Forget-me-not

      Нервно сжав в руках поводья, Эдмунд на всех парах мчался к Кэр-Паравалю.       Глядя на его поджатые губы и лихорадочно блестящие глаза, сложно было даже предположить, что каких-то пару часов назад он спокойно ехал в Анвард, добродушно переговаривался с кентаврами-сопровождающими и в целом находился в благостном настроении. Всё изменила одна несчастная новость от гонца, которая перевернула с ног на голову все планы. Лошадь Эдмунда, казалось, была готова свалиться от усталости в любой момент, кентавры тоже выдохлись и бежали из последних сил, но останавливаться было нельзя.       — Лорд Эдмунд, я больше не могу, — запыхавшись, пробормотал один из кентавров. Он был совсем молод и не приучен к такому темпу, и раньше Эдмунд бы обязательно над ним сжалился, но только не теперь. — Не можем ли мы…       — Не можем, — отрезал он, гневно взглянув на стушевавшегося кентавра. — Впрочем, если не хочешь, можешь не бежать. В замке ведь не случилось ничего выдающегося, правда? — конец фразы Эдмунд выплюнул со злой иронией, и кентавр, смазанно извинившись, замолк. Конечно, это было совсем не в его духе, и в будущем он обязательно извинится, но сейчас его мысли были заняты совершенно другим.       «Его величество упал с лошади на охоте и не приходит в себя», — вот что донёс ему гонец, и с тех пор сердце Эдмунда не прекращало биться со скоростью света, грозясь вырваться из грудной клетки.       Когда лес закончился и впереди показался Кэр-Параваль, он резко остановил лошадь и спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока к нему подойдёт конюх. Приблизившись к воротам уже пешком, он подбежал к стоящему около них гному.       — Лорд Трам, это правда? — Эдмунд не стал задерживаться и зашагал к замку так быстро, что его собеседник едва поспевал за ним.       — К сожалению, так и есть, лорд Эдмунд, — Трам скорбно покачал головой, и у Эдмунда особенно болезненно ёкнуло сердце. — Это случилось во время охоты. Никто ничего не смог сделать…       — И как он сейчас? — перебил Эдмунд. Да, он был зол, и ему отчаянно хотелось выяснить, какого чёрта охрана Каспиана не смогла обеспечить ему банальную безопасность, но имелись куда более насущные проблемы.       — Увы, лорд Эдмунд, его величество так и не пришёл в себя, — вздохнул Трам; они уже вошли в замок и поднимались по крутым ступеням.       — Но он жив? — этот вопрос Эдмунд задал, затаив дыхание. Умом он понимал, каким будет ответ — в конце концов, случись с Каспианом непоправимое, Трам вёл бы себя совсем иначе, — но не мог не спросить, чтобы убедиться, что ещё не всё потеряно.       — Жив, но его состояние тяжёлое, — с одышкой произнёс Трам, который явно уже устал поспевать за Эдмундом. — У его величества большая рана на голове, мы делаем всё, что можем, но… — он не договорил: они как раз подошли к дверям покоев Каспиана, и Эдмунд рывком распахнул их, входя внутрь без намёка на уважение и субординацию.       В нос тут же ударил запах каких-то лекарственных трав, но несмотря на то, что он был резким и неприятным, Эдмунд не обратил на него никакого внимания, равно как и на стоящих неподалёку лорда-канцлера Корнелиуса и ещё какого-то человека. Его взгляд был прикован к мертвенно-бледному Каспиану, лежащему на кровати с перевязанной головой; повязка была пропитана кровью, которая, кажется, уже не текла, но ситуацию это не спасало. Так или иначе, Каспиан походил на труп — лишь еле вздымающаяся грудь выдавала, что он ещё жив, — и сердце Эдмунда окончательно разлетелось на миллионы острых осколков.       Да уж, несмотря на всё, что произошло, своё возвращение в замок он представлял не так.       