Шанс

Дождливая ночь в Бруклине обычно должна быть тихой и даже мирной, особенно после жаркого и влажного летнего дня. Однако для женщины, которая отчаянно бежит по улицам и переулкам, это было совсем не так. Ее личность скрывалась под маской, и единственное, что выдавало ее, это дружелюбный костюм Человека-паука местного сообщества, или, как ее ласково называли, Красная Вдова. Название было ироничным, потому что на ее костюме не было ни капли красного, кроме глаз, и даже тогда это был плавный переход от красного к черному, чернее красного. Но это не имело значения: это имя приклеилось к ней из-за ее способности быстро устранять преступников. Однако на этот раз она не преследовала, а преследовал ее кто-то, кого она знала. Она не удивлена, что он преследует ее, потому что каждый раз, когда она была рядом с ним, ее паучьи чувства реагировали. Они карабкались по ее спине, прежде чем обхватили ее шею смесью страха и бдительности. И это случалось только рядом с ним. Никогда вокруг более пугающих Людей-пауков или даже опасных преступников, с которыми она сражалась. Только рядом с ним. Казалось, что ее чувства пытаются предупредить, что он не «один из хороших парней». Она действительно должна была прислушаться к своей интуиции с самого начала, но она подавила свои ощущения из-за Джесс и молодых Людей-пауков, с которыми она познакомилась, в частности Хоби, Пави, Гвен и теперь Майлз. Черт, ей следовало бы вернуться в свой Нью-Йорк и вежливо попросить Секретное Общество Людей-пауков пропасть. Может быть, она была бы в другой ситуации, не бегала бы, карабкалась и прыгала по своему городу, пытаясь избавиться от этого проклятого маньяка. Нет. Она была бы в этой ситуации в любом случае из-за него. Первым сигналом было то, когда она сняла маску, чтобы поесть с другими Людьми-пауками. Он смотрел на нее, его коричневые глаза на мгновение сверкнули красным, а затем вернулись к коричневому. Она чувствовала его взгляд на себе все время, пока она сидела с подростками, Питером и Мэйдей. Каждый раз, когда она поднимала глаза, он смотрел на нее с другого конца столовой. Она не понимала, что это значит, но проигнорировала это, назвав это шуткой, типа «он никогда раньше не видел чернокожего парня?» Это заставило Хоби и Майлза посмеяться. Вторым сигналом было то, что она вернулась с миссии, правый рукав у нее отсутствовал, а рука была кровавой, но в остальном она была в порядке. Он тут же подошел к ней, смешанными чувствами гнева и беспокойства на лице. Он не обращал внимания на Питера Х. Паркера, у которого вид был гораздо хуже — левая рука человека буквально висела на сухожилиях, а он беспокоился о ней. Она отмахнулась от него, сказав, что все будет хорошо, и что это ничего не значит, только некоторые швы и бинты помогут. Он молчал и не говорил ни слова, когда она ушла. Однако, самым крупным сигналом тревоги должна была стать резкая разница в том, как он обращался с ней по сравнению с другими. Он никогда не кричал на нее так, как на остальных. Даже когда она оттолкнула Майлза, когда тот рассказал о том, что его отец умрет через два дня, что в конечном итоге оказалось абсолютной ложью из-за того, что это был не его чертов отец! — и выругалась на него за то, что он кричит на ребенка за его естественную реакцию. Ее друзья и она посмеялись о том, как она нечаянно воссоздала сцену из любимого сериала на их земле: «Почему ты кричишь на него? / Кричишь!» Джесс и Лайла сказали ей, что она везунчик, что этот человек не разорвал ее на части, но ей было все равно, она сказала, что дралась бы с ним, если бы он это сделал. И она дралась. Когда он приказал остальным Людям-паукам преследовать Майлза, она быстро бежала с этим парнем, сражаясь с другими Людьми-пауками, прежде чем отправить его домой с помощью машины «Вернуться домой». Она смотрела ему прямо в глаза, ждала, что он