Поняла и разложила

После секса Ханджи всегда становится прежней. — Помнишь, что я тебе рассказывала про марлийские летающие машины, а, Леви? — спрашивает она и выжидающе приподнимается на локте. — Про самолеты. Они лежат вместе на узкой кровати в комнате Ханджи. Последние лучи вечернего солнца проникают сквозь маленькое окно, падают на заваленный стол. Истертые простыни скомканы, а на полу валяются две пары брюк, пинком сброшенные с кровати. Оба остались в белье и солдатских рубашках. Они никогда не парились и не раздевались целиком, чтоб получить друг от друга то, что предлагало их маленькое соглашение. Однако, теперь рубашка Леви слишком мятая и на ней нет верхней пуговицы; вне комнаты Ханджи в таком виде не покажешься. Впрочем, Леви признает: в такие моменты он совсем не против мелкого хаоса. — Ты постоянно несешь всякую хрень, — говорит Леви, хоть это больше и не так. — Не жди, что я всю ее буду помнить. — Да ну, Леви! — Ханджи тыкает его в плечо. — Ты меня слушал, я знаю. Ты же постоянно вставлял свои язвительные шуточки. Вздохнув, он сдается: — Распределение веса важнее, чем сам вес, как-то так? — Именно так, Леви, именно так, — сияя, говорит Ханджи. Она переворачивается на спину и, глядя в потолок и бешено жестикулируя, продолжает: — На днях марлийские инженеры объясняли, как работают их летающие машины, и я кое-что поняла. — И сейчас ты мне это по полочкам разложишь. — Верно, — отвечает она. — Ты же знаешь, что титаны легкие. Немногим тяжелее нас с тобой. Но их просто так не сдвинуть, и они способны приложить силу в несколько тысяч раз большую, чем должны бы. Они могут вырвать из земли дерево или одним взмахом уничтожить здание. — Угу. — Леви пытается хмыкнуть раздраженно, но у него получается только ласково. — Пока я впервые не увидела дирижабль, я и представить себе не могла, что в небо может подняться что-то настолько огромное, — продолжает Ханджи. — Даже не думала, что это возможно. Но теперь я поняла, что размер не важен, и всё дело лишь в приложенной силе и распределении веса. Знаешь, о чем это говорит? Если взять снаряжение, которое будет правильно задействовать воздушные потоки, то, предположительно, титаны смогут летать. Она поворачивается к Леви, с маниакальной улыбкой ожидая его реакции. В ее единственном глазу сияет тот самый свет, который Леви почти не видит уже несколько лет — с тех самых пор, как Ханджи стала командором. Пожалуй, ей самой и заметить некогда было, что он потух. Но Леви всегда замечает — в мелочах, — как обязанности командора сказываются на Ханджи, даже если этого не видит никто другой. Даже — и особенно — она сама. — Летучий титан, — повторяет Леви. — Ты, наверное, единственный в мире человек, кого восхищает эта жуткая идея. — Ты безнадежен, — вздыхает она, откидываясь на подушки. — Однажды я найду родственную душу с живым умом. Кого-нибудь, кто тоже понимает, насколько удивительны титаны. — Другого такого же психа, ты хотела сказать, — усмехается он. — Еще одна жуткая идея. — Ну, обычно гениев не признают при жизни, — говорит она и без пауз прибавляет: — Ты же не кончил, да? Леви отшатывается, словно она его ударила. — Чего? — шипит он, уверенный, что ослышался. Молясь, что ослышался. — Ты не кончил, — повторяет она. Ее тон будничный, словно это нормальный ход разговора о физиологии титанов. — Ну, я про эякуляцию. Оргазм. Кто-то считает, что в этом смысл секса — момент, когда вся накопившаяся энергия прорывается, и семя выходит у тебя из… — Я знаю, что это значит, — обрывает Леви, пока она не ляпнула что-нибудь еще более унизительное. Внезапно, но он не может поднять на нее взгляд. — Просто… Просто забей, все в порядке. — Конечно, не в