Forget-me-not

      Поначалу Эдмунд подумал, что это злая шутка.       Впрочем, эту мысль пришлось отбросить довольно быстро: в конце концов, какой бы серьёзной ни была ссора, Каспиан никогда не позволял себе подобной жестокости, и уж тем более он не стал бы вести себя так в столь щекотливой ситуации. Эдмунд, однако, признавал: уж лучше бы Каспиан шутил. Справиться с обидой они бы как-нибудь сумели, не первый год ведь друг друга знали, но что делать с тем, о чём Эдмунд догадывался, но до последнего не хотел верить, он не имел ни малейшего представления. Тем не менее, судя по взгляду, которым Каспиан на него смотрел — а в нём не было и толики узнавания, — эти предположения были правдивы.       — Ты меня не помнишь? — тихо спросил Эдмунд, нервно комкая в руке и без того смятую простынь. Остатки самообладания медленно покидали его, и он хватался за них из последних сил: в таком состоянии Каспиан точно не должен видеть его истерику.       — Я не хочу вас обидеть, — Каспиан внимательно посмотрел на Эдмунда, — но я и правда не могу вспомнить ваше имя. Мне очень жаль.       — А своё ты помнишь? — Эдмунд сделал глубокий вдох, чувствуя, как кружится голова. Нет, сейчас не время для отчаяния: сперва следовало разобраться в том, насколько всё запущено. — Знаешь, кто ты?       — Конечно! — Голос Каспиана прозвучал немного оскорблённо. — Я — принц Каспиан, будущий король новой Нарнии… — Пока Эдмунд переваривал услышанное, Каспиан попытался приподняться на подушках, но вдруг схватился за голову и поморщился. — Как же болит голова… К слову, а почему? И где я вообще? — он нервно заозирался, и Эдмунд выдал первое, что пришло ему в голову:       — Мы в лазарете. — Да, королевские покои так ещё никто не унижал, но с другой стороны… Следуя примеру Эдмунда, Каспиан обставил свою комнату довольно аскетично и не стал никак её украшать, так что в целом обстановка могла сойти за довольно роскошный лазарет — самое то для кронпринца. — Ты упал с лошади.       — Я этого совсем не помню, — округлил глаза Каспиан. — Очень странно это слышать. В последний раз я падал с лошади, когда мне было лет восемь.       — А сейчас тебе сколько? — Эдмунд, наконец, перестал мять простынь и сложил руки на коленях, уже почти успокоившись; впрочем, услышав ответ Каспиана, он всё же вздрогнул:       — Шестнадцать. — Всё было гораздо хуже, чем Эдмунд думал. Нет, не то чтобы потеря памяти в принципе была лёгким недугом, но всё-таки… Шестнадцать Каспиану было ни много ни мало девять лет назад, и если все воспоминания за этот период, включая самые яркие, попросту пропали, и даже бальзам Люси не смог их вернуть, дело было дрянь. Эдмунд всё ещё был отвратительно плох в медицине — это Люси в Англии мечтала стать врачом, а он никогда не рассматривал для себя подобную карьеру, но до этих пор со всем, с чем ему приходилось сталкиваться, справлялись смеси трав или в крайнем случае волшебный бальзам, и он особо не переживал по этому поводу. Однако все те раны были физическими, а вот травма Каспиана… Эдмунд помнил, что подобная болезнь в Англии называется амнезией, но лекарства от неё, кажется, не было и там — что уж говорить о Нарнии, отстающей в развитии на добрые несколько столетий? И если Эдмунд смог бы с трудом и болью, но пережить это — в конце концов, их любовь смогла преодолеть догмы Аслана, а значит, велика вероятность, что она проснётся снова даже в таких обстоятельствах, — то для Нарнии это будет ой как непросто.       Думать о государстве в таких обстоятельствах было тяжёлой задачей, но Эдмунд справился и пришёл к весьма неутешительным выводам. Да, в Нарнии давно царила стабильность, но её гарантом всё это время был сильный король, благословлённый самим Асланом, — а что будет с ней без него? Шестнадцатилетний Каспиан не сможет править страной: это тогда на фоне соперничества с Питером и сложной жизненной ситуации его характер пробудился, а теперь у него ни осталось ни умений, ни силы воли. Конечно, Корнелиус всегда отзывался о нём как о способном ученике, схватывающем всё на лету, но на это нужно было время. А как долго они смогут скрывать недуг Каспиана? Будут ли все без исключения нарнийцы верны потерявшему память королю? Не начнётся ли переворот? У Эдмунда были варианты, что делать в таком случае — собрать Совет, назначить регента, может, даже вернуть себе законную корону, — но всё это привело бы к смещению Каспиана, чего он не хотел допустить любой ценой. Не для того он по возвращении из плавания отказался от королевского титула: безопасность Каспиана как правителя была для него превыше всего. Его время прошло, и Аслан призвал нового достойного короля; значит, право занимать трон Кэр-Параваля было за Каспианом, пока он жив.       