закричит на нее или даже атакует, чтобы она могла ему дать отпор. Но вместо этого он фыркнул и отвернулся, когда она стояла на месте. Это должно было стать явным красным флагом, размером с Калифорнию, но она проигнорировала его. Теперь она платит за это, бегая по своему городу. Приземлившись на вершине Бруклинского моста, она останавливается, чтобы перевести дыхание, тяжело дыша под маской. Она срывает ее, нуждаясь в воздухе, потому что дышать под плотным материалом тяжело. Кажется, что он удушает ее и слишком тесен. Ей не дается ни мгновения, как ее чувства кричат, приказывая ей бежать, потому что опасность — он — рядом. Она даже не успевает прыгнуть, как его слишком узнаваемая красная паутина обвивает ее тело, и она снова прижимается к нему. Его тело жесткое, ничего общего с мягкостью других Людей-пауков или прежних возлюбленных. Его руки слишком крепкие и нечеловеческие. Она хочет вырваться, но знает, что это бесполезно. Этот человек легко карабкается по стенам, потому что не может прилипать к ним. Физически он сильнее нее, даже если она обладает дополнительной силой, как Человек-паук. «Отпусти меня», — приказывает она, игнорируя дрожь в своем голосе, когда дает свою команду. «Я не могу сделать это», — отвечает он, его голос глубок и груб. «Да, ты можешь. Отпусти. Меня. Теперь.» Он молчит, затем поворачивает ее, чтобы посмотреть ей в глаза. Его маска исчезает, открывая его красные глаза и острые клыки, которые торчат даже при закрытом рту. «Ты кровоточишь», — говорит он, как будто они лучшие друзья, обсуждающие обычный разговор. Как будто он не только что преследовал ее по всему Бруклину к Бруклинскому мосту. Как будто он все равно бы преследовал ее сейчас через район Сипорт, если бы она успела уйти вовремя. Она рычит, открывая свои собственные клыки. Правда, они не такие большие и длинные, как у него, но клыки — это клыки. Он улыбается, и она слышит голос своей лучшей подруги в своей голове. «Девушка, это его заводит! Он сумасшедший!» «Если я тебя отпущу, ты убежишь?»,—спрашивает он. Она молчит, отказываясь ответить этому человеку. Он вздыхает, покачивая головой и что-то бормочет по-испански, прежде чем рвать свои паутины с нее. Она потирает руку, прежде чем прыгать и быстро уходить. Она слышит, как он ругается, и ей не нужно оглядываться, чтобы знать, что он следует за ней. Она не собирается оглядываться, потому что каждый, кто является чернокожим, знает, что первое правило в преследовании в фильмах ужасов — не оглядываться, потому что тебя поймают, даже если между тобой и монстром миля расстояния. Она просто должна добраться до штаб-квартиры Лиги, и она будет в безопасности. Там все герои или есть оружие, которое может отогнать этого сумасшедшего от нее. Она будет в безопасности. Но эта мысль живет недолго, так как она внезапно врезается в стену старого пустующего склада. Внутри ничего, кроме, возможно, одного бездомного и дикой природы Нью-Йорка. Она искренне надеется, что там нет человека, она не хочет, чтобы кто-то невинный пострадал. Она всхлипывает, уклоняется от его руки и проскальзывает в склад через разбитое окно, достаточно большое для нее, но не для него. Она падает на пол, стонет, поднимаясь и прихрамывая к старым офисам. Она пробует дверные ручки, ругаясь на то, что они закрыты. «Кто, черт возьми, запирает двери в пустующем складе?! », — прежде чем находит одну, которая не заперта. Она входит и видит там старый шкаф. Она быстро прячется в него, закрывая дверь и успокаивая дыхание. Звуки его голоса, зовущего ее — «Нерио! НЕРИО»,— заставляют ее сжаться еще крепче. Она собирается сменить свое имя или использовать свое второе имя, если она выберется живой из этого. Она слышит, как он приближается, и хотя ее паучьи чувства говорят ей бежать, она знает, что это бессмысленно, когда он так близко. Он догонит ее и убьет. Дверь в офис, в