Sapere aude/Дерзай знать

Вики поднимается с колен. В голове самая настоящая каша из вереницы мыслей, поочерёдно всплывающих друг за другом. Сердце старательно отбивает чечётку, тарабаня по едва выдерживающим яростный напор рёбрам. Если у Маля хватит мозгов, то он посадит её на цепь и пристегнёт к кровати, чтобы дальше ванной никуда не ушла, потому что теперь ему известны её настоящие планы на это утро. А дураком его назвать крайне сложно. Нашёл штаны ещё когда она была у Люцифера, тогда зачем дал телефон? Пытался сыграть на чувстве вины? Может он и манипулятор, но никогда не выставит себя в позиции жертвы. Он не станет настолько унижаться и притворяться невинной овечкой. Всё чаще начинает казаться, что с ума в этом доме сходит не она одна. Да и не только в доме. В таком месте не могут жить нормальные. Порой всё настолько запутанно, что не удаётся осознать причины даже собственных действий, не то, что чужих. Не из-за того ли это, что люди привыкли всегда всё усложнять? Придавать двоякое значение самым обычным действиям, надумывать причины каждого движения в свою сторону. И неизменно, с каждым разом находить несуществующие факты. Совершенно неважно, что человек отказался от шоколадного батончика за чашкой зелёного чая просто из нелюбви к сладкому, а его уже объявили диабетиком и поставили соответствующий диагноз. Если бы каждый из подобных случаев становился материальным и превращался в горстку сухой земли, то за историю всего человечества можно было бы запросто засыпать океаны и соединить все материки в единое целое. Вот настолько люди любят придавать ложные значения, строить догадки и делать выводы, не имея никаких фактов, подкрепляющих их правдивость. Вики уже давно запуталась, где правда, а где вымысел, придуманный ею же самой. Взгляд обращается к собаке, бездумно смотрящей в пустоту своими красивыми золотыми глазами и лишь изредка моргающей, подавая признаки жизни. Разговор с отцом мог являться благодарностью за спасение четвероногого друга. Но стоит ли того риск? Она ведь могла и проболтаться или всё же попросить о помощи. Могла. Дважды, трижды, десять раз. Но не сделала. Либо он знал это, либо просто наивно надеялся. И, как оказалось, вовсе не зря. Потому что никакие доводы разума не смогли убедить её сделать то, что она должна была совершить уже давно. Ладони вспотели, Вики старательно вытирает их о футболку, и к влажным пальцам липнет вся пыль, что некогда была на хлопчатой ткани. Приближаясь к кухонному столу, в полной степени осознавая, что бегство в спальню в данный момент ничем не поможет, а навредит ещё пуще, она садится на стул, сложив подрагивающие от волнения руки на колени перед собой. Сменится ли после неудавшегося побега милость на гнев? Накажут ли за попытку спасения? Неизвестность пугает куда больше реальной опасности, особенно, когда вина лежит на тебе. Не та вина, что заставляет раскаиваться за свои действия, нет. Другая, та, что шепчет ехидно-язвительным тоном в ухо. Не смогла. Не сумела. Спалилась так скоро и, к тому же, даже не сбежала. Никчёмная. Говорят, совесть невозможно заставить замолчать, что она найдёт способ достучаться, что в тишине не будет от неё покоя и в одиночестве — тоже. Как только ты останешься наедине с самим собой, она всплывёт наружу и заставит своим нежным сострадательным голоском вспомнить всё: и обманы по мелочам, и обидную фразу, брошенную в порыве эмоций... Если не дружить с совестью, то она станет твоим худшим врагом. Но никто никогда не говорит, что рассудок умеет точно так же. И уж его-то тон не станет призывать к сочувствию. Слыша приближающиеся шаги из коридора, в памяти невольно всплывают все фильмы ужасов, когда в подобные моменты накладывают жуткую фонограмму с гремящими громкими звуками, скрипами половиц, от которых уже через полминуты устают уши и начинает болеть голова. И