Однажды в Грёнеборге

— Я не нечисть, — обиженно сказал человек, пересекая комнату и падая на длинное кресло, предназначенное для посетителей. Фру Анетт с неодобрением посмотрела на грязные следы, оставленные на полу, как будто они могли что-то испортить для и так залитой дождём поверхности. Но когда она смиренно вздохнула и подняла взгляд на пришедшего, её глаза с подозрением сощурились, потому что мужчина пытался развязать завязки на штанах, чертыхаясь и причитая, что опять всё затянулось в непреодолимый узел и неужели лучшие умы пяти королевств не могут придумать какой-то более простой и удобный способ удерживать штаны выше щиколоток. — Что вы делаете? — в один голос спросили хозяйки салона. — Хочу показать вам плохие новости, — он покачал головой, недоумевая, как это и так было неясно, если он объявил цель визита с порога. — О, так дурные вести о вас, и нас не касаются? — с облегчением спросила Анн, решив подойти ближе. — Ну, как вам сказать… — мужчина справился, наконец с упрямым предметом своего гардероба и теперь демонстрировал нечто чёрно-синее, бесформенное и абсолютно богомерзкое. — Фууууу! — Анетт в ужасе и отвращении прижала руку ко рту. — Меня сейчас стошнит, — объявила Юлиане, утыкаясь в её плечо. — Поверьте, я разделяю испытываемое вами омерзение, — посетитель смотрел на них несчастными просящими глазами. Если бы вы увидели его в первый раз, ничего не зная об устройстве этого человека, вам бы могло показаться, что его губы предательски дрожат, но знакомые знали, что такое невозможно, поэтому притворялись, что ничего не замечают. — С этим можно что-то сделать? — Я бы вам ногу сразу отрезала, это проще, чем пытаться что-то исправить, — фру Хё, наклонилась ближе к его беде, чтобы точнее рассмотреть границы пятна. Оно начиналось на три тума ниже выступающей кости бедра и стекало вниз как минимум на тварханд. После надавливания пальцем не без применения ногтя, пациент ойкнул, а чернота на его ноге как будто попыталась отодвинуться. — Что там? — спросила Юли, с опаской поглядывая на происходящее сквозь закрывающие глаза пальцы. — Это чума? — Это глупость, — констатировала Анетт. — Эй, вы не можете такое мне говорить, я принц! — воскликнул несомненно глупый человек, хоть и принц. — Как будто одно другому мешает, — фру Хё отошла к умывальнику и вымыла руки. — Я навсегда останусь уродом? — принц всё ещё неудобно держал штаны, чтобы невзначай не продемонстрировать больше своего тела, чем приличествовало в обществе дам. — Да нет. Вы просто старайтесь не разоблачаться при свете, ваше высочество, никто ничего и не заметит, — успокаивающе сказала Анн. — О нет, не выйдет! И кстати, я такое видел, вы не поверите! — принц таинственно замолчал. Девушки демонстрировали потрясающую выдержку, поглядывая на него скорее скучающе, чем заинтересованно. — Там были люди с совиными головами! — Точно нет, — хмыкнула Анетт. — Где «там»? — уточнила Юлиане. — В Ульм меня уже не берут, говорят, я слишком взрослый, — принц скривился. — Так что я в этом нелепом положении, когда я слишком взрослый для Ежегодных королевских встреч, но слишком незрел для собственных владений, ладно хоть на Всемирные Летние игры допустили. Я победил всех в метании булыжника! — с гордостью заявил он. — Поздравляем, — ровно ответила фру Андэшдоттер. — И у кого там совиные головы? У нидерхуггенов? — Да нет! Видел я этих нидерхуггенов — ничего особенного, они прямо как мы. Нет, там были новые участники, ооооочень издалека! Я об этих землях только на уроках пару раз слышал. Их одежда и наружность — необыкновенны!       