котором она находится, открывается, и она кусает свою щеку, чувствуя кровь от укуса. Она слышит, как он перемещается по комнате, ищет в более очевидных местах для пряток, прежде чем он перестает двигаться. Она знает, что ее поймали — для этого не нужно быть гением или обладать проницательным интеллектом. Есть только одно другое место, где она могла бы быть. И она там. «Может быть, я должна была рисковать и убежать», — думает она, ждущая, когда он откроет шкаф. Долго ждать не приходится, как двери открываются, и она чувствует, как его крепкие руки схватили ее, вытаскивая наружу. Она сожалеет о том, что спряталась там, больше не только из-за очевидной причины — сидение там успокоило ее достаточно, чтобы адреналин, который подпитывал ее, начал медленно ослабевать. Усталость прикасается к ее мозгу, говоря ей отдохнуть, хотя ее паучьи чувства говорят сделать совершенно противоположное. «Нерио…» говорит он, смотря на нее глазами, в которых смешаны гнев, забота и это ли любовь? «Нерио, ты ранена. Я должен отвести тебя в штаб-квартиру.» «Нет», шепчет она, проклиная себя за мягкий голос. «Нет. Просто оставь меня в покое». «Я не могу сделать это». «Ты не можешь или не хочешь?». Он молчит, смотрит на нее, прежде чем поднять ее на руках, как невесту. Она пытается вырваться, не желая быть в объятиях человека, которые предназначены для тех, кто заботится о тебе, а не для какого-то проклятого одержимого маньяка-сталкера. Сталкер. Вот тот размер Техаса красного флага, который она проигнорировала. Она знала, что он следит за ней, но, действительно? Что она могла сделать? Пойти к полиции? И что бы она сказала? «Привет, ребята, у меня есть этот парень из другого измерения, который меня преследует». Полиция в ее городе видела многое, но такое? Даже это заставило бы их посмеяться и сказать, что ей нужно отдохнуть. «Перестань, пока я тебя не уронил». «Урони меня». Он смотрит на нее с хмурой мордой. «Почему ты такая упрямая, Нерио?», — спрашивает он, глядя на нее красными глазами, которые начинают доводить ее до некомфортного состояния. Она не хочет, чтобы он смотрел на нее еще больше, чем уже сделал. Она молчит, отказываясь отвечать, прежде чем резко двигаться, заставляя его уронить ее. Она моментально оказывается на другом конце комнаты, проклиная его за то, что тот стоял перед дверью. Она просто хочет пойти домой. Он смотрит на нее в согнутой позиции. Это почти смешно: она выглядит как сердитая мокрая кошка, а он — как ее хозяин, пытающийся подозвать ее поближе. «Нерио—» «Перестань называть меня своим чертовым именем!», — отвечает она, сузив глаза. Она любит свое имя, и теперь она определенно должна его изменить. Она никогда больше не захочет слышать слово «Нерио», произнесенное в ее жизни. «Ми Корасон», — она вздрагивает. Это термин, который используется среди влюбленных, а они таковыми не являются. По крайней мере, не в ее глазах. Но, возможно, для него они таковы. «Не называй меня ничем, кроме Женщины-паука», — рычит она, наблюдая за ним внимательно. «Но это не твое имя». «Я не хочу, чтобы ты произносил мое имя или называл меня чем-то другим!» Он смотрит на нее, делая шаг вперед. Она рычит, даже удивляясь тому, как звучит ее голос. Она звучит как ее собака, Драко, когда он в режиме защиты. Этот гигантский Кане Корсо не шутит насчет ее. Он хмыкает, открывает рот, а затем закрывает его, прищурив нос. Она бросается к двери, хотя бы воспользоваться моментом для побега, но она ранена, устала и слишком медленна, чтобы сбежать. Он наваливается на нее, прижимая к полу. Она царапает пол, пытаясь оттолкнуть его, но одна из его больших рук придерживает ее за запястья. Она вертится, пытаясь выбросить его с себя, но он не двигается. Это как будто пытаться выбраться из-под чертова слона. Черт возьми, было бы проще выбраться из-под слона, чем из-под него! «Отойди от меня, ты