***
Удар, еще один. Под гнетом хлыста он стоял будто под освежающим ливнем. Не важно, куда пришелся удар, ведь эта жгучая боль явно стоила того наслаждения, когда Аякс избивал до крови спарринг-партнера. — Ах ты мелкий поганец, сколько раз тебе повторять! Свист от хлыста — его музыка, грохот прокуренного баса — поэзия, а стекающая на пол кровь с костяшек пальцев — вальс безумия. Бездна ликовала, пожиная плоды. Аякс смеялся. — Выметайся прочь, монстр! И больше не вздумай сюда возвращаться. Крупные ладони схватили за худощавый бицепс и потащили в сторону выхода. От возбужденных исполненным Аяксом шоу кадетов, от стен зала, от скрипучего паркета, от боксерского ринга и перчаток, от запаха пота и крови, от воя жертвы. Мир завертелся перед глазами Аякса, и только тогда он понял, что лежал на земле, а дверь в теплый желтый мир электрических ламп и сражений закрылась перед ним навсегда. Монстр. И что с того? Аякс потянул руку к занимающемуся созвездию нарвала и схватил звезду с рога себе в ладонь. Но у лица кулак оказался обреченно пустым, как и смысл недавнего поступка. Он отмахнулся от назойливой мысли, словно от элементальной бабочки, что осветила облепленный сгустками смоляной патоки разум — то, что никому нельзя видеть. Вместо угрызений совести он лизнул кровь с разбитого кулака и тут же сплюнул. Кровь богача на вкус как навозная куча. Даже твари в бездне были слаще. Отряхнувшись, он направился в сторону склада с боеприпасами. Вечер стоял тихий, безлунный, только вдали слышались голоса из казармы и стрекот кузнечиков. Салага на посту, как обычно, заснул мертвецким сном, облокотившись на ружье. Аякс обошел его стороной. Весь день шел дождь, воздух до сих пор хранил в себе свежесть, а земля влагу. Чавканье ботинок по грязи утомило перегруженный разум, что тот едва не пропустил мимо ушей чирканье спички и вспыхнувший вслед за ним тусклый огонек. Аякс юркнул к стене. — Я не могу уже с этим чокнутым мальчишкой. Побеги из казармы, драки со сослуживцами, неподчинение старшему по званию, игнорирование приказов и порядков! Список еще долго можно продолжать, только суть одна — он бельмо на глазу кадетского корпуса. — Красочное описание заслуг прервалось с затяжкой. Тонкий нюх учуял горький запах жженого табака, который обычно курил ротный командир. — Слышал, ты завтра отправляешься в уезд К. Заминка выдалась долгой. Так Аякс понял, что ротный разговаривал с офицером Цвайгом, который, по слухам, подорвался на мине в бою и с тех пор туговато соображал. Он часто бывал в разъездах, поэтому вряд ли кто-то мог сказать, какой предмет тот преподавал и преподавал ли вообще. — Ты хочешь, чтобы я взял этого отброса с собой? Он мне всю кровь выпьет, пока мы до К. доберемся. — Выпьет, не выпьет, это уже дело десятое. — Послышались хлопки по ткани. Аякс вслушивался в каждый шорох, ведь знал, что чокнутый и отброс могли применяться только к нему. — Пацана надо припугнуть реальным боем. Вот пройдет школу жизни, сразу как миленький по струнке ходить будет. Ну а если шальная заденет, то нам головной боли меньше. Аякс усмехнулся подобной наивности, пока жар разливался по телу. Когда бы еще представилась возможность себя показать? Все эти построения, математика и черчение поперек глотки стояли, а так хоть заставит кабинетных офицеров считаться с собой. Может, даже старикан Пульчинелла наконец заберет из этой дыры. — А директор? Ты ж знаешь, он за этого пацана головой перед пятым отвечает. — Да будет тебе, с его-то заслугами легко убедить, что он сам сбежал. — Черт с тобой, возьму. Ружьем-то хоть умеет пользоваться? — Да, вроде, чему-то там научился у Красова. Грузный ботинок подмял траву с затухающей самокруткой, харчок полетел в сторону. Два офицера побрели в