Нет. Нет, ведь проклятье пробивало её, стачивало как вода прочную скалу в море — медленно, но уверенно, та готовилась к своему последнему бою.
. . .
Это забвение — проклятье.
. . .
¹Тот вздрогнул. Внутренний циркадный цикл резко взбунтовал, как те заморские часы — «будильники». Странно, что тот проснулся как раз ко времени, на которое они договаривались — придется бежать. Что-то внутри резко беззвучно зазвенело как раз тот час, когда его уже поджидала там, в паре сотен метров от его цитадели, временная спутница-картограф до »Госа, что за Загорьем» — древнего, разрушенного города, усыпальницы первых Тмящих. Маллеус желал обнаружить там, в полуразрушенной библиотеке древних, намёки на возможную карту до Четвертой Лиловой Крепости, одной из легендарных летающих крепостей древнего происхождения, в которой он бы смог обнаружить утерянные в пыли времени карты мира, ранее не задокументированные источники информации или любой другой обломок времени до падения Терра-Ле-Фатта. Сумбурно — годы поисков возможности по пересадки Вечной Души в почти смертное тело увенчались таким небывалым успехом. Однако, осознавал ли Маллеус, что, спася свою душу от вечного существования в теле машины, тот обрёк себя на нечто куда более устрашающее? Щелкнув пальцами, броня мужчины отправилась в небольшое карманное измерение — так называемый самим кузнецом «Никополь»: личное пространство души живого существа. Кто-то привязывал его к сумкам, кто-то — к оружию или одежде, но ещё куда более часто это были украшения или драгоценность. В любом случае, открыть доступ к таковым карманам реальности было бы не сказать, чтобы крайне сложно — из окружения кузнеца, Силус или Кербраре могли бы столь прекрасно раздвинуть этот кармашек, что внутри уместили бы хоть комнаты или целые дома. Шаг за шагом, тот двигался на встречу к выходу, пока в татуировки влетали последние потоки света от центрального ядра — покрыв своё тело той самой маской, Маллеус наконец призвал на своё оголённое тело лёгкую рубашку, крепкий пояс и свободные, широкие шаровары. Темная одежда с красными узорами выглядела крайне интересно и, на удивление, свойственно на теле голиафа. Да, этот факт часто забывался, однако Деорум — представитель расы голиафов, высоких и крепких телом обитателей гор. Плотно забинтованные ноги мягко ступали по лесной почве, пока бледные волосы сверкали неяркими отражениями и бликами от, на удивление, яркой в их сезон звезды. Воздух свистел холодными воплями — весна расцветала, и последний холод медленно отходил назад. Тепло наконец просачивалось даже сквозь густые кроны деревьев, хотя влажная почва всё ещё отдавала дух недавно растаявшего снега. Миледи витала в воздухе — прекрасная дама левитировала на небольшой высоте над землёй. Та рассматривала этот небольшой сад у маленького озерца в глуши леса. — ... Почему сразу нельзя было встретиться у дома Кербраре? Я ведь только смогла нормально распрямить плечи. Сразу бы двинулись к ручью, без лишней траты вре— — Я искренне прошу прощенья, миледи. Я посчитал нужн- — Да меня это не волнует. — Как скажете. — Я знала, что голиафы не особо отличаются манерами, но я посмею тебе напомнить, что меня не волнуют твои отговорки, — резко дама своим пусть и нежным, но крайне строгим и немного надменным голосом — представитель так называемых в народе эфлингов, редкой помеси эльфов и тифлингов. Не особо любимые обеими расами, они не редко взрастают довольно специфичными путями в практически полном одиночестве, лишь изредка вырываясь в общество, становясь картографами или так называемыми путеводителями — жизнь бродяги-одиночки будто с детства к этому привлекает. Имя ей — Немея. Её внешность была крайне необычна — крайне острые уши, на своих кончиках были почти-что фиолетовыми, но приближаясь к прекрасному лику, та становилась куда более бледно-синей. Тёмные губы и ярко-голубые глаза выдавали в ней потомка рогатых тифлингов, хотя её рога были крайне аккуратно подпилены и спрятаны за клубнями довольно приятных голубых волос. На коже изредка проходились как по венам странные, взвихривающиеся узоры — точно аккуратно обгоревшее в огне затухающего костра дерево. Формы дамы так же были крайне... Внушительными. Она была крайне высока — не ясно, было ли подобное наследственным от эльфийского предка, или же она была крайне особенной для эфлингов. Тем не менее, куда более рационально с позиции Маллеуса было бы сказать, что дама просто велика — она не была жердью, а скорее напоминала Деорума с позиции своих пропорций: имея столь высокий рост, тело Немеи было соответственно подтянуто к этим 210 см. Из ярко выражаемых черт, которыми та пользовалась для одурманивания особо приставучих клиентов — это крупные, или крайне «привлекательные» черты тела были крайне ярко заметным на фоне мощных ног и чуть менее ярко выразимых рук. К слову, те оканчивались острыми и крайне плотными коготками — вряд ли те походили на тонкие человеческие ногти — скорее напоминали орлиные когти. Та старалась всячески скрыть их монструозный вид — лаки и украшения сглаживали внешний вид этих по-настоящему орудий убийства. Изредка, та каким-то невероятным образом спиливала их, однако отрастали те крайне быстро и неприятно. Возможно, из наиболее неприятного в этом крайне нежном и опрятном теле были массивные зубы. Нет, не только клыки — маляры были такими же внушительно широкими, как и у... Нет смысла искать сравнения лучше, чем Ду-Эйна — собрат Маллеуса по расе и духу обладал столь крепкими и большими зубами, что иногда по неаккуратности мог пробить мелкие косточки в мясе. Но вот Немея этого стыдилась — странным решением было при таком условии наносить яркую помаду из болотного чернолиста на свои губы, сильно привлекающую взгляд прохожих. Одетая в лёгкую обыденную для неё одежду, та левитировала при помощи особого артефакта — Силус крайне логично именовал из «Башмаками Лени». В его школе, при окончании обучения, создание подобных «Башмаков» было частью последнего экзамена, и не смотря на сложность в производстве, тот так же чётко подмечал, что кроме как беганья по воздуху на низкой высоте от земли, те ни на что не годились, а в частности — под водой, ведь тянули они носителя вверх. . . Тем не менее, на ногах Немеи это были даже не башмаки, а небольшие, аккуратные туфельки. Возможно, та заботилась подобным образом о своих аккуратных стопах, что