Взломай меня, если сможешь

      Ёсиока искусно и уверенно лавировал между людьми, пробираясь сквозь толпу к нужному переулку, через который можно было сократить путь. Дэйсьюк опаздывал, и тяжёлые свинцовые облака, заполонившие небо и солнце, будто бы напоминали о том, что время поджимает.       «Нужно поторопиться, пока погода совсем не испортилась», — подумал Ёсиока, когда обходил женщину, которая разговаривала по телефону. Та озадаченным голосом сказала собеседнику о том, что дождь обещали только послезавтра.       Дэйсьюк за прогнозами не следил, поэтому для него было вполне обычной практикой промокнуть до нитки под дождём и потом на следующий день лежать под одеялом без желания вставать и делать что-либо. Зато потом ему приходилось выполнять все накопленные дела в режиме безумной спешки. Это было уже даже не обыденностью. Эти привычки стали неотъемлемой его частью настолько давно, что Ёсиоке иногда и вовсе казалось, будто он с ними родился.       Каждый раз перебирая воспоминания о юности, точно папки в большом и пыльном архиве, Дэйсьюк не мог отследить, вычислить тот момент, когда стал таким. Хотя не то чтобы его это так заботило. Зачастую он задумывался об этом в моменте интроспекции, когда лежал на кровати, сцепив пальцы в замок за головой, и прожигал глазами белый потолок, точно надеялся, что в какой-то момент невидимой рукой кто-то напишет ответ на его очередной вопрос.       Однако ответов он не получал. Ёсиока искал их сам, как и всякий человек, который стремится познать самого себя. А Дэйсьюк совершенно не знал, что он из себя представлял. И это была та тема для размышлений, которая терзала его голову чаще всего. Только сейчас Ёсиоку тяготила гнетущая мысль о том, что он опоздает.       «Я должен идти быстрее. Я не могу заставить Годжо Сатору ждать».