ублюдок!», — шипит она. «Нет.» Она рычит, начинает называть его всеми возможными именами, что приходят ей на ум, пытаясь избавиться от него. Теперь он сидит сверху на ее талии, ее руки приклеены паутиной к полу. Он просто наблюдает, как она проклинает его и выражает все, что только можно. Она хмурится, сверкая на него взглядом, который мог бы убить, а затем молчит. «Ты закончила?», — спрашивает он, смотря на нее. Она ничего не отвечает, отводя глаза от него. «Нерио… посмотри на меня.» Она отказывается, настойчиво держа глаза на запыленной и облезающей стене. Ей не нужно смотреть, чтобы знать, что он хмурится. «Нерио, пожалуйста. Посмотри на меня.» Она не собирается дать ему то, что он хочет. Он рычит, схватив ее лицо и заставив обратиться к нему. Она закрывает глаза, отказываясь смотреть в его глаза. Он рычит. «Нерио. Открой глаза.» И глаза, и губы остаются закрытыми, отказываясь угодить ему. Он снова рычит. «Нерио. Нерио.» Она слышит насмешливый оттенок в его голосе, но отказывается поддаваться. Она ничего ему не даст. Если он собирается убить ее, пусть он делает это сейчас, потому что как только она восстановит хоть каплю своих сил, она убежит далеко прочь. Ее глаза резко открываются, когда она чувствует его губы на своей шее. «Съеби от меня, ты, больной ублюдок!», — она шипит, отталкивая его ртом. Он смотрит на нее, лижет кровь со своей губы, пока она яростно на него глядит. Ох, если бы взгляд мог убивать. «Это не мое имя», — говорит он, глядя на нее, наклоняясь над ней. «Мне наплевать, как тебя зовут!» Он хмыкает, глядя на нее. «Я уйду с тебя, если ты произнесешь мое имя». «Нет, ты этого не сделаешь», — говорит она, смотря на него яркими черными глазами. «Ты этого не сделаешь». «Сделаю». «Прекрати издеваться надо мной и просто убей меня уже». Он моргает, а затем его глаза заполняются глубоким грустью. Его глаза все еще яростные, но она видит в них и рану. «Я не собираюсь убивать тебя». Она фыркает в недоверии, его грусть углубляется. «Ты действительно думаешь, что я смог бы убить тебя?», — спрашивает он. «Я бы не сделал этого, Нерио». «Ты хотел оставить 15-летнего мальчика с собой на два дня, чтобы его отец умер в рамках какого-то канонического события. Я тебе не верю». «Нерио… Я бы не причинил тебе вреда». «Ты лживый ублюдок», — рычит она. «Ты уже причинил мне боль. Помнишь, я истекаю кровью из-за тебя? И, вероятно, у меня переломана кость в ноге и у меня, скорее всего, сотрясение мозга. Ты уже нанес мне много вреда». Стыд появляется в его глазах, когда он поднимается с нее и идет осмотреть ее ногу. Она шипит, когда он надавливает на ее бедро. «У тебя, возможно, переломана бедренная кость», — прошептал он. — «Я отведу тебя в медпункт…» «Нет. Нет. Ты не возьмешь меня туда». «Но ты ранена!» «Ты никогда не отпустишь меня, если я вернусь туда!» «Да, отпущу.» «Ты гребаный лжец!», — рявкает она, гнев нарастает внутри нее, и она начинает плакать. Она так зла, что больше ничего не может делать, кроме плакать. Он вновь рядом с ней, вытирает ее слезы и шепчет ей на смеси испанского и английского. Он касается ее нежно, и если бы это был кто-то другой, она, возможно, бы прислонилась бы к этому прикосновению. Даже если бы это был ее заклятый враг Черный Тарантул, который был бы нежен с ней, она предпочла бы это его прикосновение. «Не плачь», — шепчет он. «Мне не нравится, когда ты плачешь, мое сердце.» — «Н-не, блядь, называй меня так!», — рявкает она, пробуя укусить его руку. Он быстро отдергивает руку, едва избегая ее укуса. Вздыхает и встает. Затем поднимает ее — на этот раз связывает вместе ее ноги, чтобы она не могла слишком сильно барахтаться, и смотрит на нее. «Я тебя вылечу», — говорит он. Она не может ничего сказать, когда он открывает портал и проходит сквозь него. В складском помещении тихо, кроме звука дождя, падающего на крышу и окно.