Gomenasai for everything Gomenasai, I know I let you down Gomenasai till the end I never needed a friend Like I do now
t.A.T.u. — Gomenasai
Коё смертельно ранена. Не факт, что она выживет, но может быть тогда и настанет конец её печальной жизни. Однако кто будет присматривать за Кёкой? Озаки терзали вопросы о дальнейшем будущем малышки… «Что ж, стоит поблагодарить Гильдию за мою кончину…» — проносятся мысли в её голове.***
Её глаза слабо открываются. Она смутно видит девушку с топором в руках. Озаки не понимает. «Почему здесь Йосано-сан?» — быстрым темпом пробегает в её мозгу вопрос. Но ввиду состояния, она не в состоянии трезво мыслить. Акико замечает, что Коё пробудилась. На её лице играет беспокойство, что быстро сменяется её фирменным садизмом врача, но оно было будто наигранным. Сразу понятно, что будет больно, ведь это способ лечения Акико Йосано, включающий в себя состояние на тончайшей грани жизни и смерти. Коё не раз получала ужаснейшие раны. Да и ей это суждено получать ранения, ведь она воин, убийца. Акико замахивается со всей силой в брюхо. Сразу за этим следует жгучая боль, из глаз льются слёзы. Но по какой-то причине, сильно хлещут слёзы у Йосано. — Зачем же ты проснулась… — тихо говорит она с натянутой улыбкой, пытаясь казаться жестокой. Йосано никогда не чувствовала этого, когда истязала других. Нет, был лишь сладкий восторг, что приходил после удушающего предвкушения. Но на этот раз всё было иначе: она чувствовала вину перед девушкой, беспомощно лежащей перед ней и корчащейся в агонии от ударов жестокого лезвия топора. «Я должна буду извиниться перед ней…» — думает врач.***
Пытки закончились. В момент сея «операции», Озаки потеряла сознание из-за болевого шока. Благо после всего этого последовало исцеление, это же способность Акико Йосано — врача детективного агентства. — Что-то не так, Акико-тян? — спрашивает игриво Дадзай, — обычно ты после своих методов лечения ходишь свежая, как огурчик. — Нет, просто задумалась. — немногословно выдала она. Осаму же лишь посмотрел на неё так, будто догадался о том, что она чувствует к Коё Озаки. А он как раз собирается её проведать… «Она пока что лежит без сознания… — погружается Йосано в свои размышления, — но хочется так извиниться перед ней сейчас. Пока она не проснётся, меня будет терзать совесть. Вообще, какого чёрта ты что-то чувствуешь к ней, она же враг детективного агентства. Она жестокая, бесчеловечная… она никого не щадит. Впрочем, а чем я лучше?» Пока в её голове вертятся мысли, она ходит по коридорам. Глаза затуманил уход в свой разум. «Интересно, если бы мы работали в одной организации, то какие отношения нас бы ждали? Ах, столько мыслей, нужно пойти выпить чего-нибудь, может тогда развеюсь?» Это она и сделала. Выпив парочку чашек саке, Акико подуспокоилась. Горьковато-сладкий вкус с нотками яблок одурманил ум двадцатипятилетней девушки. Но образ Коё её ещё преследовал. Она редко так проводила времена с чашечкой спиртного, но сейчас это казалось необходимым. Сердце от переживаний бешено мчалось, и оно продолжало это делать даже под опьянением. «Ну и гадюка, даже так отпускать меня не хочет…» — подумала Акико. Почему Озаки засела в её голове? Может из-за красивых и редчайших оттенков её волос рдяного цвета? Или из-за её вечно ехидного взгляда, в сопровождении губ, что покрыты тонким слоем багряной помады? А может это проявление некой женской солидарности? Неизвестно… но так хотелось поскорее её увидеть снова. «Это кимоно… оно скрывает от меня её…» — довольно странная мысль проявилась в сознании Йосано. Она всегда восхищалась красивыми телами девушек. Эти приятные черты, бёдра, нежная кожа… от этого сердце Акико невольно издавало сильные постукивания. За этим толстым слоем лёна, с узорами паучьей лилии, явно скрывалось красивое и хрупкое женское тело. С такими томными мыслями Йосано провела весь вечер, пока не узнала, что Коё Озаки уже как давно очнулась. Сразу прознав об этом она помчалась на всех парах к ней.***