***

      Годжо стоял в полуосвещённой комнате напротив недавно приобретённой картины, которую он заслуженно считал лучшей из совершённых им покупок. Мрачное полотно на стене завораживало его, увлекало, гипнотизировало… Каждый раз, когда он копался в сюжете картины, она проводила его через катарсис. Чувство невесомости обволакивало Сатору полностью, и на он покидал реальность. Иногда Годжо думал о том, что ни один человек, которому доводилось видеть эту картину, не мог понять её так, как это получалось у него.        Искусство — зеркало, которое отражает душу человеческую. Каждый видит в искусстве собственные упоение и сокрушение. И сила прекрасного в том заключается, что она из личинок, которые плодятся с неимоверной скоростью в душе медленно разлагающейся, способна сделать бабочек на вид пленительных.       — Слушай, Сатору, — послышался знакомый голос, от которого уголки губ поползли вверх. Будь это кто-то иной, то Годжо наверняка охватило бы раздражение. — Я иногда думаю, что ты с этой картиной ведёшь мысленные диалоги, иначе я не могу объяснить, как ты не устаёшь смотреть на неё столько часов.       — На самом деле ты прав, Сугуру, — ответил Сатору негромко. — Я действительно разговариваю с ней, а она — со мной. Подойти сюда.       Губы Гето дрогнули в ухмылке, он еле заметно покачал головой, будто родитель, ребёнок которого совершил что-то нелепое, но вместе с этим умилительное. Медлить в исполнении просьбы Сугуру не стал, и, когда он подошёл к Годжо, тот тихо спросил:       — Что ты видишь?       — Хм… — Сугуру состроил нарочито серьёзное и задумчивое лицо, как будто был экспертом в области искусства и сказал: — Вижу… как старый обезумевший старик ест ребёнка. Это он-то с тобой разговаривает?       — Ну, ребёнку, как видишь, нечем разговаривать, — со сдержанной ухмылкой отметил Годжо непринуждённо. И не успел Гето переварить шутку друга, как он продолжил уже со всей серьёзностью: — Я рад, что ты сказал это слово: «обезумевший». Я вижу в его глазах несоизмеримые жадность и безумие. Алчное желание по-прежнему оставаться на вершине, которое поглотило его когда-то так же, как он сейчас нещадно поглощает своего сына. Я вижу то, как старое с неистовым сумасшествием не даёт дорогу новому, потому что знает: восход нового — закат старого.       Годжо довершил свою речь и затих, Сугуру с нескрываемым восхищением произнёс:       — Знаешь, Сатору, сколько знаю тебя, но с каждым новым днём ты удивляешься меня.       — Не вижу смысла жить иначе, — ответил он уже с привычной интонацией.       — Поэтому я и иду за тобой, — сказал уверенно.       — Только лишь поэтому? — задал вопрос с лёгкой издёвкой в голосе. Годжо был уверен: Сугуру обязательно найдётся в ответе.       — Ты и без лишних слов знаешь о том, что причин тысяча. Это лишь верхушка айсберга…       Сатору ничего не ответил. Он доверял ему всецело. И это было взаимно. Для Сугуру вера в Годжо действительно была нерушимым айсбергом, и если злые слова пытались этот айсберг разрушить, то они об него же и разбивались, подобно Титанику.       И эта идиллия могла бы продолжиться, но разрушивший тишину стук в дверь вернул их в мрачную действительность. Оба со вздохом отвернулись друг от друга.       — Войдите, — сказал Гето громко.       Дверь с еле слышным скрипом открылась. Вошедший чуть дрогнувшим голосом поздоровался и поклонился. Сугуру предложил прибывшему сесть, тот растерялся лишь на секунду, а потом с неестественными уверенностью и спокойствием подошёл к столу, за который уже сел Сатору.       — Рад наконец-то увидеть вас воочию, — начал Годжо. В этот момент в его голове появился зачаток интересной идеи. Для Сатору это было развлечение, для человека напротив — испытание на прочность. — Вот уж действительно занятный случай. Не каждый день друзья предателей решают сменить клан. Да, Ёсиока Дэйсьюк?       Процесс апробирования начался.       — Всё когда-то происходит впервые, — парировал невозмутимо, будто слова Годжо не имели к нему никакого отношения. — И мы с Комацубарой Минору не друзья и никогда не были.       — О, вам определённо виднее! — Возбуждение и интерес Сатору возрастали с каждой секундой, пока он смотрел на Дэйсьюка. Показным хладнокровием его нельзя было обмануть. Он видел и подмечал детали: сжатые в замок побелевшие костяшки пальцев, которыми он обхватил колено ноги, закинутой на другую, слегка дрожащую челюсть, когда Ёсиока начинал говорить, и взгляд, направленный не в глаза Годжо, а чуть ниже. — Я всего лишь передаю слова Норитоши Камо. Собственно, он узнал это от людей своего клана. Получается, кто-то из вас лжец.       Гето сидел слева от стола на диване у стены. Он так же внимательно следил за реакцией Дэйсьюка и держал пистолет наготове.       — Мы с Комацубарой были напарниками. — Голос как будто понизился на полтона, а челюсть стала трястись сильнее. — Нас часто видели вместе. Он считал меня, возможно, другом… — на последнем слове голос дрогнул слишком сильно. И Годжо просто-напросто не смог удержаться от вопроса:       — А вы считали его другом?       На ответ Дэйсьюку потребовалось какое-то время.       — В один момент я подумал, что мы могли бы быть друзьями. Но… — Ёсиока затих, что-то обдумывая, пока наконец не продолжил: — Человек, который не верен своей работе, не может быть верен кому-то. Поэтому о дружеских взаимоотношениях между нами не может быть и речи. Когда я узнал о предательстве Комацубары, то без колебаний сообщил. На этом всё.       — Очень занимательно, — ответил Годжо, уже зная, какой вопрос задаст следующим: — Но я нахожу в ваших словах лёгкую несостыковку. Этот момент не давал мне покоя во всей вашей истории. — Сатору нарочито выдержал долгую паузу. — Если по вашим словам вы сообщили сразу, то откуда Комацубара узнал о том, что за ним придут? Его квартира оказалась абсолютно пустой, значит, у него имелось достаточно свободного времени для того, чтобы собрать вещи и скрыться. Следовательно, об облаве он знал заранее.       — Однажды я был в квартире у Комацубары, — произнёс Ёсиока и тут же поджал губы, будто пожалел о сказанном. — В общем-то, там и так не было особо много вещей. Не думаю, что сборы забрали у него много времени во время побега. Насчёт того, откуда он узнал об облаве, могу только лишь предположить. Думаю, для вас не секрет, какой репутацией Комацубара обладал в клане Камо. Слухи о его охотничьем чутье правда. Если бы вы видели его подход к заданиям, то удостоверились бы в этом однозначно. Когда Ми… — Дэйсьюк запнулся. — Когда Комацубара предложил мне работать вместе с ним, я притворился, что согласен. Потом втайне от него связался со своим наставником и договорился о встрече с главой. Возможно, Комацубара почувствовал, что я лгу. Может, он сменил место проживания на всякий случай. Так, чтобы проверить меня. И когда он увидел бойцов клана Камо около своего уже бывшего дома, то окончательно убедился в том, что я его предал, и скрылся.       — Много же у вас готовых предположений имеется, — послышался голос Гето.       — Что же, мне теперь и вовсе нельзя предполагать? Ситуация шестимесячной давности. У меня было достаточно много времени для того, чтобы это осмыслить.       — Почему же меняете клан только сейчас? — снова атаковал Сугуру.       — Полно тебе, Сугуру, — спокойно сказал Годжо. — У меня в запасе ещё достаточно вопросов для того, чтобы определить ложь всё сказанное или же правда.       — С вашего позволения я отвечу на вопрос. — Сатору увидел, что Ёсиока стал более расслабленным. Он сменил позу и челюсть больше не тряслась. — Первое время я был целиком и полностью занят безопасностью своей семьи. Я боялся Комацубары. Он знал, где живёт моя родня. Сначала я оплатил им отдых за границей, потом предлагал родителям полностью переехать, но они наотрез отказались. Пришлось заморочиться насчёт безопасного проживания здесь. Чтобы Комацубара ни за что не смог их найти. Это все причины.       — А вы очень хороший сын и брат, — с улыбкой сказал Годжо.       — Моя семья — моя жизнь. Я сделаю всё для их безопасности.       — Ёсиока, вам известно, как в клане Годжо обходятся с предателями? — Улыбка исчезла с лица. Сатору направил суровый взгляд на Дэйсьюка.       — Да. — Отвечая на этот вопрос, Ёсиока наконец-то посмотрел в Годжо в глаза. — Но бояться мне абсолютно нечего, поскольку предателем я не являюсь и таковым никогда не стану. Своей работе я верен в точности так же, как и семье.       — Тогда почему сменили клан? Почему клан Годжо? — последние вопросы.       — Для вас наверняка не секрет нынешняя ситуация в клане Камо. Для меня важна стабильность в заработке. Но, впрочем, это лишь одна из причин. — Ёсиока смог окончательно расслабиться. Он наклонился в сторону Сатору, слегка привстав. Гето напрягся и сжал пистолет крепче. — Знаете, о чём я мечтал в детстве? Быть победителем. Но из раза в раз я только и делал, что проигрывал. Лишь с течением времени я осознал, что выбрать сторону победителей — тоже победа. Не поймите превратно, но изначально я вступил в клан Камо, потому что был недостаточно силён для клана Годжо. Там я набрался опыта и научился выживать. Здесь же я за тем, чтобы побеждать.       — На стороне победителей хочешь быть, значит? — уже без показной вежливости спросил Сатору. Хотя вопрос скорее был риторическим.       — Умру за вас, или с вами, — без колебаний ответил Дэйсьюк, ухмыльнувшись.       Годжо встал и, обойдя стол, подошёл к Ёсиоке. Тот тоже поднялся со стула и повернулся к Сатору.       — Ты не прогадал. — Годжо протянул руку для рукопожатия. Дэйсьюк, замявшись на мгновение, протянул ладонь в ответ. Рукопожатие Сатору было крепким и слишком затянулось, но Ёсиока держался до последнего и выстоял. Он смотрел в глаза человека напротив уже совершенно смело, без толики страха в янтаре, который плавился в радужках под жёлтым светом лампы. — Надеюсь, не прогадали и мы.       — Я могу сказать много красивых слов, которые будут лишь звуком в пустоту, но сейчас вы услышите от меня одно: вы уверитесь в том, что не прогадали, уже в ближайшие сроки.       — Пока что это для меня как раз и есть красивые слова в пустоту, — фыркнув, кольнул Годжо. — Но твой настрой мне нравится.       Наконец-то Сатору разжал руку. Ёсиока мысленно выдохнул. Годжо посмотрел на Гето и слабо кивнул.       — Мы свяжемся с вами, когда определим для вас напарника, — утомлённым голосом оповестил Сугуру. — Можете быть свободны.       Ёсиока поблагодарил обоих, попрощался и вышел из комнаты в небольшой спешке. Он никуда не торопился, ему просто хотелось скорее уйти для того, чтобы наконец расслабиться по-настоящему. Выйдя на улицу, Дэйсьюк глубоко вдохнул воздух после дождя, который он особенно любил, и медленно выдохнул, точно выпускал из себя напряжение, сковывающее его изнутри во время разговора с Годжо Сатору. Когда Ёсиока ещё раз прокрутил их диалог полностью, он пошел от небоскрёба в сторону дома.       Он планировал зайти по пути в бар, в котором ему частенько приходилось сидеть после успешно выполненных миссий. Выдержать разговор с Годжо Сатору Дэйсьюк считал исключительной миссией, требующей железной выдержки. Это была его личная победа, которую он хотел отпраздновать.       Внутри бара было немного людей. Обычно Дэйсьюка не волновал этот фактор. Когда его переполняли радость и счастье, окружающие люди были ему безразличны. Кроме тех, конечно, кто являлся причиной этих эмоций. Когда Ёсиока закипал от гнева и ненависти ко всему живому, он старался как можно скорее ретироваться. В противном случае человек, осмелившийся докучать разъярённому зверю, запускал пулю в револьвер и приставлял к собственному виску, потому что действия Дэйсьюка были непредсказуемы.       Однако довести Ёсиоку до такого состояния представлялось задачей сложной. Дэйсьюк мог сосчитать по пальцам одной руки те случаи, когда он терял контроль и срывался. И каждый такой случай до глубины души был ему ненавистен. Особенно тот, в котором принимал участие…       «Комацубара Минору… — Сжимая в руке стакан виски, Ёсиока вспоминал те дни, когда они с бывшим напарником выпивали здесь и разговаривали по душам. Вернее, откровенничал только один них. Второй — притворялся. — Где же ты прячешься?»       Большую часть его мыслей занимали теории о том, где Минору может быть, когда напомнит о себе и куда нанесёт удар. Ёсиока боялся. С определённой периодичностью он дёргался от мысли о том, что Комацубара в любой момент может всадить нож ему в спину. Он чувствовал себя уязвимым, подобно птенцу случайно выпавшему из гнезда. За его спиной будто повисло невидимое проклятие по имени Комацубара Минору, который обнимал его спины крепко, сжимая с такой силой, что и дышать было задачей непосильной.       Всё-таки нет на свете ничего страшнее мести. Зло циклично. Когда человек наивно верит в собственную безнаказанность и заводит алмазный серп, подобно Кроносу, чтобы совершить озверело грех, то капли крови, которые стекают с орудия на землю, становятся семенами цветов воздаяния. И вырастают они только за тем, чтобы кто-то сорвал их и перенял эстафету.       Почти каждую ночь его преследовали тени, которые плясали во всех тёмных углах квартиры. И почему-то всякое из них имело лицо Минору. В собственной квартире Ёсиока не чувствовал безопасности. Он, скорее, ощущал себя лабораторной крысой, которую поместили в сделанный из труб лабиринт. И в каждом тупике его поджидал Комацубара с пистолетом.       Дэйсьюк пытался найти спасение в алкоголе. Но иногда, если, конечно, он не набирался до потери сознания, спиртное только усугубляло его положение. Однажды Ёсиока подрался с достаточно крупным мужчиной, потому что увидел в нём Минору. В тот день он почти потерял контроль. И по этой причине Дэйсьюк поклялся себе в том, что больше не будет топить проблемы в алкоголе. Потому что таким образом он, вероятнее, быстрее утопит самого себя.       А сейчас, чтобы не захлебнуться от собственных ужаса и паники, Ёсиока зацепился за мысли о будущем напарнике, точно утопающий за невидимый круг спасательный. Но любое рассуждение или представление о личности того человека, с которым ему предстояло работать, так или иначе невообразимым образом приводило к Минору. Дэйсьюк боялся подцепить ещё одну заразу, походящую на ту, что ему не посчастливилось подхватить ранее. Ёсиока старался мыслить позитивно. Пытался избавиться от навязчивых страхов.       «Всё решится ровно в тот момент, когда я встречу его», — заключил Дэйсьюк о будущем напарнике.       Ночью сон никак не приходил к нему. Только демоны, лица которых были одинаково похожи на одного человека. И, когда сон коснулся его, то монстры перемесились уже в мир грёз и продолжали преследовать Ёсиоку там.       Утром Дэйсьюк проснулся с ощущением, будто в его рту настоящая пустыня.       Днём, когда Ёсиока спустился за лапшой в магазин, потому что ничего другого сам он готовить не умел, ему пришло сообщение с оповещением того, что ему определили наставника и напарника. В этот раз Дэйсьюк решил не опаздывать во что бы то ни стало.       — Вы опоздали на пятнадцать минут. — Он опоздал.       — Прошу прощения. — Дэйсьюк продумал свою речь, пока поднимался по лестнице на нужный этаж. — Произошли непредвиденные обстоятельства. Я думал…       — О, я знаю, как вы думали, — перебил человек в странных круглых очках. — Обойдёмся без пустых оправданий. Перейдём сразу к делу. Меня зовут Нанами Кенто — ваш наставник. Правил в работе со мной всего два: меньше слов — больше дела и никаких опозданий. Поняли?       — Я понял, — ответил кратко, ощутив его слова пощёчиной на лице. Дэйсьюк быстро сделал вывод: человек перед ним в своих убеждениях неподатлив.       «Нарвался…»       — Отлично, — уже более снисходительным тоном сказал Нанами. — Причины и обстоятельства меня зачастую не волнуют. Важен лишь результат. Потратили пятнадцать минут от данной вам консультации? Что же, значит, уложимся в меньший срок. Не уложимся, проблемы ваши.       — Тогда начнём, — произнёс Ёсиока с толикой утомлённости в голосе. Острой необходимости в консультации он не видел, только формальность. — Меня интересуют всего два вопроса. Первый: кто мой напарник? Второй: как скоро я смогу выйти на третий уровень?       — Ответ на первое: твоей напарницей будет Харада Коу, — начал пояснять Кенто. — Случай с ней неоднозначный. Подробностями не обладаю, но единственное что тебе стоит о ней знать: мафия — абсолютно новая реальность для неё. Опыта в других группировках за ней не имеется, но лично Годжо Сатору признал её. А раз уж он её принял, значит, в этом определённо есть смысл.       — Женщина и… совершенно без опыта? — переспросил Дэйсьюк и, когда подобрал более приемлемое слово для того, чтобы выразить своё мнение, дополнил кратко: — Странно.       — Как я и сказал: случай неоднозначный. Однако теперь вам известно ровно столько же, сколько и мне.       «Даже у особого нет информации насчёт неё… Бред. Или мне чего-то не договаривают?»       — Я вижу по вашему лицу, что вы озадачены. Мне действительно известно не так много деталей, поскольку Харада была принята в клан два дня назад.              «За день до меня, получается… — размышлял Дэйсьюк. — Что же, переживать пока что рано. Нужно договориться о личной встрече».       — Собственно, если это всё, то отвечу на ваш второй вопрос. Переход на следующий уровень будет осуществляться с моего разрешения. Провалитесь, сможете повторить попытку через месяц. Я ответил на ваш вопрос?       — Да, — задумчиво отозвался Дэйсьюк, хотя изначально его волновал другой момент, касательно перехода на следующий уровень.       — Тогда проверим, насколько вы в форме. — Нанами жестом пригласил Ёсиоку встать. Тот без особой опаски и с той же рассеянностью прошёл к середине зала. Он всё ещё думал о Хараде.       — Долго это займёт? — спросил он, по-прежнему находясь мыслями не там, где пребывало его тело.       — Мне хватит и трёх минут для того, чтобы понять, насколько вы готовы, — донёс вкрадчиво.       — Тогда уложимся в это время. — Сняв пиджак, Дэйсьюк закатал рукава рубашки и встал в боевую стойку. — Я готов.       — Начнём.       Стиль ведения боя чрезвычайно поразил Ёсиоку. Он мог описать движения Нанами двумя словами: изящные, отточенные. Кенто не совершал ошибочных действий. Двигался плавно, в нужный момент набирая скорость. Первый раунд длился не так долго.       — Две минуты и сорок четыре секунды, — посмотрев на таймер на часах, оповестил Нанами. — Это, надеюсь, не всё, на что вы способны?       — Нет. — Комментарий задел Ёсиоку. Он целиком сконцентрировался на схватке. — Это был только разогрев.       — Тогда нападайте. — И Нанами приготовился ко второму раунду.       Уходил домой Ёсиока абсолютно с пустой головой и ломотой во всём теле. Кенто отметил, что Дэйсьюк достаточно часто угадывал его приёмы, однако ему не хватало скорости.       О Хараде он вспомнил только тогда, когда его голова наконец коснулась подушки.       «Нужно договориться о встрече, — сказал себе Дэйсьюк. — Я обязательно должен договориться. Сейчас уже поздно, наверное. Хотя…»       Ёсиока долго думал, стоит ли ему написать сообщение с приглашением на личную встречу сейчас или подождать до утра. Неумение ждать победило в схватке со стеснением, и к своему длинному сообщению, в котором сквозило чрезмерной вежливостью, Дэйсьюк приписал несколько предложений с извинениями.       «Ну всё, так нормально. Завтра я получу ответ, надеюсь».       И с этой мыслью он лёг спать. Утром Ёсиока действительно получил сообщение от Харады, которое прочитал он не сразу. Причиной тому был его сон. Дэйсьюку приснилось, как он встретился с новоиспечённой напарницей. Коу произвела не него приятное впечатление. Ёсиока даже не запомнил причины возникнувшей симпатии. Во сне лик девушки выглядел как лица с картин Николы Самори. Смазанный, нечёткий. Они разговаривали на темы, которые Дэйсьюк тоже не мог вспомнить. Ёсиока упустил тот момент, когда из шумного города они переместились на утёс, с которого можно было увидеть, как солнце освещало кровавые разводы не небе.       «Ты видишь это, Харада?» — спросил он, заворожённый пейзажем.       Ответа Дэйсьюк не получил. Он уже хотел обернуться, но почувствовал, как что-то холодное прижалось к его шее. Коу перерезала ему горло.       «Вижу», — произнесла Харада удивительно знакомым голосом, наблюдая за тем, как кровавые разводы растекаются на одежде. И, когда Ёсиока направил на неё вопрошающий взгляд, девушка без лица впилась ногтями в собственную кожу и стянула её с себя. Теперь перед Дэйськом стояла не его напарница, а тот, кто ещё не так давно занимал её место.       Пробуждение вышло не сладким. Но новость о том, что напарница сможет встретиться уже сегодня, обрадовала Дэйсьюка. Он попытался смыть все воспоминания об этом сне под холодным душем.       Ёсиока отложил дела сегодняшнего дня и, быстро собравшись, решил перед встречей навестить родителей. Дэйсьюк часто заходил к ним перед миссиями. Вернее, он навещал родителей, когда боялся, что с ним может что-то случиться. Всё-таки сон отпустил его не полностью.       Со вступлением в мафию Дэйсьюк получил не только статус нравственного урода и грязные деньги, но и паранойю. Правда, родители Ёсиоки не знали ни о первом, ни о втором. Для них он оставался успешным мальчиком, который просто слишком быстро взбирался по карьерной лестнице, потому и получал достаточно для того, чтобы обеспечить и их, и сестру.       Ёсиока был слишком одержим одобрением родителей. Он любил их неистово. За каждую пролитую слезу матери он был готов ломать по одной кости в теле обидчика. За хотя бы один упавший волос с головы сестры Дэйсьюк не сомневался в том, что убил бы сразу любого. Вне зависимости от статуса.       Многие считали Дэйсьюка человека жадным до денег, но правда в том заключалась, что каждая копеечка шла на счастье и улыбки его близких. Сам Ёсиока жил не в особо хорошей квартире, в еде он был не привередлив.       Он рано понял, что в этом мире практически невозможно заработать честным путём. А Дэйсьюк пытался. До последнего верил в людей, но по итогу сломался. Ёсиока перестал ждать, когда мир изменится, вместо этого он изменился сам. Начал много обманывать даже в те момент, когда острой необходимости за этим не имелось. Цеплялся за любую возможность получить деньги. И пока Дэйсьюк бегал на бешеной скорости по каждому из кругов ада, он сам не заметил, как от маленькой добродушной и светлой версии Ёсиоки ничего и не осталось вовсе. Однако для семьи он натягивал маску того мальчика, которым когда-то являлся, и улыбался почти так же. Только даже его родители иногда отмечали, что с улыбкой этой что-то не то. Будто в глазах из красных трещин руки протягивают мученики Преисподней и кричат: «Скоро ваш сын будет с нами. Так же вопить и тянуть руку к свету. За что? За ложь. За лицемерие. За то в конце концов, что предал себя в угоду кому-то».       Место встречи назначил Ёсиока. Неформальные обстановки нравились ему намного больше. Меньше напряжение — легче притворяться.       В этот раз Дэйсьюк не опоздал. Он наблюдал за девушкой издалека. Ёсиока отметил нервозность, которая перед новыми знакомствами была свойственно и ему. Подходить он не спешил, будто боялся. А может, сон всё ещё запускал сигнальный огонь из глубин подсознания. На деле ему хотелось выловить как можно больше деталей для того, чтобы было легче вести диалог.       Ёсиока сам не понял, почему решил подойти со спины. Вблизи лицо девушки показалось ему менее приятным, чем издалека.       «Не высыпается, что-ли?» — предположил мысленно.       В голосе девушки Дэйсьюк отметил нервозность и неуверенность. Он слишком хорошо чувствовал, как ей некомфортно находится рядом с ним. И настолько, что ему самому становилось некомфортно от собственного присутствия.       — Надеюсь, место встречи не показалось вам странным. — Ёсиока старался говорить открыто и с беспечной интонацией. Ему хотелось облегчить эту встречу для обоих. — Я терпеть не могу официальные встречи. По возможности назначаю их в нейтральных местах. Много вашего времени я не отниму. И если вы готовы, то начнём.       — Начнём. — Дэйсьюк пытался установить зрительный контакт с девушкой, но она будто нарочно смотрела вниз. Ёсиока не смог обуздать собственное раздражение и это вылилось в недопонимание. Он отругал себя мысленно и сменил тему.       Ёсиока натягивал широкую улыбку на лицо, разговаривал много и жестикулировал слишком показательно. В какой-то момент он смог поймать взгляд Харады и увидел в её глазах, что она всё понимает. Дэйсьюк убавил уровень наигранности и начал вести себя более естественно. Ему повезло, что Коу практически ничего не знала о мафии, поэтому возбудить её интерес было достаточно легко.       К концу диалога Ёсиока полностью расслабился. Она задавала ему много вопросов, он отвечал спокойно. Только что-то в Хараде его не отпускало. Дэйсьюк не знал, как назвать это чувство, но, провожая Коу взглядом после завершения встречи, он думал только об одном:       «Если за тобой есть секрет, то я обязательно о нём узнаю».

***

      — Делаешь успехи, — протирая лицо полотенцем, похвалил Кенто запыхавшегося Ёсиоку.       — Всё ещё недостаточно быстро реагирую, — сжимая ткань спортивных штанов, ответил Дэйсьюк.       — Прогресс за месяц ощутимый. Если продолжишь двигаться в том же темпе, то достигнешь желаемого результата в кротчайшие сроки, — констатировал сухо.       — Вы правы, — согласился Ёсиока, но внутри него всё ещё пускало корни древо самобичевания, которое он активно поливал собственным неудовлетворением и мыслями о том, что он делает недостаточно.       — Очевидно, это не моё дело, — начал аккуратно подводить Нанами, — но как у тебя дела с твоей напарницей?       — Не говорите о ней! — выпалил злобно он и тут же прикусил язык. — Извините, вырвалось.       — В сущности, для меня это послужило ответом. Всё настолько плохо?       — Я совсем не знаю, как найти к ней подход, — признался он, глубоко вздохнув. Ёсиока выпрямился и начал растирать лицо ладонями.       — Так измени его.       — Легко сказать. — Брови свелись к переносице. — Я чего только не перепробовал. Но всё равно — ничего.       — Значит, перепробовал ты не всё. Остался какой-то способ, который ты не хочешь использовать, верно? — И Нанами попал в точку.       В ходе длительной рефлексии Ёсиока осознал, что именно отталкивало напарницу в нём. Притворство. Он испробовал множество рецептов, однако в каждом из них была щепотка лицемерия. И Дэйскьюк размышлял о том, что, быть может, у Харады на притворство уже попросту выработалась аллергия. Потому любое из блюд, приготовленное с добавкой неискренности и криводушия, было заведомо обречено на провал. В случае с Коу нужен был иной рецепт. Тот, по которому готовить Ёсиока умел только в детстве. А сейчас ему предстояло перешагнуть через себя.       Поскольку отказ от притворства и проявление искренности были верным рецептом.