Но как это провернуть, учитывая свалившиеся на голову неприятности?       — С вами всё хорошо? — донёсся сквозь пелену мыслей голос Каспиана, и Эдмунд дёрнулся от неожиданности. Как оказалось, Каспиан всё это время внимательно смотрел на него, и в его взгляде было заметно беспокойство. От этого Эдмунду захотелось иронично улыбнуться — кто ещё за кого должен волноваться? — но он не стал этого делать и лишь коротко ответил:       — Всё в порядке.       — Вы, кстати, так и не представились, — напомнил Каспиан, и Эдмунд стиснул зубы. Он мог бы назвать своё имя — в конце концов, в шестнадцать-то лет Каспиан уже наверняка знал, кто такие Золотые правители Нарнии, — но это вызвало бы вопросы, отвечать на которые Эдмунд пока не был готов, как бы это ни было эгоистично. Чем дольше он сидел рядом с Каспианом, тем невыносимее ему становилось, и теперь он наконец-то смог последовать своему желанию.       — Мы познакомимся позже, — поднявшись с кровати, Эдмунд постарался спокойно улыбнуться. — Отдыхай…те, ваше… высочество, — запнувшись ровно два раза, он развернулся, а затем, уже не заботясь о том, как это выглядит со стороны, буквально вылетел из покоев, и только когда двери за спиной захлопнулись, он позволил себе привалиться к стене и упереться руками в колени.       — Лорд Эдмунд, что произошло? — раздался обеспокоенный голос где-то на периферии сознания, и Эдмунд, сделав глубокий вдох, сконцентрировался и понял, что к нему обращался Корнелиус. Трам стоял здесь же, и выражение лиц обоих выражало чуть ли не ужас — ну да, вероятно, эмоции Эдмунда их напугали, и теперь они ждали худшего. Как ни странно, это помогло ему собраться: прежде чем отдаться слабости, следует объяснить важнейшим приближённым Каспиана, что к чему, поэтому Эдмунд вскинул голову и властным тоном отдал приказ:       — Никого не впускайте в покои его величества, кроме меня, лорда Корнелиуса и лорда Трама. — Двое стражей у дверей с поклоном кивнули, и Эдмунд отвернулся от них. — Лорд Трам, лорд Корнелиус, пожалуйста, идите за мной. Мы поговорим в моём кабинете.       Дорога не заняла много времени — Эдмунд хотел разобраться со всем как можно быстрее, поэтому торопился, — и вскоре они стояли в небольшом помещении, где он проводил львиную долю своего времени. Эдмунд взмахом руки предложил гостям сесть, но сам остался стоять, лишь облокотившись на массивный деревянный стол. С чего начать, он не знал, и, заметив заминку, Трам решился заговорить первым:       — Лорд Эдмунд, его величество жив?       — Жив, — поспешно кивнул Эдмунд. На лицах Корнелиуса и Трама мелькнуло облегчение, и ему даже стало стыдно от того, что этот факт не утешает его так, как должен. — И с ним даже всё в порядке… физически.       — Физически? — не понял Трам.       — Лорд Эдмунд, я знаю, вы бы не стали так нервничать, будь всё хорошо, — осторожно произнёс Корнелиус. — И что-то мне подсказывает, что дело не в каких-то личных ссорах. Прошу, скажите нам всё как есть. Будет лучше, если мы будем знать, с чем столкнулись.       — Да… конечно. — Дальше Эдмунд заговорил решительнее: — Как я уже сказал, с его величеством всё в порядке физически, и его рана больше не представляет угрозы. Проблема заключается в другом: из-за своей травмы он потерял память, и бальзам моей сестры с этим не справился.       — Потерял память? — изумился Трам. — Разве это возможно?       — Вполне, — вздохнул Эдмунд. — В моём мире это называют амнезией. Я не знаю точно, как это работает, но сознание его величества повредилось, и теперь он считает, что ему шестнадцать лет, и что он всё ещё наследный принц тельмаринов.       — Во имя Аслана, — Корнелиус, не сдержавшись, округлил глаза и поднёс руку ко рту. — И как же нам излечить этот недуг?       — Я не знаю, — честно признался Эдмунд, ощущая, как сердце болезненно бьёт по грудной клетке изнутри. — В моём мире, если я не ошибаюсь, лекарства от подобного не существует. В Нарнии нас всегда спасал бальзам Люси, но если и он не справился, то, буду откровенным, у меня нет других вариантов.       — Я, признаться, не знаю, что и сказать, — сообщил Трам после недолгого молчания.       — Как и я, — согласился Корнелиус. — Мне стыдно признавать это, но и моих знаний в различных науках слишком мало для того, чтобы предложить хоть какое-то лекарство.       — Согласен, ситуация патовая, — Эдмунд сцепил руки в замок, — однако я собрал вас не для причитаний. Нам нужно решить многие вопросы, связанные с недугом короля Каспиана, и я был бы признателен вам, если вы справитесь со своими эмоциями и перейдёте к делу.       — Конечно, — сосредоточенно произнёс Трам, и в его глазах Эдмунд увидел секундное одобрение. Это принесло ему облегчение: конечно, ни одному из этих уважаемых нарнийцев не было присуще осуждение, но он опасался, что сейчас его удивительная порой и для него самого способность сосредотачиваться на деле, даже когда всё совсем плохо, будет воспринята как цинизм. — У вас есть какой-то план?       — Сложно строить планы, учитывая, что мы во многом тут бессильны, — невесело усмехнулся Эдмунд. — В одном я уверен наверняка: о том, что его величество болен, никто не должен знать. Эта информация не покинет мой кабинет, пока мы не решим иначе. — В этом Эдмунд был уверен: пусть трону Каспиана ничего не угрожало, лишних слухов при дворе не хотелось, а то, что будет, если новость о недуге короля Нарнии донесётся до какого-нибудь Тархистана, не хотелось даже воображать. Судя по почти синхронным кивкам Трама и Корнелиуса, те были солидарны, и Эдмунд продолжил: — Первое время мы сможем скрывать от всех правду: как я понял, о том, что Каспиан упал с лошади, знают многие. Мы не скажем никому о том, что использовали бальзам Люси: пусть думают, что он попросту не отошёл от несчастного случая и восстанавливается.       — Верное решение, — кивнул Трам. — А что до самого его величества?       — Ему тоже пока не нужно ничего знать. — В глубине души Эдмунд понимал, что это неправильно, но даже его огромной силы воли недоставало для того, чтобы поступить иначе. Он, а не кто-либо другой должен был сказать Каспиану правду, и он чувствовал это, но нуждался во времени, как никогда раньше. Эдмунд знал: как только он снова взглянет в эти глаза, напрочь лишённые не только любви, но и банального узнавания, боль захлестнёт его с головой, и он не будет способен здраво мыслить. — Я сказал ему, что он упал с лошади, и, как я понял, у него ещё осталась лёгкая боль после травмы, так что проблем быть не должно. Когда он полностью восстановится, я сам с ним поговорю и объясню ситуацию.       — Прошу прощения, лорд Эдмунд, — мягко вклинился Корнелиус. — Вы не учли один момент: его величество не должен быть один. Вы сами сказали, что никто не должен знать о его недуге, поэтому мы не сможем подпустить к нему лекарей, но кто-то должен находиться с ним рядом, пока вы не настроитесь на разговор.       — И что вы предлагаете? — слегка отстранённо поинтересовался Эдмунд: вежливая, но прямолинейная формулировка Корнелиуса выбила его из колеи.       — Себя, — просто ответил Корнелиус. — Не хочу вас задеть, но так уж получилось, что я, похоже, единственный, кого его величество, скорее всего, помнит. Мы с ним знакомы с его детства, так что мне он доверяет. Я смогу убедить его в том, что всё в порядке, и заодно прощупаю почву, прежде чем вы решитесь на то, чтобы раскрыть правду.       — Это… хорошая идея, — признал Эдмунд, хотя поначалу внутри неприятно кольнуло. Нет, он не ревновал Каспиана к Корнелиусу — Аслан, это даже звучало по-идиотски, — но мысль о том, что кто-то может спокойно общаться с ним, не испытывая ощущения, будто бы говорит с чужим человеком, и не получая того же в ответ, всё же ранила. — Тогда вы будете следить за здоровьем и самочувствием его величества, ну а мы с лордом Трамом сосредоточимся на управлении страной.       — Не думайте, что я отказываюсь от своих обязанностей, лорд Эдмунд, — покачал головой Корнелиус. — Я всё ещё лорд-канцлер Нарнии, и вы можете на меня рассчитывать.       — Посмотрим, как всё сложится, — кивнул Эдмунд. — Однако сейчас, пожалуйста, отправляйтесь к его величеству и успокойте его: он был весьма взволнован, когда я уходил. Лорд Трам, вы же соберите Совет и объявите о недуге короля. Также вечером я жду вас у себя для обсуждения законопроектов, которые его величество не успел обработать. Теперь это наша с вами обязанность. — Эдмунд поймал себя на мысли, что впервые за много лет ведёт себя как король; это получилось неосознанно, и он не имел на это никакого права, но лорды не стали с ним спорить, признав, видимо, его опыт в подобных делах. — И если никаких вопросов не осталось, то я попрошу вас меня оставить. После ужина встретимся и обговорим наши дальнейшие планы, а пока я хочу побыть один.       — Конечно, лорд Эдмунд, — вежливо склонил голову Трам; Корнелиус последовал его примеру. — Всего доброго, встретимся вечером.       И когда дверь за лордами захлопнулась, Эдмунд позволил себе уткнуться лицом в ладони, не сдерживая больше накатившее отчаяние.       Таш, как же ему больно.