Фру Хё зажала верхнюю губу между пальцами и оттянула её вперёд, потом издала пару ухающих звуков, расхохоталась и объявила: — Нет, сложно понять, как они говорят. У них есть язык? А клюв обычный или увеличен? — Да несерьёзно я про их головы! Я известен своими изобретательными шутками. Головы у них почти обычные, за полдня привыкаешь, потом не замечаешь разницы, а вот… — он помедлил, подбирая слово, — …признаки, присущие мужчинам… — Ваше высочество, вы зачем рассматривали чужие признаки? — прищурившись, спросила Анн. — Да не рассматривал я намеренно! Это просто происходит. Ну, знаете, вот в уборной, скажем… Ох, простите, откуда вам такое знать! — Мгм... — девушки обменялись взглядами. — Неоткуда. Потому и диковинность фаллосов — это же так называется? — мы не поймём, мы же и обычных, скучных, отродясь не видели. — Тогда не буду спрашивать, можете ли вы мне тут клинок изобразить, — принц махнул куда-то себе ниже пояса. — Ваше высочество, вы сколько выпили? — спросила Юли, схватившись за грудь, за которой находилось сердце. — Да немного! Я думал, вы мне тут что-то исправите, и это больно будет, вот и подготовился. — Господь всемогущий! Сначала ответьте мне, как вам, наследному принцу Йостад-Несс-Найгаарду пришла в голову идея про… хм, клинок? — спросила Анетт. — О, это очень смешная и трогательная история! Я уже говорил вам, что я известный шутник и весельчак? — Когда-то упоминали, да. — В общем, это шутка, понятная только нам с Максом… с его высочеством Рисбергом-Скау, так что он будет в восторге! Или нет, — Эрланд вдруг задумался. — Мне начало казаться, что такое не надо делать неожиданно. — Ожиданно тоже. А теперь самый важный вопрос: где вы сподобились заполучить себе этот кошмар на ноге? — то, как Анн произнесла «кошмар», выдавало её южное происхождение: она не добралась до звука «р», но очень задержалась на «а».       Принц виновато повесил голову и еле слышно прошептал: — В Бьёорнштаде. — О нет! — фру Хё побледнела от возмущения. — Только не говорите мне, что вы пошли к Ноймаершэфербергману! — фамилию этого презренного человека, непонятно каким образом выдающего себя за мастера нательных рисунков, она выплюнула без единой запинки, но каждый слог был отторгнут её языком, как нечто мерзкое и недостойное колебаний воздуха, которые его переносили. — Но что мне было делать, если у вас то, что я хотел, запрещено, а там — нет? — попытался оправдаться Эрланд. — Да что за вызывающий негодование короля ужас хотели вы начертать на себе? — Совсем не видно?       Обе фру помотали головами. — Да там сердце, обвитое лентой, а на ней: «Вручаю тебе сердце своё на веки вечные». — А, ну понятно, — Анетт воздела глаза к потолку. — Кодекс запретил изображать органы человека, ровно как и любой живой твари, но цитаты из священной книги можно пока. — Ну, там в конце я подправил немного, и вместо имени божества мы написали МКРС, — губы принца Найгаарда растянулись в улыбке. — Так он Максимилиан Кристоф? — уточнила Юли, проговорив что-то про себя. — Кристиан. — Богохульник вы, ваше высочество. — Так я не хотел на видном месте делать! Но теперь-то что об этом говорить… — И как вы представляли исправление этого очередного чернильного пятна на репутации Ноймаершэфербергмана? Если бы он знал, что такое репутация. — фру Хё поджала губы. — Не знаю… Может, вы сдерёте тут кожу и прижгёте? — высказал мудрую мысль Эрланд. — Это поможет? — Это поможет нам всем видеть новые кошмары и всюду чувствовать запах палёного мяса. Кроме того, вы перепутали нашу профессию — мы не лекари и шкур с людей не сдираем. — известила его Анетт. — Что же мне — уйти ни с чем? — Ладно, мы подумаем, — девушки обменялись взглядами и кивнули друг другу. — Что мне сделать: сесть, лечь, встать? — Сначала встать, потом пойти, — Юли зевнула. — Сегодня слишком темно для работы. И тут нужно убраться — мы не работаем в грязи. — А можно мне тут на ночь устроиться? — просяще взглянул на них Эрланд, натянув наконец штаны. — Я неприхотлив. Вон в том углу лягу на пол. — Там пауки могут быть, — предупредила Анн. — Пф-ф-ф! Я не могу такого испугаться! А если в этом кресле — можно? Им же трудно будет сюда забраться? — Хорошо, оставайтесь, но сделайте потом вид, что ранним утром пришли. Мы приличные девушки, и у нас не может ночевать посторонний мужчина, — попросила Юлиане. — Конечно, дамы, не беспокойтесь! Я всё понимаю в приличиях! — Эрланд закинул руки за голову и практически мгновенно уснул. — Ну что, пошли в комнату изучения свойств веществ и посмотрим, что с этим олухом можно сделать, — Анетт устало поморгала. — Идём, я захвачу дополнительные свечи, — Юли быстро обняла подругу и проскользнула в кладовую.