***

      План Ёсиоки был отнюдь не сложный. Самой важной частью являлось выполнение первого пункта: уговорить Коу на встречу. Он был уверен, что в менее напряжённой обстановке сможет разговорить её. Как-никак в способности забалтывать, вытягивать нужную информацию и правильно её использовать и заключался его талант.       Он не планировал детально то, как будет уговаривать её. Идея с тем, чтобы поставить условие, за невыполнение которого последует обязательная встреча, пришла к нему в моменте. Потом Дэйсьюк ещё долго нахваливал себя за эту придумку.       Так или иначе встреча состоялась. Ёсиока решил, что лучшим вариантом будет дать девушке проявить инициативу в разговоре. Однако он не получил ничего, кроме молчания. Дэйсьюк хотел лопнуть воздушный шар тишины колким словом, но упрямо ждал, когда Харада сломается и сделает это сама.       И как же он ликовал мысленно в момент, когда Коу спросила:       — И что ты молчишь?       — Ты же со мной не разговариваешь.       И дальше их разговор мог бы перерасти в очередную словесную перепалку, состоящую из подколов и желчи, только Ёсиока резко остановился от пришедшему к нему озарению:       «Что же я делаю? Так я ничего не добьюсь. Я же хотел изменить подход, значит, я должен сказать то, что… чувствую?»       Дэйсьюк приспустил маску, за которой скрывалось его истинное лицо. И каким же было его удивление, когда Коу сделала то же самое в идентичной манере. Ёсиока понял, что они совершенно одинаковые.       В выбранной им кофейне они общались практически как старые друзья. Дэйсьюк смог-таки разговорить Хараду, да только он поймал себя на мысли, что ему просто нравится сидеть с ней так и болтать о разных вещах.       Наверное, по этой причине он позволил себе спор с Коу. Ведь это было прецендентом их следующей неформальной встречи.       День взлома выбирал Ёсиока. Харада совсем не отказывала себе в удовольствии подтрунивать над ним.       — Итак, великий взломщик Ёсиока Дэйсьюк, — насмешливо начала говорить Коу. — Не хотите поделиться своим планом действий?       — Не паясничай, — строго произнёс Ёсиока, рассматривая здание снаружи. — И первое правило хорошего взломщика: никому не рассказывать о своих планах.       — Тогда почему ты со мной не поделишься? — серьёзным голосом спросила Харада.       — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда я вынесу оттуда новенькую кофемашину. — Харада подавила смешок в кулаке.       — А для меня захватишь ещё одну?       — Я подумаю.       Дэйсьюк не был уверен в своём плане действий, но совсем позориться перед Коу ему не хотелось.       — Подожду тебя в парке рядом, — сказала Харада и, похлопав напарника по плечу, пошла в сторону указанного места.       — Даже не посмотришь? — спросил с удивлением.       — Твой грандиозный провал я увижу и оттуда. Во-о-он с той лавочки, — указала девушка.       — Мы ещё посмотрим, кто и чей провал увидит, — бросил он резко и снова отвернулся к зданию.       — Удачи.       Ёсиока внимательно следил за входом для персонала. До закрытия кофейни оставались считанные минуты. Когда работник наконец вышел и начал закрывать дверь, Дэйсьюк ещё раз прокрутил в голове свой план. До дня взлома он изучил здание кафешки, посмотрел, на какой замок закрывают дверь, и купил нужные принадлежности для вскрытия замка.       Человек, который закрывал кафе, был достаточно молодым и немного нервным и рассеянным. После его ухода Дэйсьюк выждал десять минут и осторожно пошёл в сторону входа для персонала. Он замялся на мгновение, когда встал перед дверью.       «Почему я вообще нервничаю? Дело-то детское», — осадил он себя в голове.       Влепив себе мысленную пощёчину, Ёсиока приступил к взлому. Вспотевшей ладонью он достал одну из отмычек. Дэйсьюк ещё раз оглянулся по сторонам и, когда убедился в том, что свидетелей нет, присел на корточки и наконец вставил отмычку в замочную скважину.       Однажды Ёсиоке уже приходилось заниматься этим делом, поэтому действовал он по памяти, как его учил старый приятель. Слегка и равномерно он надавил на пробку отмычкой, так же медленно и плавно вставил инструмент в замочную скважину. Одним резким движением Дэйсьюк вытянул инструмент вверх и вынул из замочной скважины.       Ёсиока перешёл к следующему этапу. Он снова вставил отмычку в замок, проводя вперёд и снова назад и постепенно ослабляя давление на инструмент.       «Так… — Он прислонил ухо к замку в попытке услышать, не выпадают ли штифты. — Вот оно!»       Дэйсьюк услышал характерный звук. Он сделал всё правильно. Остался последний этап. Ёсиока снова провёл инструментом вперёд-назад по незакрепленным штифтам. Сохраняя постоянное давление с помощью отмычки, он пытался «счистить» несдвинутые штифты с помощью кончика принадлежности. Однако штифты не поддавались.       «Что-то я делаю не так… — Ёсиока не останавливался, параллельно пытаясь придумать, как поступить. — Хорошо, попробуем так…»       Он ослабил давление отмычкой и начал снова. Дэйсьюк с филигранной точностью воспроизвёл все необходимые действия.       «Ну же!» — Когда его терпение уже было на исходе, он услышал щелчок и замер. — Неужели?»       Замок открылся. Ёсиока нервно улыбнулся, аккуратно снял замок и убрал в карман.       «Дело за малым».       Он заранее решил, что украсть. Его выбор действительно остановился на кофемашине. В любом случае времени у него было полно. Ёсиока собирался пронести кофемашину через улицы, на которых не было камер видеонаблюдения и спрятать где-нибудь недалеко, чтобы потом забрать на машине.       Ему хотелось подарить эту кофемашину Хараде. Он представлял, как каждый день она будет просыпаться и, проходя на кухню, видеть то, что напомнит ей об её проигрыше.       Дэйсьюк вышел из комнаты для персонала за барную стойку. Он попробовал поднять аппарат для того, чтобы понять, насколько его будет тяжело утащить.       «Нормально. Справлюсь», — думал Ёсиока, уже предвкушая вкус победы. Он размял руки и уже собирался взять кофемашину, как услышал позади шорох.       Дэйсьюк обернулся и, если бы он не успел среагировать, то получил бы арматурой по голове.       — Попался, грязный воришка?! — истерично завопил мужской голос. Ёсиока понял, что это тот самый молодой работник этого кафе.       «Во попал…»       Дэйсьюк оказался прижат спиной к барной стойке. Он поставил локти на неё и подпрыгнул, пнув ногами парня в живот. Тот согнулся пополам, но арматуру не уронил.       — Полиция уже едет, сволочь!       — Сам их и встретишь тогда, — кинул Ёсиока, не оборачиваясь. Он уже бежал к выходу, когда почувствовал резкую боль в спине. Что-то прилетело в него.       «Дерьмо!»       Дэйсьюк выбежал из здания и направился вниз по улице. Он услышал, как кто-то бежит позади него и приготовился к драке, но знакомый голос заставил его расслабиться:       — Это было очень показательно, Ёсиока! — с издёвкой бросила девушка, пока они оба продолжали бежать.       — Закрой рот, Харада! — злобно крикнул Дэйсьюк.       — Давай за мной. — Коу обогнала его и побежала вперёд. Они бежали ещё где-то пятнадцать минут, прежде чем остановиться.       — Твою мать. — Ёсиока дышал с трудом. Он упал на траву и лёг звездой. — Я сейчас умру.       Коу легла рядом на бок и, подперев голову рукой, спросила с очередной колкостью:       — Ну а теперь поделишься секретом успеха?       — Я сейчас тебя с собой на тот свет захвачу.       — И всё-таки это был грандиозный провал. — Девушка перевернулась на спину и положила руки на живот. — Будем делать работу над ошибками?       — Да пошла ты.       — Вместе с тобой обязательно.       Дэйсьюк опешил от услышанной фразы и повернул голову на Коу. Та смотрела на небо и неожиданно для них обоих заговорила:       — Слушай, а ты ведь мне желание должен.       Ёсиока отвернулся и бросил угрюмо:       — Говори, что хочешь.       Харада хмыкнула и, выдержав паузу, огласила своё желание:       — Хочу, чтобы ты навсегда остался моим напарником.       — А? — изумлённо выпалил Дэйсьюк, приподнявшись на локтях. — Я не ослышался?       Он пытался посмотреть в лицо Харады, но та перевернулась на другой бок.       — Слишком невыполнимо?       — С чего ты просишь об этом?       — Просто я нахожу в издевательствах над тобой особенное удовольствие.       Дэйсьюк замолк на минуту, размышляя. Он снова лёг на спину и положил ладони на грудь.       — Я тебя не понимаю, — заключил Ёсиока. — Ты ненавидишь меня, или хочешь быть друзьями?       — Ну как можно быть таким идиотом, — послышался раздражённый голос Коу. — Всё зависит от того Ёсиоки, о котором ты говоришь.       — Не понял, — он снова приподнялся на локтях.       Харада услышала это и, обернувшись к нему, сказала:       — Ты спросил в нашу первую встречу, что я думаю о тебе, помнишь? Тот человек, который разговаривал со мной разительно отличается от того, который сидит здесь со мной. И если этот Ёсиока, который сейчас смотрит мне в глаза с открытым ртом, собирается задержаться, то с ним, думаю, я хотела бы стать друзьями.       Дэйсьюк долго не мог сообразить ответ. Он не думал, что Коу настолько понимала его всё это время.       — Думаю… — спустя время заговорил он. — Думаю, этот Ёсиока задержится.       — Тогда ты сам ответил на свой вопрос.       Коу поднялась и протянула напарнику руку. Тот, заколебавшись на несколько мгновений, протянул ладонь.       — Я буду благодарен, — произнёс он тихо, — если о том, что было сегодня, никто не узнает. И о другом… Ёсиоке… я тоже не хотел бы, чтобы знал кто-то, кроме… друзей.       — Друзья, значит? — улыбнувшись, спросила Коу.       — Друзья, — ответил не очень уверенно.       — Таким голосом говоришь, как будто и не рад, — посмеялась девушка.       — А тебе лишь бы меня осадить, — парировал он.       — Вот бы ты хоть раз посмотрел на своё лицо со стороны. Сразу же понял бы, о чём я говорю. — Ёсиока лишь закатил глаза в ответ на очередную колкость девушки, но когда он отвернулся, то на его губах заиграла улыбка.              — Всё, слишком много Харады на этот день. До встречи.       — До встречи, — повторила чуть тише, засмеявшись.       В этот день Дэйсьюк возвращался со странным чувством. Будто что-то внутри него снова сломалось, и теперь он не мог работать исправно. Он точно не ожидал того, что скажет Харада. Слова Коу стали невидимой стрелой, которая попала в середину маски Ёсиоки и расколола её. И теперь не под призмой притворности ему было странно и необычно. Он смотрел вокруг и словно видел мир по-другому. Как в те времена, когда он был ребёнком.       

***

      За окном на небе разливалась лава из ярко-оранжевых облаков, подсвеченных уходящим солнцем. Одинокая лампа на столе Сатору как обычно горела. Казалось, она никогда не выключалась.       Годжо внимательно читал бумаги, которые минутами ранее передала ему помощница. Глаза его имели похожий оттенок, что и облака за окном. Ёсиока мог разглядеть это даже с плохим освещением. Дэйсьюк чуть дрогнул, когда Сатору с громким хлопком закрыл папку, в которую убрал документы.       — Ну и бредятина, — сказал Годжо себе под нос и, тяжело вздохнув, накрыл глаза ладонью. — Говори, — обратился он уже к Ёсиоке.       — Я пришёл отчитаться насчёт миссии, — начал говорить Дэйсьюк, но его прервал вопрос Сатору.       — Ты выполнял миссию один?       — Что? — переспросил Ёсиока в непонимании.       — Я непонятно сформулировал свой вопрос? — От интонации, с которой Годжо говорил, Дэйсьюк испытывал сильный дискомфорт.       — Нет, понятно, — ответил с хрипотцой. Во рту совсем пересохло. — Сообразил не сразу, прошу прощения. Нет, миссию я выполнял с Харадой Коу.       — Тогда почему я не вижу её здесь?       — Она не знает о том, что я сейчас здесь.       — О как, — послышался издевательский голос.       — Я решил, что…       — Ты решил? — снова перебил Годжо с усмешкой. — Дай-ка угадаю, что же ты там решил. Пришёл заступничеством заняться? Интересный выбор, только мы не в песочнице играем. Мне плевать, кто виноват в том, что вы не смогли соблюсти одно из важных условий сделки. Этот маразматик Фудзивара устроил мне неплохое представление. Собственно, как так вышло, что директор Ватари сейчас лежит в больнице, спрашивать не буду. Мне плевать в любом случае. Но знаешь, что мне по-настоящему интересно? Каким образом Ватари пришёл к тому, чтобы обратиться к клану Зенин.       — В тот день… — Ёсиока нахмурил брови, пытаясь восстановить детали. — Это было похоже на западню.       — Я связался с главой клана Зенин, тот божился мне в том, что Ватари сам позвонил им и попросил двух бойцов первого уровня в качестве охраны.       — Те бойцы были явно не первого уровня, — заметил Дэйсьюк.       — Ну конечно, — прыснул Сатору. — Наоя посмеялся над наивным дурачком и сказал, что сможет выделить ему максимум бойцов третьего уровня. Ватари согласился. Так это было, — довершил Годжо, задумался и добавил: — Это если верить Зенинам, конечно.       — Вы им верите? — осмелился спросить.       — Пока я на стадии размышлений, — ответил спокойно. — Я буду делать выводы, когда получу больше информации.       — Могу я чем-то помочь в этом?       — Отчитаешься своему наставнику. Это всё, что ты сможешь сделать. Ну, и не отнимать моё время из-за глупых геройских принципов.       — Я понял вас.       — Хорошо, если так, — безразлично произнёс Сатору. — А то, помнится, ты пришёл побеждать, — уже с колкостью бросил он. — Обидно, когда талантливый человек пытается подражать чьим-то идеалам и тормозит своё развитие.       — От ошибок никто не застрахован, — сжав челюсть и кулаки, заговорил Дэйсьюк. — Иногда за вереницей неудач следует одна большая победа. И если вы не потеряли веру в меня, то я продолжу работать во благо клана Годжо.       — Красиво говоришь, — усмехнулся Сатору. — Как обычно. Что же, этот разговор занял слишком много времени. Иди. И не делай больше таких глупостей.       — Благодарю вас за то, что уделили время.       Ёсиока поклонился и оставил Годжо одного. Огненные облака за окном уже вытеснила холодная темнота. Лампа всё так же продолжала гореть. И бесы в голове начинали громче петь.