часть. Аякса у амбара уже след простыл. Сегодняшнюю ночь он провел за кражей глаза бога. За ним пришли перед рассветом. Сговор двух офицеров вдали от ушей директора привел в конюшню, где уже шли подготовления к отъезду. Цвайга Аякс раньше видел только издалека, зато теперь рассмотрел во всех деталях. Физиономия оставляла желать лучшего: половина лица будто бы сползала, мечтая сбежать, другую же усыпали борозды морщин и глубокие ямы после какой-то болезни. Обрюзгшее тело с трудом залезло на коня, пока Аякс воевал со своей вороной кобылой. Еще с некогда ластившейся к нему домашней кошки, которая при виде него стала шипеть, он осознал свое новое положение. Животные боялись Аякса как огня, чуя зловонное проклятье бездны. И как же хорошо, что Скирк научила, как с этим бороться. — Стой смирно, пока я тебя на фарш не пустил, — раздался грозный рык. Аякс натянул поводья, и коню пришлось склониться к земле. — Так-то. — Такой маленький еще, а уже такой жуткий, — раздался сбоку шепот. — Не смотри ему в глаза, вдруг он проклят. — Женщина осадила мужчину, а затем протянула ведро с зерном. — Помог бы лучше, чем на этих смотреть. — Нам до другой части час скакать, не стой столбом. Раскатистый голос Цвайга потонул в ржании пришпоренной лошади, она быстро понесла его по раздолбанной повозками дороге, только грязь летела. Аякс забрался на свою и помчал за офицером следом. Кто бы взглянул со стороны, сказал, как благородно выглядит он на вороном коне в черной кадетской форме, а волосы как огонь сверкают посреди предрассветной поры. От силы пару месяцев он провел в кадетском корпусе и натерпелся всякого. Там прежде всего ценили кротость и послушание, а не хаос и беспорядки. Но как оказалось, в части ситуация была не лучше, и хватило одного взгляда, чтобы умереть со скуки. Хорошо Аяксу не стали устраивать экскурсий, а сразу привели к остальным. — Какого лешего ты ребенка притащил, Цвайг? — Проседь офицера переливалась на прохладном утреннем солнце, а глаза прожигали нутро. Раздался гогот. Аякс выбрал самый убийственный взгляд, чтобы окинуть взором собравшихся. Большинство недалеко от Аякса ушли по возрасту, а уже зазнались, будто жизнь повидали и пороха понюхали. Хмыкнув, он закатил глаза. — Отставить смех, — приказал Цвайг и осадил лошадь. — Между прочим, за него сам Пульчинелла поручился, так что он еще вас по силе обгонит. — Вот еще малолетке продуть, — высказал кто-то позади, чьего лица Аякс не рассмотрел. А жаль, он бы показал ему кто кого. — Эй, малой, как звать-то? — спросил высокий парень лет восемнадцати с жиденькой бороденкой. Черные волосы были коротко подстрижены, а на форме не оказалось ни единой складки. Какой прилежный, подумалось ему. — Аякс. — А я Сергей, будем знакомы. Ты бы не слушал их, мы-то сами не так давно из кадетского училища выпустились, чтобы чего-то стоить. Тут только Цвайг и Зайцев обстрелянные. Ну ты сам видишь. — Ага, заметил, — незаинтересованно потянул Аякс. Имена еще запоминать, делать больно нечего. Хотелось побыстрее на настоящее задание попасть да задать кому-нибудь трепку. До уезда К. путь был долгий и невыносимо скучный. Молодые офицеры, вчерашние кадеты, перебрасывались только им понятными шутками и рассказами про каких-то неизвестных Аяксу людей. Ему, как неприкаянному духу, пришлось тащиться позади, ведь ни со старшими, ни с молодыми находить общий язык не желал. — Мне вот интересно, что же в тебе такого господин пятый нашел. Аякс сдержал измученный вздох, прежде чем повернуться к Сергею. — Чего нашел, того у вас нет, — рявкнул он, надеясь поскорее отделаться от назойливого попутчика. Сергей на это заявление только заливисто рассмеялся. — Такой важный уже, хоть еще молоко матери на губах не обсохло. Неужто у