Спустя несколько дней
— Как дела? — с натянутой улыбкой поинтересовался Гена, тревожно оглядываясь по сторонам. В полутемной сырой комнате для встречи с заключенным ничего не было, кроме обшарпанного шаткого стола, двух стульев и крошечного решетчатого оконца. Зуев все еще не мог смириться с дикой мыслью, что уже второй год его лучший друг отбывал срок в колонии строгого режима, и при лучшем раскладе он мог проведывать его только восемь раз в год. — Лучше всех, — фыркнул Киса, откинувшись на жесткую спинку деревянного стула. — Ты сегодня уже без своей подружки — потаскушки? — хмыкнул он. — Она вчера вечером улетела, — мрачно произнес Зуев. — И по всей видимости больше никогда не вернется, — добавил он, закусив нижнюю губу. Гена очень любил Милу, словно девушка была его родной младшей сестренкой. Он был счастлив, что неугомонная рыжеволосая вернулась в родной город, хоть и на несколько дней. Во время вчерашней дружеской встречи, на которой собрались все, и Анжела с Ритой, и Мел с Хэнком, и Гена, Мила огорошила новостью, что вышла за муж за скромного и интеллигентного француза, и молодожены вместе снимают крохотную квартиру на окраине Парижа. После вечеринки, у Гены, как и у остальных молодых людей, остались противоречивые чувства. С одной стороны, они были рады, что у Милы наконец-то все хорошо. Рыжеволосая убедила их в этом с широкой улыбкой на лице, тараторя без умолку о том, как довольна своей новой жизнью. О натянутых отношениях с семьей мужа, отсутствии друзей, тоске за родным городом и остальных трудностях в чужой стране она решила промолчать. A c другой стороны, никто не мог объяснить почему, но в бодром голосе девушки чувствовались нотки беспросветной грусти. — Мила всю ночь проплакала из-за того, что ты не захотел с ней встретиться, — начал Гена, подняв глаза на брюнета, который был непоколебимым. — Жизнь несправедливая штука, — Киса пожал плечами. — Ей, например, вздумалось съебаться во Францию, а я не захотел с ней разговаривать, — холодно добавил он. — Как был кретином, таким и остался, — Гена поднялся на ноги и отвернулся к окну. — Слышь, за языком следи, а то не посмотрю, что ты мой друг, — буркнул Кислов, потирая сбитые костяшки. — И кому будет хуже? — брюнет хлопнул в ладони, — выйдешь на волю, когда Милка со своим французишкой первого ребенка в школу поведут, — он замолчал на полуслове. Зуев не планировал делиться этой новостью с другом, хотя бы сегодня, но на эмоциях сногсшибательное известие сорвалось с его языка. — Будет звонить, передай молодоженам мои сердечные поздравления, — спокойно ответил брюнет. — Cпасибо, что не забываешь. Ваня забрал со стола пакет с едой и сигаретами, который принес друг, и позвал надзирателя. — Штамп в паспорте ничего не значит, — Гена растянулся в нелепой улыбке, пытаясь убедить друга, что еще не все потеряно. — Мила, чтобы её к тебе пустили, отдала начальнику зоны мамин медальон, который никогда не снимала. — Новый ебарь еще лучше подарит, — на прощание буркнул брюнет.***
Вернувшись в четырехместную тюремную камеру, Киса бросил пакет с едой, которую заботливо приготовила Мила на железную койку, и стал бить кулаками стену до того, пока не сбросил пар, и костяшки стали сине-красными и опухшими. — Шарлотка вообще зачетная, прям как у моей матушки, — c набитым ртом проговорил Туча, восемнадцатилетний парень, осужденный за разбойное нападение. — Будешь? — он обратился к другу. — Мне ничего от неё не надо, — резко отрезал Кислов. Он мог узнать кулинарные шедевры рыжеволосой по одному лишь запаху. — А мне больше отбивные понравились, — Адидас, отбывающий срок за распространение наркотиков, наевшись до отвала, плюхнулся на жесткие нары. — Опа, письмецо, — на дне пакета Туча нашел белый конверт. — Читать? — он взглянул на брюнета. — Да! Любовные страсти самое то после кормежки, — воскликнул Адидас. — Киса? — парень крутил в руках запечатанный конверт. — Мне похуй, — Ваня лег на тюремную койку и отвернулся к стене. Прочистив горло, Туча стал выразительно читать письмо. — Привет! Прощание с тобой в письменном виде постепенно входить в мою привычку. Обещаю, что это последнее. Если честно, я не знаю с чего начать, мысли смешались в кашу. В первую очередь, я хочу тебя поблагодарить за то, что ты не разорвал это письмо на мелкие части, зная твой характер, это вполне возможно. Хотя наверное мне не стоит тебе этого писать, а тебе читать, но мы больше не увидимся, поэтому я могу быть искренней. Я безумно любила тебе тогда... да и сейчас совсем не меньше. Тогда возникает логичный вопрос — почему я уехала во Францию с Кудиновым? Больше всего в жизни мне бы не хотелось стать для тебя обузой. Разве девушка, страдающая шизофренией, придел твоих мечтаний? Когда я узнала, что диагноз был поставлен неправильно, я правда хотела вернуться к тебе. Но зачем? Третий раз ты бы точно меня не простил. Ой, все, слишком много текста, не держи, пожалуйста, на меня обиду, мне и так плохо.Твоя Людка