Заново

      Накануне вся половина поместья, временно отведённая под женскую, пила и шумно веселилась. Только ближе к рассвету дамы угомонились, хотя девичьи песни, терзающие сердце и вышибающие слезу, ещё долго были слышны по округе.       Ольгерд слышал отголоски этих песен лёжа в постели, и не мог заснуть, и даже не пытался. Когда ведьмак согласился вновь предоставить тело его брату, он не знал, что и думать, как благодарить... Но оказалось, дело было не в нём и не в Витольде, а в том, чтобы порадовать Шани. Оставалось только удивиться, как же необычно всё, в конце концов, сложилось. И почему-то не у кого даже не возникло сомнений, что устроить всё нужно было в день празднования свадьбы.       Следующие две недели дел было столько, что Ольгерду некогда было присесть: сначала пришлось ехать дружкой Дмитрия к родителям невесты на вывяды. Жених поехал первым вместе с помпезным кортежем лихих раубриттеров: сперва родители настороженно встретили его, но, очевидно, природной непринуждённостью он несколько расположил их к разговору. Ольгерд приехал с подручными как положено, вечером, чтоб не навлечь дурного: все разодетые в шелка да бархат, в таком ярком золоте, что в сумерках посветлело. Родители невесты вышли из дома на шум новых приезжих и глазам не поверили, увидев такого родовитого гостя. Эверек тогда неторопливо спустился с коня, медленно обведя двор взглядом, посмотрел, наконец, на хозяев и развёл руками, подходя и будто бы продолжая что-то высматривать: — Здравствуйте, хозяева! А что, не воровали ли у вас со двора курочку?       После долгих витиеватых заигрышей, когда все церемонно делали вид, что ничего не понимают, по традиции атаман, войдя в дом, поставил на стол бутылку водки. Конечно, узнав, кто у жениха за дружку, сладили сразу: Ирка мигом была просватана, Дмитрий стал милее родного сына, Ольгерду же оставалось только ловко изворачиваться, чтоб пить хотя бы через раз. Потом, после сговора, отпраздновали заренчины, объявили о свадьбе на все четыре стороны.       И вот, весь прошлый день справляли девичник. Гостей, родни наречённых и друзей было столько, что Оксенфуртские гостиницы озолотились, принимая постояльцев.       Cлушая жальные девичьи песни, Ольгерд поверить не мог, что всё происходит на самом деле. Что он сам приложил к этому руку. А кроме того, что совсем скоро увидится с братом. За прошлые две недели он позабыл о бессоннице — после дней, полных дел и событий, порой в одежде валился на кровать от усталости, когда потрезвяне, а когда и пьяный, благо, не было рядом медички. А сегодня, конечно, не смог уснуть. Только когда небо за окном заалело, он провалился в смутное безвременье, то ли на час, то ли на несколько минут... Тут, неожиданно, раздался стук в дверь, и Ольгерд вскочил на кровати с бешено бьющимся сердцем. Едва успокоившись, он подошёл к двери и отворил — Геральт, как всегда болезненно бледный, чем-то напоминал предутреннего призрака. — Пора, - тихо сказал он и кивнул головой на лестницу.       Ведьмак уже был одет в праздничный, расшитый серебром кунтуш Витольда, который Ольгерд загодя передал ему. Самому Геральту это не слишком нравилось, но он рассудил, что Витольд всё равно поступит именно так, а не иначе, и противиться не было никакого смысла.       Эверек знал, что будет волноваться, но как мог старался держать себя в руках. У крыльца их встретила Шани, предусмотрительно закутавшаяся в плащ по случаю утреннего холода, которая была готова, при необходимости, исполнять свои прямые обязанности медика, несмотря на бессонную ночь, которую провела с подругами невесты на девичнике. В серо-голубом утреннем свете, среди стелющегося тумана, редких вскриков ночных птиц и стрёкота сверчков, всё казалось ненастоящим, словно это был сон. Втроём они молча прошли по двору и, наконец, дошли до развилки, ведущей к фамильному склепу. — Дальше я сам, - объявил ведьмак. — Дай я хоть провожу тебя до входа… - Неуверенно попросил шляхтич. — Нет, не стоит. Если я не вернусь через полчаса, тогда пусть Шани зайдёт. А ты жди.       Геральт развернулся и молча ушёл в туманную предрассветную темень, ко входу в склеп.       