9:55
21 июля 2023 г. в 19:12
Мотылек запутается в шторе и умрет. Я потеряюсь в тебе и… Увольте. Смерти в моих планах не значится.
В наше первое свидание нас разделяла женщина. Во второе — двое мужчин. А в третье… В третье я вовсе не участвовал в процессе — просто наблюдал. Нелепо, но это даже не было свиданиями. Хотя отчего-то я отчаянно ждал наших встреч, назначенных режиссёром. Наших моментов фальшивой близости. Покадровой игры в страсть. Безусловно, это крайне абсурдно, но я никогда не славился логичностью, расчетливостью или чем-то подобным. Да и удача не особенно меня баловала. Я всего лишь обычный лузер. Никаких привилегий. Ни разу не фаворит судьбы. Так что…
Сейчас есть только мы. Он и Я. Шелковые простыни и жар прожекторов. Нам не позволено замечать других людей на площадке. Режиссер желает, чтобы мы показали любовь. Выплеснули из себя несуществующие чувства, как краски на холст. Режиссер хочет, чтобы нам поверили. И нам поверят. Гарантирую. Поскольку я что-то действительно ощущаю. Что-то, заставляющее проснуться нежность в кончиках пальцев. Что-то сбивающее с толку. Почти оксюморон, но… Увольте. Оставлю при себе.
Хлопок нумератора — и пора начинать игру в любовь! Сегодня режиссер не жаждет похоти. Ему необходима чувственная эротика. Сегодня режиссер романтик. Ничего не поделаешь, такова моя роль. Я всего-то актер. Жаль, не художественного фильма… Повторюсь, я — неудачник.
Знаете, верить в любовь глупо. Не верить — слишком безнадежно. Я где-то посередине между Фомой и Иисусом. Где-то в точке, равноудаленной от идеализма и нигилизма. Где-то… Ладно! Да кому это интересно! В общем, каждому свое. Сейчас мое — это прихоти режиссера, съемочная площадка и показной секс.
Наши лица спрятаны за коломбинами. На нем белая, на мне — черная. Никто ничего не разглядит в глазах. Никто не заметит фальшь. Да никто и не попытается заглянуть в зеркала наших душ, кроме нас самих! Эта постановка ни разу не о внутреннем мире. Возможно, оно и к лучшему. Возможно… Не суть!
Мы спрятали личности, а вместе с ними и правду. Есть только Он и Я на большой кровати. Только актерская игра. Лишь возбужденная фантазия и плоть. Обнаженные тела расскажут историю несуществующей любви за нас. Неприкрытая кожа для достоверности покроется мурашками от трепетных касаний чужих рук — наблюдатели по ту сторону экрана уверуют в ложь, как в неоспоримую истину. Увы, оваций мы не услышим… Да и черт с ними!
Я веду ладонью по рельефу груди напротив, прикусываю губами мочку уха. Колечки в ушах сталкиваются с кольцом в губе. Отрываюсь от притворных ласк, шепчу:
— Камиль, ты готов?
— Миша, прекращай болтать и делай то, что хочет наш Царь и Бог! — раздраженно шикает на меня Камиль.
Он единственный, кто называет меня родным именем. Пусть и неполным. Плевать, что невпопад. Я каждый раз старательно сдерживаю улыбку, когда слышу свое имя из его уст. Не знаю зачем. Просто так. Не хочу выдавать настоящие эмоции. Или показаться непрофессиональным. А может, считаю излишнюю искренность неуместной. Все это ерунда! Полнейшая нелепость. И да, Камиль всегда готов. Мои вопросы — глупые формальности. Хотя его руки все еще холодные, анус уже растянут. Как вам такая любовь? Знаю, сомнительно, но вы все равно поверите. Иначе никак. Вы будете судорожно шевелить кистью на уровне ширинки, пока мы будем разукрашивать чистый холст — большую постель на съемочной площадке, наши тела и мысли. Пролитая сперма обернется краской, поцелуи — размашистыми мазками. Определенно, так и будет. Так что сосредоточьтесь на ощущениях. Я уверен, внизу живота уже концентрируется тепло. Абсурдно, но такова физиология.
— Дерьмо! — орет взвинченный режиссер. — Какого хрена вы медлите? Покажите мне, наконец, сраную любовь! У меня на вас огромные надежды!
