Назови мое имя

На сегодня была назначена встреча у мэра. Эмма Свон не знала, зачем та вызывала ее, но понимала, что явно не для того, чтобы отметить ее успехи на посту блюстителя порядка. Ныне ей придется выслушивать новые придирки и замечания. Регина Миллс никогда не лишала себя удовольствия указывать на промахи шерифу. Она наслаждалась ее растерянностью, когда блондинка понимала, что ошиблась, и как эта растерянность через доли секунды перерастает в злость. И пусть это злость на саму себя, от этого она не теряла своей притягательности для брюнетки. Девушку раздражало, как мэр, словно играя, доводит ее до бешенства, не потеряв при этом и капли хладнокровия. Эта самая злость радует Королеву больше всего. Эти сжатые до побелевших костяшек кулаки, эти горящие огнем серые глаза, эта напряженная фигура. Если бы она посмела, она бы накинулась на ненавистного мэра и избила бы ее до полусмерти, заставляя молить о пощаде. Но она не посмеет. Она ведь хорошая, а хорошие так не поступают. Ей нужно показать пример сыну, уверить его на своем примере, что добро может победить зло в честной борьбе. Поэтому она, стиснув зубы, покидает кабинет мэра, сдерживая клокочущий внутри вулкан эмоций, готовый выплеснуться наружу. Но сегодня она решает выяснить отношения раз и навсегда – ей надоело постоянно оправдываться перед ней. Эмма подъезжает к зданию мэрии, отмечая про себя, что машина Регины на месте, а значит и она сама сейчас внутри. С нее станется – она спокойно может назначить встречу, и уехать по срочному (по ее словам) делу. Блондинка спокойна и готова к разговору. Эмма входит в кабинет, не постучавшись. Мэр сидит в своем излюбленном кресле и разговаривает по телефону, полуобернувшись к двери, и положив ноги на стол. Блондинка насмешливо окидывает ее взглядом, и Регина тут же прекращает разговор, придавая телу более подобающее ей по статусу положение. - Шериф Свон, - начинает мэр без предисловий, - на вас поступила жалоба. - Могу я поинтересоваться о ее содержании? – спрашивает опешившая Эмма. - Лерой пожаловался, что два дня назад, забирая его в участок, вы грубо обращались с ним. И даже ударили его. - Мне пришлось это сделать – он сопротивлялся при аресте. - Вы не имеете права применять чрезмерную силу. Вы должны контролировать свои эмоции. Вы прекрасно знали, на что шли, когда выставляли свою кандидатуру на эту должность. Но если вы не справляетесь, я с легкостью найду, кем вас заменить. Последняя фраза Регины ударила по больному, и самообладание начало медленно испаряться. Беседа возвращалась к привычному для них сценарию, как не обещала Эмма самой себе игнорировать колкости брюнетки. - Я прекрасно контролирую свои эмоции, мадам мэр. Но Лерой снова напился, и, задерживая его, я помимо всего прочего была вынуждена отбиваться еще и от его приставаний. Он почему-то решил, что самое время устраивать свою личную жизнь, и начал нагло лапать меня. Что бы вы сделали на моем месте? Мадам мэр быстро нашлась с ответом: - Шериф Свон, в Сторибруке мы не избиваем задержанных. Если вас не устраивает подобная ситуация, можете возвращаться домой. Вас тут никто не держит, и уж точно никто не будет скучать. Ее тон был холоден и язвителен. Она чувствовала себя Королевой в этом кабинете, в этом городе. В конце концов, она и была ею. И она не позволяла никому дерзить в разговоре с собой. Остальные жители знали это, и предпочитали не спорить с ней, всегда признавая ее главенство. Все, но не эта выскочка Свон, недавно появившаяся в их с Генри жизни. Как не открещивалась Регина от это, но факты были на лицо: за короткое время Свон успела стать важной частью жизни ее сына, и безжалостно вырвать эту самою часть, не навредив при этом мальчику, не удастся. Но, войдя в жизнь Генри, новый шериф вклинилась также и ее собственную жизнь. А это раздражало. Причем так сильно, что она бы не погнушалась и убийства, за неимением других вариантов. - В отношении Лероя излишняя мягкость губительна, ему нужна сильная рука. Зачем его вообще выпускать утром из камеры, если вечером он снова попадает в нее. Я совершенно бессмысленно проделываю эту работу каждый день. Может запереть его на более долгое время? – с раздражением спросила Эмма после короткой паузы. - Это не предусмотрено уставом города. А что касается глупости этого ежедневного ритуала, то вам, мисс Свон, можно доверить только лишенную смысла работу. Остальная оказалась бы для вас слишком сложной и ответственной. А мы обе знаем, что вы не любите ответственности, - добродушно ответила Регина. Эмма перестала дышать, ее сердце заныло тупой болью. Слова мэра попали в самую точку – она знала куда бить, чтобы было больнее. Все силы шерифа сконцентрировались во взгляде в пляшущие огоньками карие глаза. - Вы не смеете…, - начала было пришедшая в себя девушка. - Это мой город, мисс Свон, и я могу, и буду делать в нем все, что посчитаю нужным, - холодно перебила ее Регина. - Почему вы не называете меня по имени, мадам мэр? – Эмма резко сменила тему, не желая пускаться в долгие дискуссии об «отцах» города и их исконных правах. - Вы – мой подчиненный, шериф, и подобная вольность с моей стороны выглядела бы крайне неуместно. Девушка сама не могла понять, откуда у нее взялась эта мысль, но ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы эта властная, сильная женщина, обращаясь к ней, использовала ее имя. - Но я хочу слышать, как вы произносите мое имя, мадам мэр, - иногда Эмма сама удивлялась своей способности находить самые глупые слова из всех возможных. - Сейчас не Рождество, мисс Свон, - женщина сделала ударение на последнем слове, - а вы давно уже не ребенок, чтобы я выслушивала ваши пожелания. - Мадам мэр, я всегда добиваюсь того, чего хочу, - неожиданно в шерифе заговорила ее природная смелость. – Неужели вам так сложно выговорить мое имя? Тогда, мне придется заставить вас сделать это. - Неужели, - Регина удивленно приподняла брови, не ожидая подобного нахальства. – Вы слишком себя переоцениваете, мисс Свон, - и снова ударение. – Так значит, вы всегда добиваетесь своего? Получается, десять лет назад вы желали свободы? Похоже, вы действительно очень целеустремленный человек. Ведь вы получили то, что хотели. Снова бьющие, разбивающие слова. Шериф едва сдерживается – сегодняшняя беседа нервирует сильнее, чем предыдущие. Поэтому она резко разворачивается и покидает кабинет, не желая доставлять женщине удовольствие лицезреть свой гнев. Но на пороге она оборачивается, и, смело, посмотрев на Регину, добавляет: - И я никогда не даю пустых обещаний.