***

      Ночь перед заданием в Сибуя оказалась самой отвратительно гнетущий за последнее время. Сначала Дэйсьюк очень долго не мог заснуть. Он несколько раз вставал с кровати и заваривал чай, пытался сосредоточиться на хорошем перед сном, но внутренняя тревога разъедала всякую позитивную мысль со скоростью кислоты. Ему хотелось уснуть как можно скорее и не видеть снов.       Ёсиока до глубины души ненавидел собственные сны. Потому что он редко видел в грёзах что-то хорошее. Каждый из его снов объединяло одно чувство: страх. Зачастую Дэйсьюк просыпался в холодном поту и с дрожью во всём теле. А когда сны были особенно отвратительными, Ёсиока просыпался со слезами на глазах.       Сегодняшний сон был исключительно чудовищным и инфернальным. Дэйсьюк очнулся в поле, который окружал высокий лес. Он огляделся по сторонам и направил взгляд наверх. На небе таяли самоцветы, а звёзды метались с бешеной скоростью, как будто торопились куда-то. Они врезались друг в друга и разбивались, а звёздная пыль, точно снег, сыпалась на то поле, где стоял Ёсиока. Он наблюдал за звёздами долгое время, пока они не выстроились в круг над ним. Дэйсьюк изумился и заметил, что на небе начал преобладать красный оттенок.       Он опустил взгляд и от испуга сделал несколько шагов назад, пока не упёрся во что-то. Позади него кто-то стоял. Ёсиока обернулся и увидел высоко человека в маске ёкая. Тот схватил его за руку и сжал с такой силой, что Дэйсьюк взвыл от боли, ноги его подогнулись. Ёсиока попытался ударить незнакомца, но силы будто покинули его. Человек в маске разжал руку, Дэйсьюк упал на колени. Он хотел броситься на утёк, но заметил, что вокруг него стоят такие же люди в масках и каждый из них что-то держит.       «Плевать, я всё равно попытаюсь сбежать», — подумал Ёсиока и попробовал встать, однако у него ничего не вышло. Он посмотрел назад и увидел, что ноги его сковали лианы, которые, точно змеи, ползли и к его рукам.       Дэйсьюк оказался полностью обездвижен. Он пытался вырваться, а люди в масках хохотали безудержно. Все, кроме того, что стоял перед ним. Человек встал на колено, чтобы их лица оказались на одном уровне. Положил ладонь на лицо Ёсиоки и начал поглаживать с нежностью, постепенно перемещая руку ему на загривок, а потом сжал с особой грубостью. Да так сильно, что послышался хруст.       Дэйсьюк промычал от боли и, почувствовав прилив злобы, ударил головой в лицо человека в маске. Та раскололась и полетела на траву. Ёсиока застыл от ужаса, когда увидел лицо, которое скрывалось за маской ёкая.       Это был он.       И Ёсиока проснулся, содрогнувшись всем телом. Всё его тело было покрыто тонкой плёнкой холодного пота, которая как будто стала действительной, потому что Дэйсьюк задыхался от нехватки воздуха.       Когда сердцебиение успокоилось, Ёсиока на дрожащих ногах прошёл на кухню для того, чтобы попить воды. После он направился в ванну, включил холодную воду и, не снимая одежды, залез в душ. Так Ёсиока провел некоторое время, пока не согрелся.       Больше он не сомкнул глаз.       Утром Дэйсьюк собрался наспех и поехал к родителям. Он хотел их увидеть. Ёсиока шёл по родным улицам, по которым когда-то ходил в школу, и ему казалось, будто не чувствует ничего тёплого к этим местам. Будто всё это стало ему чуждо.       — Ёсиока, неужели это ты? — послышался голос матери.       — Да, это я, — сказал тот хрипло.       — Ты заболел, сын? — спросила женщина.       — Нет, просто ночь выдалась трудной, — сказал тот утомлённым голосом.       — Опять всю ночь работал? — с лёгким укором задала вопрос женщина. — Какой же ты всё-таки тродоголик! — уже одобрительно произнесла та. — Но тебе бы уже пора прекращать так долго сидеть за бумагами. В конце концов невесту так никогда не найдёшь!       — Да, мама, — согласился с усталой улыбкой Дэйсьюк. — Ты права.       — Конечно, мама права! — гордо воскликнула женщина. — Так, а почему же Камэ ещё не вышла? Камэ! Спускайся, твой брат пришёл!       Никакого ответа не последовала.       — Наверное, она ещё спит, — предположил Ёсиока. — Как-никак выходной день, да и я рано пришёл. Пусть отдыхает, я подожду, пока она не…       — Ну уж нет, — перебила женщина строгим голосом. — После завтрака снова лечь спать? Это же где такое видано?! Камэ! — ещё громче крикнула она. — Ох уж эта девчонка… Подожди, Дэйсьюк. Сейчас пойду, разбужу её.       Ёсиока не стал возражать, он переключился на отца, который начал расспрашивать его о работе, постепенно переходя к вопросам о личной жизни. Дэйсьюк сказал о том, что есть одна девушка, с которой он близко общается и к которой он имеет серьёзные намерения. Отец хотел получить подробности о самой девушке, однако их разговор прервал громкий голос матери Ёсиоки.       — Как можно столько сидеть в наушниках? Это определённо ненормально! Ты и спишь в них, и уроки делаешь… Камэ, это никуда не годится! Твой брат…       — Мама, так мне легче сосредоточиться! — послышался недовольный и раздражённый голос девушки.       — Ну конечно, — закатив глаза, более недовольным голосом произнесла женщина.       Она хотела сказать что-то ещё, но Ёсиока прервал её:       — Мама, я зашёл ненадолго, в общем-то. Сегодня у меня тяжёлый день… Я бы хотел побыть в кругу семьи.       — О, конечно, милый, — с нежностью и почти со слезами на глазах ответила женщина и тут же обратилась к дочери: — Вот, посмотри на брата. В таком возрасте и уже такой успешный! И про бедных родителей не забывает! Скоро, совсем скоро и невесту достойную найдёт, да, сынок?       — Да, мама, — с лёгкой улыбкой ответил Дэйсьюк, смотря на стол. Он поднял взгляд на сестру и обратился к ней: — Ты как будто стала ещё красивее, Камэ. Но выглядишь немного уставшей, как подготовка к экзаменам?       — Тяжело, но справлюсь, — отведя взгляд в сторону, ответила Камэ и села напротив.       — Хоть бы сказала брату, что рада его видеть! — послышался голос с кухни. Женщина ушла заваривать чай.       — Не стоит, мама. Я знаю и без слов о том, что Камэ рада. Правда, сестра?       Та посмотрела на Ёсиоку с непонятным для него удивлением в глазах и проговорила не очень уверенно:       — Ты выглядишь очень уставшим, Дэй.       — Мы оба очень устали, — в голосе Ёсиоки слышалось что-то болезненное и надломленное. — Так что давай отдохнём вместе.       — Хорошо… — пробубнила себе под нос Камэ. — Я очень рада, что ты пришёл.       — Я тоже этому очень рад. — Камэ не знала, что в лице брата смущает её больше всего: измученная улыбка или две тени, которые залегли под глазами. Родители списывали изнурённый вид Ёсиоки на работу, но девушке всегда казалось, что за этим кроется что-то ещё. Она не могла спросить об этом прямо. Знала: Дэйсьюк сведёт все к дурацкой шутке, сжимая замок от сундука, в котором хранятся его истинные страхи и надежды, в руке, заведённой за спину.       В детсве Камэ восхищалась братом. Он был солнечным и самоотверженным. Но в один момент всё изменилось. Камэ хорошо помнила тот день. День, когда Ёсиока пришёл после первого дня на новой работе.       «Иди спать». Так он ответил на вопрос Камэ: «Что случилось?». В холодном и отрешённом голосе того человека она не смогла узнать собственного брата. Камэ очень хорошо запомнила его глаза: две чёрные бездны, из которых слышались крики падающего туда Ёсиоки. Того Ёсиоки, которого она знала.       Камэ догадывалась о том, что брат врёт о своём настоящем месте работы. Однако любые попытки девушки узнать правду заходили в тупик. Единственный раз, когда она была близка к тому, чтобы узнать истину, произошёл в день её знакомства с коллегой Ёсиоки.       «Вы правда работаете с моим братом?» — осмелилась спросить Камэ в тот день у странного человека. Он ей не понравился. Вернее, её очень смущала та улыбка, с которой этот мужчина смотрел на Дэйсьюка.       «Какой смысл мне и Ёсиоке врать?» — последовал завуалированный ответ.       «Вы не похожи на человека, который будет работать в офисе», — тихо выдала она тогда мужчине обвинение.       «На кого же я тогда похож?» — спросил с нескрываемой насмешкой.       «Не знаю… — На самом деле у Камэ имелось предположение, но она не хотела произносить его вслух. — Я просто хочу знать, кем на самом деле работает мой брат».       «Какая смышлёная. — В том человеке её действительно пугало многое. И даже присутствие Ёсиоки неподалёку не давало чувства безопасности. — Тогда подумай хорошенько о том, на кого я похож. И так ты найдёшь ответ на вопрос, кем работает твой брат».       Камэ хотела продолжить допрос, но отходивший на время Дэйсьюк вернулся. Взгляд брата, с которым он смотрел на того человека, волновал девушку не меньше. Но тот раз был первым и последним, когда она видела того мужчину.       «Если увидишь того человека, с которым я был тогда, — сказал ей Ёсиока однажды. — Позвони мне. Сразу же. Поняла?»       На вопросы Камэ Дэйсьюк отвечать не стал. Любые дальнейшие попытки допроса сестры сразу же пресекались. Она пробовала многое: следить за братом, устраивала истерики, даже угрожала Ёсиоке, что расскажет всё родителям.       «И что же ты им расскажешь?» — спросил он тогда с болезненной колкостью в собственном голосе, которая никогда не была ему свойственна. И ответить она ничего не смогла. Родители не видели того же, что и Камэ. Они боготворили его. И ведь действительно, Дэйсьюк оплачивал практически любые их расходы, заботился об их удобстве намного больше, чем о своём собственном. На него всё время возлагались большие надежды. И родители даже ни раза не задумывались о том, откуда у Дэйсьюка такие большие деньги.       Ёсиока был связан по рукам и ногам.       И сейчас, пока родители смотрели с благоговением на уснувшего за столом сына, Камэ думала только о том, насколько он измотан и выжат.       Родители отошли на кухню. Девушка сидела напротив уснувшего брата, и тут раздался негромкий звук уведомления. Дэйсьюк вздрогнул.       — Сколько я спал? — спросил испуганно.       — Ну… где-то час с хвостиком, — ответила сестра.       Ёсиока нервно достал телефон и посмотрел на экран. На его лице отпечаталось выражение удивления и испуга.       — Почему меня никто не разбудил?!       — Ну… ты… — Камэ рассеянно пыталась подобрать слова, но не успела сообразить ответ, как в дверном проёме показалась их мать.       — Дэйсьюк, что случилось? — спросила озадаченно. За спиной женщины виднелось взволнованное лицо отца.       — Я сильно опаздываю. Мне нужно идти. — Ёсиока подскочил с кресла, стремительно направился к родителям, крепко обнял обоих и по пути к выходу мягко потрепал сестру по голове. — До встречи.       — Пока, Дэй, — попрощалась сестра и заметила, что Ёсиока оставил телефон на подлокотнике кресла. — Постой! Ты забыл…       Камэ быстро подбежала к креслу и взяла телефон. Тот был включенным, взгляд девушки зацепился за контакт «Язва Харада Коу».       «Это же…»       — Спасибо, Камэ. — Дэйсьюк немного в грубой манере забрал телефон из рук сестры, заметив её взгляд на экран.       Ёсиока ушёл, но Камэ успела прочитать последнее сообщение в открытом чате.       «Сегодня у брата какое-то задание в Сибуя… Я не знаю, кем ты работаешь на самом деле, Дэй, но я очень надеюсь, что с тобой всё будет хорошо».       И если Камэ переживала за брата, то он в свою очередь переживал из-за того, что его сестра думает о его работе. Ёсиока желал, чтобы ни один член семьи не заботился об этом. Он хотел, чтобы Камэ просто предоставила всё старшему брату.       Ему очень хотелось, чтобы близкие всегда могли положиться на него.       — Если когда-нибудь ты перестанешь опаздывать, вселенная схлопнется. — Услышав уже полюбившийся голос Харады, Дэйсьюк расплылся в улыбке.       Ёсиока никогда и ни с кем не делился тем, что у него в голове. Коу стала исключением. Она смогла разглядеть в нём того, кем он являлся на самом деле. И Дэйскьюк только спустя время понял, насколько благодарен ей за это. Притворяясь раз за разом, неосознанно он мечтал, чтобы кто-нибудь вывел его из сумрачного леса, по которому он блуждал без путеводный звёзд.       То ли коварный демон собрал их с неба и сложил в мешок, чтобы люди вечно плутали в кромешной темноте и пробирались сквозь шиповники только всё глубже в лес, то ли всевышний устал от того, что его создания не могут жить так, как завещано, и потому по щелчку пальца погасил каждый из небесных огней.       Ёсиока был уверен в том, что в своих странствиях во мраке не было более одинокого человека, чем он. Но правда в том заключалась, что тьма необъятна. По сумрачному лесу блуждал далеко не один Дэйсьюк. И пока учёные спорили насчёт чёрных дыр в космосе, на земле они тоже существовали. И людей засасывало туда в разу губительнее и быстрее.       Ёсиока заметил хвост, увязавшийся за ними, раньше Харады. Он составлял план действий и готовился. Дэйсьюк знал, что в этот раз чутьё его не подвело.       Он пришёл за ним.       Мысль о том, что рано или поздно этот день настанет, часто преследовала его. Единственное, чему в этой ситуации был рад Ёсиока, — это то, что он заранее позаботился о деньгах, которые откладывались им уже давно. Но Дэйсьюк не хоронил себя заранее. Без боя сдаваться он не был намерен.       «Лишь бы Харада успела убежать и доложить…» — вот, что заботило его сейчас больше всего.       Внутри Ёсиоки что-то треснуло, когда он увидел, как Харада без сознания лежит на земле после сильного удара по голове. Он вложил в этот бой всю злость, всего себя. Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы победить. Дэйсьюк снова проиграл. Но не этот факт перед тем, как ему нанесли решающий удар, его так волновал.       «Я не смог защитить то, что мне дороже всего. Я плохой сын, плохой брат и… плохой напарник и друг. Прости, если сможешь, Харада…»       Ёсиоке хотелось бы, правда хотелось бы повернуть время вспять. Он желал бы никогда его не встречать. Его личное проклятие. Комацубара Минору.