порядке! — вопит она. — Это же не только сегодня… Ты со мной не кончал неделями и думал, что я не замечу? Леви стискивает зубы. — Я думал, тебе хамства не хватит, чтоб это обсуждать, — говорит он и отворачивается к стене. — Хамства? — восклицает Ханджи, садится на постели и нависает над ним. — Я одна расслаблялась, а о тебе не думала. Что может быть хуже? — Обсуждать это, — говорит Леви, глядя в стену. — Как я и сказал. — Но если мы это не обсудим, так дальше и будет продолжаться. Ну Леви! — Она грубовато трясет его за плечо. — Да, сейчас будет немного неловко, но в перспективе наш секс станет лучше. Оно того стоит! Леви вздыхает, смиряясь. Он понимает, что Ханджи не отступится. Это не закончится, пока она не получит ответ, который ее устроит. Ханджи может вдруг заговорить об этом в столовой или после совещания, при других солдатах, при офицерах, — а этого допускать нельзя. — Иногда, — цедит Леви сквозь зубы, — мне бывает сложно расслабиться. — А то я не знаю! — Ханджи смеется и легонько хлопает его по плечу. — Что ж, это доказывает первую часть моей гипотезы. Теперь надо проверить вторую… Что-то в ее тоне изменилось, и это что-то вселяет страх в глубине живота. Страх и… нечто, чего Леви не понимает до конца. Он глядит на нее через плечо: — Гипотеза? Ханджи кивает. — О том, что тебе может понравиться. Знаешь, я сегодня думала: как помочь Леви избавиться от этой гигантской занозы в заднице? — Она игнорирует его убийственный взгляд и продолжает: — В общем, так ко мне и пришла эта идея. Я теперь обязана ее воплотить, ты ж меня знаешь. Он приподнимается на локтях и бросает на нее взгляд. — Может, расскажешь уже? — Я тебе лучше покажу. — Она выскальзывает из постели и берет неприметный бумажный пакет из бардака на столе. — Едва ко мне пришла эта блестящая идея, я не стала тратить время зря. Вещица особенная, и я за ней пошла к самому надежному продавцу… Закрой глаза, хорошо? — Нет. — Леви. — Ну ладно. — Цыкнув, он закрывает глаза ладонью. — Я хотела только посмотреть, разведать, — говорит Ханджи, шурша пакетом. — Но у них оказалось именно то, что я искала! В моем размере, еще и последний экземпляр. — Ясно. Звон металла, звук затягиваемых ремней. Леви сидит с закрытыми глазами, как дурак. — Это был будто знак свыше, что пора, — продолжает Ханджи. — Нельзя было допускать, чтоб кто-то другой добрался до того, что предназначено мне. Вернее, тебе. Щелчок, словно лезвие из кейса встало в рукоять. — Так что я взяла его, и теперь очень этому рада. Можешь открыть глаза. Леви открывает глаза. У него отвисает челюсть. На один безумный миг ему кажется, что Ханджи надела ремни от УПМ. Но реальность куда страннее. — Дай знать, если моя теория неверна, — говорит Ханджи и поправляет огромный стеклянный член, пристегнутый у нее между ног. — Но, скажем прямо, Леви: я думаю, тебя надо трахнуть. Леви не отвечает. Во рту пересохло. — Я такой дрянью себя почувствовала, когда поняла, — говорит Ханджи. — Я здесь месяцами прохлаждаюсь, лежа на спине, пока ты стараешься. А я тебе — никогда и ничего взамен. Знаю, я очень загружена обязанностями командора… Но я тобой пользовалась, и этому нет никаких оправданий. — Я… Мне так не кажется, — мямлит Леви, не сводя взгляда с ее члена. С члена, который она хочет засунуть в него. — Ну, быть может, я немного драматизирую, — с горечью говорит она. — Тем не менее, я сама такая же, и должна была раньше понять, что тебе нужно. Прости меня. — Не надо извиняться, — произносит Леви, все еще пытаясь уложить в голове происходящее. С грандиозным усилием он отрывается от огромной штуковины меж ног Ханджи и встречается с той взглядом. Ханджи улыбается ему: тепло, искренне, сияя. Момент