обязательно кадр будет переключаться с маньяка или монстра, являющегося главным злом истории, на жертву, что безрезультатно пытается спастись. Но сюжет уже давно написан, судьба предрешена, а фильму нужно интригующее начало, что задаст всю атмосферу киноленте. И в мыслях Вики всегда была одна фраза, насмешливо звучащая во время просмотра. Насколько нужно быть бездумным и безрассудным человеком, чтобы встрять в такое болото. Как оказалось, достаточно простой жажды славы, чтобы забыть обо всех последствиях и опасностях в погоне за сенсационным материалом. Стоит ли считать самым, что ни на есть настоящим везением, что ей попались не изощрённые маньяки, а верующие в собственную религию культисты, что берегут ее как зеницу ока? Старая Вики, сидящая на диване перед экраном большого телевизора с горячим и ароматным карамельным попкорном из микроволновки непременно упрекнула бы её. Без зазрения совести. И бросила бы вдобавок, что религиозные фанатики в основном и являются теми самыми маньяками. Но нынешняя Вики вновь и вновь сравнивает ситуацию, в которой оказалась с возможными вариантами развития событий. И каждый раз соглашается сама с собой, что всё могло быть хуже. Гораздо хуже. Так что... да, она вытянула счастливый билет. И пусть кто-то попробует оспорить это. И своей неосмотрительностью она возможно уже разорвала в клочья весь план на спасение. Собственноручно. Просто потому что предпочла своей жизни чужую. Маль лишь мельком скользит взглядом по её сгорбленной фигуре и продолжает педантично вытирать влажную посуду едва ли не натирая ту до рекламного блеска. Вики молчаливо наблюдает за ним, не зная, как теперь вести себя. Играть ничего не понимающую дурочку нет смысла. Он всё знает, и точка. Правду уже не изменить, произошедшего не воротить. Придётся выкарабкиваться самостоятельно. Без подстраховки. — Почему осталась? Произнесённый низким голосом вопрос вышибает из лёгких весь воздух. Потому что она совсем не готова говорить о произошедшем. Вернее не произошедшем. Он даже не поворачивается к ней, всë так же стоя полубоком. Красная ткань синтетической спортивной футболки, облегающей мощное тело, слегка влажная между лопаток и потемнела до насыщенного бордового. Только сейчас Вики замечает, что и сама уже давно покрылась холодным потом. И её собственная футболка липнет к ней точно так же. Она теребит швы на шортах, бегая глазами по кухне, пытаясь ухватиться за что-то, что займёт место спасательного круга в её жизни. Но в голову ничего не лезет, никакие мысли не всплывают в сознании, словно способность думать просто-напросто отключается в её организме без возможности восстановления. — Я… не могла же я… бросить, — голос превращается в жалкое блеяние, хочется ударить саму себя по голове, чтобы нужные органы встали на место и наконец начали её вытаскивать из загнанного положения. Но даже жалкое подобие остатков разума — крупицы, отчаянно пытающиеся собраться вместе в одно целое, разбегаются как крысы по углам, когда Маль неожиданно разворачивается. Он смотрит пристально, не оставляя ни единого шанса на возвращение способности обрабатывать информацию и ясно выражать мысли. Потому что от чёрных глаз, заглядывающих прямо в душу, воздух застревает в груди. Кажется, она разучилась дышать. — Тебе так важна эта собака? — ему достаточно выгнуть брови, даже без малейшего намёка на насмешку на серьёзном изучающем лице, чтобы она ощутила себя самым неразумным человеком на всём белом свете. В последний раз Вики чувствовала себя так только в старшей школе, когда забыла простецкую формулу по логарифмам и неуверенно мялась у доски с коротким куском мела между пальцев. Но Маль — не старый неудовлетворённый жизнью препод, переживающий развод с женой и делёжку имущества. Он не унижает её одним-только взглядом, не пытается пристыдить, а просто хочет знать. Но у неё нет для