***

      Многоэтажки города тонули в тумане, солнце было полностью поглощено им и едва виднелось за маревом. Люди казались такими же серыми, как и сам город.       Дэйсьюк переживал из-за грядущей встречей.       В парке, в котором он условился о встрече со своим будущим напарником, приятно пахло свежестью после утреннего дождя. Прохладный ветер слабо обдувал лицо парня. Мысли беспорядочно метались в голове, как драконы в схватке. Дэйсьюк мысленно ставил на то, какой из этих домыслов окажется правдой. Наставник Ёсиоки уже успел запугать его словами о том, кем является человек, с которым ему предстояло работать.       «Охотник», или Комацубара Минору — так звали одного из самых неоднозначных бойцов клана Камо. Дэйсьюк слышал о том, что тот наделён невероятной физической силой и умением выслеживать «жертву» очень быстро. Но имелись у этого человека и недостатки: Комацубара был не силён в переговорах — зачастую всё сводилось к применению физической силы, и каждый его напарник отмечал в нём прескверный характер. И если говорят люди «В чужом омуте черти водятся», то в случае Минору он сам являлся бесом похуже всякого.       На удивление Дэйсьюка он сразу узнал Минору, когда увидел издалека. Примерно таким он его и представлял: высоким мужчиной крепкого телосложения и с коварным выражением лица.       — Комацубара Минору, я полагаю? — заколебавшись, уточнил Ёсиока, когда тот подошёл к нему, и сразу же добавил: — Добрый день, меня зовут…       — Без этого, — перебил равнодушно. — И без дурацких условностей и напускной вежливости. Я знаю, как тебя зовут.       Диалог зашёл в тупик сразу же. Дэйсьюк в смятении выдавил:       — Хорошо, как скажешь.       — Соображаешь. Это хорошо, — похвалил Минору. — Ненавижу этих клоунов, которые залезут к тебе в задницу со своей «вежливостью» так глубоко, что потом там как глисты сидят и…       — Я тебя понял, — перебил Ёсиока, нахмурившись от неуместного, как он считал, сравнения. — Предлагаю пройтись.       — Это хорошо, что понимаешь. Не люблю тугодумов, — произнёс он, осклабившись. Глаза Дэйсьюка слегка расширились, когда он увидел улыбку Комацубары. Было в ней что-то предупреждающее и пугающее. И по лицу Минору Ёсиока заключил: он знал о том, что его улыбка говорит яснее всяких слов. И потому он предупреждал. — Пройтись, пожалуй, я не против.       «Он явно опасен…» — одно из заключений, которое он вынес в этот день.       Дэйсьюк шёл по парку рядом с Минору точно робот, его движения выходили механическими, неестественными. Комацубара лениво плёлся чуть позади новоиспечённого знакомого. Ёсиока смотрел вниз, себе под ноги, а иногда его нижняя губа дёргалась так, будто он собирался что-то сказать.       — Ну, расскажи что-нибудь о себе, — начал Дэйсьюк с неловкостью.       — Что именно ты хочешь знать? — уточнил с абсолютной апатией в голосе.       — Как, например, ты попал в мафию? Кем ты работал до этого?       — До вступления в клан Камо я помогал отцу на ферме. Потом он умер, ну я и уехал в город.       — А мафия почему?       — Отец в молодости жил в городе. Когда ещё было много разных группировок. Отец состоял в одной из сильнейших. По его историям это было весело.       — Ожидания оправдались?       — Нет. — Ёсиока опешил от его ответа. — Всё оказалось намного лучше, чем я ожидал. Знаешь это чувство, когда находишься где-то и осознаёшь, что ты там, где и должен быть? Это тот случай.       — Возможно, я знаю, о каком чувстве ты говоришь. — Дэйсьюк не знал.       — А что насчёт тебя? — спросил без особого интереса.       — А?       — Что ты делаешь в мафии? — вздохнув, перефразировал он.       — Ну… — протянул парень. — Просто… Только здесь я смогу избавиться от того, что преследует меня.       — Удиви, — потребовал коротко.       — Разочарование. — Минору обернулся на него, слегка заинтересовавшись. — Я хотел быть таким, каким мной гордились бы. Я жил как честный человек, любящий сын и хороший брат. Я соблюдал множество принципов, был правильным. Мне плевали в лицо, а я улыбался. Я загибался от боли и натягивал улыбку ещё сильнее. В один момент осознал: всё, надоело.       — И ты решил стать тем, из-за кого страдают такие же наивные дурачки, которым был ты? — улыбнувшись, спросил Минору.       — Нет. Я решил стать тем, кто сможет сделать моих близких счастливыми.       Комацубара недоумевал уже сильнее.       — Вот, значит, как, — сказал он тихо. — А это действительно похвально, Ёсиока. Только, получается, ты платишь чужой кровью за чужое счастье. Родители твои, должно быть, расстроятся, если узнают.       — Может, и так, — признал он с неохотой. — Только они не узнают. Их спокойствие обеспечит тот «наивный дурачок». Их финансовое состояние — тот, кто идёт рядом с тобой.       — Интересный ты человек, — заключил для себя Минору.       — Ты тоже, — бросил следом.       — У меня есть вопрос, — резко и неожиданно заговорил Минору. — Он последний. И, думаю, эту встречу можно закончить. У нас ещё будет достаточно времени для того, чтобы пообщаться.       — Спрашивай, — предвкушая что-то нехорошее, ответил Дэйсьюк.       — Ты убивал?       Комацубара встал на месте, следом остановился и Ёсиока. Напряжение достигло апогея. Дэйсьюк обернулся на напарника и попытался ответить как можно увереннее. Так, чтобы голос его не дрогнул и не выдал страх перед грядущим.       — Нет.       — Значит, мне с тобой будет действительно весело. — Минору улыбнулся в последний раз. В глазах его Ёсиока увидел что-то страшное, нездоровое. Будто внутренний демон Комацубары выглянул из-за занавеса и тут же задёрнул его со словами: «Ох, ещё слишком рано».       Ночью Дэйсьюк долго думал о том, что могли значить эти слова. Минору определённо не вызывал у него желания довериться. И страх перед неизвестным подпитывал это чувство. Однако одна мысль о том, что никто из его близких людей ни в чём не будет нуждаться, заставляла его претерпевать все боязни.       «Выдержу», — последняя мысль перед тем, как Ёсиока провалился в бездну снов.       Первая миссия наступила очень скоро. Перед заданием он решил, что встретиться с роднёй будет правильно. Он посидел с ними некоторое время. Перед уходом поцеловал мать и сестру в лоб и отпустил, чтобы уйти. Ёсиока не солгал, когда пообещал обеим, что вернётся очень скоро. Он действительно собирался вернуться и именно к ним. Как можно скорее. И с хорошими новостями.       Ёсиока любил их, о новой работе солгал «во благо». Узнай родители и Камэ правду, то не дали бы уйти. И Дэйскьюк не смог бы. Ему хватило бы одной слезы матери, чтобы навсегда отринуть эту идею.       Ну а пока — ложь. Сейчас, по мнению Ёсиоки, ложь была первой ступенькой наверх, к счастливому будущему.       Или первой ступенькой на пути в преисподнюю, к самому худшему исходу.       Внутри всё мерзко сжималось, когда он представлял, как прострелит кому-то голову, а мозг расплывётся по полу. Ему этого не хотелось. От одной только мысли об убийстве он вздрагивал.       Ёсиока учился стрелять до вступления в мафию. Делал это вполне неплохо. Только он слишком хорошо понимал, что разница между стрельбой в манекен и живого человека слишком существенна. Вопрос в том заключался, сможет ли он сделать это при необходимости.       Одна ошибка могла стоить жизни. И не только его собственной. Ёсиока не успел проникнуться тёплыми чувствами к Минору, но подставлять напарника не хотелось. И уж тем более, чтобы Комацубара спас его, а Дэйсьюк зачислился в должники.       Порученное им задание сложным не было, однако Ёсиока переживал так, будто ему вот-вот предстояло выйти на эшафот.       Один из партнёров клана Камо перестал выходить на связь. И миссия заключалась в том, что им нужно было проверить обстановку и доложить о ней.       Дэйсьюка напрягала тишина, которая становилась всё более гнетущей для него, когда он пытался начать и развить диалог. Ёсиока часто действовал по одной излюбленной тактике.       «Один правильный вопрос может стать началом разговора длиною в несколько часов». Зачастую Дэйсьюк знал, о чём нужно спросить. Но во многих случаях он имел дело с людьми незамысловатыми, без загадки, скрывающейся за телесной оболочкой и мерцающей в радужках глаз, потому и подбирать нужные вопросы не было сложной задачей.       Загадки Ёсиока делил на два вида: клубок ниток и гора иголок. Головоломки из первого типа он относил к приятным, разгадывание которых приносило удовольствие. И всё, что он относил ко второму типу, вызывало у него раздражение и смятение, а порою и вовсе страх. Эти загадки удовольствия не приносили, только голову ломали. Комацубару Минору Ёсиока относил ко второму типу.       — Слушай, Комацубара, — обратился он к напарнику. — Ты рассказывал о своём отце. Скажи, если это не моё дело или больная тема, но ты и словом не обмолвился о…       — Умерла.       — Извини, — сказал еле слышно.       — Зачем извиняешься? — спросил Минору, цокнув языком и закатив глаза. — Будь то больная тема, я бы тебя заткнул. Я спокойно ответил, а ты извиняешься так, будто сам мою мать и убил. Все задают этот глупый вопрос и реагируют одинаково, в чём смысл этой тенденции?       — Ну… — Ёсиока уже пожалел о том, что начал этот разговор. — Смерть близкого обычно подразумевает что-то болезненное. Извиняются за соль, которую сыплют на рану.       — Ох, сколько же непонятных вещей заботят идиотов. — Минору тихо посмеялся, накрыв лицо ладонью. Но когда из-за растопыренных пальцев он увидел каменное и недовольное лицо напарника, убрал руку и сказал: — Без обид, Ёсиока.       «Ну уж какие обиды», — подумал Дэйсьюк и отвернулся от Минору, неодобрительно покачав головой.       — Ну что такое? — отреагировал он на действия Ёсиоки. — Хочешь сказать, я не прав? Мать моя вообще считала, что в смерти начало и освобождение, а вы так много паритесь на этот счёт.       — Вот расскажи лучше об этом, — утомлённо предложил парень.       — Моя мама считала, что каждый человек по природе своей свободен. Она как-то мне сказала, что у каждого человека есть, ну… типа крылья за спиной, понимаешь?       — Как у птиц? — предположил Дэйсьюк, особо не задумываясь.       — Можно и с этим сравнить, — согласился Минору. — Но суть в том, что мы все способны летать, только отчего-то позволяем нашим крыльям гнить. Или позволяем кому-то сковывать эти крылья цепями. А в самых худших случаях собственноручно срезаем.       — Интересная мысль, — прокомментировал Ёсиока. — Ты с теплом вспоминаешь о словах матери, — дополнил.       — Я очень её любил и уважал, — разъяснил Комацубара спокойно. — Она была мудрой женщиной. Незадолго до смерти она сказала мне, чтобы я уехал жить в город. Она не хотела, чтобы я тратил свои лучшие годы на неё с отцом. В этом главная родительская мудрость, наверное. Но больше всего я запомнил её слова перед смертью. Она сказала, что лучше прожить один год свободным тигром, чем просуществовать целую жизнь в варьере другим на потеху.       — Действительно мудро… — на этом диалог закончился. Ёсиока больше не жалел о том, что начал разговор. Слова Минору оставили след в его нынешнем восприятии.       Найти дом, в котором жил неожиданно пропавший партнёр клана Камо, было не сложно. Минору не особо напрягся, когда искал способы, как выцепить его. Он расспросил несколько партнеров о поведении господина Сато перед исчезновением и не поленился напомнить каждому из них — одно лишнее слово, и они трупы.       Дэйсьюк почти не вмешивался в процесс расследования. В основном он слушал, наблюдал и запоминал то, как это делал Комацубара.       — Ну-у-ус, что мы имеем, — подытожил Минору под конец дня. — Все говорят одно и то же: Сато перестал отвечать на звонки. Может, сдох просто?       — Тогда об этом уже рассказали бы по новостям, — заметил Ёсиока скептически. — Известная же личность. Выйдет слишком громкое дело.       — Ты прав, — согласился.       — Тогда нам остаётся только наведаться к нему домой.       — Пошли.       Уже стоя перед высоким забором дома Сато, Ёсиока почувствовал что-то нехорошее внутри. Минору позвонил в дверь. Им открыл высокий мужчина со шрамом на лице       «По всей видимости, охранник», — предположил парень.       — Кто такие? — угрюмо спросил тот.       — Передайте главному, что пришли люди клана Камо, — хладнокровно попросил Комацубара.       Охранник лишь криво улыбнулся и сказал подождать. Уже через три минуты мужчина в костюме вёл Дэйсьюка и Минору на второй этаж дома. Туда, где находился кабинет Сато.       «Недурно», — размышлял Ёсиока, рассматривая дорогую мебель и картины, которые наверняка были приобретены на каких-то аукционах, куда обычно приходят с одной целью: порисоваться перед такими же напыщенными индюками. Так считал Дэйсьюк.       Когда Ёсиока стоял перед дверью, что-то в его голове щёлкнуло. Дурные мысли дали о себе знать, но идти назад уже было поздно. Только вперёд. На следующую ступень вверх.       Или вниз.       Когда Дэйсьюк вслед за Минору вошёл в слабо освещённый кабинет, то не сразу заметил человека в кресле, который держал стакан коньяка, покуривая сигару. — Я знал, что рано или поздно Камо пришлёт кого-то.       — Эти здесь останутся? — проигнорировав сказанное, задал Минору вопрос в грубоватой манере. Он покосил взгляд на мужчину со шрамом и на высокого человека в классическом костюме странного цвета.       — Они? Коне-е-ечно, — ядовито протянул Сато. — Это мои самые доверенные люди. Можете не переживать, наш разговор строго конфиденциален.       — У тебя плохое представление о конфиденциальности, — сухо отметил Комацубара. Его взгляд начал скользить по лицу Сато. Мешки под глазами, бледные и сухие губы, дрожащие руки — этого хватило, чтобы Минору мог вынести вердикт: «Да он наркоман».       — И так, — уже без напускной фамильярности заговорил мужчина, — с каким поручением вас прислали сюда?       — Пораскинь мозгами, — усмехнувшись, сказал Комацубара. — Я слышал, что они у тебя хорошо работают. Докажи на деле.       — Что ж. — Он откинулся на спинку тёмно-бордового кресла и посмотрел наверх. — Наверное, вам отдали приказ разведать обстановку, верно? Не отвечай, — тут же перебил мужчина. — Ну, а теперь, когда вы увидели, что я жив-здоров, вам следует сделать одно из двух: привести меня Камо живым, либо же мёртвым.       — Метко, — прокомментировал Комацубара, присвистнув, и похлопал.       — В первую очередь банально, — выкинув сигару на пол, сказал Сато, после чего начал массировать веки пальцами.       — Только ты опустил один момент, — неожиданно добавил Комацубара.       — Какой же? — спросил с надменностью.       — Зачем мне тащить к главе целую тушку? — Его губы искривились в неестественной улыбке, которая, пожалуй, могла внушить страх сильнее любой пули. — Хватит и лживого языка, которым ты обманывал главу, не находишь?       