очень трогательный, несмотря даже на то, что на ней сейчас надето. — Спасибо, Леви, — говорит она. — Я благодарна за то время, что мы с тобой провели вместе в последние месяцы. Да, ты не романтик, но ты был со мной рядом и помогал отвлечься, а мне это было нужно. Позволь отплатить тебе тем же. Ханджи протягивает ему ладонь. Леви смотрит на ее ладонь, все еще пытаясь осмыслить ту совершенно немыслимую ситуацию, в которой оказался. Нет ни одной причины согласиться на это. Вообще ни одной. И есть несколько серьёзных причин, почему соглашаться не нужно. Гордость — раз. Размеры надетого на Ханджи дилдо — два. И… И… Третью Леви придумать не может, но уверен, что их еще много. Но с другой стороны… Он уже давно не расслаблялся всерьез, по-настоящему. Он на взводе, как сжатая пружина, с самого возвращения Стены Мария. Его напряжение только растет и не находит выхода. Может, хоть разок?.. Нет. Он прогоняет эту мысль из головы, прежде чем она обретает форму. Будет приятно, подсказывает лукавый голос откуда-то с задворок сознания. Ханджи его взбесила, конечно, — но взбесила своим поразительным умением понимать его, как никто другой, и видеть в нём то, что он так старается скрыть. Никакие пытки не заставят Леви признаться в этом вслух, но гипотеза Ханджи попала в яблочко. Размер этой штуки — настоящий вызов, но Леви никогда не пасовал перед вызовами. — Я… — произносит он, закатывая глаза и стараясь скорчить гримасу, похожую, как он надеется, больше на смирение, чем на что-то иное. — Я не такой дурак, чтоб сопротивляться твоим полоумным идеям. Он пожимает Ханджи руку. Ханджи улыбается и стискивает его пальцы. — Просто расслабься, хорошо? — говорит она. — А я поведу. Леви от расслабления дальше, чем когда-либо. Ханджи тянет его за руку, вынуждая встать, — и он ее слушается. Стоя, Леви странно осознает их разницу в росте. Обычно его не волнует, что он ниже Ханджи. Тем более не волнует, когда они лежат в постели без света. Но сейчас ему приходится запрокинуть голову, чтоб посмотреть на нее, и к щекам приливает незнакомый жар. Ханджи расстегивает его рубашку, не торопясь, аккуратно, пуговка за пуговкой. — Это необязательно, — говорит Леви, подавляя дрожь, когда Ханджи сбрасывает с его плеч рубашку. Та падает комком у его ног. — Тш-ш, — шикает Ханджи и проводит пальцами по его голым бокам. По ним разбегаются мурашки. — Куда ты так торопишься? — Я не тороплюсь, — шипит он. — Просто я… Мы так не делаем. — Потому я и делаю это сейчас, — говорит она. — Не стесняйся. Позволь мне сделать тебе приятно, хорошо? Леви бубнит ругательства себе под нос. Щеки горят. Ее ладони проскальзывают к нему под пояс трусов — Леви ей не мешает. Ханджи спускает их, огладив изгиб его задницы, — он не мешает тоже. Трусы падают на пол. — Вот, — мягко говорит она. — Так ведь лучше? Несмотря на то, что они периодически спят весь последний год, Леви впервые стоит голым перед Ханджи. Она изучает его взглядом, и он краснеет ярче и ярче. После всего, что они вместе прошли, смущаться ему не пристало, — но это требует неимоверных усилий: не удрать от нее в ванную, не спрятаться под одеялом. Самое жуткое в этой ситуации — то, что часть его, именно та часть, которой Леви всегда старался не поддаваться, — сейчас наслаждается. Этой острой уязвимостью оттого, что Ханджи обнажила его тело. Незнакомым ощущением чужой безраздельной власти. Леви дышит медленно и рвано. Его член быстро тяжелеет. — Итак, я никогда раньше этого не делала, — говорит Ханджи, — но, я думаю, стоит начать с пальцев, чтоб тебя разогреть. Как тебе предложение? — Эм, — говорит он неуверенно, — да. Ладно. — Отлично. — Она садится на край кровати и, взяв его за