Панк-Дозор

Ночь шуршит над головой, как вампира чёрный плащ Мы проходим стороной — эти игры не для нас А пока у нас в груди тонкая не рвётся нить Можно солнцу гимны петь и о ночи позабыть Пикник — Ночь

Андрей вяло цедил кровь в номере. Тёплую. От Аномальной жары не спасало даже замораживающее заклинание. К тому же он-то вынужден был прятаться. Инквизитор на задании, а скован по рукам и ногам невидимыми ограничениями. Его защиту ставил сам шеф Европейского офиса. Было бы глупо проколоться на фонящей магией сумкой с кровью. И тёплую попьёт. Угу, очень быстро выбулькает, пока Мишка не вернулся. И не застал тут картину поглощения совсем не томатного сока. Вообще Князь Андрей (и именно так, если титул вспомнить этого двухсотлетнего вампира, не пережившего первую Отечественную, а ставшего нежитью) настолько привык к своей миссии, что длилась больше десяти лет, что ему будет не почти, а в самом деле жаль расставаться с этой частью своей нежизни. Он нежить. Да, довольно сильная — пережив столько войн, имел возможность нарастить мощь, упиваясь кровью вдоволь. И сейчас с пайкой старшего Инквизитора никогда не голодал. И всё равно погиб там — под Бородино. Пушечным ядром пронзило живот — шансов не было. Но Андрей почему-то продолжал цепляться за жизнь. Упрямо и бесполезно. Даже пережил эвакуацию почти до самых Мытищ. И уже там, когда костлявая простёрла над ним свою длань, а сам он, кажется, совсем примирился, тогда его обратили. Очнулся Князь уже трясясь в повозке по пути в Питер. Как объяснил Эдмунд, Инквизиторскому корпусу досталось и он решил проблему нехватки кадров радикально. О нём и его хождению по краю слышали многие — это было глупо, хотя и сам Андрей таковым признан не был. Но, как сказал его будущий учитель, зачем-то же ты дожил до моего появления в городе, хотя по всем прогнозам, не должен был. Так из Князя Волконского он стал нежитью-сотрудником секретной организации, что блюла равновесие между тьмой и светом. И хотя он был Высшим вампиром, это не избавляло ни от печати на ауры, ни от гнетущего чувства, что всё внутри как-то замерло — пища потеряла вкус, а свет хоть и не причинял вреда, как это муссировали люди, но был неприятен. Больше нельзя было утопить тоску в вине. Никак. Спирт стал ядом. И вот в это-то проспиртованное царство Андрея и направило верящее в него начальство. А ведь порой и просто дышать с парнями одним воздухом было затруднительно. Сейчас же дело отягощала и погода — знойное черноморское побережье. Сорок пять градусов в тени. Вампир Андрей практически плавился в этом аду с неработающим кондеем. Горячие камни, раскалённый песок, так что жгло даже через сланцы, а тело обгорало даже сквозь рубаху… И они давали среди всего этого концерт. Когда на сцене вентиляторы нисколько не помогали — тупо обдували всё тем же раскаленным воздухом. То ли дело Питер… Штаб-квартира российской ячейки инквизитория была там, чему Андрей был несказанно рад. Климат — мечта вампира. Не то, что эта ваша Ялта… Он изнывал. Помереть, конечно, не помрёт. Но было крайне тяжело. Просто ходить и как-то существовать. Не то, что петь. Да, его задание было очень… Творческим. И с двойным дном. Для всего офиса, кроме высочайшего начальства, Князь (а титул стал кличкой очень быстро, пережив революцию) занимался экспериментом по воздействию на уму людей. Например, когда Свет начинал побеждать — активно популяризировал силы Тьмы, а когда Тьма — силы Света. Вообще он и этим занимался. Но основная задача — это был Мишка. Того угораздило родиться не в той семье, не с тем даром и не с тем характером. Горшенёв-старший возглавлял Дневной Дозор Санкт-Петербурга. Его младший сын без хлопот был обращен в Ворона и спокойно жил. А вот старшего угораздило. Урождённый Иной, только вот, сколько бы отец того не перетягивал, знак инициации не поменялся. Светлый. Внекатегорий. Неизвестно только, как Юрий Михайлович до самой инициации спасал его от Завулона, что был твёрд в своем убеждении, если не с нами, то должен умереть… А после инициации Мишка взял и не дался Светлым — в наглую всех послав, ушёл из дома тусить к людям… Этот мало того, что Высший Светлый иной, так ещё и маг-перевёртыш, совершенно неопознанной формы. Но необученный от слова совсем. И это само по себе опасно было, что необученный. Проще было бы позволить того убить кому-то из сторон: обломавшимся Свету и Тьме. Но вот начальство Андрея увидело потенциал, раз и тех, и тех послал — наш клиент. Мы терпеливы, мы подождём, когда дозреет. Вот и охранял Андрей из тени этот «неограненный бриллиант» от самого себя и остальных, а ещё мир от него. Потому что силища есть, а сноровки — нема… Да и не жаловался, надо сказать. Можно сказать временами даже чувствовал себя более живым, чем тогда когда ещё