было немного странным для её профессии. — Прекратите паясничать. Я плачу Вам не за это, — немного робко ответил Деорум. —... Да вот только у тебя выбора нет. Я вроде как одна среди, пожалуй, ВСЕГО Терра-Ле-Фатта, кто знает, где находится Гос за Загорьем. — Тебе... Это не даёт Вам право ставить мне усло—... Ладно, ладно, просто опустим это. Ведите. — А, ну и как я и говорила, предоплату я уже взяла. — Ч... Что? Вы не говорили о предоплате. — Да, господин Кербраре оказал мне большую услугу, выдав предоплату за тебя! Ну разве это не мило, что твой сладкий низкорослый друг так о тебе заботится? — Вы взяли сотню медняков? — Лучше. Четыреста медняков! — Это... Половина всей суммы. — А~а~а, голос! Тише. А то вдруг нас кто увидит, ещё подумает, что я вожусь с варварами. Успокойся, это просто гарантия того, что я не останусь в минусе, если ты вдруг решишь. . . Ну не знаю, плюнуть на полпути или отказываться мне платить. Что-то внутри него сжалось — его скулы едва дернулись, ведь не каждый так реагировал на его псионическое поле. —... —... Но я могла бы и догадаться, что нужно было взять всю предоплату, а после — сказать тебе в лоб, что взяла лишь половину, дабы оказаться ещё больше в плюсе. А ты бы и не догадался, так что... Считай это жестом доброй воли, — сказала та с небольшим надменным удовольствием, однако после тут же добавила, — Но буду честна, это так же и гарант того, что в случае чего ты и сам будешь знать, что в случае чего, сможешь отыскать меня через записи Агентства. Ну. Ты понял, короче говоря. — Ладно, хорошо. И так, Вы... Ты бы могла, пожалуйста, показать мне карту? — С какого это такого, прошу прощенья за эльфийский, Террра-Ле-Хера я должна это делать? И мы договаривались на «ты»? — Ты обращаешься ко мне так. — Но ко мне — на «Вы». Маллеус сильно оторопел. Видимо её агрессия спровоцирована не только им. — Эм... Ладно, хорошо. Опустим. Как далеко нам необходимо идти? —... Тц. Твои вопросы наводят меня на одну мысль. — Эм... Ч-что... На какую, мисс? — Голиафы либо слишком тупые, либо ты слишком любопытен. —. . .
Начальная дорога была долгой. Пройдя лишь половину пути до первых гор и переступив через одну из них, она наконец хоть немного разогрелась для элементарного «Да/Нет», после — до чуть более открытого ответа, и лишь тогда, когда второй день наконец завершился, она осмелился вступить в куда более глубокий диалог с голиафом. Все его вопросы оканчивались лишь очередным выкидом со стороны Немеи, от того, тот лишь просто умалчивал даже о вопросах, связанных с их местоположением. Маллеус старался сохранять спокойствие и рассудительность даже при условии омерзительного поведения спутницы, которую будто бы не колебало состояние её спутника. Тем не менее, весь интерес голиафа заключался в крайне базовых вещах, таких как поиск места для ночлега или расписание их путешествия — как никак, обоим был нужен отдых, однако каковы были показатели выносливости дамы ему ведомо не было. Его голова болела неприятной горящей мерзким, ноющим огоньком, болью. — Возвращаться этим путём будет ещё куда более длительным процессом, чем взбираться на гору. Близятся дожди. Она молчала. — Немея, я попрошу меня не игнорировать. Как мы хоть вернемся? — Можешь хоть сейчас валить обратно, никто не держит. Это ты меня нанял, а не я тебя. — Ч... Что... Но я поэтому и спрашиваю, собственно. Немея вздохнула крайне тяжко. — Я не знаю. Меня это не волнует. До Госа? Ну вот и топаем ножками до Госа. Алый закат был одним из первых за последние пару холодных месяцев. Глядя в водоворот их звезды, образованный затмевающим своим ярким заревом тучи, Маллеус в какой-то момент ощутил сильное успокоение, освобождение его духа. Эта красота так приятно сглаживала долгий день в пути. Прекрасный закат — что ещё добавить? Окромя первых стай птиц лишь вечерняя прохлада напоминала о былой зиме. Деорум вновь хотел обратиться к ней. Уже близилась ночь, и обещала она быть крайне прохладной. Его тело это прекрасно выдержит, ведь голиафы физиологически предрасположены к проживанию в холодных и влажных условиях. Однако сам мужчина видимо не желал тащить на своей спине окоченевший труп или ещё и заботится о простудившийся женщине. Вот и наступил вечер. Две массивные луны были столь велики, что по размерам напоминали огромные совиные глаза. Светили они мягко и приятно, хотя и не достаточно ярко, чтобы в лунном свете можно было разборчиво читать. Они сидели у костра. Он был довольно большим, основанным в иссохшем яблочном древе — обычно, они очень маленькие, но здесь они разрастались куда сильнее. Приятный фруктовый аромат, иногда слишком сладковатый, немного опьянял их носы. Поглядывая своим задумчивым взглядом сквозь яркий огонь, Деорум не словил на себе довольно долгий, прямо вдирчивый взгляд Немеи. Тем не менее, он начал: — Почему ты так себя ведешь? —... Ч... А? Что? В плане? — С момента того, как ты вступила в порог Агентства и узнала о моём заказе, я ни разу не мог перестать слышать твой снисходительный тон в мой адрес. — С чего ты вообще взял, что у меня к тебе такое «особое» отношение? — Я... Что блять? Я не говорил об особом отношении, скорее о свинском поведении. Хотя если грубостью дойдет лучше, то меня доканывает то, что ты ебёшь мозги мне целый день, даже не стараясь остановится, — грубовато молвил Деорум, когда тут же словил яркую искорку в очах Немеи. Та посмотрела на него с очередным презрением. —... И ты прекрасно понимаешь, — продолжил он, — что ты мне крайне нужна в поисках Госа. Я с тобой веду лишь деловую сделку, без всякого прилипания или расспросов. — Ага. И? — «И»? «И», бл...? Я... так, ладно. Я просто не желаю к себе такого поведения. Я же плачу деньги, и деньги не маленькие лишь за то, чтобы дойти до нужной мне точки. Я не задаю даже лишних вопросов, всё по делу. — В этом вся суть. Маллеус немного задумался, но в целом, в лице не изменился. Ночи были длинными и прохладными — лишь изредка, близь особо сухих областей, воздух был томительно горяч и иссушающим, однако сейчас прохлада брала привыкшую к теплу и даже жару кожу Немеи. Эфлинг изредка вздрагивала, но была по-настоящему довольна тем, что немного вывела Маллеуса; что увидела его эмоции. И это будто бы предавало ей сил, будто это разогревало её изнутри — видеть людей, выводить их на настоящие эмоции, глядеть в эту пропасть эмоций, стоя на вершине верещащей