Время потянулось, как гружёная телега. Ольгерд расхаживал взад-вперёд, обхватив себя руками, то ли от утреннего холода, то ли от нестерпимой тревоги. — Ты же принял лекарство, которое я тебе давала накануне? - Стараясь отвлечь его, спросила медичка. — Лекарство? - Вдруг замер мужчина, - Ах, да... Да, принял. Я всё сделал, не должен был что-то упустить. — Хорошо. Ольгерд, постарайся успокоиться, пожалуйста. Подыши, сядь... Мне не нравится, что ты так сильно волнуешься. — Иначе никак, - резко ответил Эверек, потерев плечи ладонями, - Почему он так долго? Вдруг что пошло не так? — Перестань, время ещё не прошло. — Как не прошло? Солнце встаёт, - Он показал рукой на восток, откуда вспыхнули первые лучи и пролегли по земле, подсветив алмазные капли росы на зелёной траве. — Сейчас, он придёт, - спокойно проговорила девушка, - как здесь всё-таки красиво...       Шляхтич посмотрел на неё: лицо Шани осветили алые лучи, она прищурилась и улыбнулась, вдыхая сырой утренний воздух, совершенно спокойная и радостная. Ольгерд не смог сдержать улыбку. Он хотел что-то сказать медичке, но движение сбоку его отвлекло, а потом он обо всём позабыл.       Геральт выходил из склепа; споткнулся по дороге, матюкнулся и бодро пнул виновный камень в траву. Он ещё что-то бормотал как-то излишне эмоционально. Двигался уже не по-ведьмачьи. А как солнце ударило ему в глаза, и вовсе закрылся рукой. — Ольгерд... - Шани хотела схватить его за рукав кунтуша, но не успела.       Эверек на ватных ногах пошёл навстречу брату, но остановился на полпути, боясь, что случайно споткнётся и упадёт. — Бр-р-ратец! - Радостно взревел ведьмак, широко разведя руками, улыбаясь так непривычно широко, что выглядело даже жутковато.       Ольгерд не мог в тот момент следить за выражением своего лица, но в действительности выглядел так растерянно, что сам был на себя не похож. Ведьмак подходил ближе. Шляхтич почувствовал, что в груди заболело, но теперь ему было уже всё равно. — А это уже становится доброй традицией ха-ха-ха, но я совсем не против! - Он подошёл совсем близко, поставил руки на пояс, - Хорошо ты это придумал, Ольгерд! Дай хоть посмотреть на тебя… Ха-ха, а ты, братишка, постарел что-то! И бороду отрастил... Да шрамов сколько!.. Ну и славно же ты выглядишь, прям как батюшка! Ну, что молчишь? Скажи мне хоть что-нибудь? — Витольд... - Слабым голосом отозвался Ольгерд, прищурившись, - Это... Действительно ты?.. — А кто ж? Разве Геральт так разговаривает, а? Хороший он, кстати, мужик, как вы его только уговорили... Братец?.. Ты что?..       Ольгерд не проливал слёз уже много-много лет. Он и сам бы не вспомнил, когда в последний раз доводилось. Однако теперь, глядя на лицо ведьмака, но замечая мимолётные движения мимики, которые принадлежали его брату, слыша знакомую интонацию в чужом голосе, он вдруг почувствовал, как из глаз потекло, хотел он того, или нет. Витольд перестал улыбаться. На его лице отразилась тревога. Ольгерд положил руки ему на плечи, сжал их, глядя сквозь мутную пелену перед глазами. — Братец, - негромко окликнул его Витольд, постаравшись вновь улыбнуться, - А что… Я надеюсь, бормотуха-то рябиновая у нас на столе будет? — Бо-оги, это и прав-да ты!.. – Дрожащим голосом взвыл шляхтич, крепко обхватив его голову руками и прижавшись лоб ко лбу. — А кто ж, - повторил, улыбаясь, младший Эверек, чувствуя, что в носу защипало, - Ольгерд, чтоб тя... чего ты... прямо как баба, в самом деле... - Против воли он шмыгнул носом и, на миг отстранившись, тут же заключил брата в медвежьи объятия, и они вцепились друг в друга так крепко, словно один из них мог в любой момент исчезнуть.       Шани наблюдала эту сцену со стороны, боясь помешать, и молча глотала слёзы, украдкой вытирая руками глаза. Сколько страданий в жизни она видела, и ужасов, и жестокости, и они почти перестали трогать её, ведь её работа — лечить, а излишняя эмоциональность в трудную минуту могла только помешать в этом. Но искренняя любовь, доброта — это то, что всегда пробивалось сквозь скорлупу медицинского цинизма и задевало живое, исцеляло, заставляя смывать слезами всё плохое, как дождь смывает всю пыль жарким летом, и после наступает благодатная свежесть, и всё становится яснее и чище... — Ну будет, братец, - надломленным голосом попросил Витольд, похлопав Ольгерда по спине, - Бабы по Ирке уже вчера наревелись...       