала, на сколько вырубилась, но к моменту очередного пробуждения в квартире непривычно пахло едой. Ирума, судя по звукам, продолжала возиться на кухне, пока Каэде устало тёрла глаза. Она всё ещё чувствовала покалывание простуды в лёгких, но отдохнула достаточно, чтобы перестать изображать статую. — Доброе утро, Бакамацу. Тебе лучше? — Немного. Долго я спала? — Не знаю. Час? Тебе кошмары снились? Ты несколько раз просыпалась, — Ирума отвела взгляд и поморщилась. — Раз десять. Каэде нахмурилась, пытаясь вспомнить. Кошмары ей снились слишком часто, чтобы она их запоминала. Не стоит загружать этим Ируму, от её волнения будут одни проблемы. — Жар, наверное. Это пройдёт, — она села за стол в одной пижаме. — Спасибо за еду. — Это ещё что, — Ирума вытерла руки о фартук и отошла, пока Каэде лениво жевала рис. — Вот, держи! Ей снова протянули плюшевого зайца. Каэде взяла его, окидывая новенькую непонимающим взглядом, но ещё больше она удивилась, когда не обнаружила на шее знакомого надреза. — Ты… Это всё, что у неё получилось сказать. Несмотря на его плачевное состояние, новенькой удалось так хорошо заштопать зайца, что швы нужно было искать под микроскопом. Каэде просто сидела с открытым ртом и не знала, как ей реагировать. — Всё в порядке? Я сделала что-то не то? Почему она это сделала? Как это вообще мог кто-то сделать? Она просто… зашила его? Может, дело в болезни, но в голове Каэде что-то сломалось, и она сидела, как зависший компьютер, не реагируя на попытки новенькой до неё достучаться. Та даже присела рядом и развернула её к себе. — Каэде? Что с тобой? — Мне надо-- В туалет, потому что ещё секунда — и она бы разрыдалась. Каэде заперлась в ванной, позабыв, что тащит за плюшевую лапу зайца. Она сползла по двери и уселась на холодном кафеле, тяжело дыша. Голову кружило, перед глазами плыли какие-то пятна, и Каэде до боли вцепилась ногтями в коленку, чтобы вернуться в реальность. Несколько минут ей потребовалось, чтобы выровнять дыхание, но очередной взгляд на зайца возвращал её обратно. Она не злилась на Ируму. Каэде была ей так благодарна, что не могла выразить это словами. И в то же время, новенькая дотронулась до чего-то болезненного внутри, что трогать никак было нельзя, и Каэде оказалась к этому не готова. Даже успокаиваясь, она не знала, что скажет ей, когда вернётся. Что сможет сказать, не ударившись в слёзы. — Каэде? — Ирума постучала в дверь. — Если тебе плохо, я вызову скорую. — Не надо, — выдавила Каэде, поднимаясь на ноги. — Я иду. Она раскрыла дверь и столкнулась с взволнованной Ирумой, которая тут же прижала её к себе. Каэде обняла её одной рукой, а во второй всё так же волочился заяц. — Ты меня пугаешь, Бакамацу. — С-спа-- Спасибо, — она кое-как выдохнула и закрыла глаза, прижимаясь к Ируме. — Спасибо, что зашила его. — Угу. Она бы объяснила Ируме, что это всё равно, что сорвать те её плакаты с Джунко на дверце шкафа — только в жизни этой Ирумы такого шкафа не было. У неё, наверное, не было ничего настолько травмирующего, и это помогло Каэде выдавить из себя улыбку. — Это важная вещь для меня, но я никогда бы не смогла починить её сама. Пальцы Ирумы сжались на её спине. — Что-то от твоих родителей? — Давай не будем об этом. Не сейчас. — Хорошо. Ирума отстранилась, немного повеселев, и глянула по сторонам. — У тебя есть чистые вещи? Я ничего с собой не взяла. — Ты собираешься заночевать? — Да. Не волнуйся, я на полу посплю. Не хочу оставлять тебя одну, — Ирума смущённо почесала затылок. — Болеть всегда одиноко. Каэде рассмеялась. Её смех перешёл в искренний хохот, и она схватилась за живот, вытирая теперь уже не горестные слёзы. — Какая