тебя глаз бога есть? С этими словами по телу Аякса прошлась дрожь. Он заметил? Нет, точно не мог. Глаз бога висел с обратной стороны ремня и впивался в кожу острыми зубцами. — Смотри, — Сергей приоткрыл камзол, где на белой рубашке, словно медаль, висел пиро глаз бога. — Получил неделю назад, еще толком даже не разобрался. Вот оно что. Вроде как, владельцев глаза бога тянуло друг к другу, поэтому тот все никак не отставал. Аякс молчал — авось пронесет. Но удача явно была не на его стороне. — Как говорится, боги заметили тебя, — все не унимался Сергей. — Значит, ты что-то да стоишь. Но как по мне, лучше без этой чепухи. Меньше предрассудков и зависти. — Богам плевать на тебя, они жаждут лишь развлечений. На твоем месте я бы смотрел под ноги. — Что? О чем это ты? Впереди послышалось ржание, и колонна замедлилась, пока вовсе не остановилась. Цвайг дождался тишины, прежде чем начать: — Впереди уезд К., нам же нужно село Б. По нашим сведениям, там расположились бунтовщики. Мы должны приструнить местных, чтобы те не примкнули к мятежу. Тех, кто не захочет прийти к примирению, арестовать и доставить в губернию. Все ясно? — Так точно! — выкрикнули ровным строем молодые офицеры. Аякс молчал. В селе стояла тоскливая атмосфера нищеты и разрухи. Люди, одетые в лохмотья, смотрели на прибывших волком, а губы немо посылали проклятья. Кавалерия двигалась прямиком к дому старосты. К ним вышел сгорбленный седоволосый старец, чей вид не внушал Аяксу ни доверия, ни уважения. Говорил он тихо, что только голос Цвайга слышен был за гомоном взбудораженных лошадей. Их приказали отвести в стойла и напоить. Как самого молодого отправили Аякса, с ним увязался Сергей, а сопровождал их внук старосты. Аякс терпел удушающую скуку, сжирающую последние крохи самоконтроля, терпел и жару в дурацкой кадетской форме, терпел назойливую болтовню рядом с собой и мух, что непрестанно кружили вокруг лошадей. Как бы бездна ни была уродлива и опасна, сердце, привыкшее к ее ужасам, нещадно тянуло обратно. Но он находился здесь, где воняло не кровью и смертью, а навозом и прелым сеном. И было здесь тихо и спокойно, как в объятьях покойника. Оставив лошадей, они вернулись назад. В доме старосты накрыли стол. В преддверии празднества в тылу врага Аякс был необычайно спокоен и собран, ничего не пил и не ел. Пусть голод сковывал мысли, не мог он расслабиться, как остальные, в чьих речах уже проступали хмельные нотки. — Прошлый год выдался неурожайным, в этом посевы сгнили под непрекращающимися ливнями. А тут еще эти ободрали нас как липку. Вы уж сделайте чего, а то мы так с голоду опухнем. — Так просто не тратьте запасы на стариков, — выдал Аякс, устав от непрекращающихся жалоб. После этих слов жужжание мух грохотало среди стола. — А по поводу бунтовщиков были тут одни, да послали мы их, — как ни в чем не бывало продолжил староста. — Люди тут все миролюбивые. Разве что коли какая несправедливость случится, они сразу причитать начинают. — Я все понимаю, староста, — заговорил седовласый офицер. — Вы уважаемый человек, и слова ваши дошли до меня. Будьте спокойны, мы решим вопрос как можно скорее. — Спасибо этому дому. — Цвайг поднялся с места с рюмкой в руке. — Выпьем же! Под тост зазвенели рюмки и застучали тарелки, наспех оставляемые пустыми. Аякса дернули за рукав, тот не повернулся, после чего шепот настойчиво прозвучал у него над ухом. — Тебе лучше на глаза Зайцеву не показываться, а то секир-башка. Аякс обернулся, чтобы пустым своим взглядом стереть потешную улыбку с лица Сергея. Тот, поняв, что припугнуть кадета не вышло, хмыкнул и вернулся к трапезе. Двое старших переговаривались между собой и изредка поглядывали в их сторону. Аякс обреченно дожидался, пока они встанут из-за