в конвульсиях собственной ярости очередной жертвы. И Деорум был луковицей — чем острее та сдирала с него всю эту шелуху, тем ярче становился истинный лик голиафа. Её отношение к мужчине в целом можно было бы назвать высокомерным — та считала его очередным «не таким как все» рыцарем, создающим из себя образ героя не сутью своих поступков, а тем, как он их показывает окружающим. Она считала его трусом, который бросится в бой лишь ради того, чтобы его не считали жалким; что он лишь очередной искатель наживы, которому резко и без любой иной причины, кроме как этой самой наживы, захотелось отыскать в хорошо спрятанных руинах древнего города какой-то лежащий без всякой охраны и трудностей недо-артефакт, выставив нахождение такового чем-то геройским, рыцарским и недостижимо невыполнимым для обычного смертного. Почему же она так считала? Ответ для самой Немей был очевиден — она жгла эти деревья не первый десяток раз. Сон был довольно приятным — дым отгонял всяких насекомых, окромя довольно больших членистоногих. Находясь в горной местности перед дождём, было ожидаемо, что к утру всё, что находится ниже их колен будет заполнено различными крупными многоногими хищниками, но проснуться они раньше этих тварей... Деорум проснулся уже лежа на камне — голиафы старались ложиться так, чтобы со временем их головы немного падали вниз и выводили их из глубокого сна. Просто немного глуповатый и травмоопасный обычай. Хотя, это спасало от пусть и безобидных, но крайне неприятных древесных сенокосцев — небольших паукообразных с невероятно длинными лапками, которые так неприятно шагают по утрам на древесной коре. Благо, Деорум на такого не наткнулся. Медленно встав, тот протёр глаза из-под линз очков. Немного зевнув, тотчас прикрыл рот ладонью руки. Лоб побаливал, и побаливал сильно. Очередной странный, полукошмарный сон. Организм всё ещё просыпался, но в ушах был странный, тихий... Гул? Нет, не гул, скорее... Тихий стон. Обернувшись на источник звука, Маллеус обнаружил Немею в крепких хватках артроплевры. Огромная, ядовитая многоножка опутала её тело как змея, удушая своим плотным хитиновым телом почти бессознательную от действия яда женщину. Сама тварь вгрызлась ей в бедро, впрыскивая внутрь небольшие порции своего яда. Реагировать нужно было мгновенно — когда Маллеус был совсем юн, Звездочёт Кеми-Ал рассказывал, что нужно схватить за головной щиток это членистоногое, и медленно отгибать его назад, ломая тело твари под собственным весом. Это не позволяло существу нормально двигаться, и в определённый момент, могло дать полное преимущество перед членистоногим. Без промедлений, тот набросился на животное — огромный, скользкий панцирь было ухватить очень тяжело, но как только Маллеус это сделал, то тут же оддернул тварь с хелицерами от тела Немеи, приводя её в чувство резким уколом боли. И прямо на глазах бледнокожей, тот своими голыми руками, в одно движение, свернул головной отдел многоножки в другую сторону с громким хрустом. Тварь почти моментально умерла от этого, тут же сползая с Немеи и скручиваясь в клубок. Дама взахлёб лила слёзы от долгого отсутствия достаточного количества кислорода и адской боли от яда твари — её бедро опухло и резко потемнело в оттенках. С облегчением выдохнув, Деорум не стал заводить каких-бы то ни было речей о спасении и благодарности; о том, что он, несмотря ни на что, спас наглую женщину, а лишь просто подошёл к уже мертвой артроплевре, и окунул свою руку в глубину её огромной сфинктороподобной пасти, после чего одним резким движением вырвал ядовитые железы из существа, мгновенно убивая членистоногое. Действовать нужно было максимально быстро — ухватив в руки какую-то пустую склянку, тот тотчас сдавил в неё яд из желез. Плотный и густой, омерзительный оранжевый токсин стекал внутрь склянки. Судорожно разгребая вещи женщины, Деорум вскоре нашел маленькую колбу с жидкостью — проверив вещество наиболее дельным способом (макнув внутрь кончик пальца и лизнув его), мужчина приметил странный солёный вкус жидкости. Во всяком случае, весь объём склянки тут же оказался в небольшой посудине с ядом. Закупорив её какими-то ветками, мужчина окунул его в горячие угли. Далее шёл наиболее тяжелый процесс — Маллеус без промедлений уложил свои стальные руки на зону укуса, после чего, сдавливая опухший бугорок, стал попутно высасывать весь накопившийся в ране яд, тут же сплёвывая его на землю. Впрочем, это действо длилось бы несколько минут, а поскольку находится в подобном положении было не самым рациональным решением, Деорум посчитал нужным просто одним резким сжатием пальцев выдавить остатки яда как гнойный прыщ. Что сработало. Мерзкая жижа уже расщепила полу свёрнутый сгусток венозной крови, однако далее продвинулся лишь нейротоксин в его небольших дозах. Ухватив из костра горячую колбу, его привыкшие к жару руки спокойно откупорили ветви из колбы. Грубовато, тот втёр остатки уже сгустевшего раствора в свежую рану Немеи, пока та почти впала в обморок от пережитой боли. — Протянешь до получения антидота. Нас учили реагировать моментально, ведь этот яд имеет свойство не только... «Отключать» твою нервную систему, но ещё и частично растворять место укуса. Дама надменно запрокинула свою голову и цокнула от очередного занудства Деорума. — Они как пауки — выпивают суп из своих жертв. Нам так Звездочёты рассказывали. Да и я сам это видел. Ну и дополнил их рецепты — как оказывается, их яд может самоликвидироваться быстрее, если отварить его с водой. Позанудствую на твоё будущее здоровье: многие антидоты на этом принципе и основаны, ведь здесь суть в том, что вода испарит пассивный реагент куда быстрее. —... C... — Поблагодаришь поз- —... Сука... Как я могла просчитаться с... гамаком... Немея будто-бы намеренно не обращала внимания на слова Маллеуса. — Послушай, просто сделай, что должно. — Тише. Меньше движений — спокойней кровоток. А теперь, — молвил Деорум, протягивая даме остатки жидкости — половину выпей. —... Половину? , — хрипло спросила Немея, выпивая должную дозу мерзкой, горько-острой жидкости, а после — тут-же сблёвывая её вместе с потоком желудочного сока. — Вот поэтому и половину. Давай-давай, пей в темпе. Тот присел рядом, немного склонившись над дамой. Аккуратно, тот подтянул кверху одним медленным, но безостановочным движением, заливая сквозь ротовую полость прямо в глотку.. . .