же ты… новенькая. — Что это значит?! — Я буду рада, если ты останешься, — Каэде взяла её за руку и серьёзно посмотрела в глаза. Ирума вздрогнула, смутившись. — Мне спокойнее рядом с тобой. Не уходи, пожалуйста. — Я не уйду, Бакамацу. — Обещаешь? — Конечно. Куда я денусь, — рассмеялась она, сжимая руку Каэде в ответ. — Я всегда буду… … …тебе надо поужинать. — Ловлю тебя на слове. Переборов своё смущение, Ирума кивнула и осторожно толкнула её в бок. — Я держу свои обещания. — Я знаю, новенькая. Поэтому я… — она замерла вместе с затаившей дыхание Ирумой и улыбнулась краем губ, — пойду поужинаю. Каэде приоткрыла глаза, не понимая, почему стены в её квартире поменяли цвет, куда делась кухня и как она вообще умудрилась заснуть. Через секунду, поймав оранжевое пятно баскетбольного мяча на шкафу, она рывком села на кровати и огляделась. Схватилась за голову. Подбежала к выходу, рванула дверь на себя и заглянула в пустую гостиную. Детали сна ускользали от неё с каждым глотком реальности, как Каэде ни силилась их сохранить. Горечь и обида сдавливали горло; почему ей это снилось? Почему она не могла остаться там? Она уже и не помнила, о чём был сон, но точно знала, что в нём они с Ирумой были рядом, и теперь ей хотелось лезть на стену от несправедливости. Вместо этого она вернулась в комнату и подобрала упавшую на пол подушку. Выпрямляясь, Каэде заметила какую-то книгу у изголовья кровати — подушка всё это время лежала на ней. По кожаной обложке нельзя было понять содержание, но форзац всё расставил по местам: на нём размашистым почерком было выведено послание. «С днём рождения, Ирума-тян! Поправляйся! — Твой тайный воздыхатель. P.S. Ладно, это Рантаро». Перед тем, как перелистнуть страницу, Каэде задержала дыхание.***
… … …遠くで聞こえる声をヒントに 一人また一人 立ち上がる同志 繰り返すだけの普段どおり くつがえす準備いいぜ Are You Ready? — Что это за песня, Акамацу-сан? Каэде остановила воспроизведение и отложила телефон, медленно поворачивая голову. Кируми пересекала крышу, кутаясь в пиджак и поправляя волосы под натиском ветра. Прежде она бы волновалась, что та сидит так близко к краю, но в последнее время они повидали слишком многое, чтобы отчитывать друг друга за мелочи. К тому же, если бы она хотела прыгнуть, она бы сделала это месяц назад. — Нашла на компьютере Ирумы. — Примерно так я и представляла её музыкальные вкусы. — Я тоже. Когда я это слушаю, — Каэде замолчала, пережидая очередной разрушительный порыв, — мне кажется, что сейчас раскроется дверь, и она войдёт, будто ничего не случилось. — … Вместе с холодными пальцами Кируми на её плечи опустился пиджак. Бесполезно — Каэде просидела на крыше так долго, что ей грозило как минимум воспаление лёгких. В этом было что-то ироничное. — Я прослежу, чтобы Шингуджи-сан всё-таки установил здесь ограждение. — Меня бы это не остановило, — хмыкнула Каэде, болтая ногами над простирающимся внизу Токио. Она пришла полюбоваться, как зажигаются под вечер огни, но в серый облачный день за пасмурной дымкой всё сливалось в безликое пятно. Кируми присела рядом, подгибая колени и обнимая её одной рукой. — Если вы хотите, я оставлю вас одну, но прошу, Акамацу-сан, оденьтесь теплее. Вам так понравилось лежать в больнице? Её нога едва зажила, но Кируми преувеличивала: исключая то, сколько тело Каэде провалялось, пока сознание жило в NeoWorld'е, она едва запомнила свою палату. Она бы не смогла вернуться туда, даже если понадобится очередная операция. Ей и в офис приходить было тошно. — Ты скажешь, что я взялась за старое, но мне сейчас правда нужно почувствовать хоть что-то. — Я понимаю, что была занята в последнее время, — Кируми поджала губы, — но если вам снова