Акико пришла. Её пациент лежал на койке с недовольным видом. — И кто же у нас тут явился? — с насмешкой на лице говорит Коё, — ты снова хочешь меня излечить своим садизмом? Акико собралась. — Прости меня… — М? — недоумённо переспрашивает Озаки. — Извини за то, что я причинила тебе страдания во время операции. Коё рассмеялась. — Ну и ну, сам врач Вооружённого детективного агентства просит у меня прощения. Акико раскраснелась. Она бросает на Озаки неловкий взгляд. Подходит к её койке и говорит нервным и запыхавшимся голосом: — А-а-а как мне загладить вину перед тобой? Я могу тебя сводить в один бар, там первоклассное саке подают. И темпура с креветками очень вкусная и хрустящая! Коё лишь хихикнула и приложила свой палец к губам Акико. — Раз уж так хочешь загладить вину предо мной, то лучше откройся мне этой ночью.***
Ночь. Под лунным светом подрагивают два женских тела, что снимают с себя слои ткани. Лицо Йосано покрывают следы поцелуев, окрашенные вишнёвой помадой. Акико прерывает чредной поцелуй и она водит большим пальцем по нижней губе, окрашивая подушечку в цвет багреца. Коё же умело выхватывает пальчик ртом и начинает вульгарно его покусывать, заставляя врача алеть на глазах. Это выглядит слишком красиво! Йосано вдруг чувствует то, как с её волос снимается заколка с бабочкой. Эта бабочка оказалась в изящных руках Коё. — Ох, какая милая кандзаси. — говорит Озаки, — не против, если позаимствую её у тебя? — Не стоит, — в растерянности говорит Йосано, — иначе они заподозрят нашу связь. — Ах да, тогда давай так… — молвит Коё, кокетливым тоном, — этой ночью мы забудем все наши разногласия, наши жизни… даже наши имена. Озаки бросает златую заколку с бабочкой на чёрную ткань, украшенную красными хиганбанами. Будто бы бабочка присела на этот красивый цветок, готовый одарить её сладко-горьким ядом, под названием «любовь». Перед ними обеими распахнулись голые телеса. Всё прямо как представляла Йосано: тело Коё-тян действительно было весьма женственным. За этим бесформенным кимоно и вправду скрывалось что-то хрупкое, грациозное и изящное. Слишком очарованная этой картиной, она не заметила, как чужая рука прикасается к её груди. Тёплая ладонь ласкает затвердевший сосок, отчего она начинает постанывать. — Оказывается ты так прекрасна, Акико-тян… Губы вцепились в гладкую и тонкую шею Йосано, оставляя на ней багровые дорожки краски для губ. Словно Коё была алой краской для укиё-э, а Йосано специальной формой, которая запечатает на рисовой бумаге гравюру жанра сюнга. Вся тёмная комната наполнилась интимными и аритмичными вздохами. Казалось, что аж появились клубы пара. Они обе обвивали руками собственные телеса, даря нежные ласки, свойственные матерям и женщинам. Вдруг рука Коё дотронулась тонкой ткани трусиков Акико, что уже обильно мокли от прелюдий. — Нээ-тян, ты вся промокла. — выдавливает Коё, явно дразня Йосано. — Это всё из-за тебя… — вступая в эту порочную игру, говорит Акико немного довольно и обиженно одновременно. В её голосе есть дрожь. Йосано ухмыляется. Она затаскивает Коё в свои объятия и они обе падают на футон. Пока девушки трутся кончиками носов, Озаки поглаживает вульву своей партнёрши сквозь мокрую ткань. Настолько мокрую, что на нижнем белье, которое должно закрывать промежность, облегал возбуждённый клитор, показывая все прелести Акико. — Онээ-сан, прошу… — простонала врач детективного агентства, — проникни в меня. — Какая же ты нетерпеливая. — с довольной улыбкой вздыхает красновласая. Коё спускается вниз, водя языком по телу. Наконец достигая промежности Йосано, она дотрагивается до резинки трусиков и снимает их. Пред девушкой предстаёт весьма пикантная картина. Она желает впиться устами в половые губы Акико, из которых лились соки, но перед этим она дразнит её своим тёплым дыханием. — Пожалуйста… — жалостливо просит Аки-тян. Сделав это, она водит своим языком по мягким стенкам, заставляя Йосано подрагивать. Нос красновласой щекотал возбуждённый клитор девушки. Акико прикладывает свою руку на макушку Коё. — Да… вот так… ах, нээ-сама… — единственное, что она может сказать. В однополом сексе действует одно правило: качественный минет сможет сделать только мужчина. Также