руки, притягивает к себе. — Ложись поперек моих коленей и устраивайся поудобней, хорошо? От этой мысли лицо Леви горит. — Это обязательно делать вот так? — Нет, я просто подумала, что тебе так будет проще, — говорит она. — Не придется смотреть мне в глаза. Это аргумент. — Хорошо, — говорит он, — как скажешь. Ему больно осознавать, что по груди расползается румянец. Леви ложится к Ханджи на колени и тут же прячет в подушку раскрасневшееся лицо. Ханджи всё замечает, конечно, но не ничего не говорит; просто гладит его меж лопаток, по позвоночнику, медленно обводит холодными пальцами каждый изгиб, каждую впадинку. Леви потряхивает. — Что ты делаешь? — У тебя нежная кожа, — говорит она. Будь это кто-то другой, он бы принял это за неуклюжую лесть, но это Ханджи — а Ханджи наблюдательна, она просто не может не примечать детали окружающего ее мира. Это едва выносимо. Холод ее пальцев скользит ниже, еще ниже, но вдруг пропадает. Леви слышит хлопок пробки, и к нему снова прикасаются пальцы — мокрые, скользкие. Ханджи нежно проскальзывает пальцем меж его ягодиц и раздвигает их. Леви резко вдыхает. — Тише, — шепчет Ханджи. Она медленно поглаживает чувствительную кожу возле его входа, водит вокруг него пальцем — и Леви, как бы ни старался, не может сдержать придушенный, совершенно позорный стон, который срывается с губ. Она негромко смеется и гладит его волосы другой рукой. — Что такое, Леви? Ты уже готов? Войти в тебя? — М-м, — мычит он, — да, ах… давай. — Нужно было просто попросить, — говорит она и нежно вводит в него палец. Леви вновь задушенно стонет и утыкается лицом в подушку. Палец Ханджи погружается дальше, осторожно вынуждая его приоткрыться; движется вглубь медленно — так медленно, что Леви чувствует каждый новый миллиметр. Это мучительно: не из-за боли, а потому что хочется большего. — Ого, Леви, ты узкий, — говорит Ханджи. — Это было ожидаемо. Не волнуйся, я тебя подготовлю, и ты расслабишься, станешь мягкий и податливый. Как тебе? Леви отказывается на это отвечать, но он уверен: она своим бедром чувствует, как пульсирует его член. Такого ответа достаточно. Она выходит из него наполовину, и Леви бесконтрольно — к ужасу той его части, что еще контролирует ощущения, — поскуливает из-за этой утраты. Но Ханджи сразу входит снова двумя пальцами. Другая ее рука лениво играет с его волосами. Ханджи начинает раздвигать в нем пальцы, на манер ножниц, раскрывая его еще шире. Леви стонет в подушку, безуспешно пытаясь убедить себя, что Ханджи не слышит, до чего довела его. Ее пальцы изучают его глубже и глубже, словно что-то ищут. — Что… Что ты делаешь? — хрипит Леви. — Я читала, что так можно сделать тебе очень приятно, — отвечает она. — Если ты не против, я хочу найти одно местечко… Всё уже изумительно, хоть Леви никогда бы и не признался в этом вслух. Но Ханджи сгибает палец в точности так, как надо, — и находит то, что искала. Взрывная волна удовольствия прокатывается по его телу. Леви выгибается, задыхаясь. — Ага! Я нашла, да? — восклицает Ханджи — таким тоном, словно открытие о титанах сделала. — Как ощущения? Нравится? — А… А ты как думаешь, черт тебя возьми? — шипит он. — Хватит задавать тупые вопросы, просто… продолжай. Ханджи цокает языком и говорит неожиданно командирским тоном: — Не надо со мной так разговаривать, если ты хочешь сегодня кончить, Леви. Может, занять тебе рот чем-нибудь другим… Ханджи берет его за подбородок и засовывает ему в рот два пальца. Леви рефлекторно начинает их сосать. — Хороший мальчик. Его трясет. Наедине, в спальне, Ханджи никогда не раскрывалась ему с этой своей стороны. Теперь у Леви есть смутные опасения, что его член встанет, когда она будет отдавать приказы