Режиссерское «Меrde» действует как пинок для скорости. Я вглядываюсь в белую маску, в аккуратные прорези — в огонек в карих глазах с лучиками хлорофиловой зелени. О да! Камиль готов, я отчетливо вижу фанатичную решимость. Он всегда готов. Что же, пора начинать порноспектакль! Ах нет! Сегодня в меню эротика и любовь. Сегодня в планах грандиозный обман.
Медленно и плавно приближаюсь к Камилю. Практически хищник и жертва. Еще чуть-чуть и охота. Он смотрит неотрывно и спокойно. Он отдает мне ведущую роль легко, без суматошных колебаний. Камиль доверяет человеку в черной маске, а я доверюсь инстинктивным порывам.
Осторожно пальцами от запястья до шеи — и подцепляю острый подбородок. Дальше глубокий поцелуй, долгий и влажный, до тех пор, пока наши эрекции не соприкоснутся. Вот оно! Гормоны выходят на сцену, процесс запущен. Дыхание Камиля сбивается. Мой пульс учащается, вибрирует на сонной артерии. Возбуждение обостряет осязание. Накаляет. Пробуждает темперамент. Пора отыгрывать роль! Впереди несколько часов работы. Работы гениталиями. Да, порно — тоже работа, вовсе не радужная. Кому-то покажется смешным, но это реальность. Нелепая, продажная реальность. Несомненно, у каждого своя цена. Кто-то за деньги очищает клумбы с гортензиями от дерьма, которого, кстати, полным-полно на улицах, а я — не брезгую трахаться на камеру. Вот и все, что вам требуется знать обо мне.
Неприкрытая похоть двигает наши тела все плотнее друг к другу. Моя ладонь ощупывает напряженные ягодицы, гладит, сжимает — совершенно бессовестно, немного преступно и по-хозяйски. После — проникновение в уже растянутый анус. Приятно, что без взлома. КАМИЛЬ ВСЕГДА ГОТОВ. Его руки согрелись, надеюсь, по моей вине, а не из-за палящего освещения. Он впивается в мои губы. Я осторожно перебираю пальцами внутри него. Стон в приоткрытый рот, сокращение мышц. Тугие стенки сжимают указательный и средний. Я следую в правильном направлении.
Понимаете, я не вижу разницы между доставлением удовольствия мужчине или женщине. Тело есть тело. Главное, чтобы всем было приятно. А что до наличия вагин или пенисов — безразлично. Я всеяден. И, как уже упоминал, не брезглив. Порно — то же дерьмо в клумбах, только с запахом пота и спермы. Никаких гортензий. Сдерживайте смех, он сейчас неуместен. И да, я все еще неудачник, но мне нравятся стоны Камиля и его дыхание на моей шее. Каждому свое.
— Хватит лобызаться! Трахаться начинайте! Любовь прошу, не детсадовцев! Мишель, давай уже! Добавь страсти! Дерьмо!
Ох уж это громогласное «Меrde»… Ор режиссера снова прибавляет скорости. Я уверенно толкаю Камиля на кровать — точенные лопатки касаются матраса. Притягиваю к себе татуированные бедра, развожу ноги и… И нет, я не собираюсь так быстро переходить к основному действу. У меня свои представления о любви.
Оставляя влажную дорожку слюны, веду языком от сосков к животу, к бедренным костям — к члену. Камиль рвано выдыхает, выгибается. Я бросаю беглый взгляд на искаженное возбуждением лицо, на блеск глаз в прорезях белой маски. Скольжу от мошонки к головке, накрываю член ртом под томительные стоны и одобрительные вопли режиссера. Нас лишь двое. Нас лишь двое… Миша, продолжай ничего не замечать вокруг. Ни мельтешащих людей, ни объективов, ни жара прожекторов. Ты и Камиль. Остальные — призраки. Фантомы. Радиопомехи. Пыль. Ты и Он. Сосредоточься на члене во рту. Премило! Не нужно смеяться. Я тут вообще-то работаю. Ха! Увольте.
