***
Камиль притащил меня на Rue de Lappe. Ленивое спокойствие явно не его конек. Камилю подавай шумного веселья, музыки и выпивки. Возможно, еще и танцев… Пока без понятия. Сейчас он ведет меня в очередной бар и бесконечно болтает о всякой ерунде. Джинсовая куртка на нем висит, как мешок. Прячет очертания тела. Черные кеды защищают босые стопы от грязи, смачных плевков, растекшихся по асфальту, и прочего мусора. Кофейные волны на голове скрывает капюшон бирюзовой толстовки, а блядский блеск в глазах — ничто. Я буквально вижу эти шаловливые фейерверки, когда он тормозит на пару секунд, чтобы посмотреть на меня. Эти огоньки в каре-зеленой бездне светятся ярче всех неоновых вывесок, фонарей и просыпающихся звезд. Они ослепляют меня. Сбивают с толку. Взбалмошный поводырь ведет слепого пилигрима по пути, знакомому лишь ему. Извилистыми закоулками сквозь толпы снующих туда-сюда туристов. Тропами, пропитанными запахами мочи и рвоты, — людских выбросов с примесью шампанского. Мимо столиков, приютившихся возле баров. Мимо попрошаек и клумб с лютиками. А незрячий покорно следует за нетерпеливым спутником, не смотрит под ноги. Нет нужды. Он напрочь лишен зрения. Слепец доверяет партнеру по съемочной площадке. Человеку, с которым изображал любовь. Что же, каждому свое. Очередное заведение, где люди бессмысленно треплют языком и лакают коктейли, лакают и снова без умолку трещат, открывает пред нами засаленные двери. Я все так и шагаю за Камилем. Туда, куда и он. По его следам. Словно котенок за кошкой. Или одержимый за предметом поклонения. Как же нелепо! Знаете, доверять кому-то безоговорочно — крайне наивно. Не доверять вовсе — слишком цинично. Я четко посередине между скептиком и энтузиастом. Ни рыба ни мясо. Не удрученный, не вдохновленный. Не совсем пессимист, но и ни капли не оптимист. Боже! Да кому это интересно! Увольте. Камиль плюхается на первый свободный стул. Я подражаю его примеру, пристраиваюсь рядом. Все так же, куда он, туда и я. Ха! Веет душком гипноза. Бьет в ноздри пуще канализационной вони. Кобра извивается под флейту факира. Я ползу за ароматом Камиля. Кедр и лаванда. Амбра и перец. Докатился! С каких пор я стал пресмыкающимся? Все из-за этих завораживающих глаз. Определённо. Они вскружили мне голову… Минутная слабость! Скоро пройдет. С кем не случается… Меrde! — Что будешь пить? — Камиль искоса смотрит на меня, улыбается. Прекращай рисовать на своем лице этот соблазнительный оскал. Мы не на свидании! НЕ НА СВИДАНИИ. Обойдемся без флирта. Нет нужды в напрасных кокетливых жестах. Мы не на съемочной площадке. Не надо никого из себя изображать. Михаил, возьми себя в руки. О чем ты вообще рассуждаешь? — Сидр, — нервно покусываю щеку, но отвечаю ровной интонацией. Возможно, я и в жизни скрываюсь под черной коломбиной. Маска отрешенности маскирует волнение. Неудачник-актер отыгрывает роль. Оксюморон накладывается на оксюморон. Нелепица срастается в единое целое. Я, напротив, расслаиваюсь. Что-то извне сыпется в сознание рыбной чешуей, смердит. Кричит. Прозрачно намекает. Сигнализирует мурашками. А я, дурак дураком — старательно пытаюсь игнорировать. Надолго ли хватит маски? Увольте. Не хочу даже думать об этом. — Пф-ф! Опять сидр? Как скучно! — фырканье Камиля отгоняет навязчивые мысли. Увы, не навсегда. — Бармен, две Кровавых Мэри, пожалуйста! Конечно, мое мнение никого не интересует. Да уж, интересная ситуация. Але, Камиль, я вообще-то все еще тут. Рядышком. И дал четкий ответ на твой вопрос. Что за произвол? Все нелепее и нелепее… Под барменское «tout de suite» я впиваюсь недовольным взглядом в черты Камиля, на что он только пожимает плечами и улыбается еще шире. Боги! Из колонок льется заезженный хит «Téléphone». Немного раздражает. А в два бокала льется водка и томатный сок. Хотя мне чудится, будто эта густая