Она проснулась от тяжелого и болезненного сна — боль более не ощущалась столь остро, и они уже были в нескольких километрах от прошлого привала, переходя через крайне спокойную область этих гор. Новый костер, куда более аккуратный и уютный, грел её холодное тело. Снаряжение лежало рядом, сухое и чистое. Сильный шипящий звук привёл Немею в сознание очень быстро — обернувшись, та поняла, что они находились прямо под огромной дождевой тучей. Ливень бил крупными каплями по округлым, сточенным камням — оказывается, здесь это нередкое явление. Вдали провиделась огромная, круглая радуга — первая в этом году, и такая яркая! Редкие солнечные лучи, пробиваясь сквозь густые облака, метались меж тысяч капель, образуя прекрасное погодное явление. Точно на удачу. Дама такого не ожидала — неужто она все эти года умудрялась попадать в самое неудачное время для лицезрения этой красоты? —... Несколько дней без твоего нытья, но ты решила проснуться только сейчас — стоило мне только присесть, — молвил голиаф, сидя позади с готовым куском мяса на небольшой заострённой палке, которую тот протянул даме. — Фи. Как... Омерзительно. Но спасибо, такое впервые, — выдавила та из себя. — Так. Давай сразу уясним — может ты будешь себя вести не так надоедливо? — наигранно сказал он, — Всё то время, пока мы были в пути, я выслушаю твои... Высказывания в свой адрес. Просто мы же спокойно можем путешествовать. Пожалуйста, хватит себя так вести с незнакомцем, или... — Или что? , — резко перебила его явно поднявшаяся духом дама, жадно поглощая кусок мяса. — Или я буду куда более крут в общении с тобой, — почти сразу же, куда более резко и громко ответил Деорум, заканчивая свой ультиматум, — ведь если ты не прекратишь меня, донимать своими подколами и замечаниями, то я просто не отдам оставшуюся сумму. — И не дойдешь до Госа? Ты... Это же тебе нужно. Да и вообще, может, я вообще просто так общаюсь, откуда тебе знать? — Мне описывали тебя как спокойного и рассудительного чело- — Я ТЕБ... Я тебе не человек. Сочту за личное оскорбление. Маллеуса тянуло тошнить от этой маски, а головная боль подталкивала к этому сильнее — стало только хуже. Он смотрел на Немею и прекрасно понимал, что всё их общение — сплошной сумбур и абсурд. И куда как не Маллеусу знать, что эта дама просто неуклюже подталкивает его к какому-то действию. Его голова опять ныла, Реликт толкал её психоактивность скакать по волнам как корабль в буре. Лишь надавить такой же маской — доломать её и заставить идти дальше, а не тянуть это глупое самораскрытие. —т ... Блять, какая-ж хуета... , — промолвил Маллеус, после чего протер уставшие глаза под очками, — Я тащил тебя несколько суток на своей спине, хотя мог бросить подыхать близь чуть ли не полноценной орды этих омерзительных тварей. Но я... Я пытаюсь найти общий язык. Хорошо, хорошо, давай по-другому. Что тебя конкретно не устраивает? — Ого, первый правильный шаг! , — молвила дама, как-то по-детски захлопав в ладоши, — Ты наконец задал корректный вопрос. Наверное, не такой уж и дурак... Хотя, наверное и дурак. В легкой одежде и в горы... Она резко переменилась в тоне. Будто бы все эти старания были не напрасны и она вытянула из Деорума интерес, жажду понять, что не так — или же ей так показалось. Взгляни она в его очи, поняла бы, как ошибалась. — Этот путь именуется дорогой дураков. —... Потому-что он пролегает через, мать его, лесистые горы? — Да. Хотя, самая основная причина — это то, что почти никто не возвращался оттуда живым. — Кроме тебя? Немея немного потерялась. Деорум разглядел в её очах скорбь и печаль, которая та суматошно скрыла продолжением своего рассказа. — Я... Я возвращалась потому, что лишь показывала путь сюда. Не лезла туда... Куда не стоит. Та помрачнела сильнее, но Деорум решил сменить тему тотчас. —... Я, к слову, спустился с гор. — Я догада- — С одних из самых больших горных хребтов. — Неужто с Нактайских гор? — Да. Сказания ведают, что эти горы были первым препятствием Накги — божества, покровительствующего скалолазам. Ну это я так, к слову. И опять минута неловкого молчанья. Она обратила свой взор на их путь — обычно, её путники не были столь осторожны в своих скитаниях и заставляли Немею вести их по самому короткому пути. Маллеус шел довольно корректным путем, что, как оказалось, было неудивительно. Он знал устройство гор и знал, что короткими пути бывают только тогда, когда они вымощены в Пекло. Её удивило то, что мужчина её не бросил там, у костра. Но сейчас та думала, понял ли он суть этого пути? Неужели сейчас она наконец прояснит ему всю суть? Она решила — нужно вытянуть из него ключевой вопрос. Он понимает её план и лишь ищет ключи, а ей остается всего лишь помочь ему подобрать нужный. — Да мне как-то плевать. — Я же просто хотел рассказать, ну, разбавить разговор. И опять неловкая тишина. — Ладно. Не будем игнорировать паука в комнате. — Ты о чём? — К чему эта идиотия? Зачем прикидываться грубой, после — дурочкой. Будто бы ты не могла убить ту многоножку. А я тебе подыграл... Ну разве это не глупо? Я тебе — никто, абсолютно пустое место. Это нормально, деловые отношения, помог я тебе даже из эмпатии — из выгоды, конечно же. Но всё же, наше путешествие на пару дней. Чего ты добиваешься? — Прекрати эти расспросы. — Ну вот что не так. Я тебя даже не знаю, как и ты меня, но всё наше небольшое похождение в пару десятков километров выглядит как какое-то сатирическое произведение душевнобольного. Я спрашиваю, что не так, а ты начинаешь паясничать. — Ладно, хорошо. Я... — Я