нужны мои услуги, я найду возможность. Я не знала, что-- — Нет, Кируми, — Каэде устало покачала головой, вслепую тыкая телефон, переключая песню. — Я уже сказала тебе: наши старые отношения разорваны. Будто прошлая песня была недостаточно мотивирующей — эта встречала весёлыми переливами гитары. Интересно, музыка делала подобные дни менее серыми для новенькой? Кируми слушала вместе с ней — или думала о чём-то своём — но в момент проигрыша она ответила: — Если вы захотите, мы можем построить новые. Каэде нахмурилась и снова потянулась к телефону: такие разговоры нельзя проводить, пока какая-то рок-группа говорит тебе никогда не сдаваться. Удивительно, но Кируми энергично мотнула головой: — Меня это не смущает, Акамацу-сан. Судя по батарее вашего телефона, вы весь день слушаете музыку. Я не хочу портить момент. — Скорее Ирума испортит и её нежелание слушать что-то медленнее presto prestissimo. Она нашла компромисс, промотав несколько песен и найдя ту, которая ей понравилась больше других — не в последнюю очередь из-за клавишного вступления. — Что ж, я откладывала эти слова достаточно долго, — Кируми приобняла себя руками, и Каэде отдала бы ей пиджак, но его тут же вернут обратно. — Мне всё казалось, что если я подойду к вам первая, то воспользуюсь вашей слабостью. Она замолчала и вопросительно посмотрела на Каэде. Та какое-то время пережёвывала последнее слово. «Слабость» — не то, что она привыкла слышать в свой адрес. — Мы никогда не боялись пользоваться друг другом. — Да, пока существовали наши «отношения». — Если тебя это смущает, так и быть, — Каэде благосклонно махнула рукой, — даю тебе уникальное право пользоваться мной до конца этого дня. Это проще, чем отрицать, какой убитой она выглядит, потому что у Каэде есть глаза и достаточно зеркал в доме. — Вы будто и не изменились, — Кируми улыбнулась так, как делала это крайне редко: искренне. — Всё так же легко потакаете моим прихотям. — А я должна была измениться? — Каэде посмотрела на скрытые рубашкой запястья. Все шрамы — давние, а от Ирумы ей ничего не осталось. Даже следы на коленке — и те от Джунко. — Я ничего не помню. Точнее, я ничего не забыла, но не могу вспомнить. Как будто кто-то убрал все мои воспоминания в ящик и выкинул ключ. Я могу догадываться, что внутри, но никогда не узнаю по-настоящему. Музыка опять подвела их некстати запевшей девушкой, поэтому Каэде промотала ещё несколько песен, пока не наткнулась на ту, что начиналась с грустной гитары. Кируми положила руку поверх её правой ладони. — «Вы будто не изменились», но мы обе знаем, что это не так. Для нас прошло мало времени, но вы были там — в другом мире — столько, что Гокухара-сан сбился со счёта, пытаясь мне объяснить. Я знала вас все эти годы, но в последний раз мы виделись в больнице, Акамацу-сан, ещё когда Ирума-сан была с нами. Сейчас я знакомлюсь с вами заново. Когда Каэде вспоминала Ируму, её запястья кололо, но когда это делал кто-то другой, всё внутри скручивалось, как в блендере. И некому было отковырять застрявшие между рёбер куски сердца. — Ты уверена, что хочешь? Может, это знак, что в новой жизни нам не стоит общаться. Даже если в твоих глазах я теперь другой человек, тараканов у меня не убавилось. Теперь их даже больше. Я не смогу ничего тебе дать, Кируми — у меня ничего нет. — Это не так-- — НЕТ! — заорала Каэде вместе с ветром. Она закинула ноги на крышу и поднялась, шатаясь, готовая упасть в любой момент, но чудом удерживая равновесие. — У меня больше ничего нет. Рёко была права: лучший способ унизить человека — наполнить его пустоту эмоциями, а потом отобрать. Ах да, простите, в нашем мире это принято называть