алая жидкость струится прямиком из моих вен… Какой же абсурд! Не хватало мне еще и галлюцинаций для полноты картины. Камиль весьма странно на меня влияет. Впрочем, я сам сделал тот несуразный шаг, который привел меня сюда. Есть ощущение, что я уткнулся в точку невозврата… Нет-нет-нет. Точно-точно. Это не свидание. Не оно. Наши напитки появились на стойке меньше чем через минуту. Бармен не соврал. Томительного ожидания не произошло. Ни сучка, ни задоринки. Мгновение — и хлебать подано. Пожалуйста, извольте пьянеть. А зачем еще приходят в бар? Верно. Проспиртовывать усталую тушку. Каждый развлекается, как может. — Ми-и-ша! О чем задумался? — Камиль глядит с явным любопытством. Ох уж эти искорки в глазах… И опять то самое «МИША»! Я аж невольно дернулся. Честно. Пробирает до костей. В животе скручиваются узлы, а в голове становится до блаженства пусто. Даже бесит. Что за магия такая? И что, черт возьми, все-таки со мной происходит? Понимаете, каково мне? Вакуум под черепушкой — штука удивительная. Может… Стоп! Увольте. Считайте, сцена с мозговой грызней снята. Оставим пространство для загадки. — О березах, — криво ухмыльнувшись, пытаюсь отшутится я. Получается провально. Да-да! Юморист из меня тоже никакой. Говорил же, неудачник. — Ты сейчас серьезно? Если да, то я тебе не верю, — Камиль скептично вскидывает брови, бесцельно кружит дном бокала по стойке. — Нет, просто… ну… Ни о чем таком я не задумался, короче! — нелепо отмахиваюсь и присасываюсь к коктейлю. Правильно. Лучше занять чем-то рот, чтобы из него не вылетала всякая чушь. Кругом сплошная нелепость! А самое страшное, видимо, я ее эпицентр. Она до одури пропитала меня самого. Въелась до тестикул и… Бред! — Напряженный ты какой-то… Предлагал развеяться мне, а по-моему, развеиваться тут надо тебе. Надеюсь, не прахом. Не хотелось бы с тобой прощаться, — очередная лукавая улыбка отпечатывается на сердце клеймом. Подождите! При чем здесь сердце? Нет-нет-нет. — Можешь не стесняться. Если тебя что-то тревожит — расскажи. Я готов выслушать. Я весь слух! — Камиль обводит себя руками, негромко хихикает. — Ты невыносимый! — Что? Да хватит тебе, Миша! Ну же, расслабься! — он придвигается ближе. Наклон к уху, следом вкрадчивый шепот и пальцы по запястью. — Я могу тебе помочь снять напряжение. Хочешь отсосу в туалете? — Камиль! — я округляю глаза и стискиваю челюсти. Не ожидал. — Зря я это все затеял. Зря… — на автомате вскакиваю со стула, дергаюсь в направлении выхода. — Да куда ты собрался? Чего так психуешь? — недоумевает он. И правда, чего я так завелся? Абсурд какой-то… Выдержав недолгую паузу, возвращаюсь на место. Все туда же. Камилю под бок. Тяжело выдыхаю и осушаю бокал одним глотком. Камиль не отрывает от меня своего хитрого взгляда. Следит. Наблюдает, словно кот за встревоженной канарейкой. Да уж, ситуация действительно неловкая. — Не понимаю, что тебя взбесило так… Я же прикалываюсь. Да и твой член уже бывал у меня во рту. И вообще, мы в порно снимаемся, что с нас убудет? Достоинство и честь мы уже давно просрали. А ты хотя бы мне симпатичен, — Камиль красноречиво хмыкает. — Неужели тебя не тошнит от всего этого? — От секса на камеру или? — он облокачивается на стойку, подпирает лицо ладонью и глядит, глядит, глядит. Разбирает по клеточкам, сканирует. — Знаешь… про секс и камеры можно и потише, — сердито упрекаю я. — Мне не стыдно. Такая же работа. Ничем не лучше и не хуже многих других. — Камиль, тебя реально не смущает, что тебя имеют перед бесконечными свидетелями? На камеру! И имеют те, кого выберет режиссер! — С чего? Имеют меня или я, идет ли съемка или нет — мне просто нравится трахаться, — он допивает Кровавую Мери, облизывает губы. Он сказал, что посчитал нужным, а я еще нет. — То есть настолько плевать… Тебя устраивает механический секс? Тебя не заботит