остальным. Но его опасений и близко не достаточно, чтоб прекращать. — Не так уж и плохо, да? — спрашивает Ханджи. Леви не отвечает. Он сосредоточен на том, как движутся в нем ее пальцы — туда-сюда; как пальцы другой руки давят на язык. Есть что-то гипнотическое в ее прикосновениях, в ее ритме. Разум Леви очищается от всего остального. — Ты расслабляешься быстрее, чем я думала, — говорит она. — Ты делаешь это не впервые, так ведь? — М-м… Да, — говорит Леви, до сих пор с ее пальцами во рту. — Конечно, да, — говорит она. — И все-таки ты очень чувствительный. Никогда тебя таким не видела. Готова поспорить, что ты у меня кончишь всего от двух пальцев. — Угу. — Ты согласен? — спрашивает она. — Или же… Ты уверен! Уже кончал так раньше, Леви? Леви хотел бы рявкнуть на нее, чтоб заткнулась, но, едва он открывает рот, она сгибает в нем палец — и именно так, что Леви выкручивает в судороге, и вслух прорывается только хриплый стон. — Я так понимаю, это «да», — говорит она. — С собой или с кем-то? Она вынимает из его рта пальцы, чтоб он ответил. Леви задушенно хватает ртом воздух. — И так, и так. Это было… м-м… не один раз. — Ого! Ханджи, не предупредив, вставляет в него третий палец. Леви вскрикивает, и его член, прижатый к ее бедру, мощно дергается. Она говорит: — Так вот чем ты занимаешься, заперевшись в комнате? Часами лежишь на кровати и играешь со своей дырочкой? Леви стонет и подается бедрами вверх, насаживаясь поглубже. — М-м… Ну… ох… иногда. Ханджи, запрокинув голову, смеется. — Леви, ты невероятный, — говорит она. — Но я не хочу, чтобы ты сейчас кончал, хоть ты и умеешь. Хорошо? Вместо ответа Леви жмется к ее бедрам. Член ноет, Леви отчаянно хочется притереться им крепче, сильнее. Ханджи цокает языком. Ее пальцы замирают. — Это не ответ, Леви, — говорит она. — Просто «да» или «нет», и мы продолжим. Ты будешь меня слушаться? Дашь мне самой всё решать? — Черт, — шипит он. — Ладно, я буду тебя слушаться. Просто двигайся, Ханджи, пожалуйста… — Отлично. Она снова трахает его пальцами, и Леви расслабляется. Он позволил ей растянуть себя намного шире, чем он делает это сам. Быстро, слишком быстро — и это всё просто ошеломляюще. Ее пальцы на языке; член, до боли прижатый к ее ноге; но больше всего — то, что она глубоко внутри него, упорно тычет в то самое местечко — так, что у Леви искры летят из глаз. — Х-ханджи, — выдыхает он в последний момент. — Я не могу, я… я сейчас… Она мгновенно вынимает пальцы. — Молодец, что сказал! — говорит она, поглаживая его волосы. — Это все, что от тебя нужно, Леви: говорить со мной. А я о тебе позабочусь. — М-м, ладно. Хорошо, — бормочет он в подушку. — Хороший мальчик, — снова произносит она, и Леви лишь тихо всхлипывает в ответ. — Когда будешь готов, ложись на спину. Он медлит, чтобы перевести дыхание и убедиться, что сейчас не кончит. А потом делает, как велено. На трясущихся руках он сползает с коленей Ханджи, смутно догадываясь, что обслюнявил ей все подушки. Леви ложится на спину и раздвигает ноги, чтоб Ханджи могла пристроиться между них. Лежа голым, в полубреду, целиком отдавшись ей на милость, Леви — та его малая часть, что еще способна мыслить, — понимает: Ханджи в нем что-то сломала. Он такого много лет не чувствовал. Не просто яркое удовольствие — хотя и оно тоже, конечно, но это нечто большее: это целостность — и уязвимость, которая должна быть поистине пугающей. Только она не такая. Леви не думал, что когда-нибудь почувствует это снова. Он знал, что отпускал, когда делал выбор. Не время, напоминает он себе. Не время думать о мертвом. Вообще не время думать. И это несложно, ведь Ханджи уже разложила его на кровати и запрокинула ноги, едва