отчаянием! Кируми поднялась следом за ней, отгораживая спиной Токио за гранью крыши, но Каэде и не собиралась убивать себя. Она уже поняла, что для неё лучшее наказание — просто сидеть и смотреть. — Почему вы думаете, будто у вас ничего нет? — Потому что, — Каэде задохнулась от всех аргументов, которые могла вывалить на Кируми, если б выбрала подходящий, — потому что-- Она схватила с пола мобильник и ткнула пальцем в анимешную заставку очередной песни из плейлиста новенькой. — Это! Всё, что у меня есть! Её песни, её резюме, её фотографии и её баскетбольный мяч! У меня больше ничего нет, Кируми. Пятясь назад от протянутых к ней рук, Каэде часто моргала, пытаясь разглядеть нужную песню в телефоне. Её добавили одной из последних, и она почти наверняка предназначалась ей, Каэде — кто ещё из знакомых Ирумы хотел снять маску и улыбаться? — У вас есть-- — Что, воспоминания?! Целая неделя, из которой я пару дней огрызалась на неё в офисе, ещё пару тусила с другими людьми, и в сумме мы провели наедине десяток часов. Я ненавижу этот мир, как и она, Кируми. Почему он крадёт у меня всё, что мне нравится? — её голос дрожал, но с Кируми она могла позволить себе не сдерживаться. — Мою музыку, мою семью, мою-- Я могла ей всё сказать ещё тогда, но хотела подождать, пока это не закончится — и вот оно закончилось! И мне уже некому это говорить! Почему я такая дура, Кируми?! — Акамацу-сан-- — НЕТ! НЕТ! Нет! — она рванула назад, упала на середине крыши вместе с телефоном и врезала кулаком по бетону. — Нет! нет! нет! нет! нет… Она не была такой сильной, как Ирума. После нескольких ударов и первых капель крови, её костяшки болели так сильно, что Каэде не могла двигать рукой. Она не смогла даже оттолкнуть подбежавшую к ней Кируми, чьи настойчивые прикосновения не в первый раз остановили её от чего-то непоправимого. Кируми помогла ей сесть, вложила в левую руку телефон и поцеловала окровавленную кожу. — Каэде, я знаю, что это не так. У тебя есть нечто большее от неё. — Что?.. Идеально ровный ноготь коснулся её ключиц — там, где у Ирумы был шрам. — Ты. Когда мы собирались остановить Джунко, у меня было время поговорить с ней. Я удивилась, что она оставила тебя — мне казалось, после всего случившегося, она испугается. Каэде всхлипнула в тон очередному грустному треку. — Без неё вы бы проиграли. — Разве это имело бы значение для Ирумы-сан? Насколько я помню, в последнее время она не выказывала особого желания защитить жителей Токио от очередного сумасшедшего. Ты понимаешь, зачем она поехала с нами в тот день? Каэде сглотнула, коротко кивая. Она так долго не плакала, что совершенно не умела остановиться, когда начинала тонуть. — Чтобы защитить меня. — Если бы Ирума-сан хотела украсть тебя у этого мира, она бы сделала это сразу. Она бы уехала с тобой на другой конец планеты. Она бы не позволила тебе покинуть NeoWorld, но ты здесь. И если ты не помнишь, почему приняла такое решение, подумай, почему Ирума-сан с ним согласилась. Все ваши моменты вместе, помнишь ты их или нет, не прошли бесследно. Я говорю, что ты изменилась, не для того, чтобы разорвать наше общение, а чтобы напомнить, — Кируми приподняла её за подбородок; такой знакомый жест в мире, в котором не осталось ничего знакомого, — Ирума-сан выбрала тебя так же, как и ты её. Попробуй уважать это желание. Попробуй найти смысл, даже если кажется, будто он остался в прошлом. Телефон Каэде окончательно разрядился, и на какое-то время на крыше стало тихо. Она ещё несколько раз шмыгнула носом и поднялась на ноги и вытирая оставшиееся капли слёз. Кируми последовала за ней. — И если ты не сможешь сделать это одна, я