спрашиваю это не потому, что мне на тебя якобы не наплевать. Раз ты привыкла к меркантилизму, то я тебе предоставлю его. Ты лишь ходячий инструмент, карта и не более того. — Ты правд- — И почему ты вдруг решила, что у тебя вообще есть право подстрекать меня? Тебе бы и за языком нужно следить. Хотя будь здесь кто менее терпеливее меня, то ты бы получила по лицу. Хотя я уверен, что ты с этим сталкивалась. — Эй... —Закройся. Я тащил твою задницу несколько километров, отбиваясь ногами от всякой ползучей живности лишь для того, чтобы дотащить тебя сюда. Любой нормальный человек. , — молвил тот, однако тут же был перебит Немеей. — НЕ ЗОВИ МЕНЯ, БЛЯТЬ, ЧЕЛОВЕКОМ! И Маллеус нашел самый острый из всех ключей. Как-только та сказала это, скрытый на его лбу артефакт слабо мигнул — психический удар по разуму Немеи подтолкнул её продолжить — буквально сказать то, чего хотел услышать Маллеус. Его артефакт повлиял на разум дамы не сильно — лишь деликатно подстегнул выдать то, что мужчине нужно было, ведь терпеть этот цирк Деорум не хотел. Всё это время он лишь выжидал момент, когда он наконец сможет выманить Немею так, чтобы его способность оказала своё влияние незаметно. Её ранее спокойное лицо, наконец неожиданно получившее надежду на то, что он поймет смысл всего этого неуклюжего спектакля, немного сморщилось и она начала лить слезы. Мужчина не ожидал этого — что же за бред здесь вообще происходит? Неужели он попал в точку слишком сильно? Что-то внутри него вздрогнуло. Будучи машиной столько лет, тот привык мыслить, как машина, как механизм, как математический расчет. Он загнал её слишком сильно, слишком сильно открыл эту дверь, этот занавес. Но теперь голиаф был готов посмотреть на эту оголённую правду. — Прости, — солгал тот в попытке выпросить прощения, — Просто не понимаю. Она посмотрела на него сквозь слезы. — Я... Я не имею выбора. Я не могу отказаться! Мне нужны эти деньги что бы хотя бы жить. Моя одежда — это чьи-то лохмотья! Куски старой и поржавевшей брони, бинты и какие-то кольца, — говорила Немея, наконец раскрывая ему то, почему она не хотела вести его сюда, — Я ведь не тифлинг и не эльф. Они все слишком горды, чтобы воспринимать таких как мы — их общих потомков! — как равных им. Я родилась большой и... Меня было сложно прокормить. Меня выкинули на обочине, когда я только научилась ходить, — сказала она, снимая со своих ступней те самые башмаки. Её голени почти до самых колен были покрыты глубокими и очень старыми шрамами — следы укусов. — Я не... Маллеус не ожидал такого потока мыслей. Он смутился тому факту, что она стала так изливать свою душу — он хотел уже было сплюнуть, но тотчас отринул эту идею. —... Я просто бродила почти всю свою жизнь, кормясь мелким отродьем, по типу крыс или кошек. Я съела собственно питомца, мать его! Единственного существа, которое меня не отвергло! , — было заменто, с какой болью она произносила эти слова, — И потом я поняла, что мои знания... Знания об местах вне теплых городов и уютных сёл... Что только это принесёт мне деньги. И..., — Она немного запнулась, утирая свои слезы и сопли, —... И потом я прицепилась к какому-то знаку. К тому, который на города указывает. Стояла, маленькая дурочка, держала в руках шкурку этого животного, мол, у меня карта есть. Проводила старушек до их домов, по праздникам — молодых и не очень людей до их сёл. Каждый платил чем мог. Едой, монетой, иногда — подёртой одежкой. Я всё брала, потому что маленькой была, и ничего другого рядом и не было. Они, эти старушки, были со мной добры и мягки. Как будто это были мои родственники! Они угощали меня, и однажды, я помню, даже покормили меня супом. Она содрогнулась. Деорум выглядел немного инертно, глядя на неё, ведь в её голове скользили мысли и горячие эмоции — ненависть. Чистая ненависть, ярость. Омерзение к человекоподобным расам, которые, как Немея считала, предали её; отвернулись тогда, когда она больше всего нуждалась... А вот этого Деорум увидеть не смог. Тем не менее, так называемый "Поток Правды" уже было не остановить. —... Я никогда не забуду их доброты. Никогда. Но потом, когда я подросла и стала выкрадывать хлеб... Я помню, как-то самое село, которое я навещала чаще всего, оно... — Набег? — Да. После Войны с Машинами стали популярны грабежи мелких поселков. Поэтому все сселяются в города — только там есть защита в виде стражи. В села они не заходят, а что люди сделать то могут вилами против мечей? И тогда, я потеряла последних людей, которые хотя бы не гнали меня от своих домов. Он молчал. Глядел на неё без излишнего движения губ и будто что-то старое из полок его памяти вздрогнуло от её рассказа — как никак, он не просто читал её последние мысли и воспоминания, а ощущал так, как ощущала их она. Такие вмешательства были не безостаточными, ведь обычно сознания при таком условии частично перенимали частички общего характера обеих сторон. Для довольно древнего Маллеуса это не сулило чем-то страшным, но вот Немея словно становилась мягче. — Я росла одна. И хотя со мной не было никого, я всё же была обязана продолжать зарабатывать. Тогда появились эти... Агентства. Они ведь просто позволяли зарабатывать деньги легально, хотя это были копейки. И я... Я подалась к ним. Более, выбора у меня не было. — Ты вступила в Агентство Кербраре? — Тогда оно ещё... — Не было его. Я знаю, что в те времена платили крохи. Сталкивался с этим. . . Прости. Продолжай. — ... Первые путешествия были в старые шахты. В Агентстве говорили, что если команда