Несколько минут в комнате царила абсолютная тишина, пока её не нарушил… смех. Сато громко смеялся, держась за живот. В уголках глаз его выступили слёзы.       — Ты… в самом деле… — мужчина не мог нормально говорить из-за безудержного смеха.       Минору стоял ровно и по-прежнему улыбался. Дэйсьюк старался ему подражать и не выдавать собственного страха.       Сато подал сигнал своим людям, и не успели они связать Комацубару, как тот ударил одного из них в кадык, отчего мужчина упал на пол и начал задыхаться. Другой достал пистолет, но не успел даже снять с предохранителя. Минору взял его за волосы и устроил свидание с книжным шкафчиком. Вторым мужчиной был человек в классическом костюме. Из его носа брызнула кровь, пачкая белую рубашку под пиджаком. Комацубара бил его лицом об полку до тех пор, пока оно не стало похожим на кашу.       Сато начал рыться в полках. Он искал пистолет, но почему-то не мог его найти… И в этот момент подоспел Ёсиока, который ударил его в половину силы. Мужчина упал со стула, но не вырубился. Он лежал на полу, судорожно пытаясь встать.       — М-да, — недовольно произнёс Минору, закатив глаза. — Если будешь бить как девчонка, то советую сменить работу. Иди посмотри на этого перца и сравни его с Сато. Ну а пока ты делаешь работу над ошибками, я начну настоящие переговоры.       От одного вида на лица тех, кто минутами ранее стоял позади них, Дэйсьюк почувствовал рвотные позывы.       «Я должен держаться…»       — Пошли оба к чёрту! — Адан резко подорвался с места, схватил нож из кармана и начал размахивать им. Минору уклонялся и громко хохотал. — Ваш чёртов клан Камо скоро сдохнет вместе с главой. Думаете, это шутки?! Клан Камо на грани смерти!       — Вроде полуживой, а такой буйный, — кольнул его парень, ухмыльнувшись.       Комацубара резко пнул Сато по голени, отчего тот упал на колени. Нож выпал из рук мужчины. Он попытался поднять своё орудие, но Минору наступил на его руку с такой силой, что та захрустела.       — Сукин ты сын! — выругался мужчина.       — По-моему, ты всё ещё не понял. — Глаза Комацубары сверкнули страшнее, чем у самого опасного хищника. О да, сейчас он был намного опаснее любого волка или медведя. По крайней мере для Сато. — Самое время начинать переговоры.       Он поднял мужчину за волосы и швырнул обратно в кресло, на котором тот сидел изначально. Сато потянулся к бутылке виски, но поймал на себе угрожающий взгляд человека напротив.       — Ну виски-то можно? — сквозь зубы спросил он.       — Можно, — прокручивая нож в руке, ответил Минору. — Кто я такой, чтобы отнимать последнее желание? Ёсиока, начинай.       Дэйсьюку было тяжело принять новую реальность. Он смотрел пустыми глазами в пол и тихо спросил:       — К кому вы перешли?       — Не скажу.       — Мы не задаём вам вопросы для того, чтобы вы выбирали, ответить нам или нет, — постарался произнести Дэйсьюк как можно угрожающе.       — Плевать. Всё равно сдохну.       — Вопрос в том, как ты сдохнешь, — с помешанной оживлённостью заметил Комацубара. — Думаешь, продержишься долго, руководствуясь такой логикой? — Минору встал за креслом и, сжав мужчину за плечи, прижал к спинке, наклонился и шепнул: — Пять минут со мной, и ты расскажешь абсолютно всё, лишь бы я тебя убил.       Сато остался непреклонен, хотя глаза и выдавали то, что каменная стена его принципов — муляж, разрушить который просто чуть сложнее, чем у других. И эти напускные мужество и несгибаемость стали вызовом для Комацубары.       — Что же, тогда начнём!       Сначала он спустил двух охранников Сато вниз по лестнице, затем самого хозяина дома.       — Это действительно твои самые доверенные люди? — задал Минору вопрос, на который Сато ответил молчанием. — Хорошо, можешь ничего не говорить, — сказал он тихо. — На самом деле я и по твоим глазам вижу ответ.       Комацубара выпрямился и, усмехнувшись, с измывательской торжественностью произнёс:       — Как бы ни было нам больно, но со всем когда-то приходится прощаться!       Выстрел. Сато вздрогнул. Две слезы покатились по щекам.       — Ёсиока, — окликнул Комацубара. Во время выстрела он вздрогнул сильнее Сато. — Второй твой.       Дэйсьюк не был уверен, что это шоу задумывалось Минору не для того, чтобы поглумиться над ним. Ёсиока потянулся дрожащей от тремора рукой за пистолетом.       Дэйсьюк будто оказался в чужом теле. В теле человека, которого никогда не знал. И этот незнакомец наконец достал пистолет и направил его в сторону жертвы. Оставалось ещё немного. Считанные секунды, которые ему просто нужно пережить.       Взгляд случайно скользнул на лицо Комацубары. И в этот момент к Ёсиоке пришло осознание: это шоу не было необходимо. Просто Комацубара проводил обряд посвящения.       «Я смогу… смогу…»       — Нам долго ещё ждать? — послышался голос Минору. Теперь в нём не было и тени насмешки. Лишь угрожающая серьёзность. — Ну! — крикнул тот громогласно.       Дэйсьюк выстрелил. Мужчина перед ним теперь был мёртв. Но Ёсиоке казалось, что убил он вовсе не его, а того человека, которому сейчас хлопал Комацубара.       — Я же говорил, что нам будет весело, — аплодируя, сказал приглушённо и обратился он уже к Сато: — Теперь ты.       Мужчина истерически задёргался в бесплодной попытке оказать сопротивление. Ёсиока стоял и не двигался, по-прежнему сжимая в руке пистолет. Любые крики Сато проходили мимо ушей. Ему хотелось, чтобы этот день скорее закончился.       Он вернулся в реальность, когда Сато громко завопил:       — Зенин! Зенин! Только прекрати, я прошу!       Дэйсьюк перевёл взгляд на мужчину. На Сато не было штанов, а по ногам стекала кровь. Комацубара срезал с ляшек несколько кусков кожи.       — Я же говорил. — Минору встал, откинув в сторону что-то тёмно-красное. Ёсиока не разглядел в полутьме, но предположил, что это были куски кожи. — А я уж думал, что скормить тебе придётся. — Догадка подтвердилась. — Встань.       Сато с трудом поднялся.       — Что делает хорошая собака, когда хозяин говорит встать на колени? — медленно шагая, задал вопрос Минору. Мужчина перед ним с громким стуком упал на колени. — И это… правильный ответ! — Комацубара начал громко рукоплескать. — Теперь повысим сложность: что делает хорошая собака, когда хозяин говорит слизать грязь с ботинка?       Мужчина поднял голову, в его глазах читался вопрос: «Серьёзно?». Минору действительно не шутил. И это было написано на лице, которое сразу же стало хмурым, когда на него направили страдальческий взгляд.       — Комацубара… — позвал Ёсиока. Он считал, что это перебор даже для Минору.       — Что делает хорошая собака, когда хозяин говорит слизать грязь с ботинка? — повторил спокойно, направляя пистолет в сторону мужчины.       — Комацубара! — не выдержал Дэйсьюк. — Хватит!       — Бог любит троицу, однако трижды я никогда не повторяю, — не опуская пистолет, продолжил говорить Минору спокойно. — А тебе, Ёсиока, — обратился он уже к напарнику, — я не стану повторять и второй раз. Стой и наблюдай.       Дэйсьюк замолк.       — Раз уж мой приятель, — последнее слово Комацубара решил выделить особенной интонацией. От того, каким голосом Минору сказал слово «приятель», внутри всё скрутилось. — Решил, что это перебор, тогда не вижу смысла продолжать эту и без того затянувшеюся прелюдию.       Больше Минору ничего не сказал. Только выстрелил несколько раз в голову человеку напротив. Мозги растеклись вместе с кровью по кафелю.       Дэйсьюк не выдержал. Его вырвало. Он рухнул на колени, будучи больше не в силах сдерживать ужас от увиденного внутри себя.       «Он сумасшедший… Он, мать твою, совсем пришибленный!» — сжимая штаны, на которые его вырвало минутой ранее, мысленно говорил себе Ёсиока, шокированный увиденным ультранасилием. И, казалось, когда усугубить ситуацию невозможно, происходит то, что доказывает обратное.       — А теперь преподам урок тебе.       Минору бил его ногами. Больнее всего было, когда попадало в пах. Ёсиока страдал. Но не столько от истязаний физических, сколько от ощущения собственной беспомощности.       «Я сам обрёк себя на это…»       Он отрубился ненадолго. Очнулся в тот момент, когда Комацубара приподнял его голову за волосы, чтобы тот посмотрел ему в глаза.       — Вот как ты должен бить тех, кто хочет забрать твоё. Добро пожаловать в мафию.       Ёсиока бродил по городу как приведение без пристанища. С того момента, как он убил человека, он ничего не говорил. Дэйсьюк вернулся домой поздно. Камэ встретила его на входе.       — Дэйсьюк, — позвала сестра. — Мама с папой так долго ждали тебя, что не выдержали и уснули. Но мне было так интересно, как ты провёл первый день на работе, что…       — Иди спать, — собственный голос показался чужим.       «Хочу уснуть и проснуться тем, кем я был вчера».       Дэйсьюк выполнял миссии безучастно. Минору развлекался. Иногда заставлял его убивать. Он этим наслаждался. Дэйсьюк старался ограничивать их взаимодействие, но если уже наступил в болото, то выйти оттуда затруднительно. Остаётся надеяться только на помощь, а помочь ему было некому.       Оставаться с Комацубарой тет-а-тет было настоящей пыткой. Он не упускал возможности кольнуть его, задеть за живое. Ёсиока почти с ним не разговаривал. Старался не приносить ему большего удовольствия.       — Ты меня ненавидишь? — спросил он однажды.       — Мне на тебя плевать, — ответил отрешённо.       Ёсиока не думал о том, чтобы сменить напарника. Полгода он проработал в полной апатии к тому, что он делает. За это время ему приходилось убивать всего четырежды. Дэйсьюк помнил их лица. Он заставлял себя смотреть.       В один день он вернулся домой. После инцидента с Камэ, который произошёл в тот день, когда Ёсиока вернулся с первой миссии, они заметно отдалились друг от друга. Сестра почти перестала с ним разговаривать. Дэйсьюк не злился на неё. Только грустил от того, что рассказать правду не мог.       — Мама, папа, я дома, — оповестил негромко.       — О, Дэйсьюк, это ты. — Женщина встретила его на входе. — Я думала, это Камэ пришла наконец.       — Она ещё не дома? — спросил озадаченно.       — Должна прийти с минуты на минуту…       — Я пойду встречу её. — Дэйсьюк, совершенно не слушая того, что мать кричала ему вслед, в спешке вышел из дома. Он решил пойти по тому маршруту, по которому чаще всего ходил, когда сам был школьником. Ёсиока не заметил, как перешёл на бег. Навязчивый страх за сестру завязывал петлю вокруг его шею.       — Камэ! — Тревога достигла пика. — Камэ!       Издалека от увидел девушку в спортивной форме, которая бежала к нему на встречу. Ёсиока сразу узнал сестру. Он ускорился, бежал к ней на пределе возможностей. Считанные секунды, и Камэ оказалась в самом безопасном месте на свете: в объятьях брата.       — Почему ты… — предложение осталось незавершённым. Девушка стянула капюшон, и Ёсиока увидел испуганное лицо сестры.       — Меня… меня преследовали…       — Кто?! — удивление постепенно сменял нарастающий гнев.       — Дэйсьюк, я очень хочу домой, пожалуйста…       — Хочешь, я на спине тебя донесу? — предложил обеспокоенно.       — Я и сама дойти могу, — ответила Камэ чуть истерично. — Просто будь рядом, этого достаточно, — продолжила почти спокойно.       — Хорошо, — согласился. Некоторое время они прошли в тишине. Дэйсьюк обдумывал план действий. — Родителям ничего не говори. Скажешь, что делала у подруги проект, а форму… Что с ней?       — Переоделась, когда спряталась. Юбка привлекала внимание…       — Понял, значит, скажешь, что испачкала, хорошо?       Камэ кивнула.       — Потом скажешь, что тебе нужна помощь с математикой. Я поднимусь к тебе в комнату, и ты мне всё расскажешь.       — Хорошо.       План Ёсиоки сработал успешно. Мать немного повозмущалась, но в целом они никаких подозрений не вызвали.       Камэ достала учебник математики и положила на стол вместе с тетрадкой на случай, если родители решат проведать их. Ёсиока сел рядом и тихо сказал:       — Рассказывай.       — Дело в том, что, — начала Камэ чуть дрожащим голосом, — в последнее время в нашем районе появилась одна банда. Одну из них возглавляет парень из моей школы, старшеклассник.       — Как я не заметил… — пробубнил себе под нос.       — Не тебе же свистят подонки с байков и просят поднять юбку повыше.       — Они просили тебя об этом? — спросил Дэйсьюк хмуро.       — Не только меня. Они ко всем пристают. Недавно… Ты не слышал, в последнее время мы с тобой почти не говорим, но… Мою одноклассницу нашли на прошлой неделе недалеко от её дома. Её увезли в больницу с разрывами и… — Камэ потребовалось время для того, чтобы продолжить. — И с разбитой головой. Она лежит в коме сейчас.       — Думаешь, это они сделали?       — Я точно знаю. Они очень жестокие, Дэйсьюк! Мне очень страшно и…       — Тише-тише. Мама может услышать.       — Мне очень страшно, и я боюсь, что в один день я окажусь на её месте.       — Никогда не окажешься, — заверил Ёсиока. — Старший брат об этом позаботится. Просто поверь мне, ладно?       — Хорошо…       — Сегодня они пытались тебя… поймать?       — Да… — ответила девушка с неровным вздохом. — Мы с Юки заболтались на перекрёстке, на котором обычно расходимся. Уже темнеть начинало. Я шла быстро, но тут появился Исикава со своей бандой…       — Исикава, так его зовут?       — Да, Исикава Шима, — уточнила и продолжила: — Мне очень повезло, что их было немного и они были не на байках. Я убежала и спряталась, переоделась в спортивную форму. Спустя время, когда страх чуть-чуть отпустил, натянула капюшон и побежала до дома. Потом встретила тебя.       — Этот Исикава Шима, ты знаешь, где он живёт?       — Нет… А что? — Лицо девушки побледнело.       — Неважно. Умойся и ложись спать. Завтра скажи, что заболела, и не ходи в школу несколько дней. Брат всё решит, положись на меня.       Ёсиока встал и направился к выходу. Камэ схватила его за руку и беспокойно спросила:       — Что ты собираешься сделать?       — Решить проблему. — Дэйсьюк мягко потрепал сестру по голове и слабо улыбнулся. Эта улыбка была отдалённо похожа на ту, которая принадлежала когда-то её брату. Сейчас перед ней стоял человек похожий на него. Девушка сама не заметила, как по щекам покатились слёзы. — Тебе об этом думать необязательно. И не плачь, пожалуйста. Ты такая красивая, когда улыбаешься. Я сделаю всё для того, чтобы ты жила в мире, в котором ты сможешь искренне улыбаться и не бояться. — Слёзы потекли сильнее.       Камэ пыталась задержать брата, но тот остался непоколебим. И вот она сидела в комнате, поглощаемая одиночеством и страхом.       «Снова ты уходишь…»