него ответа. Даже для самой себя. Вики сглатывает под напором пристального взгляда и, сама не понимая зачем, поднимается со стула, задвигая его под стол. Руки крепко стискивают деревянную спинку, словно за ней она сможет спрятаться от его глаз, как прячутся дети от рассерженных родителей. Маль безусловно замечает её поведение и кротко взмахивает пальцами в сторону входной двери, бросая одно короткое и такое ёмкое слово. — Уходи. Что? Колени подгибаются. Голова мгновенно трезвеет, приходя в себя. Если бы не этот стул, она бы уже упала, не удержавшись на ногах. Ей не послышалось? Он отпускает её вот так просто? После всех фраз о благословении духов, обрядов… После всего, что она успела узнать о культе? Он совершенно не боится того, что она может настучать на всё это сектантское сборище? В чём подвох? Вики даже не смотрит на дверь. Кажется, достаточно одного лишь на мгновение переведённого взгляда в сторону выхода, чтобы возможность уйти просто испарилась — исчезла из её жизни, будто той изначально и не существовало. Она не сдвигается с места ни на дюйм, продолжая в недоверии смотреть на Маля впереди. К чему было похищение, обряды, женитьба, если он без раздумий отпускает её после первой неудавшейся попытки бегства? Какие цели он преследует? В конце-концов, не дождавшись ни ответа, ни предпринятия каких-либо действий с её стороны, он не выдерживает и повторяет снова на этот раз чуть громче, и в его тоне нет ни капли угрозы. — Ты можешь идти. Я не стану тебя останавливать. Вики ощущает себя оленем, ослеплённым в свете фар. Абсолютный ступор. Она не уверена в том, что будет сделать правильно, и не может отделаться от догадки, что он мог соврать и тут же погонится за ней. Но он не психопат. Она не отрицает, что знает лишь крошечную часть личностей близнецов, но и не видит в нём озверевшего от жажды крови убийцу. Но он убийца. Или нет? Забирал ли он хотя бы однажды человеческую жизнь? Вики помнит кровь на его шее в ночь перед свадьбой, помнит свой кошмар, как не узнав ровным счётом ничего о прошедшем обряде, нарекла его этим чудовищным словом, потому что к палачу не испытывать никаких положительных чувств гораздо легче. Особенно если этот палач твой собственный. А теперь? Готова ли она назвать его убийцей? Уверена ли в его грехопадениях? Вики не единожды молчаливо задавала себе этот вопрос. И каждый раз ответ был неоднозначным. Неуверенным. Но сейчас. Сейчас она уверена. Абсолютно нет. Маль неспешно подходит к столу. Останавливается у противоположного края по одну сторону с ней. Деревянный угол впивается в его бок, но он даже глазом не ведёт. Смерив очередным задумчивым взглядом, засовывает руку в карман штанов. Что-то с глухим звяканьем приземляется на бумажную салфетку посреди гладкой поверхности. Брелок в форме лимона, обклеенный стразами. Её брелок. Он прицеплен за металлическое колечко к ключам от машины. Вики помнит как выиграла его в парке аттракционов на хэллоуин, бросая разноцветные дротики в надутые шары. Сомнений не осталось. Он действительно отпускает её. Это и радует, и пугает одновременно. Она не знает, что чувствовать. Тем более не знает, что делать. — Помнишь, куда ходили вчера? — Маль заговаривает снова и не дожидаясь ответа, продолжает объяснять ровным спокойным голосом, так, словно речь идёт о чём-то до банальности обыденном, — В конце поляны есть тропа, она достаточно короткая, чтобы успеть выйти в город до темноты. Развилок там нет, так что ты не заблудишься, если не станешь сходить с неё. У входа в лес есть дом, в нём никто не живёт, поэтому можешь спокойно открыть гараж. Внутри твоя машина. Код от двери — твой день рождения. Помедлив, он добавляет уже тише, пока весь мир переворачивается внутри неё. — Уходи, пока не поздно. Вики вяло смотрит на ключи. Ещё утром она отдала шанс на возвращение к нормальной жизни ради