притворство? А как же эмоции, уединенность, чувства, в конце концов? Мишутка, что ты несешь? Какие к чертям чувства? Совсем уже ебанулся… — Ты о любви? — прыскает Камиль. — Я тебя умоляю. Какая любовь, когда вокруг грязь. И ты, также как и я, бултыхаешься в этой грязи. Знаю. — Да, но я не хочу застревать в ней навечно. — Миша, может просто не надо воспринимать порно как абсолютное зло? Или что-то постыдное. Все дрочат. Все хотят видеть секс. Люди трахались с тех пор, как Адама и Еву изгнали из Рая. Ты в праведники что ли решил заделаться? — иронично посмеивается Камиль и между делом просит бармена повторить. — Это работать бесплатно — безнравственно. А тут просто бизнес, который будет цвести всегда. С тобой или без тебя — другой вопрос. Каждому свое. — Каждому свое, говоришь… — Именно! — он самодовольно щурится, поправляя непокорные волны волос. — Я вот подумал, а почему ты не уходишь, раз так не нравится такая работа? — Ответ очевиден. Деньги, — обреченно вздыхаю и умолкаю. — Ах да, деньги правят миром, — понимающе улыбается Камиль, — но знаешь, ты очень хороший партнер. Чуткий, трепетн… Появление бармена с полными бокалами обрывает Камиля на полуслове — и слава богу! Комплименты такого рода — уже перебор. Переполняют мое сознание нелепостью. Заставляют яйца сжаться, а мысли семенить неровным строем. Мне становится тесно в собственном теле. Нет желания расползтись по швам при свидетелях. Не значится сие в планах. Не значится. Увольте. Камиль задумчиво изучает два бокала, после — меня. Затем запускает пальцы в карман джоггеров. Выловив помятые купюры, бросает их на стойку. Загадочно ухмыляется чему-то неведомому у себя в голове и берет меня за руку. — Пошли! — Куда? Зачем ты тогда выпить еще заказывал? — огорошено тараторю я. — Я хочу танцевать! Мать его! Танцевать он хочет! А причем тут я? Ах да! Это же я вызвался скрасить мнимое одиночество Камиля. Похоже, мне все-таки суждено угодить в какое-то подобие паутины. Нет. Я не стану мухой. Это всего лишь незначительная ерунда. Баловство. Шалость. И у меня совсем не екает в груди. Совсем? Черт! Возможно, я таки развеюсь прахом… Игнорируя протесты рассудка, покорно следую за Камилем. Слепой вновь бредет за своим неугомонным поводырем. Поводырем, ведущим к очередной неоновой вывеске, незапертой двери и новым глоткам алкоголя. Туда, где извиваются потные тела, сплетаются языки и долбит музыка. Париж ждет в гости всех блудников, пьяниц и скучающих. Ночь только начинается. Стрелка на циферблате едва успела перевалить за двенадцать. Мой пульс перевалил за сто. Предвкушение? Что я могу предвкушать… Напомню, это далеко не свидание. И я ни разу не романтик. Поэтому, ради всего святого, избавьте от утопических метаний! Я воровато озираюсь по сторонам. Вокруг лихорадочные ритмы и движения. Мигающий свет и дым. Поцелуи и разгоряченные тела. Похоть оседает на танцпол под диджейский сет. Похоть преследует меня по пятам. И когда я так согрешил? Какой же абсурд! Мне никогда не нравились клубы. Я никогда не любил отплясывать, но кого волнуют чужие вкусы. Камиля вот точно не колышут мои предпочтения. Его глаза заискрились еще пуще… Ох уж эти блядские огоньки! Будто в моей жизни без того не хватало разврата… Я попал. Я явно ступил не на ту дорожку. Поводырь привел слепца к краю пропасти, манящей прыгнуть в бесконечную глубину. А крыльев у меня не имеется. Так что… Новый бармен, новая стойка и новые бокалы, но прежний — Я. Сейчас я поглощаю Кальвадос под чутким наблюдением Камиля. Все там же, где и он. Рядом. Камиль, словно мамочка, которая ничего не смыслит в воспитания чада, следит за количеством промилле в моей крови — заказывает и заказывает еще. Нужно больше градуса. Больше расслабления. Кальвадос обжигает горло, а взгляд с прожилками хлорофилла — кожу. Мне кажется, кольцо в моей губе