помогу тебе. У тебя всегда буду я. Не как та, кто отказывается лечить твои раны во имя собственных желаний, а как твой друг, Каэде. И если однажды это изменится, я не буду сопротивляться, но сейчас — сейчас ты должна знать, что в этом ужасном мире угас один огонь, но горят десятки других. Кируми обняла её, и Каэде тоже сомкнула руки на её спине. Она знала, что никакие слова не прекратят её кошмары, не разрешат отбросить сожаления, но сейчас, пожалуй… сейчас эти слова заглушили что-то. Не только боль — вместе с ней всегда приходило что-то большее, но впервые в жизни Каэде готова была пожертвовать этим ради того, чтобы перестать истекать кровью. Дверь на лестницу тихо приоткрылась. На крышу заглянула взволнованная Рёко, но, увидев их, едва заметно улыбнулась и прикрыла дверь. Каэде опустила голову на плечо Кируми, закрывая глаза.「曇らずに生きてほしい だから雨を嫌わないで。」
***
Шустрые токийские пешеходы спешили по своим делам, поглядывая на часы и неаккуратно переходя дорогу. Огромные баннеры с рекламой новой компьютерной игры от Team DANGAN глядели с каждого столба. Тизерный ролик крутился в маленьком телевизоре у старика-барахольщика; он сплюнул и переключил канал. — К другим новостям. Сегодня к пятилетию трагедии в Академии Надежды, когда погибли десятки молодых талантов, министр безопасности Японии проводит пресс-конференцию с открытием памятной мемориальной таблички! — весело сообщала ведущая новостей. — С места событий прямое включение от нашего специального корреспондента Отонаши Рёко. Отонаши-сан? Камера выхватила девушку с алыми волосами в лёгкой осенней куртке, которая тарахтела в микрофон, как заядлый пулемётчик: — Спасибо, Огами-сан. Действительно, сегодня вся Япония скорбит по погибшим пять лет назад учениками Академии Надежды. Напомню, что эта школа считалась лучшей в стране: от её выпускников ждали великих свершений, многие из них занимали высокопоставленные должности в правительстве и становились лауретами престижных премий, продвигали науку и добивались немалых успехов в спорте. Вскоре после Трагедии общественность опасалась новых угроз от талантливых, но благодаря слаженным усилиям отдела безопасности во главе с покойным Амами Реном, ситуация была взята под контроль. Сейчас участники тех событий проходят реабилитацию в особых центрах при помощи революционной терапии виртуальной реальности. — Итак, — продолжила Рёко, перехватывая микрофон другой рукой, пока оператор показывал здание Академии со строительными лесами и снующими туда-сюда рабочими, — на сегодняшний день программа культивирования талантов заморожена, но Япония вновь пользуется услугами выпускников Академии. Само учебное заведение планируется отреставрировать и переоборудовать в культурный центр для развивающихся детей и подростков. Прямо сейчас на открытии мемориальной таблички с речью выступает министр безопасности Тоджо Кируми. Репортёры окружили высокую светловолосую девушку в костюме и тёмных кожаных перчатках, которая с почтением приняла у своего ассистента табличку и помогла водрузить её на фасад здания. — Сегодня день памяти страшной трагедии, — тихо говорила она, но усиленный динамиками голос звучал из каждого телевизора в Японии. — Я приношу свои соболезнования друзьям и родственникам погибших, а также всем, кого прямо или косвенно затронули те события. Хотелось бы почтить минутой молчания светлую память 78-го класса Академии Надежды: ребят, которые пытались при помощи своих талантов остановить творящийся в школе хаос. Стоящая за спиной Кируми блондинка в белой рубашке и брюках закатила глаза. — Каэде, — одними губами сказала Кируми, укоризненно касаясь её ладони, — каждый наш жест