не вернется за отведённое время, то нужно уходить оттуда спустя час. — Золотое Правило Путеводителя. — Д... Да, — немного успокоившись сказала она, — и в первые разы всё было прекрасно. Я проводила обычно людей, ведь нелюди тогда легально работать практически и не могли... Как и я, поэтому и приодевалась так, чтоб никто не узнал, что у меня длинные уши. Деорум понимал, что более ему давить не нужно было. Его заклинание медленно отпускало даму, и теперь та сама продолжала свой разговор. — Одни отряды возвращались, другие нет. Мне было. . . Мне было плевать, кто возвращался, а кто нет. Они были хорошими и молодыми ребятами, но у меня была работа и я её делала. Делала так, как только могла. Вскоре, они обновили правила, и потом, в случае невозвращения целого отряда, с меня могли списать. И. . . И мне пришлось идти с ними. С многими ребятами я виделась в первый и в последний раз. Особенно тогда, когда мы шли. . . — По этому пути. Я догадался, — немного подавленно сказал кузнец, отводя взгляд в стыде и сожалении. — Они... Они хотели просто поискать чего-нибудь. Каких-нибудь сокровищ или очередного давно разворованного бреда. Я... Я просто шла рядом, показывала им путь. Эта команда была другой, состояла из каких-то грубоватых сокращенных после очередной реформы рыцарей. Они вели себя грубо, позволяли себе вульгарные вещи, предлагали мне деньги за... услуги интимного характера, подкалывали, а однажды ещё и стянули капюшон, что аж увидели лицо. После этого отношение стало грубее, наглее... Думали, что я им прислуга. Лишь тогда, когда пришли до Воса, они потеряли всякий энтузиазм к издевкам надо мной... Я так считала. Она тяжело вбирала воздух. Её тело задрожало, а на глазах опять выступили слезы. Немея сильно сжала свои ноги в объятьях её рук. — Эти... чертовы люди! Они начали беситься, метаться мусором, ссориться. Даже пара дам, самых спокойных и... Добрых, пожалуй. Даже они, находясь там, ничего с ними не сделали. А они буянили и злились. В латах они карабкались как черепахи по горам! Мы убили на это две недели! И они обвинили меня в этом. В их провале, В ИХ ПРОВАЛЕ! Они начали избивать меня, накинулись почти что оравой, — молвила тихим писком дама, прикрывая своё лицо от горьких слёз. — Я и сказала, что, мол, вы сами в этом виноваты, что я предупреждала их — это плохая идея. Я предупреждала их, просила... Вернуться. Золота там нет! И один... Не выдержал. Слово за слово, и он почти выбил мне зуб. Другие схватили за руки и... Я осталась там умирать одна, на развалинах древнего города. Без еды, воды и помощи... Эти... Люди. Они просто плюнули и пошли обратно. И более она ничего не сказала. Резко замкнулась, поняла, что почему-то резко доверилась незнакомцу. Опустив руки на свои колени, она уперлась в них, начав рыдать. Она говорила эти вещи так, будто впервые могла кому-то довериться, раскрыть себя! Но она не рассчитывала на понимание — этот крик был криком души, к которому её подтолкнули. Наконец, та взревела. Края его губ опустились вниз. Подавленный, он всё слушал эту историю и будто переживал её за девушку. И его сердце всё же содрогнулось как и во все те разы, когда дело доходило до подобного чтения мыслей. Ведь и Маллеус всё же был человечен в глубине своей души — он хотел увидеть что-то хорошее в окружающем его мире, окружающих его людях сквозь эти десятки разрушенных жизней. Ведь этого понимания... Его почти и нет в их сообществе. Население бессильно в этих постоянных ударах судьбы; словно бесконечная цепь мучений, это разрушенное королевство, доживая последние десятилетия, теряло последние отзвуки человечности, загоняя народ в пучину отчаянья. Возможно лишь видя весь ужас этого умирающего царства, он смог понять, что необходимо оставаться человечным. Да и понимал он их не спроста, ведь прожив целый век в жалком, слабом автоматоне, тот не убил в себе последние остатки сочувствия и сожаления. Вряд ли это был напущенный героизм. Он лишь хотел оставаться таким, каким и был тогда, давным давно. И даже сквозь это проклятье — через эту чертову клетку его души — он мог подарить хотя бы небольшой лучик надежды Немее. Сжалился он, захотел ли это сделать лишь из-за её речи — Немея даже и подумать не могла, ведь её сознание болело от вмешательства кузнеца. Она просто лила слезы, роняла каждую как кусочек этой изуродованной души. Но спустя пару минут что-то произошло. Постепенно, она стала ощущать тепло и сухость. Будто бы она окунулась в какую-то горячую ванну или укуталась в зимние одеяния. Его руки аккуратно устелили на её плечи тёплое одеяло, которое Деорум переместил при помощи Никополя. Тот нежно гладил её по спине, аккуратно успокаивая измученную душу. Деорум не молвил ни единого слова, стараясь лишь просто согреть даму. Лишь открыв свои дивные, голубые очи, Немея лицезрела это невероятное плетение! Одеяло сверкало ночным небом... Нет, самим космосом! Звезды появлялись на нём и потухали, а взгляд словно летел через десятки созвездий и туманностей. Эта вещь будто бы была соткана из самой детской мечты: из небольшого комочка фантазии, из кусочка космоса, из надежды и спокойствия. Она взглянула на мужчину. Наконец, та вглядывалась в его детали и могла описать, осознать и запомнить его. Маллеус был невероятно высоким. Крупный, он всё же был куда как более вытянут, нежели массивен. Он был похож на своего друга — Ду-Эйна — однако не обладал столь крупной мускулатурой, пусть и был крайне «сухим». Тем не менее, худым жердяем его назвать было бы глупо. На нем была одета