стола, чтобы убраться из этого знойного места. Если бы он только знал, что так получится, то ни за что бы Цвайг этим утром его не нашел. Не стали ночевать они в доме старосты, отнекивались от предложений выделить им пустой дом и остаться на ночь. Вместо этого офицеры решили добраться до лагеря Фатуи недалеко от села. Аяксу не оставалось ничего, кроме как следовать за ними до самого конца. — Если сдирать с людей подати больше положенного, то недолго их терпение выдержит. Будем разбираться. — Думаешь, в лагере найдем зерно? — Сезон дождей прошел, но земля еще сырая. Вряд ли они станут рисковать и оставлять награбленное под открытым небом. Скорее всего, у них где-то рядом есть склад, либо же они продали излишек в ближайших деревнях. В любом случае что-нибудь найдем, а там уж по ситуации. К лагерю добрались ближе к ночи. На посту их встретили двое солдат, остальные давно спали. Разбираться решили поутру, а пока Цвайг приказал тайно обследовать вещи в поисках чего-нибудь. Всем, кроме Аякса. Его же он потащил с собой в сторону, где их никто бы не услышал. — Знаю я тебя, тихим быть не умеешь, так хоть не лезь куда не следует, — он отпустил предплечье Аякса и приоткрыл мундир, чтобы вытащить портсигар. Неспешно закурив, он продолжил: — Вот что я тебе скажу: таким, как ты, не место в тылу, но вот на передовой из тебя толк выйдет. Есть у меня один знакомый, полковник Богдарев, я тебя с ним сведу, как здесь управимся. Там уж ты точно найдешь то, что так отчаянно ищешь. Что-то увидел Цвайг в лице Аякса, что заставило старого, видавшего смерть и отчаяние офицера скривиться. Бумага от самокрутки тлела меж морщинистых мозолистых пальцев, пока не опалила кожу. И в отражении блеклых глаз Цвайга последней вспышкой огонька Аякс увидел собственное отражение и понял, почему болели скулы от сковавшего их напряжения. Он улыбался, подобно изголодавшемуся волку при виде слабой беззащитной добычи, а взгляд был холоден, подобно февральской стуже. — Ступай, утром меня ждет тяжелый разговор. Аякс плюнул под ноги, развернулся и пошел куда глаза глядят. Ему обещали сражение, а не пустой треп. К чему нужны слова, если можно просто убить повинных? Он не понимал. Все это выглядело жалко. Одно радовало изголодавшееся по крови сердце — обещание, ради которого он сдержит бездновские порывы на сегодня. — Эй, Аякс, — послышался шепот в полутьме. Сколь надоедлив был Сергей, столь мало оставалось терпения. — Айда к нам в палатку. Спать среди преступников он бы все равно не смог, поэтому отказался и устроился у костра. Огонь есть жизнь. Даже в самом мрачном месте во всем Тейвате он приносил надежду на завтрашний день и веру, что получится прожить подольше. Под треск дров, тепло и истощение, глаза Аякса наливались тяжестью, а тело кренилось вбок, пока окончательно не завалилось на бревно. Засыпать нельзя, иначе умрешь, но даже так незаметно для себя его сморило окончательно. Не умрет же он здесь, верно? Проснулся резко от криков и выстрелов. В костре чернели угли и только тонкая струйка дыма шептала о капле оставшегося в них тепла. Аякс вскочил на ноги, протер глаза и увидел тела постовых. В предрассветной поре кровь казалась черной как деготь. Все случилось стремительно. Палатки одна за другой вспыхивали огнем, свистели выстрелы, и кони ржали, загнанные и обреченные на смерть. Кто смог проснуться не задохнувшись вываливался на землю и тут же получал пулю. Аякс пригнулся к земле, не видя, откуда стреляют. Казалось, будто их окружили со всех сторон. Из-за огня и дыма жгло легкие, вязкая земля липла к одежде, словно хотела поглотить целиком, и тут уж вопрос был в том, спасти или убить? Аякс оторвал кусок ткани от формы и зажал рот и нос, другой же рукой создал гидро клинок. Он