***

      Ёсиока доложил об образовавшейся банде на территории клана Камо, и ему же поручили разобраться с этим вместе с Минору.       — Какой-то ты угрюмый весь день, — отметил Комацубара.       — Тебе кажется, — опроверг.       — Ну, тебе виднее, — согласился.       Найти то место, где Исикава собирался вместе со своей бандой, было очень и очень не сложно. Они встречались в полузаброшенном парке. Там до утра пили, дрались, в общем — развлекались.       Дэйсьюк был уверен: в этот раз он будет особенно жесток. За то, что посмели посягнуть на самое ценное, что имелось в его жизни.       Громкие разговоры и смех затихли, когда Комацубара и Ёсиока подошли к компании пьяных подростков. Сегодня их собралось не так много. Дэйсьюк насчитал шестнадцать человек.       — Кто здесь главный? — громко и чётко спросил Ёсиока.       — Вы кто такие? — вместо ответа выкинул парень из толпы.       — Те, кто без колебаний поотрезает ваши языки и уши, если ещё раз ответите на поставленный вопрос вопросом, — бесстрастно сказал Дэйсьюк. — Спрошу ещё раз: кто здесь главный?       — Ну, я, — послышался высокомерный голос. Из толпы вышел парень с длинными волосами и шрамом на щеке. — Ну а теперь ответьте на наш вопросы: что вы за клоуны и что забыли на нашей территории?       — Так вот ты какой. — Ёсиока улыбнулся. — Приятно познакомиться, Исикава Шима. — Он достал пистолет и выстрелил дважды. По всему парку раздался истошный крик Исикавы.       Вся банда подростков испуганно подалась назад. Кто-то и вовсе бросился на утёк. К слову, Комацубара, который стоял рядом, был удивлён не меньше других.       — Клоунов прислал глава клана Камо. И раз уж ты уже достаточно взрослый мальчик для того, чтобы заниматься насилием, то наверняка слышал о нём, верно?       Исикава ничего не ответил, он продолжал кричать и хныкать. Дэйсьюк подошёл, встал ботинками на простреленную голень и надавил несильно. Однако этого хватило для того, чтобы парень заскулил ещё громче.       — Я не люблю повторять.       — Слыша-а-ал, — завопил на всю улицу.       — Это хорошо, что слышал. — Дэйсьюк убрал ботинок с его ноги, одобрительно улыбнувшись. — А сейчас я привнесу в твою пустую голову немного понимания того, в каком мире ты живёшь. Эй, ты! — обратился он к крайнему парню из толпы. — Иди сюда.       Парень неуверенно подошёл. Дэйсьюк достал из кармана одну вещь в прозрачном пакете, от которой Минору присвистнул, глаза Исикавы расширились, а губы подошедшего парня затряслись.       — Что мне с… этим… делать? — сглотнув, спросил испуганным голосом.       — Всё просто: затолкай это ему в задницу, — объяснил с обыденной интонацией.       — Что?! — закричал Шима. — Нет, пожалуйста, не надо! Я всё понял, нет!       — Пока что ты ещё ничего не понял, дружок.       — Нет, пожалуйста! Прошу! — закричал громче.       — Ты и ты, — указал на двух крупных парней. — Один спускает штаны, второй держит, уяснили?       Парни замялись.       — Я что, просьбы здесь раздаю, а не приказы? — Дэйсьюк направил пистолет в их сторону. — Быстро!       Парни подбежали к главарю, который умолял их не делать этого.       — Ты! — обратился он к тому, за кого зацепился взгляд. — Телефон есть?       Парень испуганно закивал.       — Отлично, снимай. И со всех ракурсов! Если мне не понравится, будем переделывать до тех пор, пока я не дам добро, поняли?       — Я вас умоляю! — на грани срыва вопил Исикава. — Прекратите это, уа-а-а-а!       Процесс вышел, как Ёсиока и ожидал, очень мучительным. Под конец крики прекратились. Шима лежал на асфальте и не шевелился. Дэйсьюк забрал телефон у парня, который снимал, и подошёл к Исикаве.       — Посмотри на это. — Он включил видео. — Если мне ещё хотя бы раз придётся услышать твоё имя, я отрежу твой член и скормлю твоим приятелям, а это видео продам всем богатеньким педофилам Японии, и если у меня будет особенно паршивое настроение, то солью твой адрес. Поверь, такие смазливые мальчики по типу тебя им очень даже по вкусу. На этом урок закончен.       Дэйсьюк убрал телефон и направился к выходу из парка.       — Ах да. — Он чуть повернул голову и продолжил говорить вполоборота: — Игрушку можешь оставить себе. Это подарок. Каждый раз, когда будешь думать, что уже достаточно оправился от сегодняшнего дня, смотри на этого малыша и вспоминай обо мне.       Первое время они шли с Минору в абсолютной тишине, пока тот не рассмеялся на всю улицу.       — Твою мать, Ёсиока, что это было?       — Ты о чём?       — О том, что было в парке, дурачина! Тебя что, подменили? Ну и рожа была у этого сопляка! — Комацубара снова залился безумным хохотом. — А про богатеньких педофилов… Ну загнул! — Минору остановился, согнувшись пополам от смеха.       Ёсиока обернулся и посмотрел на него с явным неодобрением. Комацубара затих на секунду, заглянул напарнику в глаза и снова рассмеялся. Дэйсьюк не выдержал и тоже прыснул от смеха.       — С чего ты ржёшь, придурок? — пытаясь сдержать собственный хохот, спросил Ёсиока.       — С того же, с чего и ты, идиот!       Оставшуюся дорогу они очень много разговаривали.       — В любом случае это было… что-то. Мне понравилось. Именно такого напарника я и хотел.       — Какого?       — Абсолютно пришибленного.       Сегодняшний день стал отправной точкой неподдельного интереса Минору. Если бы только они знали, каким проклятьем это обернётся для обоих.