***

      Кажется, в здание ударил таран. Другой версии у фру Анетт и фру Юлиане, когда они подпрыгнули в постели от грохота, не было. Юли сразу достала из-под кровати топор, а Анн схватила со стула накидку, в которой стала походить на монахиню ордена святой Линнеи: мир видел только её глаза и кисти рук. — Осторожнее, — шепнула фру Андэшдоттер, когда увидела, что поддельная монахиня идёт к окну. Та только кивнула и распахнула створки.       Внизу ничего подозрительного не наблюдалось. Час стоял ранний и, так как салон располагался не на пути от городских ворот к центральному рынку, на пустынной улице не было видно даже крестьян и торговцев на телегах, сонно следующих к месту работы. — Смола в моём котле никогда не перестаёт кипеть! — на всякий случай крикнула Анетт. — Правда? — из-за угла дома выглянул Эрланд. Он на секунду нахмурился, но почти сразу улыбнулся и помахал рукой. — О, это вы, фру Хё? Доброе утро! Не узнал вас — к известности! — большая часть принца так и оставалась вне видимости, и теперь оттуда послышалось какое-то шипение, после чего его высочество снова посерьёзнел и прорычал: — Что ты сказал, презренная скотина? Простите за эти грубые слова, которые вам пришлось услышать, фру Хё! — Не Хё, а Шё! Sjö произносится как Шё! — послышался ещё один — сдавленный, но от этого не менее злой — голос. — А может, обладательница фамилии лучше знает, как она правильно произносится? — гаркнул Эрланд. — Ваше высочество, кто там у вас? — спросила Анетт Хё, и никак не Шё. — Э-э-э… никто. Не обращайте внимания! — Вас поглотит геенна огненная! — выкрикнул никто, за чем сразу же последовал тот же звук, что разбудил обитателей дома. — Эрланд? — с подозрением спросила Анн. — Да? — снова выглянул из-за угла принц. — Что вы делаете? — Я не хочу вам об этом рассказывать. — Почему? — Вы расстроитесь. — Хорошо, не рассказывайте, но покажите.       Эрланд очень энергично замотал головой. — Это… некрасиво. — Ваше высочество, вы уже забыли, что без колебаний продемонстрировали нам вчера? По-вашему, это было прекрасно и достойно восхищения? И тем не менее, вы не могли не заметить, что мы с фру Андэшдоттер не упали в обморок. — Это тоже неправильная фамилия! — снова высказался отчаянный эксперт по семейным наименованиям. — Заткнись уже! Ну что за непонятливый человек, — Эрланд решил всё-таки выйти с задворок, таща за собой ворох чёрного тряпья. Остановившись под окном, он встряхнул свой груз, придав ему почти человеческую форму и заставив посмотреть вверх. О том, что перед вами человеческое лицо, можно было догадаться только по тому, что располагалось оно в передней части шара, венчающего тело. В остальном эта залитая кровью поверхность с приплюснутым носом могла быть чем угодно. — Вы били им об дом, — утвердительно сказала Анн. — С ним всё в порядке! С домом. Там тёмная стена, не видно загрязнения. — успокоил её принц. — Зачем вы это делали? Вы думаете, я первый раз слышу рекомендации о том, как мне следует себя называть? Я могу это пережить. — Да нет! Это он только что начал. Этот негодяй пытался испортить вам фасад! — Так, стойте там, я сейчас спущусь, — Анн дала Юлиане знак, что топор в этот раз не понадобится, и, сбежав по лестнице, вышла из салона через главную дверь. Его высочество Найгаард уже ожидал там, придерживая преступника, обзор которому всё время застилала струившаяся со лба кровь. Негодяй вытер её рукавом, бросил на Анн взгляд исподлобья и выплюнул: — Богопротивное создание! — Не моя вина, что вы явились без приглашения и вынудили меня показаться непричёсанной и без макияжа, — отмахнулась фру Хё. Она рассматривала повреждения на фронтоне своего места работы. На стороне, обращённой к дороге, не было окон, справа располагалась дверь, довольно низкая для любого, а для хозяек — и подавно, а вся левая часть была выкрашена в чёрный цвет с нанесёнными уверенной рукой очертаниями розы, обёрнутой тёрном, и словами замысловатым, но читаемым шрифтом: «Рисунки