был человеком. Не мог подумать, так ещё с ним может быть. Думал, что когда узнал о свадьбе Пьёра и Наташи, уже чувствовать ничего не сможет. Но нет. Что-то внутри нежити всё же ожило. Потому как совершённо мертвый душой поэт не написал бы всего того, на что его вдохновлял этот совершенно невозможный кадр. Они так и не выяснили, в что за существо переворачивается Горшок. Тот и сам не знал, ведь тщательно бойкотировал эту часть своей жизни. Жил как человек и любил как человек… Страдал, впрочем, тоже. Но Андрей мог поклясться, что кто-то огненный. Феникс, может. Саламандра. Ну или дракон… Чем судьба не шутит. Бывали среди Высших-перевёртышей и совершенно невообразимые существа. И Химеры, и Единороги. Сам он являл собой летучую мыщь, которая при желании могла достигать размера птеродактиля, который мог унести Оззи Осборна нахрен из города, отомстив за смерть собрата. Ладно, Принца Тьмы он бы не тронул… Тем более, что тот заслуженный Ведьмак. Но да в максимальном раскрытии обхват крыла Андрея мог достигать двух метров. Увидишь такую мышку кружащую над головой — душа с пяток выскочит… Впрочем, сейчас он бы улетел. Куда в пещеру морскую. Там прохладно. Забился бы в грот дальний и там переждал… Однако нельзя. Концерт. И хотя все парни, хоть и люди, ну некоторые и нелюди, например, Балу — кот-оборотень, изнывают… Это ни в какие сравния со страданиями Андрея не идёт. Так что зря ты, Яша, стринги надел, гитаркой прикрывшись… Не ты главный страдалец, которому уже настолько невыносимо, что кажется, скоро в прах скукожится! И только одному Горшку было за*бись. Он скакал, точно ничего не бывало. В футболке и шортах. Во как! Самый одетый член команды. Видимо, в самом деле огонь его стихия, пока Князь опасается, как Стокеровский вампир испариться… И всё же… Как никто до сих пор не догадался? Он ведь разве что прямым текстом в Акустическом не спел и не зарисовал… Себя с Наташкой. Ну или… Да много женщин он знавал, мало ли, отчего так черты причудливо извернулись, что дама смахивала… — Андро? — лапа Мишки обжигала, вообще жар от него буквально пыхал. Он едва не застонал, кажется, это была последняя капля… крови… которая очень быстро испарялась из пережаренного организма. И несмотря на то, что тот был явным источником пламени иссушающего, Горшочек ещё и одновременно был полон живительной жидкости. Князь уже не соображал, когда облизнулся во всю свою вампирскую пасть, с показавшимися там клычками. Только вот Миха не отшатнулся. — Да, ты горишь! — чертыхнулся он, а потом крикнул парням. — Перерыв, — затем схватил уже совершенно ничего не понимающего Андрея под локоток и оттащил за сцену… Где воровато оглянулся по сторонам и протянул свое запястье: — Кусай, — велел почти приказным тоном, но от тона этого и картины наваждения с Князева спало. — Охренел? — скорее, оттолкнул руку, очень-очень живую, биение от которых уже в ушах отражалось. А потом сообразил. — И давно ты знаешь? — сильно прикусил выступившими клыками губы, почти что последней своей-чужой крови лишаясь. — Это ты дурак, вампир древний, ещё называешься! Инквизитор, блин! Че ты выполз сегодня? Мы б сказали — заболел… Нет, ты сгореть решил… А кому ты чего доказал бы? — Горшок просто поражал своей информированностью. Казалось, случилось то чего он больше всего боялся, но не было ни взрыва, ничего. Хотя Мишка и был злой, но не из-за сущности и рода деятельности Андрея. А потому что он поперся на концерт в самое пекло, переоценив свои возможности. Ну что за… Князь, насколько клыки позволяли, счастливо улыбнулся, чем и воспользовался Горшенёв… И просунул ему ладонь прямо под них. А дальше уже как в тумане… Из которого Андрей, которому знатно похорошело и одновременно подурнело из-за примешанного к крови пива, вылетел, осознав чью кровь он сейчас пьёт. Оторвался, испуганно посмотрел на… ржущего как конь Горшка. Тот его по спине снова похлопал, горяченный, как печка какая или батарея: — Видел бы ты свою рожу! Не ссы, Андрюха, я ж не барышня кисейная… От поллитры не свалюсь, обращайся, если припечёт, чудило ты перепончатое! — тут он прекратил ржать, уже серьезно спросив: — Лучше? — Лучше, — тихо ответил Князь. — Пойдем доиграем? — Конечно! — просиял Мишка, — Особенно теперь, когда ты чудить, от меня ныкаясь, больше не будешь. — Неужели так заметно? — чуть поник Андрей. — Нет, ты для мёртвого поэта, Князь, вполне ничего и живой, да и глаза добрые, не чета обычным кровососам, но… — тут Горшенёв посерьезнел. — Больше мне не ври, драконы, может, мертвечину и не едят… Но испепелить могут, — заявил он и усвистал на сцену, причем пока тот почти взлетал по ступенькам, Андрею явственно увиделись ядрено зеленые многостворчатые крылья. Помотав головой Князь, втянул клыки обратно и полетел следом… Жить.