Он слегка отстранился, взяв брата за плечи и разглядывая его. Ольгерд всё ещё чувствовал боль в груди, но скорее помер бы, чем позволил кому-то прервать эту встречу. Заглянув в змеиные глаза ведьмака, он увидел в них брата. — Прости меня, - негромко попросил он, глядя на Витольда, ни больше ни меньше, как побитая собака, - Я виноват перед тобой и не заслуживаю, но... — Ольгерд, - брат ненадолго опустил глаза, а после вновь посмотрел, с трудом выдержав взгляд, полный искреннего горя, - Почём знать, кто чего заслуживает... Такая жизнь, что сделать... Рано или поздно, всё равно бы...       Витольд снова обнял брата, положил ладонь ему на бритый затылок и тихо сказал: — Я уже давно тебя простил. Всё помню, что ты мне рассказал тогда. И зла на тебя не держу. Правду сказать, сначала я очень злился, и не понимал, и думал, что не пойму… Но, знаешь, у меня много времени для того, чтобы думать… Я думал долго, уверяю тебя. И потому повторю — прощаю тебя, Ольгерд. Не терзай себя больше, этим ты мне не поможешь, но только хуже сделаешь, ведь я для тебя такой муки не хочу. Прошу, живи и радуйся, и за себя, и за меня… Люблю тебя, братец. И всё на том.       Ольгерд кивнул и зажмурился, чувствуя новые горючие дорожки на лице. Они стояли так, обнявшись, ещё несколько минут. И старший Эверек страшно не хотел отпускать брата, но понимал, что придётся – чем дольше тянешь, тем больнее. Рвать надо сразу. — Ну, хватит, - грубо бросил он, резко отстраняясь – конечно только потому, что иначе не отпустил бы его никогда, – и наспех вытирая лицо рукавом.       В глазах потемнело и боль в груди не ушла, но Ольгерд постарался ничем не выдавать самочувствия. Потому что как раз в этот момент из-за кустов вышла медичка и встала на месте, растерянно улыбаясь. Стоило Витольду её увидеть, как он забыл обо всём и бросился девушке навстречу. — Шани! – Радостно выкрикнул мужчина, подхватывая медичку под колени, и закружил на месте под её радостный смех, - Ну я же говорил, что это судьба, душенька моя!       Медичка запрокинула голову наверх от смеха, и, наконец, Эверек опустил её на землю. — Ну совершенно не изменилась, красавица! А что глазки блестят? Никак плакала? И кому я теперь должен оторвать башку?! А, успеется! Ну, поцелуй меня, моя голубушка! Мы же так давно не виделись! — Перестань, - смеялась девушка, отворачиваясь.       Витольд повернулся к Ольгерду, скалившему зубы от смеха. — Брат, ну что ты, в самом деле! Имей, в конце концов, чувство такта!       Старший Эверек покачал головой, не переставая смеяться и повернулся в сторону дома. — Не задерживайтесь, - махнул он рукой, не оборачиваясь. — Что? Нет, я… - Девушка вспомнила было, что Ольгерда стоило осмотреть, но Витольд ловко перехватил её и поволок за собой. — Да брось, пойдём, насмотришься ещё на него, а я тебе сейчас всё вокруг покажу, идём, лапушка!

***

      Как только алое солнце расцветило небеса, на дворе перед домом начали собираться люди: в основном ближайшие родственники молодых и друзья, пришедшие загодя. От крыльца до ворот все встали по обе стороны, образуя живой коридор. Парадные двери распахнули настежь, и на миг все затаили дыхание.       Из темноты проёма сначала тихо, а потом всё громче, стали слышны девичьи голоса, слившиеся в один сладкоголосый хор. Песня опережала их, и все внимали печально-красивым словам прощания с невестой.       Ирка вышла из дома в окружении подруг, в великолепном белом платье тончайшего шёлка… Ольгерд предлагал ей позвать швей и портних, и заказать им то, что она захочет, но та отказалась, решив соблюдать обычай до конца. Потому платье было честно подарено Дмитрием, а на нём самом сегодня была расшитая рубаха, над которой Ирка трудилась сама.       Невеста шла медленно, опустив голову, будто обречённая, а поющие девушки вокруг неё жалились, что увянет дивный цветок, что отправится бедняжка в далёкий край, от родного дома, от родителей, от подружек… Словно никто здесь не знал, что невеста – лихая разбойница и озорная гуляка…       Ирка прошла весь путь, перед воротами все расступились и процессия села в роскошно убранную повозку. Позади был кортеж с родителями молодых, а жених, Ольгерд и Витольд, и ещё несколько ближайших друзей, забрались в сёдла, и, как только процессия тронулась, поехали другой дорогой, как велит обычай.       В святилище пустили только наиболее близких родственников и друзей, остальные же остались толпиться во дворе. Ольгерд с Дмитрием прибыли первыми, заняли свои места у алтаря и ждали, пока, наконец, на входе не показалась Ирка, которую вёл под руку гордый отец.       