животного. Сейчас же ей любезно преподносят этот шанс на серебряном поддоне. Одна часть не хочет медлить ни секунды: забрать свои ключи себе и рвануть отсюда как можно скорее. Бросить это чёртово место с творящейся вокруг мистикой и забыть обо всём, будто ничего и не было. Ей это нужно. Жизненно-необходимо. Она давно мечтала о подобной возможности, грезила, что однажды обязательно вернётся домой. Она хочет, безумно хочет. Но её тело делает другое. Оно действует само, сорвавшись с цепи, на которую Вики так старательно пыталась посадить его всё время пребывания здесь. И она никак не может остановить это. Или не хочет. К ключам она даже не тянется. Отпуская её, он показал, что у неё есть право выбора. Что она не просто игрушка для утех или предмет интерьера, у которого из обязанностей украшать дом. Что её желание для него важнее культа. Важнее клятвы. Важнее собственных желаний. Свой выбор она уже сделала. Зрачки Маля расширяются, когда она качает головой, добровольно отказываясь от того, что недавно хотела вырвать у них собственными зубами. Однако он быстро приходит в себя и возвращает лицу стойкое выражение. — Почему? — Не хочу, — она пожимает плечами. Теперь можно не врать, не скрывать. Не утаивать ничего глубоко в себе. И всё же полную правду она сказать не готова, — Здесь моя…мать, ты же и сам знаешь. Глупо. Очень глупо. Он ни на йоту не поверит в это. — Это она тебя здесь так держит? Он делает шаг к ней, она отступает назад, в поясницу упирается спинка стула позади. Обогнуть его — значит открыто сбежать. Но кажется, сегодня она уже решила, что не собирается сбегать. — Какая разница? — Вики складывает руки на груди, пытаясь хоть как-то отгородиться от него. — Если ты так хочешь помириться с ней, почему не идёшь к ней? — Маль переходит на тихий почти ласковый тон на грани шёпота. Взгляд меняется, становится... мягче. — Ты прекрасно понимаешь, что Ребекка отсюда уже не уйдёт. Но ты можешь. Готова пожертвовать мечтами на жизнь ради той, которую почти не помнишь? С каждым произнесённым словом он совершает шаг, всё больше приближаясь к ней, загоняя в угол. Приходится схватить пальцами край стола позади себя, непроизвольно вытягиваясь на носочках. Он пытается убедить её уйти, заняться тем, о чём мечтала, вернуться в нормальный мир и забыть о тёмной кровавой и совсем не детской сказке, что творится здесь. В его словах есть здравый смысл, к которому он пытается призвать и её тоже. Вот только проблема в том, что теперь здравого смысла у неё вовсе нет. Она потеряла его ещё полгода назад, импульсивно решив искать несуществующее. Теперь же это стало её новой реальностью, новой жизнью. Она могла отнекиваться, перебрасывать вину на отсутствие выбора. Теперь он у неё есть не только в мнимых доводах и догадках, но и наяву. И всё переворачивается на сто восемьдесят градусов. — Что тебя здесь держит, Вики? — Маль поднимает руку, желая коснуться её щеки, но опускает на половине пути и засовывает в карман. — Я хочу знать, что здесь происходит, и как с этим связана я, — несмотря на внешнюю твёрдость голоса, глаза предательски бегают по его лицу, в то время, как он глядит прямо в душу, выворачивая её наизнанку. Уголки его губ формируют нежную ухмылку. Она может чувствовать порывы тёплого воздуха, вырывающиеся из приоткрытого рта напротив на собственном лице. Он не пытается её соблазнить — желает выбить правду. — А разве ты не знаешь? Мне казалось, от тебя с самого начала не скрывали ни того, ни другого. — Что ты от меня хочешь? — Вики непроизвольно срывается на шёпот. Дыхание предательски учащается, что он не может не почувствовать на собственных губах. Он не зажимает её полностью, оставляет место для выхода, если ей вдруг надоест эта игра. Показывает, что в любой момент она может выскользнуть, забрать ключи и уехать. — Правду. Ты столько всего выискивала здесь. Цеплялась