С окончания путешествия на «Покорителе зари» прошло уже пять лет, и Эдмунд, пожалуй, мог назвать себя абсолютно счастливым человеком. Лишившись тяжести короны, он мог заниматься тем, что приходилось ему по душе, не думая при этом беспрестанно об обязанностях и правилах, и эта новая жизнь нравилась ему — особенно если учесть, что рядом с ним неизменно был Каспиан. За минувшие годы их чувства окрепли, а вместе со взрослением пришли терпение, взаимопонимание и абсолютное доверие. Страсть, приправленная юношеским максимализмом, горечью потенциальных и случившихся разлук и бушующими эмоциями, сменилась чем-то куда более крепким и серьёзным, и Эдмунд гордился ими обоими: в конце концов, даже на его скудном опыте было понятно, что отношения не всегда могут переиграть трудности и время, но они справились с этой задачей.       Впрочем, до идеала им было ещё далеко: Эдмунд к нему и не стремился, но всё же ссоры, которые порой случались между ними, здорово выбивали его из колеи. Они переросли многие свои прошлые недостатки, но не упрямство; в этом вопросе Эдмунд и Каспиан друг друга стоили, оттого порой до изнеможения спорили о какой-то ерунде от прочитанных книг до политических решений, и далеко не всегда всё заканчивалось мирно. Случались дни, когда они не разговаривали друг с другом, — не из-за детской обиды, а чтобы в одиночестве обдумать случившееся, а затем на трезвую голову прийти к компромиссу. Этому они тоже научились на собственном опыте, и Эдмунд в последнее время старался не придавать значение редким размолвкам, зная, что в итоге всё закончится благоприятно. Перед тем как поехать в Орландию, он в очередной раз поссорился с Каспианом — на этот раз из-за какого-то закона, о котором теперь не хотелось и думать, — и хотя на душе при отбытии было не совсем спокойно, он всё же не стал отменять визит, решив, что разлука пойдёт им на пользу.       И вот теперь, стоя перед постелью Каспиана, он чувствовал, что сейчас просто упадёт, не в силах стоять на ногах. Эдмунд держался до последнего, но неутешительные мысли отчаянно лезли в голову. Что, если на этот раз они так и не успеют поговорить, и эта пустяковая ссора останется висеть между ними навсегда? Однако он рекордно быстро пришёл в себя: не стоит заранее хоронить Каспиана — Аслан, как он вообще мог о таком думать? — да и демонстрировать собственную слабость тоже, особенно если учесть, что, помимо хорошо знакомых Трама и Корнелиуса, здесь был ещё и лекарь, которого он едва знал, и хотя бы ради того, чтобы не опростоволоситься перед ним, стоило взять себя в руки.       Именно поэтому, сделав уже куда более уверенный шаг вперёд, Эдмунд взглянул на лекаря и как можно более спокойно спросил:       — Есть ли улучшения в состоянии его величества?       — Боюсь, нет, — лекарь отвёл глаза, и Эдмунд мысленно хмыкнул от удовлетворения: видимо, ему удалось произвести впечатление своей бесстрастностью, а мгновения слабости остались незамеченными. — Я делаю всё, что в моих силах, но пока безрезультатно.       — Чем ты его лечишь? — Эдмунд приблизился ещё немного; запах трав стал невыносимым.       — Это отвар, которым мы всегда лечим ранения, — протараторил лекарь, глядя куда-то в пол, а не на Эдмунда. — Там календула, шалфей…       — И всё? — Эдмунд сжал руки в кулаки: страх сменился раздражением, плавно перетекающим в ярость. Нет, он уже привык к тому, что классическая медицина в Нарнии развита просто отвратительно — в конце концов, если учесть нулевой уровень местного технологического прогресса, у неё не было и шанса, — но когда при смерти находится сам король, разве не время перейти к крайним мерам? Таш, он бы ещё подорожник приложил!       — Д-да, — пробормотал лекарь, и Эдмунд уже не смог сдерживаться.       — Принесите бальзам моей сестры Люси, — процедил он, обращаясь не к лекарю, с которого сейчас было мало проку, а к Корнелиусу и Траму. — Живо! — рявкнул он, и Трам, сориентировавшись первым, метнулся из покоев. Всё недолгое время до его возвращения Эдмунд стоял рядом с кроватью, стараясь не смотреть на окровавленную подушку и лицо Каспиана без всякого намёка на румянец, но неизменно возвращаясь к ним взглядом. Да, бальзам Люси залечивал и не такие раны, но не возвращал из мёртвых — а Каспиан мог присоединиться к ним совсем скоро только из-за того, что нарнийцы — что исконные, что тельмарины, решившие последовать за Каспианом, — тряслись над реликвиями Золотых правителей, как над величайшей ценностью, и полагали, что никто, за исключением Эдмунда и, конечно, Каспиана, не имел права даже их касаться. Для них в Кэр-Паравале имелась целая отдельная комната, где каждая вещь хранилась в витрине с толстыми стёклами. Раньше Эдмунду это где-то льстило, немного даже забавляло, но теперь эта ерунда могла стоить Каспиану жизни. Вот и теперь, когда Трам, наконец, вернулся с заветным флаконом и предложил его лекарю, тот потянулся к нему такими дрожащими руками, как будто вот-вот прикоснётся к святыне.       — Дайте мне, — потребовал Эдмунд, не в силах больше это терпеть. Счёт шёл на минуты, и лекарь просто терял драгоценное время — а ещё он вполне мог случайно пролить бальзам, а учитывая, как мало его осталось, идти на такой риск они не имели права. Трам понимающе кивнул и передал флакон Эдмунду, и, бросив благодарный взгляд, тот приказал: — Выйдите. — Трам и Корнелиус, осознав, что к чему, тут же направились к двери, однако до лекаря суть указания дошла не сразу.       — Лорд Эдмунд, а как же… — выпалил он, но Эдмунд перебил его:       — Ваши услуги больше не нужны, оставьте нас.       Только когда все наконец вышли, Эдмунд опустился на край кровати Каспиана и с трепетом убрал уже слегка прилипшую к голове повязку. Врачевать у него всегда получалось не очень, но всё же он не смог бы доверить жизнь Каспиана кому-то другому, даже такому близко знакомому, как Корнелиус или Трам, поэтому, сосредоточившись и отринув негативные мысли, вылил несколько капель бальзама на рану. Та, к слову, и правда выглядела отвратительно; складывалось впечатление, что Каспиан не просто упал с лошади, но и напоролся на какой-нибудь дьявольский сук в процессе. Эдмунд видел много битв и много разных травм, поэтому подобное зрелище было ему привычно — но, впрочем, не на Каспиане, поэтому страх всё никак не желал его покидать, укоренившись глубоко в душе.       К счастью, бальзам подействовал мгновенно: рана начала затягиваться, и вскоре о ней напоминали только слипшиеся от крови волосы и алые следы на подушке. Эдмунд затаил дыхание: если всё будет так, как обычно, то буквально через секунду-две Каспиан очнётся, и тогда придёт время для разговора — но, во имя Аслана, как обсуждать незначительные ссоры с человеком, который минуту назад находился на грани жизни и смерти? Эдмунд судорожно думал, что ему делать, и изо всех сил пытался не паниковать, как вдруг Каспиан глубоко вздохнул и резко распахнул глаза, осматривая потолок с каким-то странным удивлением во взгляде. Впрочем, Эдмунд не придал этому значения: самым главным и важным было то, что Каспиан пришёл в себя.       Осталось выяснить, как его самочувствие, и попытаться при этом хотя бы временно не затрагивать тему ссоры.       — Кас, как ты? — Эдмунд с тревогой вглядывался в лицо Каспиана. Конечно, раньше бальзам Люси не давал осечек, но кто знает? Вполне возможно, что и у волшебных артефактов был срок годности.       — В порядке, — Каспиан удивлённо посмотрел на него в ответ, и Эдмунд напрягся. Учитывая, что с момента злополучного падения с лошади прошло уже несколько часов, которые Каспиан успешно провалялся в отключке, он и правда мог не помнить, как оказался в замке и почему на него смотрят, как на умирающего, но что-то в его взгляде по-особенному тревожило Эдмунда: из него словно исчезло что-то до боли знакомое. Таш, их ссора ведь была такой незначительной — неужели этого хватило, чтобы Каспиан смотрел на него, как на чужого?       Однако Эдмунд тут же позабыл и о ссоре, и о собственной злости, когда Каспиан вдруг спросил:       — Прошу прощения, а вы кто?