Судьба сводит нас вместе

Свет в кабинете приглушённый, но те, кто остались в нём наедине, могли видеть и в кромешной темноте. Маджима достал из бара тёмную бутылку и два бокала, хотя прекрасно знал, что понадобится только один. И всё равно с усмешкой предложил: — Две доли второй группы, одна четвёртой, с отрицательным резус-фактором. Редкий, между прочим, экземпляр, урвал на аукционе. Будешь? Кирю покачал головой, чуть хмурясь, и Маджима, пожав плечами, налил только себе. Он знал о «диете» Кирю, и всё равно ему не надоедало подтрунивать над принципиальностью этого… уж точно не человека. В рядах якудзы встретить людей вообще довольно сложно. Обращение и первый глоток крови — такие же неотъемлемые ритуалы при вступлении в клан, как набивание ирэдзуми. И, конечно, выражение «криминал всю кровь из простого народа выпил» совершенно не фигуральное, хотя и чертовски преувеличенное. Медленно потягивая кровь из бокала, Маджима глаза не сводил с Кирю. Тот объявился в Камурочо впервые за много месяцев, и одним богам известно, где он пропадал в этот раз: на Окинаве, в Фукуоке или в Осаке. А сейчас сидел в кабинете Маджимы, словно провинившийся школьник, и в его скованной позе явно читалось смущение. Маджима достаточно хорошо его изучил, чтобы понимать: никто не вызывает в Кирю большего отвращения и неловкости, чем он сам и его естественные потребности. Его собственный голод. Значит, Маджиме опять придётся ломать эту стену. Со звоном поставив наполовину опустошённый бокал на стол, он в одно мгновение оказался рядом с Кирю. Оскалился, обнажив длинные клыки, на которых всё ещё оставались следы крови. — Неужели ты пришёл, только чтобы смотреть на меня с презрением? Чтобы поглумиться надо мной? Кирю вскинул голову, приподнял брови. — Нет, конечно, нет, — говорил он, едва приоткрывая рот, но каждое слово гулко отдавалось от стен кабинета. — Просто… о таком просить… — Просить? — перебил Маджима, нависая над ним. — Кирю-чан, о таком не просят. Кровь берут силой, знаешь ли. Он успел увидеть, как едва заметно приподнялись уголки губ Кирю, прежде чем нанести удар. Лезвие танто замерло, едва не коснувшись шеи, но его руку перехватили за запястье. В следующее мгновение клинок полетел на пол, а Маджима — в стену напротив, едва успев сгруппироваться. И едва успев уклониться прежде, чем Кирю впечатал бы его голову в бетон — вместо этого кулак вошёл в стену, как в тесто, проделав пыльную дыру. Он попытался выскользнуть, но второй рукой Кирю пригвоздил его к месту, и теперь уже он нависал над Маджимой с полыхающим взглядом. И, видя его в таком состоянии, Маджима ликовал. Нет ничего хуже зверя в цепях — разве что, пожалуй, зверь, который добровольно на себя цепи навесил. Добровольно пренебрегал пищей, добровольно подавлял инстинкты и добровольно отказывался от силы, о которой многие вампиры только мечтать могли. Кирю потом снова будет корить себя за то, что сорвался, — но Маджиме важнее, чтобы он хотя бы иногда позволял себе освобождаться от цепей. Даже если сам Маджима будет расплачиваться за это. Он поспешно сбросил пиджак, однако рубашку спасти не удалось: Кирю разорвал её ворот, стремясь добраться до пульсирующей сонной артерии. Клыки, которые он научился так мастерски прятать, вонзились в бледную шею. Маджима отклонил голову, чтобы Кирю было удобнее, и чуть поморщился, потому что, входя в раж, тот совершенно не умел адекватно оценивать свои силы и, сжимая Маджиму, рисковал сломать ему пару рёбер. Впрочем, не страшно — срастутся ещё до восхода солнца. Воистину, Казама взрастил настоящего монстра. Если уж люди звали чудовищами вампиров, питающихся человеческой кровью, то как иначе можно назвать Кирю, если он пил только кровь вампиров? Густые, почти чёрные капли стекали по изукрашенной татуировками груди. Кирю пил торопливо, едва ли не захлёбываясь, и несколько раз кусал снова, потому что раны затягивались слишком быстро. И всё же в какой-то момент Маджима ощутил, что чужие губы больше не прижимаются к его шее жадно — вместо этого скользят легко и поверхностно, оставляя мягкие поцелуи, а язык влажно собирает остатки кровавого пиршества. — Опять твои извинения, — протянул он укоризненно. Хватка Кирю ослабла, теперь он обнимал бережно, виновато ощупывая порванную ткань рубашки. — Изви… — слово застряло в горле, когда Кирю понял, что его опередили. — Я знаю. Обещал не извиняться. И всё же… — Хватить грызть себя, — фыркнул Маджима. — Вместо этого всегда можно погрызть кого-то другого. Кирю выдохнул ему в плечо — считай, почти посмеялся.