странная рубашка — необычный материал поблескивал словно темным маслом на своих концах, хотя одеяния были невероятно сухи. На поясе были вычерчены самим материалом и нитями необычные иероглифы. О его широких штанах можно было мало что сказать — они буквально перетекали в плотные ленты, которые заплетались вокруг стоп. Его лицо было острым в своих основных чертах. Его нос был аккуратен и достаточно крупен — как для голиафского носа, он был крайне элегантен. Уши были обычными, пуская на своих кончиках и сильно темнели оттенками. Волосы были массивны и очень странно, сложно уложены назад, словно он неаккуратно носил шлем большего от его головы размера. Несмотря на ярко выраженные углы его челюсти и приятные глазу скулы, всё же была вещь, которая срывала на корню все мягкие черты его лица. Что-то тяжелое, грубое. Его брови и скрытые под ними глаза. Они были словно не его; словно всё это лицо было физической маской, за которой скрывалось нечто отчаявшееся, сломленное. Его брови были густыми и нависали над глазами как под тяжестью вековой боли. Они были сложены в чуть озлобленном, но мудром положении. Такие брови были только у старцев и отчаявшихся. Хотя Маллеус был и тем, и другим. В его очах виднелся огонёк одинокой надежды, оторванный от его будто давно мертвой души, так ярко сверкал внутри. Смотря в эти глаза, можно было бы понять, что перед ней сидит не машина, не пустое место, вовсе нет — в его глазах сияла радуга из печали и радости, из скорби и надежды, из утраты и дара. А глаза Немеи были иными. Её склера была очень нежного, небесно-голубого оттенка. Лимб и радужка глаза имели куда более синеватый оттенок, а зрачок поблескивал яркими отражениями. Аккуратные ресницы подчёркивали эти большие кусочки неба. Её тело было прекрасным. Пропорции тела, определённые черты и формы. Она просто была красивой. Выделялась среди сброда этих напыщенно богатых и на половину нищих. Хотя не выделяться было тоже важно — именно поэтому та была одета в такие лохмотья. А может она была так одета из-за того, что нечего было и накинуть. Во всяком случае, Маллеус отразился в Немее тем, что тоже появилась не в том месте и не в то время. Они оба взрастали под всем ужасающим гнётом этой реальности, но куда более важным было то, что каждый из них смог выстоять, буквально переродится. Немея пыталась поступить правильно, поступить так, как считала верным. Даже поставила ценник на эту дорогу слишком высокий не из личной жадности, а из того, что только настоящие глупцы попросятся пойти в эти горы. Ведь именно здесь сотню лет назад шагали автоматоны — выжженная почва смывалась со свежей породой, а подросшие дубы были наследниками куда более древних, но уже давно утопленных в болотистой почве деревьев. Даже живность будто бы бежала отсюда, чуя всем духом, что это гиблое место. И Немея знала это — знала всё время и лишь хотела отменить поход в эту глушь. — Нечего слёзы лить. Ты ведь выстояла, верно?, —. . .
²Дождь лил с новой силой всё сильнее и сильнее. Тем не менее, плащ Маллеуса согревал Немею, придавал сил и уверенности. Она выглядела куда более естественной и открытой. Мягкой поступью, они шли одним из самых коротких путей к Госу, и Немея будто воспряла духом, радуясь тому, что они доберутся до Госа раньше — всё же Маллеус на последок скрасил её душу радостью и надеждой — может, из-за своего поступка с плащом, а может потому, что всё же понял её страдания и принял этот крик души. Сам Деорум в лице не сильно изменился — его колебало лишь то, что ему придётся рыться в породе очень долго. По рассказам Немеи, в этих местах много каменистый пластов, а следовательно, если что-то из остатков города и уцелело, то оно либо дремлет в невероятно плотной почве, либо уже раздавлено ей же. В любом случае, даже при таком условии, у Деорума есть определённый выход. Вот один из склонов. Здесь виднеются забытые в былинах времени ступени, выстланные древесиной. Плотная и влажная, та расходилась слоями отдельных волокон сгнившей целлюлозы. Рядом виднелись заросшие остатки старой и очень маленькой деревни. Она так и лежала в развалинах с тех времен, когда здесь ещё кто-то жил. Это был крайний рубеж перед Терра-Ле-Фатом, о котором все позабыли — под ногами Немеи, прямо под её башмаками, скрипел ржавый металл с руки давно почившего автоматона. Её глаза метнулись к дереву, которое проросло сквозь машину, и словно зачарованная, та не углядела того, что углядел Деорум — среди нисходящих потоков дождевой воды, тот заметил в полуразрушенной колыбели маленькие кости. . . Ужасы войны застыли в предсмертной агонии здесь. Дома были будто только после взрыва, а деревья будто обросли пламя сверху, не позабыв о былом жаре. Поваленные деревья давно сгнили, хотя будто бы материальные фантомы, их остатки рассказывали историю о том, как бездушные машины беспощадно изничтожали всё, что хотя бы немного напоминало живое существо. Воды смывали породу так сильно, что среди это многолетней пыли стали просыпаться давно погребённые и позабытые миром воспоминания тех лет — за Маллеусом и Немеей, прямо вниз по склону, сквозь почву показались десятки застывших во времени и агонии остатки тел мужчин, женщин и детей, не успевших сбежать от огня машин. Обрыв. Деревянный лифт для спуска лежал внизу. Хотя, давно эти бруски и неаккуратно вбитые гвозди уже не годились даже для дров в печь. Высота была немаленькой, а веревка их двоих не выдержит — плетение уже разошлось как старый мешок для зерна. — Так, и... Что, пойдем в обход? , — молвила