фотографируют. Пожалуйста, будь серьёзнее. Это минута памяти. — Ах, простите, госпожа министр, — прошептала она, лукаво улыбаясь. — Ты просто так долго репетировала эту речь, что меня смех берёт. «Наша страна…» — Наша страна должна двигаться дальше, — сказала Кируми, бросив косой взгляд на своего заместителя. — Мы продолжим развивать таланты молодого поколения, заботиться о людях преклонного возраста и вместе со всем миром стремиться к продуктивному сосуществованию. Обещаю вам, что на этой должности обеспечу безопасность Японии и не допущу повторения Трагедии. Большое спасибо вам за доверие. Они с Каэде синхронно поклонились, хотя заместитель министра держалась за живот, чтобы не заржать. — В завершение нашего репортажа я возьму интервью у бывшего скаута Академии Надежды, ныне возглавляющего компанию по разработке компьютерных игр — Шингуджи Корекиё. Добрый день, Шингуджи-сан. Насколько мне известно, вы также хотели выступить с заявлением? Мужчина в тканевой маске и коричневой кепке учтиво кивнул Рёко. — Верно. Сегодня в этот памятный день я хотел бы восстановить справедливость. Видите ли, при всех стараниях Академии, некоторые таланты остались незамеченными, несмотря на их достоинства и неоценимую помощь в разрешении сложившейся ситуации. Сегодня я, Супер Скаут Академии, хотел бы наградить титулами тех, кто по какой-либо причине не стали учениками основного курса этого некогда престижного учебного заведения. В кадр попали двое. Одна — высокая девочка с косичками в спортивном костюме, красная, с каплями пота на носу, вторая — низкорослая девушка с алыми волосами, которая неотрывно смотрела в камеру. — Чабашира Тенко, — объявил Шингуджи, и девочка с косичками вышла вперёд, согнувшись в глубоком поклоне, — я провозглашаю вас Супер Мастером Айкидо Академии. Носите этот титул с гордостью — мы ждём, что на ближайшей летней Олимпиаде вы будете защищать честь Японии. — С-с-с-спасибо!!! — Юмено Химико, — теперь вышла девушка в остроконечной шляпе, — я провозглашаю вас Супер Магом Академии. Надеюсь, ваши необычные способности и дальше будут использоваться в поиске пропавших людей! — М-м-м, — красноречиво ответила Химико. Их тут же окружили репортёры, но Рёко шикнула на оператора, который попытался сменить кадр. Шингуджи вежливо кашлянул и сложил руки перед собой. — Последним титулом, который когда-либо выдаст Академия, я бы хотел наградить человека, который отдал свою жизнь, чтобы сегодня все мы могли чувствовать себя в безопасности. Я провозглашаю Ируму Миу Супер Баскетболисткой Академии. Шингуджи продолжил давать интервью, приняв на себя основной огонь репортёров, пока Кируми и Каэде ёжились в своей очень красивой, но ни разу не тёплой одежде. — У меня в машине пальто, Каэде. — Я в п-порядке, — фыркнула она. — Пойдём выловим Рёко. Кажется, мы только её не пригласили. Отонаши и сама нашла их. Вручив микрофон оператору, который и так ломался под тяжестью камеры, она вприпрыжку подскочила к верхушке нынешнего отдела безопасности. — А говорила, что откажешься от повышения, Каэде-тян, — промурлыкала она. — Не скучно тебе будет на такой работе? — Ей не скучно, — улыбнулась Кируми, и они с Каэде переглянулись. — Отонаши-сан, мы бы хотели пригласить вас на ужин. Остальные также придут. — О-о-о, вечеринка! Можно я захвачу Мукуро? И какую-то её подругу, они друг от друга не отходят, — Рёко наморщила нос, — я даже ревную. — Конечно. — Вижу, все в сборе, — Шингуджи вырвался из репортёрского плена и подошёл с обрамлённым в рамку сертификатом, протягивая его Каэде. — Акамацу-сан, я подумал, что лучше вручу это вам. Надеюсь… вас это порадует. — Спасибо, Шингуджи-сан. Как продвигаются исследования вируса? — Ну что вы, Акамацу-сан, — поморщился бывший начальник, — давайте хоть сейчас не будем о работе…***