ли не свернув пополам. Она проводит пальцем по внутренней стороне его бедра, собирая вытекшее масло и возвращая его назад, внутрь, — и вдруг больше невозможно думать ни о чем ином. Палец входит почти без сопротивления, но Леви вздрагивает: он сейчас слишком чувствителен. — Ты готов? — негромко спрашивает она. — Да, черт, Ханджи, пожалуйста… — Хорошо, — говорит она, нежно поглаживая его бедро большим пальцем. — Расслабься для меня, ладно? И помни, не кончай. Она примеряется членом к его входу. На чувствительной нежной коже головка ее члена ощущается странно и холодно, но не неприятно. Очень и очень медленно давление нарастает, нарастает, Ханджи наконец проталкивается внутрь — и Леви не сдерживает вздоха. Ханджи едва вошла в него, а ощущения уже сокрушительны. Стеклянный член тверже и холоднее чем все, что бывало в нем раньше. Он настойчивый и неумолимый, несгибаемый, заставляющий раскрываться, поддаваться, обволакивать его своим телом. Леви откидывается на подушки. Ему не было так хорошо уже много лет. Ему отчаянно нужно больше. — Очень хорошо, — выдыхает Ханджи, проскальзывая в него глубже. — Мой член так хорошо в тебя входит, Леви. — Да, — охает он. — Да, он войдет весь, вставь его, прошу… — Боже, тебе это было действительно нужно, — говорит она, ущипнув его за маленький сосок. Она, придерживая его ногу, начинает двигать бедрами, медленно выходя и входя обратно, чуть глубже с каждым толчком. — Бедняжка. Если бы я только знала, что тебя надо хорошенько оттрахать. — Надо, — соглашается он, весь в бреду оттого, как широко ее член раскрыл его и раскрывает еще шире. — Мне это надо, Ханджи… — Ох, Леви, жаль, ты себя сейчас не видишь, — говорит она и толкается еще глубже. — Внешне ты весь такой отчужденный, а на самом-то деле — просто маленькая похотливая шлюшка. Леви даже забывает, что на это нужно разозлиться позже. Он просто стонет и запрокидывает ноги еще дальше, чтоб ей было удобнее. Его член побагровел и течет ему на живот. — Похотливая шлюшка, которая хорошо садится на член, — говорит Ханджи и последним толчком заполняет его до конца. Леви едва не теряет сознание. — Я внутри, — выдыхает она. — Хорошо, — стонет Леви. — Мне так хорошо… — Хорошо, — повторяет она и, дотянувшись ладонью до его лица, гладит. — Ты хороший, Леви. Она поглаживает его по скуле и, нежно придерживая лицо, прижимает большой палец к его губам. Рот приоткрывается инстинктивно; Ханджи проскальзывает внутрь, а Леви засасывает ее палец, втягивая щеки. — Хороший мальчик, — шепчет она, и его член заметно дергается. — Ты такой хороший мальчик, Леви. Ханджи трахает его, неумолимая к отчаянным вздохам и стонам под ней. Очень скоро этого становится слишком, и Леви чувствует, что уже на грани. Он запрокидывает голову, и палец, выскользнувший у него изо рта, оставляет на подбородке влажный след. Леви выплевывает, задыхаясь: — Я сейчас… И этого достаточно. Ханджи не замедляется, но убирает руку с его лица и крепко перехватывает член у основания, заставив Леви ахнуть. — Вот так, — говорит она. — Каково теперь не подчиниться приказу командира? Леви хочет орать от чистого и яркого удовольствия, которое заполоняет его тело, каждый сантиметр, до кончиков пальцев ног. Он никогда не был так чувствителен, каждый толчок словно бы должен привести его к оргазму, да Ханджи не дает ему кончить. В глазах всё плывет, и единственное, что реально, — Ханджи внутри него и ее ладонь, плотно сжимающая член. — Ханджи… Ханджи, пожалуйста, — стонет он. По его щекам текут слезы. — Пожалуйста, дай мне кончить… Ханджи… — Ну, раз уж ты так вежливо просишь, — говорит Ханджи и милосердно отпускает его ноющий член. — Можешь кончить для меня, Леви. Давай, я