Вот, наконец, жених и невеста встали рядом. Следуя традиции, девушка накрыла подолом платья ботинок Дмитрия… — Если есть кто-то, - заговорил шляхтич, и слова эхом прокатились по всему святилищу, - Кто знает причины, по которым этот брак не может состояться, пусть говорит сейчас, либо молчит вовеки.       Ответом ему была только тишина.       Прекрасный миг. Когда они вот-вот станут мужем и женой. Когда сияют осознанием грядущего счастья их лица в полумраке, когда все ждут, затаив дыхание…       Ольгерд выждал необходимое время и, так и не услышав возражений, продолжил. — Ирина из рода Язгарек, Владиславова дочь, берёшь ли в мужья Дмитрия, чтоб любить и почитать его, быть с ним в горе и в радости, в болезни и здравии, в бедности и богатстве, покуда смерть не разлучит вас? — Беру, - тихо ответила девушка, не поднимая глаз. — Дмитрий из рода Вуйчик, Михайлов сын, берёшь ли ты за себя Ирину, чтоб любить и почитать её, быть с ней в горе и в радости, в болезни и в здравии, в бедности и богатстве, покуда смерть не разлучит вас? — Беру! - Счастливо улыбаясь, ответил Дмитрий, глядя на невесту. — Данной мне властью, объявляю вас отныне мужем и женой! Да благословится ваш брак, и да будет счастливым для вас обоих, - Ольгерд соединил их руки и, посмотрев на Дмитрия, сощурился, улыбаясь, - Целуй невесту!       Дмитрий с радостью исполнил приговор, приникнув к сладким губам возлюбленной поцелуем. Святилище взорвалось криками ликования, гости захлопали, и все те, кто был снаружи, подхватили эту буйную радость. Эверек, ловя на себе их счастливые взгляды, отошёл в сторону, уступая место жрецу для проведения над молодыми свадебного обряда благословения…       Теперь уже муж и жена, они вышли рука об руку на свет и тут же попали под дождь из пшеничных зёрен и золотых крон, щедро разбрасываемых родными и друзьями, и принялись продираться через толпу, счастливо смеясь и едва успевая благодарить всех, кто желал им счастливой жизни в браке. — Эх, Ирка-то какая, - выразительно поведя рукой, восхитился Витольд, глядя на девушку и скалясь. — Ты всегда умел выдать даме роскошный комплимент, - усмехнулся Ольгерд, шагая рядом с братом в конце толпы. — Да сегодня-то поосторожнее надо. В былые времена я б её… — По дороге расскажешь, - посмеиваясь, ответил старший Эверек, забираясь в седло коня.       Когда брат сел на своего коня, Ольгерд осмотрелся: как и полагалось, они стояли в начале колонны. Недолго думая, шляхтич стегнул коня, и скакун загарцевал на месте, красиво заломив изящную шею. — Эй! – Весело рявкнул он, - А ну, запевайте, ребята, порадуйте молодых!       Толпа реданцев, стоявших рядом с ним, радостно взревела и тут же запела весёлую песню удивительно ладными голосами. Так они и двинулись по дороге, неспешно и шумно, пока все в округе с удивлением и любопытством высовывались из окон, глядя на роскошный свадебный поезд. На середине песни братья, не сговариваясь, заголосили со всеми: —… Да-а я за ней, а она от меня! Да я-то не уж, да она змея, Окрутила, обвила, Всю кровь вы-пи-ла! Да мудрила, да сердила, Меня из-ве-ла! Молодца загубила, Голову задурила, На себе жени-ла!       Всю дорогу молодых осыпали зёрнами и кронами, так что, как только кортеж въехал во двор, они сходили с повозки буквально по золотому ковру. Гости спешились, а к тому времени подходили уже все остальные, кто был приглашён на праздник, так что во дворе яблоку негде было упасть. По традиции, их встретили хлебом и солью, а после поднесли две рюмки с водой и водкой: водка досталась Ирке, и все весело захохотали, проча Дмитрию быть за женой, как за каменной стеной. Затем супруги с силой бросили рюмки под ноги, благополучно разбив на счастье под радостные возгласы гостей. — Всем ли довольна, милая?       Ирка обернулась к атаману, оказавшемуся рядом с ней, и засмеялась от счастья. — О таком и не мечтала, - честно ответила она, глядя на шляхтича, - как и благодарить тебя, ясновельможный… — Подожди ещё, - усмехнулся Ольгерд, забирая с поднесённого подноса рюмку с водкой и чокаясь с невестой, - поживёшь с ним с годок, ещё меня в моём же доме прибьёшь.       Ирка снова заливисто захохотала и залпом опрокинула в себя содержимое. Шляхтич не отстал. — Ах-х-х хорошая, - зарычал мужчина, и повысил голос, - А теперь праздновать будем!       Все вокруг согласно заголосили: брага, водка и музыка – всё полилось рекой.