Музыкальная литература. Другая форма прочтения.

Ступор Рахманинова был за пределами разумного понимания. Его лицо приобрело багровый оттенок. Глаза невольно смотрели прямо на Скрябинский зад. Тишина была наполнена бурей эмоций, как crescendo на паузе. Пауза была досчитана и побочная партия Скрябина вступила в ми мажоре: — Я смотрю, вас это очень смутило. — П-почему ты смеешься? — нервно защебетал Сергей. — Это всего лишь шутка, милый, — продолжая смеяться, встал с места Скрябок. Рахманинов смотрел на Скрябина ошарашенными глазами. Все что вырвалось из уст будущего композитора было: «Твою мать…» и, после небольшого молчания, он продолжил: -Со Зверевым ты тоже так шутишь? -Не-е-ет… — протянул Саша, — у нас с Николаем Сергеевичем полная идиллия, потому что я послушный ученик: всегда хорошо готов, а ему такие нравятся. Сергей закатил глаза, но тут же продолжил, отводя взгляд в сторону окна: — Как он поживает? Давно не слышал о нем. — Хорошо, — отрезал Александр, — А как твое написание «Алеко»? — Ты этим вопросом обстановку не разбавишь. Но, спасибо за интерес. Думаю, успею к окончанию консы закончить. Ребята были погружены в свои мысли. Это был последний год обучения и все были загруженные и уставшие. В моменте этого молчания Скрябин немного чувствовал стыд и смущение, даже, подумывал извиниться перед другом, но не успел он опомниться, как Рахманинов пробормотал что-то о занятиях и удалился из кабинета. Сергей не был обижен на Александра, но был достаточно ошарашен. Понимая, что ему надо прийти в чувства и побыть одному, он вернулся в свой кабинет, сел за рояль и с невозмутимым лицом продолжил заниматься.