***

      Неоновый свет с вывески клуба отражался в лужах, которые оставил за собой дождь. Внутри заведения царили веселье, разврат и похоть. Никто из этих людей даже не догадывался о том, что часом ранее здесь творилось настоящее стихийное бедствие. Гром гремел настолько оглушительно и угрожающе, отчего бы даже сам Зевс содрогнулся от ужаса, а стена ливня не давала разглядеть ничего дальше расстояния вытянутой руки. Только вот людей в клубе совершенно не заботило это. Громкая музыка, лёгкие наркотики и алкоголь не давали думать о чём-то другом. Они полностью объяли разум каждого в этом заведении.       — Мне здесь не нравится, — коротко прокомментировал Ёсиока.       — Да ладно тебе. — Хлопнув напарника по спине, отчего тот посмотрел на него с ещё большим раздражением, он прошёл к барной стойке и, разведя руки в стороны, добавил: — Всё, что захочет принцесса.       — Не называй меня так.       — Буду. — Комацубара не обращал внимания на угрюмое лицо и сердитый голос Ёсиоки.       — Тогда голову слуги на подносе. — Минору удивился, когда Дэйсьюк принял его вызов.       — Выбирай.       — Мой выбор стоит прямо передо мной, — осклабившись, сказал Ёсиока.       — По-твоему я слуга? — спросил с наигранной досадой в голосе.       — До уровня принца не дотягиваешь. — Дэйсьюк наконец тронулся с места и сел за барную стойку рядом с напарником.       — Ладно, — хмыкнул Минору. — В любом случае быть выбором принцессы приятно. А теперь серьёзно, что будешь пить?       — Доверюсь твоему вкусу. Ты же часто здесь бываешь? Посоветуй, — попросил Дэйсьюк.       — Ты доверяешь мне? — уже с истинным удивлением произнёс Минору. — Что-то новенькое…       — Ну, если бы не доверял, то и с тобой сюда не пошёл бы, — констатировал Ёсиока. — Только без глупостей, — предупредил моментально.       — В чём вопрос? Конечно, я позабочусь о тебе в случае чего.       — Если будешь говорить об этом с таким лицом, то я могу и засомневаться.       — Я всего лишь улыбаюсь.       — Ты явно ни разу не видел свою улыбку со стороны.       Минору посмеялся и сделал заказ.       — Опиши её.       — Что? — опешил парень.       — Улыбку мою. Опиши, — сказал уже требовательнее.       — Тебе честно, или приврать можно? — задал вопрос с ухмылкой и сделал первый глоток того коктейля, который заказал Минору. — А это вкусно…       — Значит, доверился не зря. — Комацубара тоже сделал глоток. — Так что в оплату моему хорошему вкусу можешь описать, как видишь мою «коварную» улыбку.       — Ну, хорошо. — Второй глоток. — Каждый раз, когда ты улыбаешься, мне думается, будто ты что-то задумал. В твоей улыбке я вижу хитрость и… — Дэйсьюк замялся.       — И?.. — пододвигаясь ближе, спросил Минору. — Что ты видишь?       — Зачем так приблизился? — Ёсиоку это действие одновременно смутило и напрягло.       — Чтобы ты мог разглядеть получше.       Парень отвернулся, чтобы скрыться от анализирующего его взгляда Минору, и сделал третий глоток.       — Опасность, — выдавил из себя Дэйсьюк. Минору отодвинулся.       — И только? — спросил разочарованно.       — Ну… — Ёсиока начал растирать шею в неловком жесте. Он не был уверен в том, стоит ли говорить то, что ему хотелось сказать. — Я думаю, что твоя улыбка наверняка нравится женщинам. Даже не думаю, знаю. Это видно.       — Интересно. — Слова Ёсиоки, точно чирканье камня о камень, породили искру любопытства, которая отражалась в глазах Минору вместе с огнями клуба. — А они что видят в этой улыбке, как думаешь?       — То же самое, — объяснил коротко. — Женщинам нравится опасность. По крайней мере я видел несколько живых примеров.       — Получается, тебе опасность не нравится? — размышлял Минору. — Это странно, если учитывать специфику твоей работы.       — Не так уж и важно, что мне там нравится. — Четвёртый и пятый глотки. Стакан оказался пуст. — Я подвергаю себя опасности ради того, чтобы те, кого я люблю, могли жить в достатке и стабильности.       — И ты собираешься всю жизнь отдать тем, кого ты любишь?       — Ну… да, — ответил не очень уверенно. Ёсиока чувствовал тепло, которое стремительно разливалось по телу.       — А что насчёт твой собственной жизни?       Дэйсьюк замер, рассматривая пустой стакан.       — А что с моей жизнью не так?       — Ты же несчастен, Ёсиока. — Заключение, от которого парень едва заметно вздрогнул. — Почему ты так решил?       — Думаю, ты и сам знаешь ответ на этот вопрос.       — В любом случае я… — Дэйсьюк замялся. — Давай переведём тему. Мы же пришли отдохнуть, а по итогу оба сидим и философствуем.       — Как скажешь. — Вздохнув, Комацубара так же осушил стакан.       Дэйсьюк был тем человеком, который знал свою меру в алкоголе. Но сегодня ему просто хотелось напиться.       — Слышишь песню? — спросил Дэйсьюк. Минору прислушался.       — Ну-у-у, да, — ответил он протяжно, подозрительно прищурившись при взгляде на хитрый взгляд напарника.       — Сейчас я очень хочу под неё потанцевать! — с плеском поставив стакан недопитого коктейля, заявил Ёсиока.       — А ты умеешь? — уточнил.       — Нет, а ты? — поинтересовался так же.       — Нет.       — Пошли? — Простое предложение.       — Пошли. — Простое согласие.       Они танцевали неумело. Ёсиока несколько раз падал, а Комацубара его поднимал. Люди их сторонились. Даже пьяным они казались двумя чудаками.       — Гештальт закрыт! — закричал Ёсиока на улице. — Я всегда та-а-ак стеснялся танцевать, но ты сегодня помог мне перешагнуть через себя!       — Сегодня перешагнул через тебя не только ты, — пошутил Минору, и оба захохотали как гиены. Ёсиока снова споткнулся и упал, разлив часть виски из бутылки.       — Не-е-ет! — завопил он, наблюдая за тем, как земля быстро впитывала алкоголь. Комацубара засмеялся ещё громче и чуть сам не упал.       — Ничего, Ёси, я куплю тебе такую же! Вся ночь ещё впереди!       — Действительно вся! Напьёмся до беспамятства! За нас!       — За нас, — повторил шёпотом, улыбнувшись так, будто что-то задумал. Но Дэйсьюк был слишком пьян для того, чтобы это заметить. А даже если бы он и смог каким-то образом разглядеть это, ничего бы не произошло. Сейчас ему было слишком всё равно. Он просто хотел продолжать пить. До самого утра.       Пробуждение вышло паршивым. Сильная головная боль служила напоминанием о вчерашнем дне. Ёсиока приподнялся на локтях, рассматривая комнату, в которой он, по всей видимости, провёл ночь. Окружающая обстановка не была ему знакома. Он не мог понять, где и у кого находится. Он попытался встать, но почувствовал невыносимую боль во всём теле. Особенно болело внизу…       «Нет, нет, нет! Не может быть!»       — Ого, так рано проснулся? — послышался знакомый довольный голос.       — Что ты со мной сделал?! — голос сразу сорвался на крик. Проигнорировав боль во всём теле, он вскочил с кровати и чуть с грохотом не упал на пол. Ноги его совсем не держали.       Каждая новая мысль о том, что произошло между ними ночью, была подобна хлесткому удару плетью. До невозможности больно, почти нестерпимо.       — Ничего из того, что не понравилось бы тебе. — Снова удар хлыстом в виде обычных слов возвращает его в реальность, которая была для него так ненавистна.       — Что за дела?! — Дэйсьюк осознал, что был одет только в трусы и шорты. Не его шорты… Он судорожно начал искать взглядом свою одежду.       — Мы пошли в клуб, ты совсем напился и потом мы…       — Замолчи! — завопил истерически. — Не говори ничего!       Дэйсьюк заметил сложенные на стуле майку и штаны, схватил их и начал одеваться по дороге к выходу.       — Что ты творишь, Ёсиока? — спросил недовольно. Позади себя Дэйсьюк услышал тяжёлые шаги.       — Отвали! — Ёсиока резко обернулся и толкнул Минору в грудь. — Не смей меня трогать!       — А вчера ты был вовсе и не против, — плеснул ядом.       — Нет, замолчи! Нет! — Ёсиока вцепился в волосы и сполз по стене. Он упёрся лицом в колени и что-то бормотал себе под нос.       — Что ты там…       — Я не могу быть из этих… Нет, не могу… Я не гей, я не гей, я не гей. Мама будет плакать, нет, я не могу так. Нет…       — Твою мать… — Минору поставил Ёсиоку на ноги и сжал одной рукой скулы, чтобы он посмотрел ему в глаза. — Может, хватит вести себя как школьница?! Хочешь забыть?! Забыли! А теперь вали к своим мамаше и папаше, пока я тебя по стенке не размазал!       Ёсиока чувствовал себя уничтоженным. Если бы тот наивный простодушный дурачок Дэйсьюк знал, что станет с ним в мафии, то, быть может, он никогда не решился бы на это. Сколько раз его топтали и мешали с грязью? Каждый раз ему приходилось ощущать этот вкус разочарование вперемешку с дерьмом, из которого выбираться уже и не хотелось.       Как же Ёсиоке стало всё бессмысленно и ненавистно. В особенности он сам. И после этого суицид — грех? Суицид — слом. Слом личности. Жить с переломом руки — больно, жить сломленным — невероятно больно.       Невыносимо.       Нестерпимо.       Невозможно.       Больно. Больно. Больно.       Дэйсьюк часто задумывался о том, почему у него ничего не получалось с женщинами. Поисками достойной жены он озабочен не был. Только тогда, когда мама напоминала ему об этом. В один момент Ёсиока задумался: не гей ли он? Эта мысль пришла к нему в одну бессонную ночь. Он долго смотрел в потолок и неожиданно для себя самого начал представлять знакомых женщин в роли его жены. Дэйсьюк хотел понять, есть ли хоть одна девушка в его окружении, которая могла бы сделать его счастливым. Как оказалось, ни одной.       И в этот момент, когда у Ёсиоки закончились претендентки на его сердце, к нему в голову закралась та мысль. Сначала он нервно посмеялся. Уже через неделю ему стало не до смеха.       Дэйсьюк пообещал себе, что обязательно найдёт выход. Он убедил себя в том, что просто ещё не встретил ту женщину, которую полюбит всецело.       Зато встретил Комацубару Минору. И это стало настоящей проблемой.       Несколько недель он не выходил на связь. Минору начал писать спустя три дня. Ёсиока панически боялся его сообщений. Он долго смотрел в осколки стекла разбитого зеркала, которое сам и сделал таким. В голове мысли метались со скоростью взмаха крыльев колибри. Дэйсьюк раздражался. Раздражался от того, что не может собрать пазл в своей голове и понять одно: почему он позволил этому произойти?       «Неужели… Неужели я никогда не вылечусь?» В итоге он снял квартиру где-то в Синдзюку, просто выключил телефон и больше не включал. Он не хотел ни с кем разговаривать.        Но было и ещё кое-что, что волновало Ёсиоку не меньше Комацубары: кризис в клане Камо усугубился. Награда за выполненные миссии значительно уменьшилась. Дэйсьюк задумался над переходом в другой клан.       В один из дней его одиночества и самобичевания он пошёл в магазин за продуктами. Ёсиока не ел несколько дней, терпеть ещё больше было невозможно. Только вот в подъезде его ждал сюрприз.       — Наконец-то я тебя нашёл. — Ёсиока не знал, чего хотел больше: провалиться под землю, или низвергнуть в пропасть человека напротив. Хотя его бы устроил любой из вариантов. Лишь бы не видеть его.       — Уходи, — выдавил он из себя.       — И что, даже на чай не позовёшь? — голос был как будто обычный. Комацубара говорил с привычной ему насмешливой интонацией, но только Дэйсьюк смог уловить что-то ещё, кроме наигранности.       — Мне и без тебя проблем хватает.       — А если я скажу, что могу их решить?       — Тогда я отвечу, что больше тебе не доверяю.       — Ёсиока, я помогу тебе заработать очень неплохие деньги. Давай зайдём в дом и обсудим.       Дэйсьюк долго думал над тем, стоит ли ему впускать Комацубару к себе.       — Если только потом ты сразу уйдёшь. — Таким было его конечное решение.       Лицо Минору просияло, Ёсиока заметил это и невольно скривил лицо от омерзения.       — А у тебя здесь пусто, — прокомментировал Комацубара для того, чтобы разрядить обстановку, когда они с Дэйсьюком прошли на кухню.       — Скоро съеду, так что без разницы. — Абсолютное равнодушие.       — О как.       — Говори, что хотел, и уходи, — потребовал парень.       — Как же ты со мной холоден, — сказал с наигранной обидой Минору, и поймал на себе взгляд Ёсиоки. В глазах его не было ничего, кроме равнодушия и раздражения. Впервые в жизни Комацубара чувствовал себя неловко. — Хорошо, дело какое… — Он выждал паузу — собирался мыслями. — Нам всего лишь нужно слить информацию кое-кому.       Сердце кольнуло. Ёсиока вскочил со стула, губы его затряслись от гнева и шока, из-за которых он не мог связать и нескольких слов.       — Что? — злобно прошептал Дэйсьюк.       — Не злись раньше времени, Ёси. — Минору тоже встал, удивлённый его бурному негодованию, и жестом показал напарнику сесть обратно. — Не злись и выслушай. Мне заплатят очень много. Я отдам тебе половину.       — С чего такая щедрость?       — Просто… — Минору замялся. — Хочу исправить ошибку. Я тебе доверяю, и ты мне, вроде как, нравишься.       Дэйсьюк снова подорвался со стула и прошипел:       — Пошёл вон.       — Ёси, послушай…       — Не обращайся ко мне так! Предлагаешь предать клан, совсем с ума сошёл?!       — А деньги, на которые ты хочешь обеспечивать семью, тебе тоже клан Камо нарисует?! — не выдержал уже Комацубара. — Этот сопляк Норитоши не справится, и клан Камо падёт. Ты не видишь, Ёси? На нашей территории всё чаще нужно гасить группировки, которые появляются всё чаще и чаще. А всё потому, что они нас не боятся вовсе. Мы действительно скоро станем посмешищем! Поэтому я и предлагаю тебе запрыгнуть в последний вагон. Соглашайся, Дэйсьюк!       Ёсиока медленно опустился на стул. Долгое время он что-то обдумывал. По его лицу было видно, что решение, которое он принимает, даётся ему непросто.       Дэйсьюк накрыл рот дрожащей рукой и тихо огласил свой выбор:       — Я согласен.       — Именно этот ответ я и хотел услышать. — Комацубара встал из-за стола и решился подойти к парню за тем, чтобы похлопать по плечу. За Дэйсьюк не последовало никакой реакции.       — Я вернусь к тебе завтра, — оповестил Минору. — Ничего не бойся. Никто и ни за что не узнает, — заверил.       Комацубара ушёл. Дэйсьюк выдохнул.       Он договорился о встрече с главой клана уже на следующий день. Ёсиока много сомневался насчёт того, какой поступок будет правильным. Дэйсьюк не хотел, чтобы Комацубара умер, но и рискнуть семьёй он не мог.       «У меня нет такого права… Я не могу рисковать ими…»       «Комацубара должен умереть…»       «Разве этого я хотел?»       — И что ты хотел? — в голосе главы слышались нервозность и раздражение. Когда тот развернулся, Ёсиока увидел общую картину: красные глаза, в которых было полно недоверия, растрёпанные чёрные волосы и искусанные губы. Таким сейчас был глава клана Камо. — Надеюсь, это действительно что-то важное.       Удивительно, но Дэйсьюк до сих пор сомневался в правильности собственного решения.       «Он предатель, значит, доложить я должен. Тем более сам Годжо Сатору взялся за помощь клану Камо…» — размышлял Ёсиока мысленно. Но в голове теплилась идея о том, почему на самом деле он сейчас стоит здесь.       — Я знаю, кто предатель.       Как будто после того, как Дэйсьюк дал показания, должно было прийти облегчение. Однако его не последовало. Ёсиока возвращался домой, думая о том, что груз с плеч его не спал. Наоборот, начал давить сильнее.       «Теперь он умрёт, — сказал себе Ёсиока мысленно, остановившись посреди улицы. — Этого я хотел? Стоп… разве я сделал это не потому, что он предатель? Я… Я запутался».       Кто-то грубо толкнул его плечом, Дэйсьюк поднял взгляд на этого человека и ужаснулся, когда увидел лицо Комацубары. В ужасе он сделал ещё несколько шагов назад и снова его кто-то задел. Взгляд скользнул и на этого человека. Снова то же лицо. И снова тот же ужас, сжимающий сердце как тиски.       — Молодой человек, с вами всё хорошо? — спросил кто-то из «неравнодушных», когда Дэйсьюк упал на колени, сжимая ткань рубашки в области сердца.       «П-почему? — мысленно спрашивал он себя. — Почему я вижу его везде?..»

***

      Голова раскалывалась, всё тело предательски болело. Хотелось пить… невероятно сильно хотелось. Сейчас Ёсиока был согласен даже на сточные воды, лишь бы хоть как-то смочить горло. И Дэйскьюк даже нашёл в себе силы попробовать подняться, но его попытка провалилась. Головная боль сопровождалась ломотой в теле. Ноги были будто ватными. Ёсиока почти встал и снова упал, но уже на колени.       — Рад, что ты наконец проснулся.       «Этот голос…» Ёсиока всё ещё не мог поверить в реальность происходящего. Когда он вышел из клана Камо, то надеялся, что призраки прошлого не настигнут его. Казалось, он обезопасил себя, примкнув к самому Годжо Сатору. Но Минору стал единственным призраком прошлого, который догнал его, стирая в кровь пятки, не жалея своих сил, убивая себя, в конце концов.       — Даже не посмотришь на меня? — точно выстрел в голову, прилетел вопрос.       Дэйсьюк медленно повернул голову к источнику звука. Минору сидел на стуле, скрестив руки на груди.       — Почему я не связан? Где Харада?       — Тебе следует волноваться о себе. В любом случае участь у вас одна. И неизбежная.       — Она не виновата ни в чём! Отпусти её!       — Виновата. Виновата в том, что поверила жалкому щенку, который сидит передо мной.       — В твоём предательстве нет моей вины!       — Нет твоей вины?! — Комацубара подорвался с места и стремительно пошёл в стороны Ёсиоки. — А кто запудрил мне мозги?! — Он схватил Дэйсьюка за горло и начал душить, нависнув сверху. — Кто согласился на мой план, а потом сдал?! Кто?!       — Человек, который не хранит верность работе, не может быть верен кому-то! — с яростью крикнул Ёсиока в лицо Минору.       — Работа ничто по сравнению с тем, кого тебе дорог! — ещё громче завопил Комацубара. — Ничто! Слышишь?!       — Чёртов притворщик! Если бы клан Камо узнал о предательстве, что было бы с моей семьёй?! Они всё для меня, слышишь?! Они, не ты!       Комацубара замер. Хватка ослабла.       — Если я притворщик, то почему был готов найти деньги для твоей семьи? — спросил шёпотом.       Ёсиока не нашёлся в ответе. Вместо этого он только лишь смотрел в глаза тому, кто сжимал его за воротник рубашки. И почему-то сейчас, смотря в его полные боли и ненависти глаза, он не ощущал ничего, кроме страданий.       «Почему… Почему?!»       — Ты… — Он сжал кулаки. — Ты мерзкий, жалкий! — Первый удар. — Я был готов, был готов поступить так же, как и отец! — Удар по рёбрам. Хруст. Что-то сломалось. — Я был готов найти деньги и увезти нас, куда душа пожелает! — Ёсиока лежал на земле и почти не реагировал на удары. Только тихие вздохи были свидетельством того, что Дэйсьюк всё ещё живой. Пока что. — Но ты, лицемерный жалкий ублюдок, выбрал быть кошельком для своих родителей, которые никогда не дадут тебе и трети того, что дал им ты! — Ещё несколько ударов. — Ты даже любить не можешь, потому что боишься, что маска их милого послушного мальчика треснет, чёрт тебя дери, Ёсиока! — голос Комацубары почти сорвался. Удары прекратились. — Я ненавижу тебя. Я поверил тебе. Думал, ты веришь мне. Но оказалось, что я только трачу время. Лучше умри. Лучше умереть, чем жить таким ничтожеством.       — Ты п-прав, — промычал Ёсиока невнятно в ожидании очередного удара, но его не последовало.       Минору снова замер.       — Повтори, — потребовал.       — Ты слышал, — произнёс уже чётче. — П-помнишь… что т-твоя мать говорила о свободе… Н-наконец-то я понял. Я понял. Я понял. Я понял… — повторял он как безумный.       — И что же ты понял? — спросил сухо.       «Понял, что всю жизнь был действительно хорошим сыном и братом. Но человеком… Человеком я и не был вовсе. Я был машиной, которая сжигала все свои чувства в огне безразличия. И теперь умру. Мама… папа… простите. Камэ… Коу… я облажался. Надеюсь, вы сможете меня простить. И…»       — Минору, — позвал он шёпотом.       — Говори.       — Освободи меня.       В момент рождения младенец открывает глаза и делает первый вздох — это начало его жизненного пути. Ёсиока открыл глаза только на смертном одре. И с последним вздохом он понял, что эта секунда озарения была дороже всей его жизни. Он поднимался по длинной лестнице с закрытыми глазами, думал, что дорога ведёт прямо к вратам рая, а когда наконец разомкнул веки, то осознал, что добровольно спустился в ад.