Немея, с определённым разочарованием глядя аккуратно вниз. Её острый нос очень аккуратно глядел вперёд как клюв птиц, з которым виднелась пара любопытных глаз. — В обход? Это ещё целые сутки. Нет, не пойдет. — Ты... Ты предлагаешь прыгнуть? — ... Помнишь, ты мне нагрубила? Сказала, что голиафы что-то там... Варвары, вот! Ну сейчас мы и спустимся максимально варварским путём. И он, схватив даму, тут же метнулся со скалы. Она не успела ничего понять, ничего сделать. Лишь ахнула, оторопела. Волосы вздыбились, Немея каплю заверещала — на её голубых глазах проступили слезинки от дующего в них потока мощного ветра. Они падали вдвоем с высоты в более чем 250-290 метров — и летели они стремительно. Дама пыталась оттолкнуться от мужчины, билась руками в его грудь, но он даже не колебался и не дрожал, будто делал это десятки, если не сотни раз. Что это вообще за голиаф, который прыгает со скал?! Но времени задавать вопросы не было — пролетев половину пути, Немея поняла, что у мужчины не было крюка-кошки или цепи. Она кричала от страха, летя вниз как камень, ведь они определённо точно разобьются. Даже Ленивые Сапожки не спасут от такого поведения, что уже говорить про мужчину, который будто бы был рад ощущению свободного падения. И лишь пролетев половину пути, тот расправил одеяло дамы в разные стороны. Время словно остановилось. Капли падали в её глазах так медленно, что она могла рассмотреть отблески и отражения её лика в каждом из этих маленьких водяных зеркалец. Перед глазами почти начала проносится жизнь, но она тут же поняла, что их скорость стала спадать. Не время замедлилось, а они падали так же быстро, как и капли! Этот массивный плащ словно левитировал, удерживая в своей хватке Немею и Маллеуса. Её ноги, вздрагивая, коснулись старой и выцветшей плитки. Она стерла с глаз небольшие слезы и пыталась отдышаться не очень глубоким дыханием. Пошатнувшись, её чуть не стошнило, пока мужчина немного засмеялся. Он выглядел очень радостным, ведь наконец отомстил картографу за то, что она донимала его всё это время. Приземлились они почти что у самого входа в то, что когда-то было главной библиотекой города. В точку! Они точно не прогадали, спрыгнув сюда. В округе были видны лишь остатки былого города, прекрасно зиявшего, будто гордясь этим, кусками мрамора, бледными кусками давно потрескавшегося, мутного стекла. Изредка виднелись даже металлические, поржавевшие палки, сцепленные вместе магией времени. Иногда, у самой дороги, можно было приметить грубо разбитые несущие балки из такого же белого мрамора. Что-то из этого города было погребено под землёй, что-то виднелось даже спустя года. Ранее дорога, а теперь — скорее аккуратно отделённый от квадратных участков четырёхугольник, чуть ли не зиял о своём былом величии. Красивая андезитовая плитка была даже и не плиткой вовсе, а полноценным валуном, аккуратно сточенным сверху в хорошо скомпонованную квадратную форму. Немного оглянувшись в округе, мужчина неаккуратно наткнулся на ту самую разбитую лифтовую клетку. Немея уже хотела окликнуть его, но завязанные ноги Деорума просто раздавили жалкий кусочек ржавчины. Почему же кузнец не приметил этого? Да ведь он тот час же двинулся к библиотеке, расположенной буквально в склоне горы. Самый удачный вариант для спуска! Им впервые так сильно повезло, да ещё и у самого конца. Маллеус был восхищен прекрасной архитектурой древних, совмещающей в себе красоту математических форм и природы с инженерной аккуратностью и четкостью. Прекрасная снаружи, библиотека походила на их городскую мэрию. Возможно, она была даже списана с этого дворца! Верхнюю крышку можно было бы характеризовать не иначе как оду её строителям — ранее, в треугольной рамке зияла золотая фреска, изображающая на себе выдолбленные не иначе как мастером слова, описывающие это место. Но эта фреска была утеряна в ходе войны — поговаривают, что Монетный Двор пустил её на, не удивительно, монеты. Подпирали рамку 12-ть мощных, несущих колон. Они состояли из, предположительно, грунтованного мрамора и сохранили до сих пор. Подставки колон были очень велики — ростом чуть больше Деорума, они достигали в ширину и длину более 15,5 метров. Монолиты былого величия были столь одиноки среди этих развалин — они могли лишь общаться меж собой громким свистом от дуновений прибрежного морского бриза. Но только они хотели вступить на первую из 12-и ступеней, как позади раздался явно слышимый звук. Местность не предопределяла шума — всё, чем было должно упасть, давно упало. Стены не были нерушимыми, однако нависали они очень стойко, не падали. Животное? Нет. Немея знала, что их тут быть не должно, окромя ящериц да мелких членистоногих. Что-то другое, большое... Может, чайка или ещё какая-нибудь рыбоядная птица? Но вдали не повиделось образа птицы или взамаха крыльев. Нет, вовсе нет. В их глаза попал довольно яркий свет. Он мигал так, словно это был какой-то хороший маяк, но уменьшенный в десяток другой раз. Что-то гуманоидное держало этот, как оказалось, светильник в своих руках. Оно, приметив кто стоит у входа в сооружение, метнулось вперед, крепя массивный светильник на пояс. Деорум был готов активировать Никополь или призвать хотя бы оружие. Его лицо немного скривилось, готовясь к атаке. Немея не осталась в стороне — она потянулась за небольшим, затупевшим кинжалом со своего пояса. Оно дергало руками, летело как животное, пока за ним тянулся черный след. Уже готовясь призвать прямо под ноги бежавшего свой молот, мужчина услышал голос незнакомца...