хочу посмотреть, как ты кончаешь без рук. Леви мигом подчиняется, выгибаясь на кровати, и кончает — ярче, чем когда-либо в своей жизни. Его трясет, сперма выстреливает на грудь, долетает до подбородка. Ханджи продолжает глубоко его трахать, выжимает из него больше и больше, даже не касаясь члена. После оргазма зрение проясняется, но Леви может только пялиться в потолок, лежа на спине. Всё вокруг, как в тумане. Ханджи осторожно выскальзывает из него, явно довольная собой, и исчезает в ванной. Возвращается она с чашей мыльной воды и тряпкой. Стеклянный член сняла. Ханджи садится рядом с ним, начинает вытирать грязь, которую он на самом себе развел. Леви постепенно приходит в себя. Хочется ее оттолкнуть, но он слишком расслабился и размяк, чтобы двигаться, а Ханджи, которая что-то прибирает, на себя не похожа, — и Леви не хватает духа ей мешать. Вытерев последнюю каплю спермы с его подбородка, Ханджи отставляет чашу в сторону и ложится на спину рядом с Леви. — Возможно, это аккерманское, — говорит она. Леви косится на нее: — Что? — Ты даешь в зад, как профессионал, — говорит Ханджи, повернувшись на бок и подперев голову рукой, — хотя мы делали это впервые. И я задумалась: может, Аккерманы могут получить через аккерсвязь не только боевые навыки, но и сексуальный опыт. Кто-то из твоих родственников знал толк в том, как скакать на члене! Как думаешь, может, Кенни… — Фу, блядь! — обрывает он, не сдерживая отвращения. Теплая дымка, которой он был окутан, растворилась вмиг. — Какого хера ты заставляешь меня об этом думать? Что с тобой не так? Она хмурится: — Я просто предположила… — Это был Эрвин, — глухо говорит Леви. Ханджи моргает несколько секунд, а потом ее глаз расширяется. — Ты трахался с Эрвином? Леви закатывает глаза и пытается сделать вид, будто бы признаваться ей в этом совсем не трудно. — Если честно — даже удивительно, что ты не знала, — говорит он. — Нахрена тебе четыре глаза, если ты не видишь того, что у тебя перед носом? — Не пойми меня неправильно, но ты не тот человек, которого легко прочитать, — говорит Ханджи. — И он тоже таким не был. — Да. Он-то точно не был, — фыркает Леви. Молчание. Солнце полностью скрылось за горизонтом, и единственный свет в комнате исходит от лампы, опасно пристроенной на тумбочке посреди дюжины полупустых чашек. Ханджи снова ложится с Леви рядом и смотрит вверх. Их локти едва соприкасаются. — Значит, это про власть? — вдруг спрашивает она. — Секс с командорами, я имею в виду. Постой, с Шадисом ты тоже?.. И со следующим командором будешь? Мне интересно, неужели… Что-то жгучее и болезненное рождается у Леви в груди, быстро прорываясь наружу. — Да заткнись ты, блядь, уже! — рявкает он намного грубее, чем хотел бы. Ханджи поворачивается к нему. — Тише, тише, — произносит она. — Ну, прости за любопытство. Эрвину стоило бы поучить тебя, как правильно вести интимные беседы. Леви ей так и не отвечает. Ханджи, закатив глаз, встает с постели. Леви слышит, как она ходит по комнате, перебирает вещи на столе и надевает рубашку, которую, видимо, подобрала с пола. Шокирующе, но она исчезает в ванной и умывается — Леви слышит плеск воды. Вернувшись, она молча задувает лампу и забирается в постель, стараясь не касаться Леви — несмотря на то, что они едва помещаются на кровати вдвоем. Леви шипит сквозь зубы. — Я не хочу думать о том, — произносит он медленно, мягко, — что после тебя будет другой командор. Впервые за всю ночь Ханджи затихла. Они долго лежат в тишине. Леви неотрывно смотрит на пустую деревянную стену, мечтая, чтоб ком в горле исчез. Теплая рука Ханджи обхватывает его за пояс, ее мягкие губы находят затылок. Леви выдыхает, и они оба засыпают.