полз подальше от стоящих вкруг горящих палаток, ближе к деревьям, держа в уме, что там скрывается враг. Зловещие тени леса пришли в движение, стоило подобраться ближе. Не пять и не десять человек окружили их лагерь, а гораздо, гораздо больше. Будто в безумном хороводе их силуэты мелькали перед глазами, пока он решал, как будет сражаться с ними всеми. Но на время хаос в голове поутих, позади него раздался хруст ветки, а затем выстрел. Аякс взвыл от агонии. Сердце, словно раскаленный уголь, пылало и пульсировало. Пустая влажная рука впилась в мягкую землю, другая выронила тряпку, что спасала от дыма. Глаза стремительно застилала тьма, и только ярость держала в сознании. Не мог он умереть, не увидев лицо врага. Кем был он? Воином, предателем или мятежником? За что умирал? За горстку зерна? Скирк обещала, что ему суждено покорить этот мир. Нельзя умирать здесь. А если все же здесь, то хотя бы должен забрать на тот свет всех тех, кто пришел за ним. В отголосках последних сил Аякс бредил местью, пока разум не заволокла пелена, что чернее ночи. Тело ему больше не принадлежало: его терзали когти и щупальца, клыки и ядовитые шипы, пока не уничтожили все человеческое в нем. Раздробленные кости срослись, мышцы стали крупнее, а сверху них не кожа, а прочнейшие латы, которые не по зубам ни одной твари бездны. Словно марионетка, его бросало из стороны в сторону, от врага к врагу. Не видел лиц их, не слышал мольбы и крики, не отвечал на вопросы. Ведь больше не было Аякса, мальчика, что в четырнадцать убежал из дома в темный и опасный лес. Был только монстр, вернувшийся из места хуже, чем кто-либо из живущих людей мог представить. Дотлел огонь, небо посветлело, и вот-вот должно было взойти солнце. Король демонов парил в нескольких сантиметрах над землей среди обезображенных трупов. Всех убил он, и теперь искал, кем бы полакомиться перед тем, как силы окончательно иссякнут. — Кха-кха, — раздался кашель среди тел. Демону стало любопытно, кто же смог выжить, где прошлась чума и война, где смерть пировала. Он приблизился к человеку, что был смутно знаком даже под слоем гари и копоти. Рука его держалась за сердце, а грудь вздымалась в попытках отдышаться. Когда демон присмотрелся, оказалось, что мужчина схватился вовсе не за сердце, а за расколотый выстрелом пиро глаз бога, спасший ему жизнь. — Кто… ты? Король демонов молчал, только рыжие волосы развевались по ветру, а глаз бога светился мерным голубым сиянием.***
В возникшей тишине гулко бьющееся сердце напоминает звон горна. Воспоминания о том дне, когда он впервые обратился королем демонов не в бездне, горечью отдаются на языке. И зачем он вообще рассказал Чжунли? — Я рад, что ты выжил в тот день. — Выражение лица бога сложно определить одним словом. В нем сполна смирения и понимания, чтобы слова звучали с особой искренностью. Но есть в них что-то еще, чего Аякс не понимает, пока тот не говорит дальше: — Тот путь, который ты прошел, поистине впечатляет. Вероятно, тебе было сложно в первое время контролировать бездну внутри себя, но теперь она почти не имеет власти над тобой. Янтарный взгляд светится гордостью, когда тот смотрит на него, и это то, чего Аякс не видел очень давно. От этого живот скручивает, а горло сковывает удавкой, ведь все, что сказал Чжунли, не соответствовало действительности. — Пойду прогуляюсь. Тарталья выходит в центральный сад, инстинктивно морщась от искусственного солнца обители. В ней есть фрукты, но их нельзя сорвать, есть звери, но их нельзя убить и съесть. Все существующее здесь имеет плотность и не имеет сути — фантомный мир игрушечной коробки. И Чжунли мог просто оставить его здесь, тогда бы не пришлось страдать от невыносимого зуда. Чайльд бредет по длинной цепочке