и здесь: качественный куннилингус сможет сделать только девушка. Прямо сейчас Йосано утопала в тёплых водах розового экстаза. Садизм двух девушек улетучился, а оно и неудивительно, ведь это особая ночь, когда они должны забыть друг друга и предаться сладострастным утехам. Они должны забыть даже их личности, что по локоть запятнаны в грязной крови. Хотелось, чтобы это продолжалось вечность. Чтобы они никогда не знали друг друга, как заклятых врагов; чтобы они никогда не предавались беспощадному садизму. Хотелось порхать, как две бабочки в воздушных и изящных танцах. Однако даже бабочки не ведут настолько беззаботную жизнь, и рано или поздно одна из них (или обе) угодят в липкую паутину под названием «Зловещая рутина». Но это всё потом, а пока что нужно наслаждаться моментом. Коё от эйфории падает на постель футона. Над ней нависает Акико, что дарит ей весьма страстный поцелуй и заканчивает его приятным звуком чмоканья. Она закидывает ногу Озаки за свою. Кончики их клиторов еле как соприкасаются, создавая будоражащее ощущение. И вот, их половые губы уткнулись в друг друга, словно целуясь. Эти трения о склизкую поверхность с эрогенными зонами так возбуждали девиц, заставляя их протяжно стонать и молвить бессмысленные предложения, в которых читаются похотливые желания, а бартолиновы железы только и делали, что выделяли обильное количество смазки. — Ах… нээ-тян, прошу… ещё — срываясь на визг молит о чём-то Озаки. Теперь над ней держит верх доктор детективного агентства, что прямо сейчас ехидно улыбалась, осознавая своё положение. Их восторг вместе с возбуждением всё рос, и рос. Этот вкус плоти женской был изумительнее, чем жаренная и сочная темпура, что предлагала Йосано в качестве прощения. Казалось, что всё это было лишь сном, который закончится и вернёт девушек в грязь всех событий и конфликтов. Но даже если так, то стоит постараться, если они хотят запомнить этот мимолётный сон раз и навсегда. А потому Акико шепчет партнёрше на ушко: — Не кончай, пока я не скажу. Глаза Озаки расширились от шока, но всё продолжала тереться о Йосано. Она уже хотела излиться, а девушка ей говорит такое. Что ж, придётся лишь терпеть. Эти минуты были достаточно мучительными, что Озаки чувствовала жуткую тяжесть внизу, которую нужно было срочно девать, но нельзя, иначе она разочарует прекрасную девицу, властвующую над ней. Коё желала расплакаться, но так позориться не хотелось, а потому она только и могла делать, что издавать всхлипы и мольбы. — Хах, нээ-тян… пожалуйста, прошу… я не могу… сдерживаться — уже срываясь на плач, молит красновласая. На лице же девушки родился садистский взгляд, смешанный с алым вожделением. Видимо у Акико есть какие-то жестокие нотки, если она возбуждается от чьих-то страданий. — Потерпи ещё немного… — Акико начала поглаживать её по волосам и словно колыбель, начала зачитывать: — не плачь, моя химэ-сама… я лишь хочу… хах, чтобы мы запомнили этот момент… прошу, химэ-сама… подожди чутка… ах! Озаки же после этого расплылась в еле заметной улыбке. Скорее всего ей льстило то, что её теперь называют «Химэ-сама». Так приятно было забыть грязное прошлое, состоящее из холодных клинков, ругательств якудзы и научной агонии с трубками, что проводили в её тело лиловую инородную субстанцию, из-за которой она окончательно превратилась в монстра. Так приятно было ощущать себя той, кто всю жизнь рос в царских садах пурпурных глициний. Ах, если бы она смогла так проводить свои дни и ночи напролёт со своей нынешней партнёршей, в этих самых лиловых садах висящих цветов, то скорее всего Коё благодарила бы жизнь за то, что она родилась… Однако как раз благодаря тому, что сейчас происходит, Озаки была безмерно благодарна Йосано: за то, что она подарила ей эту любовь, которую она не могла получить всю жизнь. — Я не могу… ай-ай! Обоих девушек накрыла пелена света, словно Аматэрасу-сама спустилась на землю и одарила всех людей вечным светом солнца. Вот он, рай, что запомнится двум девушкам до конца их жизни.Два тела срослись
В объятиях сакуры.
Бабочки восторг
Тонет в ядах приятных
Лепестков хиганбаны.