Воскресный вечер прошёл в подготовке к ужину. Пока Кируми хлопотала на кухне, Каэде убиралась в квартире и отвечала на многочисленные сообщения приглашённых друзей, которым всё нужно было уточнить, а точно ли состоится их маленькое собрание. Едва Каэде легла на диван, отдраив квартиру до блеска, в дверь позвонили. — Я открою, — крикнула она и распахнула дверь. На пороге стоял загорелый, но подрумянившийся на морозе Амами Рантаро в шарфе и пальто. Он протянул руки, обнимая Каэде, и едва не натоптал только что вымытый пол. — Акамацу-тян! А где Тоджо-тян? — Добрый вечер, Амами-сан, — она выглянула из кухни, — заходите, я пока вся в готовке. Каэде составит вам компанию. — Ух ты, — шепнул он, переодеваясь, — она учится! — Мы долго тренировались, — хмыкнула Каэде. — Не представляешь, каких трудов стоило научить её звать меня по имени. — Уж я-то представляю. Вот, держи, — он достал из рюкзака стопку музыкальных дисков с автографами. — Всё подписанное. В следующий раз сама на свои концерты пойдёшь! А это новые перчатки для Тоджо-тян — только не говори ей, сколько они стоят. — Мог бы и умолчать, понторез, — Каэде благодарно поцеловала его в щёку. — Спасибо. Как тебе твой сноуборд? — Отлично обкатал! Я как раз в горах познакомился с одним парнем, он милый, но жутко шумный, всё затирал мне о каких-то духах болот. Ну, потом расскажу. Где остальные, я не понял? Все, конечно, опаздывали. Вовремя пришли Киибо и Гонта и тут же отправились помогать Кируми, пока Рантаро пересказывал Каэде очередные свои приключения. И если Гонта был неплохим подспорьем на кухне, то Киибо чуть не спалил салат (как и зачем — история умалчивает), поэтому его выставили за дверь. — Я всё пытаюсь научиться готовить, — задумчиво сообщил он, — но так как у меня отсутствуют вкусовые рецепторы, мне это тяжело даётся. Я следую инструкции, но получается, если верить Селестии-сан, «la merde». — Меньше её слушай, — подбодрил Рантаро, — у неё вкус еды измеряется в ноликах на ценнике. Следующими ворвались Тенко с Химико. Они гордо достали из переноски полугодовалого котёнка с белой шёрсткой и огромными голубыми глазами. — Мы хотели познакомить вас! — радостный голос Тенко донёсся и до кухни. — Это Миу-тян! Рантаро засмеялся, а Каэде удивлённо приподняла брови. — Вы серьёзно? — М-м, — Химико погладила кошку, — они правда похожи. — Мы нашли её на улице в дождь, она такая лапочка! Хочешь погладить её, Каэде? — Э-э… — Миу, — мякнул протянутый ей котёнок и сощурил голубые глаза. Каэде прищурилась в ответ. — Привет, — осторожно сказала она, забирая его на руки. Котёнок, не долго думая, зашипел на неё и царапнул, оставив у кромки свитера длинную полосу. — Да блин! Заберите её от меня! — Привет, Миу-тян! — хихикнул Рантаро, наклоняясь к кошке и осторожно гладя её по голове. Она тут же заурчала и стала тереться о его ноги. — Какая она милая! — Исчадие ада, — буркнула Каэде, пряча улыбку. В квартире, несмотря на нескромные размеры, становилось тесно. Рёко, как и обещала, привела не только сестру, но и её новую подругу. Темноволосая девочка с алыми глазами не отходила от Мукуро, и они вдвоем смотрели на остальных, как впервые вышедшие на божий свет интроверты. — Её зовут Харукава Маки, — шепнула Рёко Каэде, — кажется, они познакомились на работе. — На какой именно работе? — Ну, знаешь, — Рёко почесала затылок, — на той самой. Они всё пытаются привыкнуть к мирному времени. — Икусаба-тян! — Рантаро бросился обнимать и её. — А ты Харукава-тян, да? Добро пожаловать в