Камиль скулит, когда я отстраняюсь от его паха. Я знаю, он почти кончил, но я не дал сперме залить свою глотку. Возмутительный негодяй! Камиль нетерпеливо тянется ко мне. Его конечности просят объятий, анус — пенетрации. Я распалил его плоть по-настоящему. Это не игра. Говорил же, вы поверите. Очередной глубокий поцелуй и я выполняю молчаливую просьбу. За нас общаются наши тела. Все как и планировалось. Без косяков.
Черная маска нависает над белой. Карие и голубые глаза глядят в упор. Камиль и я стали одним целым для безусловной достоверности. Мы продолжаем рисовать любовь. Я выдавливаю из Камиля невидимую краску чувственными фрикциями. Я вывожу новые штрихи нарастающими движениями. Только Я и Камиль. Два художника у невинного полотна постели раскрашивают чистоту похотью. Мы не остановимся до тех пор, пока теплые секреции не перемажут простыни и тела. Мы не сбавим обороты, пока режиссер не закричит «Снято!». Впереди еще несколько часов лжи на камеру. Новые дубли и ракурсы. Новые уловки для доказательства подлинности. Позы, поцелуи и прикосновения. Видит ли режиссер любовь? Не осмелюсь предполагать, но он подозрительно затих. Неважно! Камиль и Я. Камиль и Я. Есть только черная маска напротив белой.
Признаться честно, я просто хочу, чтобы Камилю было хорошо. Откуда такое желание, мне неизвестно, но нежность дрожит в кончиках пальцев. Пусть мой член довольно грубо вколачивается в тело подо мной — невольный трепет застилает сознание. В прекрасное тело с точеными лопатками, узорами на бедрах в цвет моей коломбины и засосом у ключицы. И зачем нам эта загадочность, если у моего любовника настолько кричащие отметины на молочной коже? Кто его разберет… Отгоняю навязчивые мысли прочь. Прикрываю веки и продолжаю выбивать стоны из гортани Камиля. Плевать, что нелепо. Каждому свое.
— Снято!
Режиссер торжественно аплодирует. Картина дорисована — липкие пятна на простынях легли последними штрихами на невидимый холст.
— Всем спасибо! Отлично поработали! Молодец, Мишель! И ты, Камиль, — небрежно бросает он и, удовлетворенно насвистывая, покидает площадку.
Видимо, он нам определенно поверил. Получил, что желал, и теперь мы ему не интересны. Финита ля комедия! Два актера — просто инструмент в руках режиссера. Разменные монеты, не более. Покладистые марионетки. Пешки.
Я накидываю вафельный халат, скрываю наготу. Снимаю маску и выдыхаю. Спектакль окончен. Любовь прошла за несколько оборотов стрелок на циферблате и вереницу дублей — мираж развеялся. Истлел до фильтра реальности, как не затушенная сигарета. Камиль так и лежит на кровати, голый и липкий от смеси двух телесных жидкостей, и выдыхает табачный дым. Он никогда не уходит со съемочной площадки первым. Он покидает пропахшее сексом место последним. Это навевает тоску. И от чего я вообще парюсь насчет этого? Миша, похоже, ты заигрался. Не забывай, у фортуны ты не в фаворитах. Какой же все-таки абсурд!
Встряхнувшись, затягиваю узел на халате. Ни на меня, ни на Камиля уже никто не обращает внимания. Операторы, ассистенты и гримеры сворачивают лавочку. Складывают оборудование, декорации и всю остальную приблуду. Удивительно, мы управились за один день. Превосходно! Нечасто получается так быстро отстреляться. Да и прерывали нас редко. Наверное, и правда нам все поверили. Говорил же, так и будет. Не фонтан, конечно, повод для гордости, но все-таки. Каждому свое.
Камиль до сих пор лежит на помятом шелке простыней, окутанный дымом и амбре спермы. Я устало качаю головой. Что-то не дает мне просто взять и уйти вслед за остальными. Возможно, я идиот, но факт остается фактом. Подхожу к кровати, которая совсем недавно была нашей сценой. Аккуратно сажусь на край. Камиль вопросительно смотрит на меня, хмурит густые брови. Волны кофейных волос растрепаны, а родинка на нижнем веке статична. Губы тоже остаются неподвижными. Камиль молчит. Молчит и выжидающе смотрит на меня.
— Ты в порядке? — я прерываю неловкую тишину.
— С чего бы мне быть не в порядке? Не групповуху же снимали, — усмехнувшись, Камиль коротко пожимает плечами.