накаляется. Или я сам полностью воспламеняюсь… Факир искушает змею. Кобра не сопротивляется мужчине с флейтой. Моя слабость длится гораздо дольше минуты. Черт! — Все! Сколько можно сидеть истуканами? Пошли! Камиль уже привычно хватает меня за руку и тащит за собой в самый эпицентр музыки и ломаных движений. И снова никакого сопротивления… От его ладони исходит электричество, от моей — покорность. Я смотрю на точеную спину перед собой, на обнаженные плечи и сглатываю. На белом хлопке майки и на голой молочной коже отражаются разноцветные блики лазеров. Камиль избавился от оков толстовки. Да он, видимо, вообще не терпит никакой скованности… Ни лишней одежды, ни ненужных формальностей. Он как эта хаотичная музыка, бьющая по барабанным перепонкам. Беспорядочен и анархичен. Действует по наитию. И плевать он хотел на любые предрассудки. Камиль не скрывается под маской и в жизни, в отличие от меня. Каждому свое. Он сразу же начинает танцевать, сливаться с ритмом. Его рука обвивает мою шею, а бедра плавно покачиваются. Я окончательно теряюсь. Не поспеваю за скоростью Камиля. Не улавливаю ураганный темп. — Ну же, расслабься! Просто отдайся музыке! Горячее дыхание обжигает мочку. Влажный шепот обволакивает слух. Я обезоружен. Я — само повиновение. Тело вторит, подражает — непроизвольно раскачивается из стороны в сторону. Кобра танцует вместе с факиром. Камиль разворачивается и все откровеннее льнет ко мне. Бедра касаются паха, голова откидывается на плечо. Кофейные волны щекочут подбородок, когда он вьется на мне, как на кровати со съемочной площадки во время нашей игры в любовь. Боже! О чем я сейчас думаю? Миша, ты не на работе… Почему тогда кровь приливает в мою самую рабочую область? БРЕД! БРЕД! БРЕД! А Камилю, судя по всему, безразлично на мой кровоток — он уверенней и уверенней вжимается задницей в твердеющий орган. Ни капли стеснения. Ни доли смущения. Тонкие пальцы скользят по загривку, цепляются за волосы. Бедра вращаются на моем… Даже не стану говорить. После таких откровенных танцев частенько уединяются в туалете… Увольте! Волей-неволей дыхание сбивается. Кожа покрывается испариной, а определенные зоны — возбуждением. Камиль меняет позицию. Теперь мы лицом к лицу. На нас нет коломбин, но мы ближе приличного. Между нами стрекочет вседозволенность — кузнечики вожделения. Я знаю, что Камиль ответит на поцелуй, если губы приблизятся еще хотя бы на миллиметр. Пока наши руки оглаживают распаленные тела, мы не отводим взглядов друг от друга. Напряжение или же наоборот? Я не могу найти названия этому чувству, но сердце опять пропускает удар, а я пропускаю момент, когда язык Камиля оказывается у меня во рту. Среди лихорадочных движений и похоти незнакомцев мы сеем свою. Она так же осядет на пол танцпола. Ее раздавят бесконечные следы, а после разнесут на подошвах по улицам Парижа, как венерическую инфекцию. Пожалуйста, не романтизируйте мимолетные порывы. Уверен, наш поцелуй ничего не значит. Просто два человека заигрались в несуществующую любовь. У нас не будет нового завтра. Нет никаких НАС. Просто два актера слишком вжились в роль. Режиссер скоро предложит следующую — и все пройдет. Да ничего и не было. Так. Маленькая шалость. Секундный порыв. Камиль внезапно отстраняется. Я не успеваю опомниться. Не успеваю понять, что к чему. Я неосмотрительно забылся, растаял в сплетении наших языков. Настолько отдался процессу, что потерял связь с реальностью. Рассеялся в дымке. Расщепился в техно. В конце концов потерялся в Камиле. Дурак дураком. — Миша, может, пойдем отсюда? Слишком душно… — кричит мне на ухо Камиль. — Пошли. И опять же. Ни единой попытки сопротивления. Слепой доверяет взбалмошному поводырю. Возможно, это крайне опрометчиво, но… И вновь бирюзовый капюшон скрывает кофейные волны. Черные кеды стучат по пыльному