на теле: Чётко. Навсегда». И, чуть мельче, понизу: «Ни одного случая гангрены. Также производим украшения, похожие на драгоценности, чиним доспехи, наносим гравировку. Недорого. Говорим на северных наречиях, тускском и франкском». Теперь же кто-то внёс изменения, коряво добавив и зачеркнув слова, в результате получив: «Рисунки на теле: Чётко. Твой грех и стыд навсегда будут с тобой» и «Говорим на северных наречиях, тускском и франкском с диаволом и его преспешниками». Ну и совсем исполинскими буквами начали писать какое-то слово, но были прерваны на «П». — Не знаю, с чего он взял, что вы пираты? — почесал в затылке принц. — Не пираты, а… — захотел внести ясность и так изрядно покалеченный человек, но в этот раз уже Анетт как следует наступила ему на ногу тяжёлым деревянным башмаком, и вместо объяснений он выбрал стоны и не нацеленные ни на кого ругательства. — Видите, я сразу понял, что и без его мерзкой крови тут хватает проблем, поэтому отвёл за дом, — похвалил себя Эрланд, не дождавшись признания своей сообразительности от Анн. — Как вы его поймали, ваше высочество? — только и спросила она. — Я чутко сплю, а этот простак подумал, что можно прийти и, начать безобразничать, ещё и бормоча что-то довольно громко про чертей, ведьм, ад — в такие моменты я никогда не жду ничего хорошего. Так что я покинул дом через кузницу и застал его врасплох. А потом разбудил вас лишним шумом, в чём искренне раскаиваюсь. — Почему ты пришёл к нам? — спросила Анетт. — В этом городе у нас нет соперников, мы никому не причинили вреда, да мы даже на улицах редко показываемся — нужно очень постараться, чтобы начать держать на нас зло. — Вы посмели нарисовать тут терновый венец! На вашем рассаднике разврата! — шмыгая разбитым носом, предъявил самое страшное обвинение охранитель колючих кустарников. — Уверяю тебя, я так давно не видела разврата, что начинаю забывать, как он должен выглядеть... — закатила глаза фру Хё. — Лжёшь, дьявольское отродье! — Поразительно, как некоторые люди уверены, что знают обо мне больше, чем я сама. — А давайте я ему руку сломаю! — с энтузиазмом предложил Эрланд, оглядываясь по сторонам. — Дверью! — Не надо, — не согласился с предложением непрошенный редактор вывесок. — Я сотру, что написал. С вашей стены, но не из моей головы. — Всем плевать, что происходит в твоей тупой башке, — сообщил ему принц. — Дамы, вы принимаете его предложение? — Нет, — покачала головой Анн. — Я не хочу, чтобы он и минуты лишней находился рядом с нами. — Ясно тебе? Если покажешься поблизости ещё раз, вряд ли так просто отделаешься! — Эрланд отпустил загривок человека, и тот тут же рухнул на мостовую. — Не покажусь. Но придут другие. — А вы там вообще не заботитесь друг о друге? Ты не можешь им передать, что я тебе сказал? — А кто ты… вы? — Ты в своём уме, червь ничтожный?! Я - его высочество принц Эрланд Хаакон Матс Олан Торальф Видар Йостад-Несс-Найгаард! — Нет, не запомню. Мало ли вас, принцев, в Грёнеборг приезжает...       За эту реплику о якобы неуникальности принцевого статуса он получил пинок и как смог быстро отправился восвояси, а Анетт ещё раз грустно посмотрела на фасад и сказала: — Перекрашивать надо. Что ж, зато используем новый шрифт. Мы его назвали «Новые Времена Готик». — Я бы «Готик» на первое место постави,. — подумав, сказал Эрланд. — Нет, нам так удобнее запоминать особенности начертания каждого шрифта. Идёмте, Эрланд, соберём что-то на завтрак и займёмся вашим ужасом. — Я могу без завтрака. — А я — нет. К тому же, так меньше вероятность, что вы сознание потеряете. — С чего мне сознание терять? Вот мне один раз стрела в плечо прилетела, так я так и продолжил сражаться. Хотите шрам покажу? — Нет, спасибо, — Анн уже направлялась в дом. Эрланд последовал за ней и вскоре к ним присоединилась Юлиане. — О, фру Андэшдоттер, у меня к вам ещё одна просьба, — принц порылся в мешке и извлёк помятую металлическую пластину. — Сделаете? — Что вы хотите написать? — не