— И то верно. Дашь закурить?
Он выуживает из-под подушки пачку «Gitanes» и протягивает мне. Я торопливо постукиваю по картонному дну, выхватываю зубами сигарету. Камиль приподнимается на локтях, щелкает зажигалкой. Глубокая затяжка — и организм принимает дозу никотина после дозы долгого совокупления. Задумчиво выдохнув серую струйку, спрашиваю:
— Опять проторчишь здесь до победного?
— Ага.
— Зачем?
— Странный ты сегодня какой-то, Миша…
Не без этого, Камиль, не без этого. Сам без понятия, что со мной. Еще и твое дурацкое «МИША» сбивает с толку, хотя ты произносишь всего-то мое имя, а меня словно парализует. Ладно! Пора закругляться. Я начинаю выкладывать лестницу из противоречий в голове. От таких умозаключений обычно не стоит ждать ничего хорошего. Оксюморон какой-то! Мне срочно нужно смыть с себя следы нашей несуществующей любви. Срочно надо охладиться. Отрезвить мысли. Уйти подальше от Камиля. От его пытливых глаз и меланхоличного безразличия. Черт! Да что со мной?
— Не хочешь сходить выпить?
Камиль изумленно щурится, вглядывается мне в лицо.
— Не на свидание ли, случаем, меня приглашаешь? — прыскает он и падает обратно на подушки.
— Просто кажется, тебе неплохо было бы развеяться…
— С чего вдруг?
— Складывается впечатление, будто тебе одиноко, что ли…
Наверное, больше всех здесь одиноко мне. Иначе не могу объяснить происходящее. Мои слова звучат неубедительно, но уже неважно. Я и сам не понимаю, что творю. Не смог противиться внезапному порыву? Вовремя заткнуться? В итоге сунул нос не в свое дело — и назад уже явно не повернуть. Нет. Я не зову его на свидание. Едва ли. Едва ли? Увольте! Абсурд.
— И ты хочешь спасти меня от одиночества? Как благородно! — он не перестает лукаво улыбаться. — Я не против. Но не сегодня.
— Как знаешь.
Я поднимаюсь с кровати, бросаю беглый взгляд на голое тело на ней. Закусываю губу и устремляюсь на выход.
— Миша, подожди! — бархатный голос ударяет куда-то в затылок. Я застываю на месте, но не оборачиваюсь. — Дай мне свой номер. Я позвоню. Возможно ты прав. Мне нужно развеяться.
— Я оставлю визитку в раздевалке. На столе, — чеканю все так же, не оборачиваясь.
— Я позвоню, — тихо повторяет Камиль.
Посмотрим. Посмотрим, Камиль.
Да, у меня еще сохранились визитки, но умерла мечта. Я приехал сюда за своими пятнадцатью минутами славы. Увы, успеха не добился. Не получил и минуты. Я не стал ни востребованной моделью, ни талантливым актером. Говорил же, неудачник. Мое лицо не мелькает на экранах кинотеатров и модных журналов. Мое лицо скрывает маска, пока я трахаю кого-то на камеру. Что ж, каждому свое.
Сейчас я смою с себя пот, сперму и чужие прикосновения. Оденусь в свою одежду. Педантично застегну пуговицы на рубашке. Привычно наброшу бежевое пальто и выйду прочь из студии на улицы Парижа, где по асфальту разбросан мусор и собачье дерьмо. В ноздри ударит запах мочи, смешанный с вонью бензина и ароматом выпечки из ближайшей булочной. Я взъерошу еще слегка влажные пшеничные волосы и обреченно шагну в сумрак, освещенный огнями витрин.
На запястье звякнут часы. Время 9:55. Скоро наступит ночь. Самый подходящий момент для того, чтобы раствориться в городе, уничтожившем мечту. Да, Париж крайне обманчив. Он пристанище не для неисправимых романтиков, а для проклятых глупцов. Пристанище грязи, в которой я увяз по горло. Толпы наивных туристов и бродяг проводят сиротливую фигуру взглядом и забудут о ней. Не верьте Парижу, доверьтесь тому, что вы увидите в фильмах для взрослых. Нашей с Камилем несуществующей любви. Доверьтесь словам неудачника, снимающегося в порно, и, может быть, ваша мечта исполнится. А что до меня…