мою скромную обитель! — Это не твоя обитель. — Уйди, Акамацу-тян. Вам не хватает сенешаля! — Здрасте, — буркнула Маки, и больше никто не слышал, чтобы она хоть что-то сказала за вечер. Последними торжественно вошли Шингуджи в образе Будды и Селестия в таком роскошном платье, как будто через час у неё был приём в императорском дворце. Заполнив слоями юбки сразу два стула, она последней села за стол, а вот Шингуджи встал. — Без лишних прелюдий хотел бы сообщить вам славную весть, — он поднял бокал с шампанским, — отныне мы с Селестией-сан помолвлены. Тенко и Рантаро громко захлопали, Кируми к ним сдержанно присоединилась, остальные издали неуверенное «ура». Рантаро ткнул Каэде в бок и зашептал ей на ухо: — А ты чего медлишь, Акамацу-тян? Смотри, часики-то тикают… Она молча показала ему безымянный палец с кольцом, и парень подавился сидром. — Как?! Когда?! И ты мне не сказала?! — Полгода назад, пока ты был в Америке, — съехидничала Каэде. — Мы тихо расписались, чтобы не было… вот этого вот. — Я так рада за вас!!! — Тенко громогласно рыдала на плече у Химико. — Юмено-сан, наконец-то два любящих сердца соединились! Разве это не то, к чему должна стремиться каждая пара? — М-м, — раздумывала понимающая, но игнорирующая намёки Химико, — не думаю. В наступившей радостной суматохе никто не заметил, как Мукуро с Маки переглянулись, дружно покраснели и спрятали ладони за спинами.***
Встреча старых друзей продолжалась до четырёх утра, когда даже самые стойкие вынуждены были откланяться и разъехаться по домам. Кируми с Каэде молча собирали посуду и убирались. Когда они разгребли большую часть мусора, и Кируми потянулась к немытым тарелкам, Каэде коснулась её плеча. — Давай потом. Девушка поймала её задумчивый взгляд и кивнула. Она проследовала за Каэде в их спальню, где над столом уже висел выданный Шингуджи сертификат. Каэде достала из верхнего ящика тот самый фотоальбом, подписанный Рантаро, села на кровать рядом с Кируми и начала перелистывать его. Её не так интересовали фото других ребят, как улыбающаяся с некоторых карточек Ирума. Она обнимала своих друзей и смотрела прямо в камеру, заставляя Каэде крепче сжимать края альбома. — Ты уверена, что не хочешь навестить её? — Я же говорила, — Каэде покачала головой, — если я пойду к ней, то уже не вернусь. Я больше ни о чём не жалею, но как мне только хватило… я буквально отказалась от Рая, — она подняла голову, разглядывая лунный диск за окном. — Может, это она убедила меня? — Думаю, ей хотелось, чтобы вы прожили вашу жизнь до конца. — Мне кажется, я прожила очень много жизней, — Каэде положила ладонь на фотографию. — Мне каждый день снятся отрывки, и я не знаю, были ли они реальными. Она снится мне каждый день. Кируми вдохнула, чтобы что-то сказать, но помедлила. — Знаешь, я не смогу спать с грязной посудой. Скоро вернусь. Она поцеловала Каэде в щёку и оставила её в залитой лунным светом спальне. Каэде благодарно оглянулась на дверь и подошла к синтезатору в углу, подвинула стул. Она извлекла из альбома самую последнюю фотографию и поставила её перед собой вместо нотного стана, занесла пальцы над клавишами. — Не знаю, сыграла ли я тебе, новенькая, — прошептала она, — но мне всегда хотелось это сделать. Возможно, в какой-то другой жизни это было бы её талантом: она играла с той же лёгкостью, с которой теперь дышала. Пустота, некогда наполнявшая всё её существование, не давала о себе знать с тех самых пор. Каэде улыбалась фотографии, которую тайком сделал Шингуджи в первый день их знакомства. На ней Ирума с пластиковым стаканчиком чая в руках спорила о чём-то со своей начальницей. Комнату наполнял лунный свет.