за каждый разговор. Утром пыталась сбежать. Тогда тебя остановил только пёс. Не нежелание оставлять мать, даже не любопытство… — Маль наклоняется к её уху, не касаясь, но достаточно близко, чтобы жар его тела пробрал дрожью до самого позвоночника. Он осмеливается провести пальцами по волнистым волосам, намотать тонкую прядь на указательный, пока шёпот добирается до сердца, заставляя его перекачивать кровь в разы быстрее, — Почему ты осталась? — Я не знаю, — вжимаясь в стол до такой степени, что на коже наверняка потом останется красная вмятина, Вики покрывается мурашками. Щёки обдаёт жаром. И не только щёки. Даже в костре было куда прохладнее по сравнению с тем, как горячо здесь сейчас. И всё из-за него. Маль поворачивает голову обратно к её лицу. Смотрит в глаза. Вики видит в их тëмной глубине своё отражение. — Всё ты знаешь. Фраза срабатывает словно пощёчина. Она зажмуривается, ощущая трепещущие спазмы в самом низу живота. Нижнее бельё ощутимо липнет к бёдрам из-за образовавшейся влажности. Как просто стало хотеть мужчину, что не удерживает силой. Так быть не должно. Но... Осознание поражает почти физически. Они никогда её не удерживали по-настоящему. Возможно только первые дни, когда из-за количества лекарств в организме она могла принести себе больше вреда, чем пользы. Но у неё всегда был доступ к кухонным ножам в тумбе, ни на одном из окон до вчерашней полуночи не было ни решёток, ни ставней. Замка нет, собака на короткой цепи. Дверь открывай да беги. Если бы она действительно захотела уйти — её давно бы уже не было здесь. Но с каждым разом она сама придумывала себе новые клетки, в которые закрывала саму себя под предлогом, что у неё нет выбора. Всегда был. Незаметный для постороннего взгляда, но был. Вики ощущает его рядом с собой каждой клеточкой тела. Она могла бы уйти, если бы это чувство приносило с собой тревогу. Но оно порождает только тепло. Физическое, душевное. Тепло, что согреет в трудную минуту, жар — пылающий, который может сжечь до тла. Но ещё ночью они могли сгореть этом в огне вместе. Возможно потом она возненавидит себя за свой выбор. Будет корить, упрекать, обвинять. Но на этот раз она совершила этот выбор сама. Безоговорочно. Импульсивно, необдуманно, но сама. Она открывает глаза и тут же встречается с его. Серьёзными, почти напряжёнными. Слова слетают с языка едва различимым хрипом. — Почему ты не касаешься меня? Он отвечает тем же. — Ты сама просила меня об этом. Как давно это было? Почти неделю назад? По ощущениям, прошло вовсе не шесть дней, а как минимум целая жизнь. Время в этом маленьком, огороженном со всех сторон густым лесом от современности, мире ощущается совсем иначе. А всего она здесь от силы чуть больше двух недель. На словах так чертовски мало, а на деле… И всё же он сдержал обещание. Со свадебной ночи он больше ни разу не прикасался к ней неуместно. Держал руки при себе, даже когда сам сгорал от желания. Контраст представленного в голове образа с настоящим человеком, скрывающимся под маской жреца культа поражает гораздо сильнее. — А теперь я прошу обратное. Маль прижимает пальцы к её губам, останавливая дальнейшие слова. Наклоняется к самому лицу и едва ощутимо трётся щекой о её скулу. — Ш-шш, не хочу, чтобы ты делала это из чувства долга, — он поднимает ключи со стола, берёт её руку в свои, вкладывая в ладонь прохладный пластик с тонким резиновым покрытием. Мажет губами щеку точно так же, как и она сама целовала его утром. — Помни, что ты всегда можешь уйти. А затем медленно отступает назад, пока вовсе не оборачивается, поднимаясь вверх по лестнице на второй этаж. По звукам из спальни удаётся понять, что он что-то ищет в шкафу — наверняка чистые вещи. Ещё через полминуты в ванной включается вода. Вики садится обратно на стул, крепко сжимая в согнутых пальцах брелок от машины. Что всё это было?