флигелей через внутренний двор, пока не выходит за пределы дома. Каменные стены безмолвно провожают его к беседке у края острова. Он свешивается с перил, взгляд утопает в бесконечном пространстве внизу, скрытом пушистыми кучевыми облаками. Бог убедил тогда, что при случайном падении его выбросит обратно на остров. А что будет, если не совсем случайно? Тарталья тут же отшатывается, перила жалобно поскрипывают от отсутствия веса. Звук отрезвляет. Он кисло улыбается, когда сердце съеживается от иррационального страха. К этому до сих пор не привык. Когда-то, целую вечность назад, его не страшила смерть, но теперь, когда она дышит в спину, хочется только бежать быстрее, а не идти навстречу. Удручающие мысли исчезают, стоит ему сесть на лавку и окутать взором их обитель. Она полна всего, чего только душа может пожелать: от заливных лугов до императорских дворцов. Чудесные виды приносят покой в истерзанную мыслями душу. Их обитель. Они встречаются не так давно, чтобы обычные люди съезжались, но достаточно долго для самого Чайльда, который, кажется, лишился этапа проб и ошибок с другими, чтобы сразу перейти к финишной прямой. И почти ничего в отношении Моракса. Чайльд блаженно прикрывает глаза, глубоко дышит, и даже невыносимый зуд будто бы отступает ненадолго, чтобы подарить минуты покоя. Счастливые воспоминания о вчерашнем дне в обители накрывают, словно шелковистое одеяло. Чжунли воздвиг гору для них в отдалении от Заоблачного предела, после чего создал карманную вселенную в каменном выступе перед небольшой лужайкой, где днями позже Чайльду придется сгореть. Золотые символы изящно украшали вход в обитель. Тарталья мог бы вскрыть замок, если бы на то была надобность, но Чжунли просто начертил символ на ладони и приложил к печати. Поток ветра заставил зажмуриться, а спустя мгновение они стояли посреди пустого участка земли. Вдали виднелись парящие в воздухе пустые острова. С воодушевлением архитектора Архонт принялся благоустраивать участок, постоянно уточняя у Аякса каждый появляющийся из воздуха предмет. У предвестника голова шла кругом от мелькающих домов, лавочек, деревьев, беседок и фонарей, что, когда они наконец разобрались с улицей, тяжело было сохранить самообладание для выбора мебели внутри. По крайней мере, успокаивал он себя, им не пришлось ходить по магазинам — с Чжунли это заняло бы целую вечность. С улыбкой на лице он возвращается в дом, и его тут же встречают ароматы свежеприготовленной пищи. Аякс смывает в ванной остатки мази, скользит на кухню и огибает стол, заглядывает любопытно в неразобранные сумки, а затем на плиту. Что-то смущает в покупках Архонта, но он пока не понимает. С первой тарелкой бамбукового супа осознание настигает его — нигде нет мяса. Он спешит спросить. — Для обретения бессмертия твой дух и тело должны прибывать в гармонии с миром. Для лучшего эффекта тебе стоит отказаться от продуктов животного происхождения. — Ясно, — Аякс встречает лекцию надувшись. Но что ему, закаленному испытаниями солдату из Снежной, стоит подобный пустяк? Вряд ли отсутствие мяса может сломить его дух. Чайльд тянется к Чжунли, обнимает со спины, целует в шею и постепенно забирается руками под рубашку. Молодое тело, пышущее жаром, не способно удержать обуявшую вдруг похоть, когда перед ним стоит само совершенство. — Я в одной книженции вычитал про практики обмена энергией для совершенствования. — Кхм, — Чжунли целомудренно кашляет в кулак. — Такого рода практики поддерживаются среди мужчин и женщин, чтобы восполнить недостаток энергии инь, либо ян. К сожалению, чтобы мне накопить достаточно женской энергии инь, придется уйти в медитацию на год. — Ты хочешь сказать… Лицо у Аякса становится до боли пустым, словно всякая мысль покинула