асфальту, а за ними отмеряют шаги белые кроссовки. Ха! Цвета поменялись. Это вам не контраст для кадра. Не белая маска на брюнете, не черная на блондине. Это не кино для взрослых, а жизнь. Тут нет камер — и я очень рад. Потому что поводырь ведет незрячего за ближайший угол, в ближайшую подворотню. Уверен, там нам ни к чему непрошенные зрители. Камиль впечатывает меня лопатками в стену, а сам впечатывается в меня — и снова жадный поцелуй. Снова его тело ищет пристанища на моем. Опять слышится бесстыжее стрекотание. Мои проворные руки ныряют под бирюзовый футер, блуждают по белому хлопку, стараясь найти обнаженную кожу. Я плавлюсь и плавлю ткань подушечками пальцев. Указательный и средний задевают лямку, рука сжимает плечо. Камиль сбивчиво мычит в мои губы. Мы на мгновение разрываем поцелуй. Переглядываемся поплывшими глазами, делимся возбуждением. Я отдираю себя от стены и вжимаю в нее Камиля. Смена ролей. Он тоже не сопротивляется. Его нога на моем бедре, ладонь пытается проникнуть под ремень. Кажется, мы топчемся в луже блевотины, но нам бесконечно все равно. Мы продолжаем целоваться в подворотне, пропахшей мочой. Возможно, эту стену кто-то успел обоссать… Как вам такая романтика? Каждому свое. Шаловливые конечности так и норовят залезть мне в штаны. Путаются в мешающем ремне. — Камиль… Я отстраняюсь от блестящих от слюны губ. От блядских искр в расширенных зрачках. Камиль весь будто под кайфом. Наркоман скулит. Зависимый упустил очередную дозу скольжения языка по языку. Я обрушиваю лоб куда-то в область ключиц Камиля, тяжело дышу. А он не останавливает попытки проникнуть под ширинку. Черт! Я и так держусь из последних сил. На тоненькой ниточке между безумием и здравомыслием. — Камиль, — глухо шиплю я, — подожди… не здесь же… — мягко перехватываю его запястье. Здравомыслие одержало верх. Надеюсь… Камиль глядит изумленно, с нотками замешательства. Темные ресницы подрагивают, родинка на нижнем веке статична. А взгляд… Все тот же. Опиумной шлюхи. Боже! Как же тяжело мне держать себя в штанах. Михаил, недостаток секса у тебя исключен. Твоя реальность — сплошное порно. Что с тобой? — Почему? — Камиль облизывает и без того мокрую губу. — Потому что мы стоим в болоте рвоты и… Блин! Я тебя позвал не для того, чтобы трахнуть за углом. Я вообще не думал о таком! Я… Глубокий вдох и выдох, раздраженное моргание — и я торопливо шарю в кармане в поисках сигарет. — Ты же хочешь! — не унимается Камиль. — Спорить не буду. Просто не так. Я нервно подкуриваю. Камиль снисходительно улыбается. — Угостишь? — протягиваю ему сигарету и убираю пачку обратно в карман. — Ладно. — Камиль равнодушно пожимает плечами. — Пойдем еще пропустим по стаканчику? Я согласно киваю, и мы выходим под свет фонарей и неона. Камиль до безумия невозмутим. Совершенно не похож на человека, который минуту назад стонал от возбуждения в беспорядочных попытках добраться до моего члена. Какой же абсурд, но каждому свое.***
Мы стоим у начала Rue de Lappe. Туристы все еще слоняются от бара к бару. Мы неподвижно ждем такси. Машина для меня, машина — для Камиля. Мы сегодня не разделим одну постель. Не займемся любовью. Или хотя бы механическим сексом. Режиссер не давал нам домашнего задания. Это просто разовая вылазка, чтобы развеяться. Всего лишь ночь для двух одиночеств. Одиночеств, что не станут единым целым. На часах 1:55. Самое время отправиться спать. Первая машина увезла взбалмошного поводыря подальше от меня. Вторая везет прозревшего слепца обратно. В знакомые стены. Без блядского блеска в хитрых глазах поблизости я вновь стал зрячим. Только зудящее под ребрами чувство до сих пор не дает покоя. Не отпускает. Засело внутри неизлечимым симптомом. Поцелуй на прощание нестерпимо пылает на искусанной коже. Черт! Это было слишком похоже на свидание… Противоречивое свидание.