без опаски спросила Юли. — Да нет, это опознаватель, он немного… испортился, — он передал вещь девушке, а она, критически взглянув на искорёженный кусок железа, на котором с трудом можно было разобрать JNN-2, спросила: — И как это вас угораздило? — Удар неприятеля. — Ваше высочество, вы вот всё время упоминаете какие-то сражения, неприятелей и битвы, а ведь поблизости нет войн, — отметила Анетт. — Ага, нет, — с готовностью согласился Эрланд. — Но учения-то есть. Там тоже опасно. Вот мы пару дней назад проверяли кое-что важное, и мне сбили опознаватель. — И что вы проверяли? — Можно ли на скаку сбить опознаватель коротким мечом. Он же не в очень доступном месте, а меч, как понятно из названия, не длинный, и скорость ещё… — Святая Кларисса, заступись за нас! — молитвенно сложила руки фру Хё, а Юлиане поинтересовалась: — Ну и как? — Можно. Почините? — Легче новый сделать. — У тебя будет на это время, когда я буду пытаться исправить дело рук Ноймаершэфербергмана. А пока не могла бы ты подготовить его высочество и место работы, а я подготовлю себя? — попросила Анетт, которой не очень удобно было есть, доставляя себе пищу под накидку. — Да, конечно, дорогая, — ответила Юли, легко пожав руку фру Хё.       Вскоре Эрланд обнаружил себя за раздвижной ширмой, которой кресло для посетителей отделили от остального помещения, а фру Андэшдоттер осторожно поворачивала на потолке что-то, состоящее из стекла и зеркал. Вещь эта призвана была улавливать свет от окна в светлое время, и от свечей — в тёмное, и направлять его на рабочее место. Принц же в недоумении вертел в руках… нечто. Нечто было очень небольшое и холщовое. Так и не поняв, что перед ним, он сдался и спросил: — Что это? — Вам придётся снять штаны, ваше высочество, так как область обработки довольна обширна, а мы бы не хотели смотреть на ваш… признак, присущий мужчинам, всё время — нам может надоесть и наскучить, а мы бы очень хотели сохранить яркость впечатлений. — М-м-м, хорошо. Но как это надевать? — Эрланд, там буквально три отверстия, и вы знаете, на какую часть тела это натягивается, как это может быть непонятно? — Но разве отверстие не должно быть одно? — Святая Эбба! Нет. Это же как штаны, только без штанин. — Понял! Чего только не увидишь в вашем Грёнеборге! — со смехом покачал он головой и отошёл за… то есть перед ширму, чтобы уберечь целомудренный взор Юли от неподобающего зрелища.       А когда в салон спустилась свежая и прекрасная Анетт, началась пытка. Эрланд вцепился руками в деревянные ручки, а по лицу его струился пот и, возможно, слёзы, но никто бы не решился сказать такое вслух. Мастер же невозмутимо снова втыкала иглу в его бедро, обращаясь с простой просьбой: — Ваше высочество, вы не могли бы не потеть, где я работаю? У нас и так большие сомнения в том, что наш метод будет работать, как надо, а вы добавляете новую жидкость. — Я… я постараюсь. Всемогущий господь! За что мне эти страдания? — За то, что делаете глупости, — напомнила фру Хё. — А, да. — Я удалю тёмную краску, где вижу вздутости, а потом мы внесём светлый тон, который, если повезёт, всё покроет. Это будет очень трудно и очень долго. И когда мы делали пробы, краска иногда уходила в более глубокие слои, так что, возможно, придётся повторять процедуру. — Вы уже делали это? — На живых людях — нет. — Живых… что? — Вам показалось. Я имела в виду, что мы пробовали на свиной ноге. — О. А-а-а-а-а! Никогда больше! — Никогда? — с сомнением посмотрела на него Анн. — В этом месяце — никогда. Но когда заживёт, вы же сделаете то, что я изначально и собирался? — Эрланд, вы неисправимы. — Я хорошо заплачу. Вам же нужны деньги на переезд? — Что? — Ну, тут полно… нехороших людей. Говорят, в прошлом месяце подожгли салон мадам Греты. Нет, у вас совсем другое дело, не подумайте! Но я беспокоюсь. — Мы никуда не уедем! — уверенно сказала Анн, но руки её чуть заметно задрожали, поэтому пришлось сделать перерыв и выпить настойку валерианы.