светлый ум. И пока никакая идея любой степени развязности не поселилась в голове, Моракс напоминает о нехватке времени уже сейчас. — Боюсь моя ян только больше нарушит хрупкий баланс энергий внутри тебя. — Что-то раньше тебя это мало волновало, — бурчит Аякс, лукаво прищурившись. Та поездка на корабле еще надолго запомнится ему. — Мне очень доходчиво объяснили ошибку. Архонт вздыхает и слегка морщится. Своенравная особа, Хранитель Облаков, за несколько коротких встреч выела Аяксу мозги, что говорить о Чжунли, который ходит к ней за советами. — Что, даже рукоблудить нельзя? — мурчит он, спускаясь пальцами ниже ремня. — Аякс, — протягивает Архонт недовольным тоном, однако совсем не скрывающим тихое придыхание. И хочется, и колется, господин дракон, лукаво думает он, водя пальцами по паху и впитывая сладостные вздохи. Борьба Чжунли с плотскими желаниями опьяняет Тарталью, и он совсем забывает, что перед ним сам Моракс, который не так уж легко поддается на провокации. — Если сейчас же не прекратишь, то отправишься прямиком в обитель Хранителя Облаков, и посмотрим, сколько ты протянешь. Ровный тон, каким на похоронах зачитывали молитвы в Снежной, обжигает пальцы. Те перемещаются на плечи, стряхивая невидимую пыль с кремовой рубашки, чтобы потом Тарталья, хмыкнув, вернулся за стол. — По уговору с Царицей ты должен сделать из меня Архонта, — он позволяет себе обиженный тон. В ожидания явно не входила овощная диета и отсутствие близости вперемешку с морозящими однообразием медитациями и духовными практиками. — О, мой дорогой, ошибаешься. Контракт был заключен на твое прибывание в Ли Юэ, пока ты не овладеешь силой Архонта. А уж под моим началом или другого адепта не уточнялось, — Чжунли оборачивается, облокотившись о столешницу. Его мышцы красиво обволакивает ткань, натягиваясь чуть ли не до треска несчастных пуговиц, когда тот складывает руки на груди. Рукава рубашки закатаны по локоть, и тускло мерцающий узор на угольно-черных руках захватывает все внимание Аякса. — Конечно, хотелось бы участвовать в этом нелегком процессе, но у Хранителя Облаков больший опыт обучения, и я с уверенностью могу порекомендовать ее в качестве учителя. — О как! Сразу прибедняться стал, — дразнит другой. Бог коротко усмехается. Тарталье совсем не хочется признавать правила игры, и Чжунли это прекрасно понимает. — Аякс, мы не знаем, сколько у нас времени, прежде чем печати снова придется обновлять. И я не могу сказать, сколько ты выдержишь энергии адептов, прежде чем она начнет причинять тебе колоссальный вред. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что некоторые люди, учившиеся в Заоблачном Пределе, смогли культивировать бессмертие, — бог вдруг берет паузу, чтобы провести по волосам, отбрасывая их назад. Чайльд ловит короткий миг открытого лба и замирает. Остальное Чжунли произносит тише: — И, боюсь, у некоторых уходили на это десятилетия, которых у нас нет. Но если придерживаться самых строгих ограничений, то, возможно, получится ускорить процесс прежде, чем моя сила убьет тебя. Последние слова даются ему особенно тяжело. Страшнее не придумаешь: то, что является защитой, одновременно может стать погибелью. Чайльд видит мрачный холод на лице Архонта и вспоминает, скольких дорогих людей он потерял. Стать одним из тех, по ком Моракс будет скорбеть тысячелетиями, совсем не прельщает Аякса, и он готов пойти на незначительные жертвы, если любимому так будет спокойнее. Он подходит к нему с крепкими объятиями. В нос проникает легкий аромат подаренных им духов, на губах сама собой расцветает улыбка. — Хорошо, хорошо, будь по-твоему, — шепчет он, поглаживая спину Чжунли. Напряжение в мышцах бога спадает, и тот обнимает его в ответ. Тепло переполняет их.