Однажды в Грёнеборге

      Она не дотягивалась буквально чуть-чуть. Смесь глины и соломы, которой дыра в кровле (она же потолок) была когда-то небрежно замазана, растрескалась, и теперь вода капала на обращённое вверх лицо Анетт, грозя превратить исключительной чёткости линии на веках в уродливые подтёки. Судя по щипанию в глазах, часть краски туда уже проникла. Это точно был мигрирующий макияж, а не слёзы, потому что в коллекции выражаемых внешне эмоций плач у фру Хё отсутствовал. В руках Анетт держала пасту, которую они с Юлиане использовали для изготовления изложниц для литых украшений. То, что выдерживало расплавленный металл, точно сможет противостоять дождю — рассуждала она, в очередной раз подпрыгивая и чудом не ломая лодыжку при приземлении на каблуки высотой с Хёгкулл’е. Осознав бесперспективность этого подхода, она посмотрела на стул и стоящую рядом с ним метлу. Подтащить устойчивое сиденье и встать на него было разумно, налепить пасту на конец черенка и просто ткнуть раз в потолок — быстрее.       Когда через пару минут фру Юлиане появилась из двери позади салона, она застала в высшей степени впечатляющую картину: пальцы Анетт с длиннейшими тёмно-синими ногтями продолжали сжимать метлу, тогда как по её лицу и светлым прядям струился поток воды, смешанный с сухой травой, прошлогодними листьями и глиной. Возможно, куда-то в эти роскошные локоны приземлилось и ласточкино гнездо, что уберегло птичьи яйца от неминуемой гибели. Фру Хё чихнула. Гнездо упало. Ласточка теперь этой весной могла сосредоточиться на карьере, а не на семье. — Случайность или злой рок? — поинтересовалась фру Андэшдоттер. — Возможно, я дура, — сказала фру Хё, выплёвывая перо. — Невозможно. Ты же правильно посчитала размер подати в прошлом месяце. — Юлиане достала из кармана кожаного фартука белоснежный платок и принялась осторожно вытирать пострадавшее лицо. Ей пришлось привстать на цыпочки, потому что в кузнице она каблуков не носила и сразу начинала значительно проигрывать в росте. — Это была первая такая удача в этом году, — вздохнула почти гений математики. — У тебя лучший глазомер в королевстве, — не сдавалась Юли. — Ой, скажешь тоже! — отмахнулась Анн. — Я же потом измерила это дерево и там ошибка была в два тума! — Но оно не задело мастерскую, не так ли? И неточность в два тума при высоте дерева в двадцать олнов — это неточность в ресницу.       Они говорили о том случае в декабре, когда нужно было срочно спилить дерево напротив мастерской. Срочность была связана со зверским холодом, из-за которого владелицы заведения уже подумывали поменяться гардеробом с рыбаками и одеться в бесформенные штаны, толстенные свитера и натягивающиеся на уши шапки. Рыбаки не согласились. Пришлось идти в королевскую канцелярию и просить разрешения избавиться от мёртвого дуба. Юлиане вещала о его опасности для прохожих, Анетт улыбалась советнику по содержанию городских зданий и улиц. Прошение их было удовлетворено. Все сделали вид, что не поняли, что эти двое просто нуждаются в дровах.       Вооружившись дозволением и пилой, две фру, поёживаясь от холода, стояли тогда, взирая на высоченное дерево и раздумывая, упадёт ли оно на их мастерскую или приземлится в непосредственной близости. — Солнце! — сказала вдруг Анн. — Да, детка? — повернулась к ней Юли. — Да не ты. То есть не только ты. Я говорю про эту штуку, — она ткнула длинным пальцем в негреющий жёлтый круг в небе. — Оно поможет мне вычислить высоту этого дуба.       И вот так, пользуясь небесным светилом, знаниями о том, что её собственный рост составляет 3 олна и 1 кватер, и веткой, которой она вычерчивала на снегу уравнения, фру Хё выяснила, что ширины улицы хватит.       Совместное распиливание ствола помогло им согреться и обеспечило работой дровосеками на весь остаток дня. Зато вечером в камине плясал огонь и можно было спать без веса дюжины шкур и одеял — хватило и полдюжины. — Да, ты права, я всё-таки великолепна, — кивнула Анн. — Но тем не менее я сделала хуже, — она указала на отверстие над ними, из которого беспрепятственно лила вода, растекаясь лужей у них под ногами и угрожая испортить сухолюбивые туфли. — Я принесу ведро. А когда рассветёт, залезем на крышу и посмотрим, что можно сделать. — Можно сжечь эту халупу и уплыть за море, — предложила фру Хё. — Мы с тобой не настолько хорошо плаваем, а средств, чтобы заплатить за путешествие, у нас нет. Сколько у тебя сегодня было посетителей? — Если не считать того, который сбежал через пару мгновений после начала сеанса? Ноль. — У меня два заказа, но лучше бы ноль, — Юли подтащила ведро и упала на стул, вытянув перед собой ноги и устало закрыв глаза. — Снова просят глупости? — Анн встала за спинкой стула и начала массировать уставшие плечи Юлиане. — Уверена, что хочешь знать? — Я закалена годами контактов с остолопами, так что не бойся за меня. — Первый ещё ничего, попросил выгравировать: «Лучше быть последним среди избранных твоим королём и Господом, чем первым среди неизбранных». — Это… слишком глубокая мысль для меня, — Анн прыснула от смеха, сняла с Юли косынку и, позволив её блестящим тёмным волосам рассыпаться по спине, погладила её по голове и чмокнула в макушку. — Угу. А второй… «Если я молчу — значит, желаю, чтобы за меня говорили мои поступки. Не считайте мои слова, считайте врагов, которых сразила моя рука, и женщин, которых покорил мой фаллос». — Святой Олаф! — И Святая Эбба в придачу. — Во-первых, это же слишком длинный текст. Враги не успеют прочесть его до того, как он сразит их своим фаллосом… — Рукой. — А почему не копьём, например? — Потому что он на самом деле не знает, как сражают врагов? — Очень похоже на то. А ты спросила, где можно посчитать число всех этих сражённых? — Да. Мы обсудили это с его слугой. — Нигде? — Да, он тоже подозревает, что ноль плохо поддаётся подсчёту. — Но это опасные шутки, моя дорогая. Некоторые слуги могут донести. — Ты права. Я постараюсь вести такие разговоры только с тобой. Но тебе не кажется странным и возмутительным, что они запретили некоторые слова и мотивы в рисунках на теле, но позволяют всё на доспехах? — Кажется. Ох, если запретят черепа и змей — мы пропали, — фру Хё обняла печально вздохнувшую Юлиане, положив подбородок ей на плечо. Тут дверь распахнулась и появившаяся в проёме тёмная фигура не очень трезвым голосом возвестила: — Дамы! У меня для вас плохие новости! — Нам нужно научиться запирать двери, — сказала Аннет, поправляя всё ещё мокрые волосы, которые не хотели выглядеть не ужасно. — Да, замок и заклинание — вот что остановит нечисть и дурные вести в следующий раз, — кивнула Юлиане, поднимаясь и вскидывая подбородок.